Текст книги ""Самая страшная книга-4". Компиляция. Книги 1-16 (СИ)"
Автор книги: авторов Коллектив
Соавторы: Елена Усачева,Михаил Парфенов,Олег Кожин,Дмитрий Тихонов,Александр Матюхин,Александр Подольский,Евгений Шиков,Анатолий Уманский,Евгений Абрамович,Герман Шендеров
сообщить о нарушении
Текущая страница: 243 (всего у книги 299 страниц)
Главный зоотехник, однорукий инвалид по фамилии Полищук, был немного навеселе, как показалось майору. С утра спозаранку, сволочь! Показав зоотехнику красное удостоверение, майор осведомился, какого черта тот квасит на службе.
– Дык я ж гэта… у мине несчастье, вот! Третьего дня чэпэ было, работнику все пальцы начисто – того, чик! – Полищук воровато забегал глазами, поправил культю в рукаве пиджака.
– Петр Землянин – родственник ваш?
– Н-н-нет…
– Тогда откуда такое сочувствие? Или вы повод нашли? Так это уже алкоголизм, товарищ, а алкоголизм у нас лечат: сами знаете, какими методами. Пить бросайте, товарищ директор! Да, и не мне вам про социалистическую сознательность рассказывать. Вы член партии с какого года?
– С тридцать пятого. Но я меру знаю, товарищ майор!
– Вот, пораньше меня даже партийный! А знали бы меру – не сидели бы пьяным на рабочем месте. Что молодежь подумает, которая на участке работает? Дома, иногда, по праздникам – можно… Но не на службе! Понятно вам?
– Понятно, товарищ майор… – понурился зоотехник. – Впредь на работе ни капли. Слово коммуниста!
– Ладно, верю. Что с Земляниным случилось?
– Да бык укусил…
– У быка бешенство, что ли?
– Да там неясно, якой бык-то. Бычков у нас немного, но не один он.
– Бык-осеменитель?
– Да пока не, там в стайках телята одни. У нас же коровы в основном, сами понимаете; самцов не держим почти. Все на искусственном оплодотворении.
– Прогуляться туда можно, посмотреть?
– Конечно, конечно, товарищ майор! Зараз зама позову, он вам усе покажет!
Суетливый заместитель по фамилии Иванец отвел Жигалова в загон, где действительно были одни коровы, только в самом конце топталось несколько хилых телят. Крупный рогатый скот миролюбиво жевал сено и флегматично поглядывал на посетителя в погонах.
– Какой из них Землянину пальцы откусил? – требовательно спросил Жигалов.
– А кто их знает, товарищ майор, – отвечал Иванец, разводя руками и стараясь не смотреть в глаза, что не понравилось майору. – Мы ж за всеми не следим, а Петруха сам в лекарне, оттеда не укажет.
– Значит, надо его сюда везти, чтоб он сам пальцем ткнул?
– Пальцем ужо не получится, товарищ начальник, – хихикнул Иванец. – Звиняйте уж за каламбур.
Плюнув, Жигалов вернулся в клуб. Чутье прожженного гэбиста подсказывало, что ему напропалую лгут, но не хватало еще тут с коровами разбираться: на то свои службы имеются. Глядишь, как-то оно и связано с событиями в Задорье, но, скорее всего, объяснение простое, как три рубля – ворует Полищук, крутит свои делишки номенклатурные, вот и весь сказ.
Может, производство какое держит мелкое – станок там фрезерный или еще чего, вот парню пальцы-то и намотало. Не того уровня рыба, чтоб за ней целый майор КГБ бегал. Расхищением народного имущества попахивает или контрафактом, а вот государственной безопасностью вряд ли. Он отправился обратно по той же дороге, вдоль поля и лесополосы, когда услышал раздававшиеся с опушки леса знакомые голоса. Мгновенно оценив ситуацию, майор пригнулся, шмыгнул в заросли пшеницы на другой стороне дороги. Прислушался:
– Дядька, а як же ж этот зачин читать, коли его двое мудрецов составили?
