Текст книги "Инквизиция: Омнибус (ЛП)"

Автор книги: Дэн Абнетт

Соавторы: Сэнди Митчелл,Грэм Макнилл,Джон Френч,Роб Сандерс,Саймон Спуриэр,Энди Холл,Джонатан Каррен,Нейл Макинтош,Тоби Фрост
сообщить о нарушении

Текущая страница: 166 (всего у книги 325 страниц)

Глава 39
История Проклятого

– Ты не скажешь мне, куда мы направляемся? – поинтересовалась я у Лайтберна.

– Ну, если я до сих пор не сказал, то вряд ли расскажу теперь, правда ведь? – ответил он.

– А ты серьезно относишься к своему обету, Проклятый, – заметила я.

Лайтберн согласно кивнул.

– Я не смогу освободиться от бремени греха, если не буду прилагать усилий и не стану в точности исполнять все, о чем меня попросят. От такой небрежности все пойдет насмарку. Та дама сказала мне никому не рассказывать о том, где она живет, но доставить тебя к ней. И мое бремя не станет легче, если я не выполню все как надо.

Мы двигались в восточном направлении, в сторону Врат Чудес. Уже почти наступил вечер, собирался дождь. Небо по-прежнему было затянуто дымом от пожара в базилике. Мы постепенно, уровень за уровнем, двигались вниз, покидая крыши, спускались по откосам, уступам стен, трубам и дорожным закраинам – и, когда перед нами выросла туманная серая громада Врат Чудес, мы были уже на земле, пробираясь по переулкам жилого района, названного Ивы. На улицах было малолюдно. Мы шли неторопливо, но бдительно оглядывались по сторонам, опасаясь уличных банд и проходимцев, ошивавшихся здесь.

– Какой грех ты совершил, Реннер? – спросила я.

Он не ответил.

– Не скажешь мне?

– Я работал в храме, – негромко начал он. – В базилике, ты верно угадала. Я был охранником. Стражем, ты их видела. Я старательно исполнял мой долг. Я служил – и со мной было благословение Золотого Трона.

Он замолчал. Я не торопила его. Мы двигались по грязным подозрительным переулкам и дворикам вблизи жилых домов. Я ждала, когда он продолжит.

– Однажды ночью она пришла в храм, – произнес он. – Была как раз моя смена. Она искала убежища. За ней гналась толпа. Они охотились за ней.

– Значит, «она»? Девушка?

Он кивнул.

– Совсем молоденькая. Она была до смерти перепугана. Я сначала подумал, что она – блудница… ну, девушка для развлечений, которая отшила клиента, или устроила скандал. Я думал, толпа, которая за ней гонится, – это пафосные придурки, которые хотят ее поймать, чтобы избить и покалечить. Но все было не так.

– Нет?

Он покачал головой

– Она была псайкером, – сказал он. – Ее никогда не проверяли и не санкционировали. Она росла, сама не зная о своих свойствах. На той неделе, сила, которую она носила в себе, вырвалась на волю. Думаю, дело было в ее возрасте. Она достигла тех лет, когда ее сила начала неконтролируемо расти. Так или иначе, ее психомагия проявила себя, перепугав ее, ее родителей и соседей. Поэтому ей пришлось бежать. И поэтому они охотились за ней.

Он взглянул на меня.

– Она была так испугана, Бета. Так испугана. Она боялась толпы, боялась того, что может произойти, боялась себя самой. Она искала кого-то… хоть кого-нибудь, кто бы ей помог. В общем, я предоставил ей убежище. Я позволил ей спуститься в крипту и спрятаться там.

Он снова помолчал.

– И что случилось дальше? – спросила я.

Он вздохнул.

– Исповедники нашли нас. Меня выгнали, вышвырнули на улицу. Обвинили в грехе, осудили, прокляли – и с тех пор я несу мое бремя.

– А она?

– Думаю, они сожгли ее на ближайший святой день.

Мы продолжали идти, двигаясь среди сгущающихся теней сквозь темные улицы города.

– Поэтому ты помогаешь мне, Реннер? – спросила я.

– Поэтому?

– Я тоже пария, изгой. Ты так усердно помогаешь мне, потому что не смог помочь ей?

Он фыркнул.

– Ерунда какая-то! – заявил он. И усмехнулся, словно сама эта мысль казалась ему сногсшибательно-забавной.

– Ты же знаешь, ты – мой обет, мое задание, и не более, – произнес он. – И скоро я освобожусь от тебя.