– Дык он вдвоем и читается, половину один, половину второй. Так цельный заговор выходит, а иначе никак – его тольки двое могут сотворить. Гэта ж почти молитва, считай. Ее валаамские иноки составили, Сергий и Герман: то грецкие священники были, рукописи писали всякие; пришли они, значит, в Великий Новгород в десятом веке и давай чудеса творить, Валаамскую обитель основали. А их словы над нечистью силу имеют, якая не у каждого святого найдется. Поэтому ты начало заговора учи, а уж конец я и сам помню…
Голоса удалялись. Жигалов выглянул из пшеницы: выйдя из лесу, по дороге к зоотехническому участку шагали два силуэта, Климова и его подручного, Губаревича. «Раз эти двое тут – то повязаны они как-то с Полищуком», – смекнул Жигалов.
Короткими перебежками, стараясь сильно не отставать, он переместился по пшеничному полю ближе к скотоферме; благо рядом еще и агроферма стоит, так что пшеницы тут хватало. Приблизившись к краю поля, он пожалел, что не взял с собой бинокля. Однако и отсюда можно было разглядеть, что знахарь с учеником вошли в здание администрации, как и сам майор незадолго до того. Вскоре они вновь появились на пороге, поговорили с работником (насколько мог разглядеть Жигалов – с Иванцом) и вошли в тот же загон, куда зам отводил майора.
«Значит, ищут чего-то, как и я. Либо дела у них тут свои антисоветские. При чем тут культ религиозный – бес их разбери, но проследить надобно».
Выйдя из коровника, Климов и Губаревич отправились обратно, но теперь уже не через лес, а просто по дороге. Майор чувствовал себя довольно глупо – ему приходилось в состоянии полуприседа бежать через пшеницу, останавливаться, выглядывать аккуратно на дорогу, чтобы его не заметили. Пришли эти двое в итоге к себе домой. Чутье говорило Жигалову: продолжай слежку, не прекращай! Здесь и сейчас можно столько информации собрать, что на любом допросе ткни в морду – и расколется Климов как миленький. Поэтому майор быстро сбегал до клуба, взять плохонький бинокль из стола Макар Саныча, и уже на выходе, взявшись за ручку двери, услышал, как разговаривают на пороге Климов и Гринюк:
– Откуда знаете, что тюльпаны люблю? Вам Максимка доложил?
– Дык… гэт самое… я же спец по травам, по цветам. Знаю, якие цветы женщины любят!..
Жигалов отпустил ручку, прислушался внимательнее. Вот те на, вот удача! Не спугнуть бы их…
– Если б знали, так бы одеколоном не поливались. Як сдурели вы, ей-богу! Фу, Демьян Григорьевич, от вас же так вкусно всегда травками пахнет, куда так духариться? – это говорила дура-учительница.
– Да мне, честно казать, самому не падабается, – отвечал знахарь.
– Ну вот на будущее вам – если еще на свидание позовете, то так не делайте. Ну что, куда идем?
«Эх, разочаровали вы меня, Анна Демидовна», – подумал Жигалов. Подождав пару минут, майор выглянул в окно. Двое шли на окраину поля, знахарь придерживал девушку за локоть. Да уж, там к ним, к сожалению, никак не подкрасться, придется смотреть издалека. Хоть бинокль есть, и то хлеб.
Отойдя на другую сторону поля, Жигалов присел на пенек, настроил бинокль председателя и уставился на парочку. Те сначала сидели и просто разговаривали. Выпили вина, Климов сунул учительнице какую-то коробочку с блестящей безделушкой, а Гринюк аж запрыгала от радости, дура. Потом начали целоваться. Тут Жигалов горько сплюнул, убрал бинокль и задымил кубинской сигаретой, хотя курить почти бросил. Вот как, да? Ничего у тебя с ним нет, Гринюк Анна Демидовна, тридцать седьмого года рождения? Вот на втором допросе и расскажешь… Все расскажешь…
Эти двое еще долго там в сене обжимались, пили вино и разговаривали, а как начало темнеть – пошли по домам. Жигалов решил продолжить слежку за знахарем – уж вряд ли училка сегодня еще чего отчебучит. Климов зашел к себе в хату, и здесь чутье не подвело – спустя какие-то полчаса они с Губаревичем вышли на улицу. Климов переоделся, сменил праздничную одежку на сапоги и свою обычную куртку с множеством карманов. И он снова опирался на палку, притворяясь стариком. «На дело пошли? Ну вот здесь я вас и подловлю, с поличным!» – Жигалов погладил кобуру с пистолетом, висящую на поясе. Майора захватил азарт ищейки, не хотелось ни спать, ни есть, только раскрыть наконец странное дело. А раскрытие, судя по всему, маячило уже не за горами. В темноте следить за парочкой оказалось сложнее; благо слух у Жигалова был хороший, и он слышал, как мальчик со знахарем перешептывались. Затем они нырнули в заросли пшеницы. Жигалов понял, куда они направляются – в большой загон у леса, на который он и сам сегодня обратил внимание. Поэтому просто пробрался следом по полю, выйдя в паре десятков метров, и увидел уже, как Климов вскрывает амбарный замок на воротах. «Не бережешь ты себя, знахарь: вот и еще одно дельце, за которое тебя можно на пару лет на зону засандалить», – майор уже едва ли не потирал руки в предвкушении.
Чуть только эти двое, знахарь с учеником, вошли внутрь, он выпрямился и уже собрался идти следом – брать с поличным, – как вдруг из кустов в лесополосе появилась еще какая-то фигура. Жигалов застыл, положив руку на кобуру; не обращая на него внимания, новый участник действия проследовал к сараю, слегка пошатываясь при ходьбе. Он, судя по всему, тоже выжидал появления Климова и Губаревича. В единственной руке человек держал ружье.
«Ба! Так это ж Полищук! А он чего тут забыл посреди ночи? Да еще с ружьем?»
История становилась все более загадочной. Встав в раскрытых воротах, Полищук вскинул оружие и что-то крикнул: Жигалов с трудом мог расслышать со своей позиции лишь обрывки фраз – всякий бред про бычью породу, которая на солнечном свете горит. Затем Полищук внезапно пальнул из ружья; тут уж майор вздрогнул, но, судя по продолжившейся беседе, никого не убили. Зоотехник попятился назад, бросил ружье и резво закрыл ворота тем самым куском арматуры, которым Климов сломал замок. Далее Полищук подхватил свое ружье и поковылял по дороге в сторону администрации.
«Черт… За ним бежать, что ль? Эти двое все одно заперты, пора брать всю их шайку», – Жигалов уже собрался преследовать зоотехника, когда услышал раздавшиеся из коровьего загона леденящие душу вопли и жуткое, не животное совсем, мычание. Вмиг переменив решение – не убежит инвалид с территории Советского Союза, – Жигалов рванулся к загону, крикнул, вынимая арматурину из петель:
– Эй! Есть там кто, внутри?
– Откройте, они нас сожрут! – заколотили кулаками с той стороны под аккомпанемент тех самых пронизывающих воплей: будто одновременно корова мычит и волчица воет.
Он вытащил железяку из петли и отступил назад. Ворота резко раскрылись. Под ноги Жигалову упали перепуганные до смерти Климов с Губаревичем – на них лица не было, будто помирать собрались. Майор уж хотел сказать что-нибудь издевательское, но тут поднял глаза и увидел то, чего, собственно, испугались двое деревенских мракобесов.
– Здрасьте, товарищ чекист…
– Климов! – заорал он, судорожно вынимая табельный пистолет. – Это что еще за чертовщина?!
Жигалов сделал несколько беглых выстрелов, и трое выскочивших наружу бычков повалились прямо под ноги, мгновенно начав дымиться и испаряться столь мерзкой субстанцией, что к горлу подкатило все съеденное накануне. Майор брезгливо отпихнул пяткой морду рухнувшего на туфли уродливого теленка, сделал шаг назад, держа под прицелом остальных. Они не ломились больше из загона, держались с опаской внутри, но их было очень, очень много; с екающим от страха сердцем майор машинально пытался их подсчитать.
– Стреляй, майор, стреляй! – истошно заорал знахарь, и Жигалов выпустил оставшуюся обойму в мелькающие внутри загона дьявольские рогатые тени. «Так-клак-так» – телята падали как подкошенные, но их место тут же занимали новые, которые неумолимо перли огромной массой из-за ворот. Кажется, те поняли, что за пределами коровника ничего им такого не грозит, и с угасающей робостью выходили по двое-трое за ворота; лезли прямо на него. Жигалов закричал, как кричал когда-то на фронте, чтобы заглушить страх; отступая, он машинально достал из внутреннего кармана кителя запасную обойму, отработанным тысячу раз движением выхлестнул использованную – с глухим стуком она упала на землю – и вставил новую в ПМ. Верный «Макаров» работал без перебоев. Жигалов уперся коленом в землю для устойчивости, глядя в колышущуюся внутри загона массу мишеней. Отработанные за десятки лет навыки стрельбы давали о себе знать. Да и не промажешь тут – некуда.