Мы все больше углублялись в Ивы, двигаясь в северном направлении, к району Нижних Врат. Янтарный свет поднимался к ночным небесам от плавилен в Угольных Мастерских. Пару раз за нами увязывались мелкие шайки карманников, но отставали, разглядев внушительную фигуру Лайтберна.

Внезапно он схватил меня за руку и остановился.

– Ты слышала? – спросил он.

– Что?

– Чувствуешь?

– Это просто ветер, – ответила я. – Он усиливается. Будет дождь.

– Я не уверен, – произнес он. – Но уже несколько улиц у меня ощущение, что за нами следят.

– Ну да. Местное ворье, – предположила я.

– Нет, это не ворье и не бандиты, – ответил он. – Я знаю, на что похоже, когда они они тащатся за тобой. Это другое.

– Я ничего не чувствую, – призналась я.

Дождь начался внезапно. Тяжелые стремительные капли забарабанили по земле. Во мгновение ока дождь превратился в жестокий ливень. В сточных канавах вскипали потоки черной воды, в них вертелся уличный мусор. По небу прокатился раскат грома.

Мы побежали и укрылись от непогоды в рассыпающейся от ветхости арке старого здания. Мы стояли, вглядываясь в завесу дождя.

– Надеюсь, дождь поутихнет, или мы насквозь промокнем, – заметил он.

Я кивнула, думая, сколько времени нам еще идти до места назначения.

– Трон святый… – едва слышно произнес он. – Бета, смотри.

Я посмотрела. Горстка чего-то крошечного и светлого плыла по ручью дождевой воды, бежавшему по канаве рядом с аркой, вертясь и подпрыгивая по пути к подземному стоку.

Это были нежно-розовые лепестки роз.

– Ой, нет… – протянула я.

Мы развернулись, собираясь бежать.

Среди струй дождя позади нас сверкнула белоснежная улыбка.

Глава 40
Эвсебия

Теке Улыбчивый выступил из тьмы, так что мы могли видеть его в полный рост. Струи дождя сбегали по его розово-черной броне. Две длинные золотистые ленты свисали с пояса вдоль его бедер, колыхаясь при ходьбе.

– Я тебя искал, – сообщил он. У него в руке было зрительное стеклышко Шадрейка, которое он держал, как лорнет. Я заметила трещину в стеклышке – должно быть, оно треснуло, когда я уронила его. – Я очень долго искал тебя. Вы бросили меня в Лихорадке. Ты причинила мне боль тем ужасным словом. Я вынужден был драться с этими животными. И я дрался с ними. Они меня ранили. Но я отплатил сполна.

Он пристально смотрел на меня.

– Я думал, мы пришли к пониманию, мамзель Бета Биквин, – продолжал он. – Мне казалось, что ты осознала, что теперь принадлежишь Детям.

– Прошу вас… – начала я.

– Ты принадлежишь Детям. Я пришел, чтобы забрать тебя, чтобы мы могли вместе продолжить наши дела.

По-прежнему улыбаясь, он предостерегающе поднял палец.

– И никаких злых слов. Никаких трюков, которые есть у тебя, пария. Пойдем со мной. Или я убью его и покалечу тебя.

Сейчас я по-настоящему хотела, чтобы слово вернулось ко мне – но, когда я произнесла его в старинном особняке, оно снова исчезло из моей памяти и никак не хотело возвращаться.

Он сделал шаг к нам. Протянул ко мне руки. Дождевая вода, блестящими струйками стекавшая по его доспеху, походила на кровь.

Лайтберн выхватил револьвер и навел его на Теке.

– Реннер, не надо! – вскрикнула я. – Он убьет тебя.

– А если нет – я лучше убью себя! – огрызнулся Реннер.

– Ты правда это сделаешь? – поинтересовался Теке. – Сможешь? Сэкономишь мне время?

А потом Теке пропал. Что-то врезалось в него сбоку и сшибло с ног, выбив из нашего поля зрения. Больше всего это было похоже на что произошло бы, если б в него на полной скорости въехал трамвай. Лайтберн и я вздрогнули от удара, а потом побежали посмотреть, что случилось.

Смертник – воин из Слепошарых Вояк – прижимал противника к земле, сомкнув руки на горле Теке. Смертник был почти таким же огромным, как Дитя Императора. Он методично колотил Космодесантника Хаоса головой о грязный тротуар трущобного переулка. Дождь поливал обоих как из шланга. Я слышала жужжание его оптического визора.