– На, сука, на! – выкрикивал он под мерное «так», и очередной уродец падал рылом наземь. – На, сука, подыхай!
– Максимка, стреляй! – крикнул сбоку знахарь. Боковым зрением Жигалов увидел, что мальчишка выстрелил из рогатки, и от ее снаряда, на удивление, очередной бычок – с раздвоенной по вертикали пастью, как у рака, – тоже упал, задергал копытами и в мгновение ока превратился в смердящую, визжащую от боли массу.
– Дохни, сука, дохни! – «Так-клак», две вспышки, и еще пара чудовищ рухнули.
– Майор, патроны есть яшчэ? – спросил знахарь.
– В кармане глянь!
Климов залез ему в карман, вытащил коробочку с патронами – Жигалов любил все свое носить с собой. Подняв отстрелянную обойму, знахарь сноровисто ее зарядил, патрон к патрону, протянул Жигалову; тот быстро сменил. Справа Губаревич пальнул еще одним снарядом вглубь загона, и очередной выбежавший на улицу теленок – без головы, с одной лишь пастью заместо шеи – рухнул, прокатился тушей по пыли двора. Его клыкастая пасть остановилась около Жигалова, тот врезал по ней каблуком, дробя кости, которые после смерти уродца стали хрупкими, как хворост, хрустнули под подошвой и превратились в гнойнистую жижу.
– Бегите, мля! – крикнул он гражданским; пародии на животных в загоне сгруппировались и двигались теперь единой уродливой грудой, от которой явно непросто будет отбиться.
– Хлопче, давай рогатку, – крикнул знахарь своему ученику.
– Чаго? – уставился с недоумением Губаревич.
– Утекай, мля, дурань! Рогатку отдай! И «спутники» давай сюды.
Климов отпихнул мальчишку в сторону поля – беги, мол, а сам присел на колено рядом с майором, который продолжал целиться в шевелящуюся внутри загона массу теней. Натянул резинку, стрельнул, попал; Жигалов с удивлением увидел, что снаряд просто отскочил от бычка, не причинив никакого вреда. А до того гибли, как от пуль…
– Бес их подери, у меня ведь его веры нет… – выдохнул знахарь. – У Максимки ток в руках рогатка робит… Как и у тебя пистоль твой.
– Чего с ними делать, знахарь? – процедил сквозь зубы майор.
– Зна́ток я, зна-ток, сколько табе говорить?
– Да хоть ведун, как нам живыми отсюда уйти, кретин? У меня десяток патронов всего!
– Туда пуляй… – Знахарь махнул рогаткой внутрь помещения.
– Куда?
– Есть у меня идейка одна. Пуляй, майор, прямо вон, в чан с топливом. Тольки не промахнись.
Еще одна гадина, стегая по бокам тремя хвостами, выскочила из коровника. Понеслась, наклонив башку; Жигалов походя хлестнул ей пулей в лоб, и та повалилась наземь, зарычав, замычав в предсмертных судорогах. Майор сделал несколько шагов вперед, оказавшись совсем рядом со сгрудившимися существами, разглядел в неверном свете лампы топливные чаны, про которые сказал знахарь; вскинул пистолет и продырявил ржавый бок баллона. Маслянистое вещество потекло на сено. Знаток тем временем рванул какую-то тряпку, чиркнул спичкой и поджег. Скомкав горящую ткань прямо так – голыми пальцами, – Демьян размахнулся и швырнул свой снаряд точнехонько в лужу. Вспыхнуло. Жигалов увидел, как занялось пламя в полумраке загона, как заметались там тени рогатых уродов, принявших облик телят. Те заржали в унисон, почуяв скорую смерть.
– А вот теперь убегаем! – крикнул он, поворачиваясь к знахарю.