Теке не остался в долгу и наградил Вояку мощным ударом кулака, отшвырнув его от себя. Звук удара по доспеху противника напоминал грохот захлопывающейся бронированной двери. Смертник взмыл в воздух и врезался в стену позади него; во все стороны полетели осколки старых кирпичей, покрытых сажей от городского смога.

Теке вскочил и бросился на Слепошарого Вояку. Его ленты превратились в мечи, а улыбка – стала яростным оскалом убийцы.

Огромный, похожий на овчарку пес, вылетел из бокового переулка и набросился на него, стиснув его левую руку своими мощными челюстями. Воин Детей Императора взвыл – но в этом вопле звучало лишь отвращение. Это не был крик боли. Казалось, его наполняет омерзением сама мысль о том, что к нему прикоснулось это хищное животное. Он резко взмахнул рукой – и зверь отправился в полет через весь двор.

Но пес позволил Смертнику выиграть время. Предводитель уличной банды выхватил свой черный, блестящий, как нефть, палаш. Он приблизился к Теке и они вступили в бой. Огромный покрытый смазкой клинок сшибался с парой стремительно мелькающих в воздухе золотистых мечей. Летели искры. Я слышала, как оба воина рычат от напряжения, обмениваясь ударами и выпадами, каждый из которых стал бы смертельным, достигни он цели. Явное преимущество было на стороне Теке. Предводитель банды был сверхъестественно силен. Мне это было очень хорошо известно. Но он не мог быть на равных с Космодесантником Хаоса. Теке просто убьет его. Он загонит его в угол и одержит верх. Ведь его мастерство фехтования намного превосходило возможности противника.

Улыбчивый обрушил на врага ужасный рубящий удар – я увидела, как в сторону отлетела часть визора и кусок шлема, защищавшего лицо Смертника. Голова Смертника дернулась в сторону. Я увидела, как наружу брызнула жидкость, смешиваясь со струями дождя. Послышалось шипение разодранных кабелей. Смертник пошатнулся, отступил назад, истекая кровью; половина его лица казалась искореженной, разбитой жутким ударом.

Теке приблизился, чтобы добить его.

Но замешкался. Он что-то увидел. Что-то, что помешало исполнить его намерение.

Я поняла, что он увидел лицо Смертника, лишенное разбитого визора.

– Что…? – начал он.

Он отвлекся лишь на мгновение – но на это мгновение Улыбчивый потерял бдительность.

Смертник вогнал свой клинок в слабое место в броне противника. Масляно-блестящее черное лезвие вонзилось в живот Космодесантника Хаоса и вышло из спины между пластин доспеха. Черная как смоль кровь брызнула на мокрый тротуар позади него. С треском закоротило поврежденные сервоприводы брони.

Теке закричал. На этот раз в его голосе действительно звенела боль. Боль, негодование и ужас.

Теке дернулся, соскользнув с пронзившего его меча и, пошатываясь, сделал шаг назад, к противоположному краю двора. Черная кровь струилась из раны и смешивалась с дождем. Его лицо было пепельным. Но он по-прежнему улыбался.

Он развернулся и ночь поглотила его. Казалось, темнота и дождь, сговорившись, стали занавесом, укрывшим его уход со сцены. Теке не оставлял следов, лишь несколько нежно-розовых лепестков мелькали в булькающих лужах вокруг дренажного стока.

Смертник, тяжело дыша, рухнул на колени. Повернувшись к нам спиной, он поднял руки к лицу, стараясь приладить на место отбитую половину визора.

Я сделала шаг к нему. Пес немедленно подбежал и встал между нами. Он пристально глядел на меня, но не проявлял агрессии.

– Смертник? – произнесла я.

Пес зарычал. «Бе-та».

– Я могу помочь? Ты ранен. Позволь, я…

Пес снова зарычал. Нет, он не позволял мне.

– Ты спас нас. Ты снова нас спас.

Пес молчал.

– Я… рада, что познакомилась с тобой в тот день, – сказала я.

Я перевела взгляд на Лайтберна. Он делал мне отчаянные знаки, требуя, чтобы я следовала за ним; нам пора было уходить.

Я остановилась и оглянулась на Смертника.

– Ты ведь один из них, да? – спросила я. – Один из «специалистов» Эйзенхорна. Он отправил тебя следить за мной.

Молчание.

– Это так?

– Да, – ответил Смертник.

– Кто ты? – спросила я.

Он поднялся на ноги, выпрямился и повернулся, чтобы посмотреть на меня. Я увидела, что визор был разбит и свободно болтался рядом со шлемом, а часть перепаханной шрамами кожи под ним содрана. Но это была маска. Под ней было его настоящее лицо – лицо, которое Теке открыл своим ударом.