Тот замешкался – принялся закрывать ворота, еле справляясь с напором стада. Тогда майор побежал сам; бежал что есть сил до тех пор, пока сзади не полыхнуло пламенем, не ударило в спину взрывной волной. Он упал лицом в бурьян, перекатившись по армейской привычке, и застыл, слушая рев огня за спиной. Будто война и не кончалась. «Что же я натворил? Взорвал целый хлев с коровами, дурак. Гавриленко меня под суд отдаст».
Чувствуя горечь во рту, он уперся локтями в пыльную землю, поднялся. Поодаль катался знахарь, сбивая язычки пламени с куртки; весь грязный, с безумными глазами, он смотрел на взорванный загон; на его лице отражались блики полыхающего пожара. В свете ярко горевшего коровника Жигалов видел его, как среди бела дня – бородатого, сгорбившегося мужика, вовсе непохожего на лидера религиозного культа. Он скорее напоминал адски усталого от своей работы человека.
– Теперь ты мне все объяснишь, сволочь бородатая! – Жигалов схватил знахаря за грудки, но тот болтался в руках, как безвольная кукла, не отрывая взгляда от огня. Оттуда раздавались истошные вопли сгоравших заживо тварей.
– Чаго табе разъяснять, дурань столичный? – лениво спросил Климов.
– Какого хрена тут происходит? – заорал ему в лицо Жигалов. – Кто это, мать твою так, такие? Что это за гады, мля? Что вы тут выращиваете?
К ним подошел Губаревич, тоже весь чумазый с ног до головы.
– Дядька, вы як? – пискнул мальчишка.
– Живой вроде… А ты?
– Да я ж пораньше убег… Телки вроде все сгорели тама, я видел. Вона, догорают.
Жигалов отпустил Климова, посмотрел на обоих. Стряхнул с кителя пыль. Оглянулся: криков больше не раздавалось, тут и там тлели трупы телят, успевших недалеко отбежать от горящего хлева. Немного огня перекинулось на поле, но пожара вроде не предвиделось. Пшеница, прелая после вчерашнего дождя, погасила пламя.
– Надеюсь, вы сможете объяснить, что это было, товарищи, – уже более официально произнес майор, хотя его до сих пор трясло.
– Да долго табе такое объяснять, товарищ майор, – Климов поскреб грязную бороду. – Лучше показать… Давай-ка до администрации прогуляемся – сдается мне, Полищук там отсиживается. А уж там его сам и спросишь.
В здании администрации горело электрическим светом единственное окно – директорское. А дверь кабинета с золотой табличкой была заперта. Демьян не стал долго церемониться – вышиб ее плечом с разбегу. На полу зазвенели детали вывороченного с мясом замка, зна́ток ворвался внутрь и закричал:
– Ну шо, сволочь, говорить будем чи як?
Выглянувший сзади Максимка увидел, что Полищук сидит в кресле со снятой туфлей и пытается нащупать большим пальцем ноги спусковой крючок ружья. Само ружье-вертикалку он поставил таким образом, что дуло уперлось ему прямо в раскрытый рот. При появлении Демьяна, Максимки и Жигалова зоотехник испуганно вытаращил глаза и едва не уронил ружье.
– Себя кончить хочет, – прокомментировал Жигалов.
– Я табе ща кончу! – подбежав к Полищуку, зна́ток ногой выбил ружье и так дал кулаком по макушке, что у зоотехника слетели очки. – Я табе, сука, башку зараз сам откручу, пуля не понадобится!
– Ну-ка, товарищ, без самоуправства, – подскочивший майор оттащил его в сторону. – А вот ружье мы сразу изымем. Губаревич, оружие забери!
Не сразу поняв, что обращаются к нему (по фамилии его кликали только в школе), Максимка схватил ружье. Отскочив ко входу, ученик с жадным любопытством наблюдал за происходящим. Двое мужчин – оба рослые, злые – нависли над главным зоотехником, сжав кулаки, в готовности набить морду.
Полищук нашарил рукой очки, надел их – правая линза разбилась, – и попробовал продемонстрировать остатки гордости:
– А вы коровник подпалили, я видел! Порча советского имущества…
– Тут уж я разберусь, кто чего попортил! – ревел майор. – Ой как разберусь, поверь! Сидеть тебе – не пересидеть, гражданин. Давай сразу чистосердечное признание, чтоб облегчить вину, а то я тебе такой аттракцион устрою – завоешь, мля!
Полищук поник, опустил плечи. Всхлипнул – понял, видать, что деваться некуда, даже на тот свет не сбежишь от советской власти.
– А же ради науки все… Не просто так все было!
– Давай рассказывай. А лучше рассказывай и сразу пиши! Климов!
– Да, товарищ чекист?
– Найди ручку и бумажку ему. Будем допрос проводить, с пристрастием. Губаревич, в коридор выйди.
– Товарищ майор, гэта помощник мой, он завсегда со мной, от него польза есть, он сметливый, – не согласился зна́ток. – Разумный хлопец!
– Ладно, пускай слушает, чего уж тут… – махнул рукой чекист. – А ты давай пиши, сука! Пиши и рассказывай!
– Чаго казать-то?..
– Что это за твари, откуда взялись?
– Телята гэта, новая порода. Я ж этому сказал! – Полищук кивнул на Демьяна. – Кспириминтальная…
– Ты что-то про это знаешь? – уточнил майор у знатка.
Тот покачал головой:
– Не больше твоего, майор, медалью своей клянусь.
– А чего вы пришли сюда средь ночи?
– К колхознику с агрофермы, Сеньке, такая тварь залезла в курятник, курицу сожрала; он ее и кончил с ружья, як шуму спалохался. Когда мы на солнце труп вытащили, он испарился за две минуты – ну ты сам зараз бачил, майор, они и от пуль твоих так же гибли. Сенька к нам обратился, рассказал про скотоферму. Ну мы и пришли поинтересоваться, тут уж я с данным товарищем погутарил да смекнул, шо неладное тут деется, бесовщина всякая. Яшчэ про Петруху Землянина доведались, шо он руки лишился. А доярка одна, Танюха, моему ученику поведала, мол, в том коровнике бычки интересные, незвычайные. Вот мы и пришли поглядеть…
– Вот как… – майор почесал затылок. – Ладно, а ты что скажешь, Остап Власович? Давай-ка без вранья – тут еще розыскные мероприятия будут вестись, от КГБ, так что если где соврешь – мы все узнаем, понял? А я тебе потом за дезу веселую жизнь на зоне организую, ты уж поверь. Сто раз попомнишь мои слова! Понял, не?
– Зразумел… – горестно кивнул Полищук.
– Выкладывай все как есть!
С тяжелым вздохом Полищук поглядел на всех троих и понял, что деваться некуда, – приперли к стенке. Снова поправил разбитые очки и начал сказывать:
– Я в Минске жил, работал завкафедрой в институте. Все хорошо было – жена молодая, дети уже взрослые, дача… Потом жена изменила, сука, и я, в общем, решил уехать. Уехал вот сюда, в Задорье – должность подвернулась, я и подумал – а чаго б и не? Самогоночка, девки-доярки, работа не бей лежачего. Раздолье, в общем. Думал, сопьюсь тут тихонько, а потом письмо прислали, с Минского НИИ. С термосом… В термосе семенной материал был, новый, кспириминтальный. Сказали на коровках испробовать.
– Письмо? С каким таким термосом? – отреагировал Жигалов.
– Да вот же оно, сами почитайте!
Полищук полез в ящик стола, достал стопку писем.
– Гэта мине аспирантка с институту писала, Чернявская.
– Чернявская? – спросил молчавший до того Демьян. – А имя у ней як?
– Не ведаю… Чернявская А. М.
– Акулина Михайловна? – едва не вскрикнул зна́ток, выхватывая письма из рук зоотехника. – Да быть того не може!
– Ты знаком с ней, что ли? – спросил Жигалов.
– Знаком, яшчэ як. Погодь минутку, майор.
Демьян быстро читал письмо, шевеля губами.
– «Пишет вам аспирантка Минского НИИ животноводства и сельского хозяйства Чернявская А. М… Для Вашего нового места работы у нашего НИИ есть экспериментальный семенной материал, который значительно улучшит количество и качество приплода… Семенной материал высылаю вместе с письмом, он в термосе в бандероли. Жду ответного письма с отчетом о результатах…»
Закончив читать, зна́ток поднял округлившиеся глаза; перед внутренним взором еще плясали загогулины аккуратного, до боли знакомого почерка – по исписанным таким почерком тетрадям он зачины и учил. Демьян побледнел, да так, что Максимка испугался – приступ у него, что ли?