Я не могла ясно рассмотреть, но даже в темноте заметила, что оно было красивым, с благородными правильными чертами.

– Кто ты? – повторила я.

Он посмотрел на меня – недолго, всего секунду.

– Я – Альфарий, – ответил он.

Он развернулся и вместе со своим псом скрылся в пелене дождя.

Дождь не унимался, но мы продолжали идти. Сейчас нам необходим был лишь один вид убежища. Я начала сожалеть о самой моей жизни. Мне казалось, что сейчас самым лучшим было бы спуститься к болотам, откуда я, по общему мнению, появилась, улечься на сырую могилу, где, как мне говорили, покоилось тело моей матери, и умереть. Просто лежать там, и позволять силам природы превращать тебя в ничто, чтобы я прекратила быть центом всего этого безумия. Я превратилась в грааль. Превратилась в вещь, которой яростно домогались все эти многочисленные, смертельно-опасные стороны конфликта. Я подумала, что во всех этих мифах о граале вряд ли кто-нибудь хоть на секунду задумался, что чувствовал сам грааль.

Забвение неудержимо влекло меня, но и оно было основано на лжи. Россказни о том, что я появилась с болот и гаваней к югу от Врат Мытарств были лишь практичной историей на каждый день, придуманной, чтобы придать моей жизни видимость смысла. Это тоже была роль. Моя мать, если можно было верить рассказам подчиненных Эйзенхорна, пропала вместе с кораблем в варпе. Так что, настоящим выглядело только мое имя: Биквин – всего лишь слово. И это слово было единственным, что у меня осталось.

Мы шли еще примерно час и не произносили ни слова. Под дождем одежда прилипала к телу. Город выглядел пустым, большинство жителей прятались по домам от ливня. Казалось, все огни были погашены и беспорядочное нагромождение каменных зданий убрано прочь, чтобы освободить сцену для утреннего действа и новой группы актеров, играющих новые роли.

Лайтберн перевел меня через Лунар-Стрит, большой бульвар, пересекавший район Парасхой, и мы двинулись дальше, в сторону У`гольников. Мы с ним дали большого крюка по окрестностям. Деревья за черной оградой Парка Парасхой перешептывались под рущащимися сверху струями ливня.

– Ну вот. Пришли, – произнес он.

Мы пересекли широкую магистраль, миновали пару магазинов или складов, чьи окна были плотно закрыты ставнями, и освещенную изнутри таверну. На противоположной стороне мощеного двора располагалось большое старинное здание. Оно было построено в классическом Орфеанском стиле, с колоннами и портиком. Окна на фасаде выполняли лишь декоративную функцию. Здание, казалось, уже давно было заброшено. Слои затвердевшей грязи и длинные цепи наглухо запечатывали двери. Это было мертвое место. Оно походило на закрытую коробку, скрывающую неизвестное содержимое.

– Это здесь? – не поняла я.

Он кивнул и мы направились к дверям, поднялись по выщербленным ступеням и прошли под портиком. С каменного бордюра падали капли дождя. Пахло сыростью и тряпьем, из которого бездомные нищие обычно устраивают себе гнезда для ночлега.

Лайтберн подошел к дверям и снял ржавые цепи, накрученные на ручки. Потом уперся плечом в одну из дверей и начал толкать, пока постепенно она не открылась настолько, что мы смогли пробраться в образовавшуюся щель.

Когда-то здесь было госпиталь – больница, где проходили практику ученики Колледж Медикае. Она была закрыта уже около шестидесяти лет. Мы прошли по мрачной прихожей и оказались в огромном помещении с плиточным полом, заваленном старыми, покрытыми плесенью книгами и разрозненными страницами из историй болезни. Две обширные стены были сплошь увешаны тысячами групповых пиктов, каждый из которых изображал выпуск студентов-медиков. От пыли и грязи на пиктах уже невозможно было различить ни одного лица. Рядом громоздились три кучи сваленных друг на друга отсыревших, гниющих стульев. Возможно, здесь было что-то вроде зала для посетителей, или общая аудитория, в которой студенты собирались во время вручения дипломов.

Лайтберн прошел вдоль стены, считая стоявшие там каменные урны. Дойдя до четвертой, он сунул руку внутрь и извлек маленький прибор слежения.

– Так она узнает, что мы здесь, – произнес он и включил прибор. На его поверхности взволнованно замигал маленький зеленый огонек.

– И долго нам ждать? – спросила я.

– Теперь я знаю не больше твоего, – ответил он.

Мы ждали. Здесь было неприятно темно и сыро. Я слышала, как дождь барабанит по крыше и более отчетливое постукивание, с которым капли воды падали внутрь помещения сквозь трещины в черепице. Я думала, сколько жизней было спасено в этом здании за долгие века. Сколько медиков здесь обучили и выпустили в мир? И скольким людям они помогли, позволив им идти по жизни дальше, чтобы защищать и менять к лучшему Империум?

Я думала, что, невзирая на старческую немощь и упадок, это здание, возможно, спасет и мою жизнь.

Я думала, что скажу Мэм Мордаунт, когда она появится здесь. Я думала, кто еще из Зоны Дня смог спастись в ту ужасную ночь. Я обнаружила, что по-настоящему взволнована мыслью о том, что увижу их снова. Они были моей жизнью – жизнью, в которой все было понятно. Я спрашивала себя, были ли это обычные дружеские чувства, воспоминание об обещании безопасности, которому я доверяла так долго. Или это была коварная уловка Когнитэ, призванная вернуть к жизни мою верность, пока я ожидала встречи с ними?

Неужели во мне действительно было столько от Когнитэ? Или такова была глубинная суть моей натуры? Несмотря на все мои попытки уверить себя в обратном, я чувствовала, что едва ли смогу легко отказаться от этих чувств, когда придет время.

Но у меня, вне всякого сомнения, были кое-какие козыри, благодаря которым я могла представлять некоторую ценность для Когнитэ. Я была полезным активом. Я могла рассказать им как минимум о двух операциях Инквизиции, сообщить о некоторых особенностях их личного состава и их планах, кроме того я могла поведать о Блэкуордсе, об Экклезиархии и их крайне неблагоразумном союзе с Космодесантниками Хаоса, об Элаис Каторз, бывшей Гло, ее потустороннем доме на границе миров и злодейских замыслах Детей Императора.

Во время моего бегства, моей Хаджры, во время моего импровизированного возвращения назад, к предыдущим заданиям и прежним ролям я узнала много всего, что могла бы использовать как рычаг воздействия, чтобы обеспечить собственную безопасность.

Я прошлась по помещению. Лайтберн не спускал с меня глаз. Он, похоже, тоже нервничал.

Я дошла до двери в дальнем конце зала и отворила ее. Он следовал за мной. За дверью оказалось весьма примечательное помещение. Это был анатомический театр госпиталя. В обширной палате были расположены шесть концентрических платформ для зрителей, обрамленные резной балюстрадой из налового дерева – они уступами спускались вниз, к месту на нижнем уровне, где располагалась операционная. Здесь, внизу, где мы стояли сейчас, профессора проводили анатомирование и другие медицинские демонстрации, предлагая их вниманию студентов, заполнявших поднимающиеся вверх галереи.

С потолка капала вода. Мертвые тела разбирали здесь на части во имя науки, для совершенствования знаний о человеческой природе. Это напомнило мне о том, что за спасение множества жизней в этом госпитале пришлось заплатить смертью. Случалось, что пациенты умирали в больнице – и тогда их тела попадали сюда, чтобы стать источником новых знаний. Только из смерти может появиться новая жизнь. Только из жертв вырастает будущее. Иногда нужно отказаться от того, что драгоценно – ради еще более великих благ.

После множества ролей, для которых меня воспитывали и учили – и которые я сыграла, от моего разума не укрылась вся ирония этого момента: моя встреча с давними знакомыми должна была произойти в заброшенном театре.

– Она здесь, – произнес стоявший у меня за спиной Лайтберн.

Я посмотрела вверх и увидела, как она спускается по деревянным ступеням с верхней галереи. Мне показалось, что я слышу тихий шорох дорогих, тонких, как паутина, шелков.

– Реннер, это не она, – сказала я.

– Да нет же, – настаивал Проклятый. – Это и есть та женщина, которая потребовала, чтобы я принял этот обет. Ее зовут Эвсебия, и она сказала привести тебя сюда.

Но это была не Эвсебия Мордаунт. Я выхватила мой лазерный пистолет и сняла его с предохранителя. Лайтберн смотрел на оружие в явном замешательстве. Он пытался обмануть меня, или сам был обманут – видя его изумление, я склонялась ко второму.

Женщина спустилась на нижний уровень и оказалась лицом к лицу с нами.

– Не подходите, – предупредила я, наставив на нее пистолет.

– А то – что? – поинтересовалась Пейшенс Кыс. – Убьешь меня еще раз?