– А конверт, конверт есть?
– Где-то остался… А вот он!
Демьян схватил конверт, только глянул на него и тут же заорал на зоотехника:
– Ты совсем на голову ляснутый, шо ль? Ты на обратный адрес смотрел хоть?
– А шо там?
– Какое, мля, НИИ Минское? Адрес отправителя – Задорье Старое. Нема такого адреса в СССР, сгорело оно, дотла! Немцы все выжгли. Так и зовется – Вогнище, Пожарище. Обратный адрес – амбар сгоревший, дурань! Табе из могилы письмо послали!
Жигалов подобрал конверт и, похолодев, убедился, что Климов прав. Адресом отправителя значилось буквально – Вогнище.
– Из могилы? – переспросил Полищук.
– Оттудова, прямиком с того свету! Зараз бы кончил себя с ружейки и прямиком туды отправился, в Пекло. В Пекле знаешь кто вечно терзается? Самогубцы, детоубийцы и порчуны да ведьмы, кто грехи не сбросил; вот ты бы там в котле по суседству и очутился. Считай, с покойницей ты пообщался, дурак! – Демьян в сердцах хрястнул кулаком по столу. – Акулина Михайловна Чернявская – гэта наставница моя, по-другому ее бабкой Купавой яшчэ звали. Она померла уж лет двадцать тому!
Максимка, знавший, кто такая Купава, чертыхнулся, не сдержавшись. Сжал крепче цевье ружья, уставился за окна, где ночь уже отступала, сменяясь холодным утренним блеском на горизонте. А загон почти догорел, дотлевал красными углями в темноте у леса.
– Я бы подумал, что розыгрыш какой-то… – пробормотал Жигалов – в его голове не укладывалось происходящее. – Если б сам тех тварей не видел.
– О, ты яшчэ многого не ведаешь, майор! Ну-ка, Полищук, сказывай дальше.
– Ну а дальше чаго… Матерьял хорош оказался. Я работникам раздал, они телок оплодотворили искусственно. Сам в корову по самое плечо… Так коровки все разом похорошели, оправились да столько молока давать стали, что к нам народ валом пошел на работу, предприятие поднялось. Тут и я за работу взялся, дай, думаю, принесу пользу Советскому Союзу на старости лет. Иванец вон помогал, но он не знает ничего: я ему перевод с повышением обещал, вот и обманывал он вас. – Полищук всхлипнул, опустив голову долу. – Так вот, мы участок за год в порядок привели, а телки телят нарожали уйму. Многие, правда, странные уродились, без шерсти, некоторые калечные, но здоровые все что рекордсмены. Я спрашивал, мол, откуль материал такой, а она не отвечает. Ну я-то знаю, оно так часто бывает – материал по всему Союзу распределяют, а быка того уж лет десять как в живых нет. Мне Чернявская опосля в другом письме написала, мол, надобно их далеко держать, в отдельном закрытом хлеву, а то у них аллергия на солнце поначалу. Я их и сховал подале, по ее указаниям… Там усе написано, вы почитайте.
– Все прочитаем, уж не переживай, – Жигалов собрал все письма, сунул в карман, – а ты пиши давай вкратце все, что сказал! Роспись не забудь в конце. Так, товарищи, а вы со мной пойдете – мне надо до клуба его отвести и наряд вызвать с райцентра. Так и быть, на ваше мракобесие пока глаза прикрою… – Он сосредоточенно помассировал виски пальцами. – Если полезными окажетесь.
– Слышь, майор, а ты мине подозревал в чем? – поинтересовался зна́ток.
Жигалов усмехнулся и сразу же сонно зевнул: в такт ему зевнули все остальные, даже Полищук.
– Да я и подозреваю – в агитации и деятельности контрреволюционной. Но вижу, что куда сложнее все. Ничего, разберемся. Пойдем. Написал? – спросил он у зоотехника. Тот кивнул, показал листочек с каракулями – объяснительная. – Для начала сойдет. Завтра еще писать будешь. Встал-пошел!
Полищук неохотно зашаркал к выходу в одном ботинке. Дверь так и оставили выбитой; вот работники утром удивятся, когда увидят спаленный дотла хлев и сломанный замок на двери кабинета директора. Жигалов уже выстраивал в голове цепочку планов по завтрашним действиям: все, лишь бы не думать о бескожих уродцах, сгоревших после взрыва.
К клубу шли поначалу молча, по дороге вдоль поля. Полищук смотрел под ноги и что-то бурчал, будто молитвы читал под нос. Максимка, зевая без остановки от усталости, так и нес ружье, которое Жигалов решил забрать в качестве улики. Демьян спросил у майора:
– Слышь, гэпэу, а чаго с нами таперь буде?
– Еще раз меня так назовешь – зубы будешь с земли собирать, понял?
– Зразумел, уяснил, – серьезно ответил зна́ток. – Ну дык чаго таки, ты на вопрос не ответил.
– Не знаю, думать надо… – признался майор. – Я в вашей херне еще лет десять разбираться буду.
– Да усе просто, могу табе зараз на пальцах пояснить.
– Ну так поясняй.
– Да тут и Максимка смогет. Вот у него вопрошай, усе скажет. А где не скажет – я подскажу.
– Кто это были такие? – робко спросил Жигалов у мальчика, чувствуя себя глупо и несуразно, но не в силах преодолеть внезапно возникшую веру – как в детстве, когда его бабка в церковь водила и заставляла молитвы читать у иконостаса.
– Телки-то? – Максимка, снова зевнув, едва не споткнулся о повисший с плеча приклад ружья; Жигалов от греха подальше отобрал у него вертикалку.
– Они, кто ж еще? Ну, говори, Максимка, – мягко проговорил Жигалов; сбоку на них покосился зоотехник, которому тоже было интересно узнать, что же за диво такое обитало у него в третьем загоне.
– Давай, кажи, як думаешь, Максимка, – подбодрил Демьян.
– Думаю, чертячьи то детки были…
– Кто-о-о?! – со скепсисом было протянул майор, но как-то неуверенно, отчего прозвучало, скорее, жалобно.
– Ну, отпрыски, сынки чертей от коров, – пояснил Максимка, как маленькому. – Чернявская ж на том свете, в Пекле, значится, да? Стал быть, у ней там черти есть, с которыми она это… братуется, значит, як ведьма. Вот она ему, – мальчик кивнул на зоотехника, – семя черта и отправила, шоб он коров оплодотворил. Так что телята те – полубесята вродь как. Верно я говорю, дядька?
– Эх, брат, не разочаровываешь ты мине! – довольный зна́ток потрепал его по загривку. – Я ж говорю – сметливый хлопчик!
– Какие черти, какие ведьмы? – возмутился Жигалов. – Я-то думал, вы мне про американцев расскажете, которые тут эксперимент проводят! Или про инопланетян, или, я не знаю уж… Но черти? Вашу мать, а! Какие, нахрен, черти?!
– Ну ты ж сам все видал, майор, – ласково сказал ему Демьян. – Иль ты собственным вочам не веришь? Ты ж не идьет, шоб про матерьялизьм опосля такого казать?
– Значит, мне та аспирантка не бычье семя присылала? Гэта я, выходит, вредитель, да? – тихо спросил Полищук, поправляя очки на носу и подходя ближе. Он склонился над мальчиком с полубезумной улыбкой.
– Ага! – радостно подтвердил Максимка. – Семя чертей то было! У вас чертенята и нарожались цельной гурьбой, а вы их в загон и заховали. Полон коровник бесят-телят. Бестелят, значится!
Полищук сделал всего одно движение – Жигалов и сам не понял, как так произошло. «Макаров» у него висел в расстегнутой кобуре, а руки у майора были заняты ружьем. Зоотехник протянул руку, ловко выхватил пистолет из кобуры и сунул дуло в рот.
– Стой! – закричали все одновременно.
Всхлипнув, главный зоотехник нажал на спуск. «Клак!» Во рту у него полыхнуло, щека вздулась, как воздушный шар, и разорвалась брызгами. Дергаясь в конвульсиях, Полищук рухнул наземь; из его головы непрерывной струей била вязкая кровь, разливалась темной лужицей. Рукав пиджака развязался, и наружу выкатилось что-то круглое, с узелком по краю. Штанины у зоотехника намокли, он дернул еще раз ногой в предсмертной судороге. Пока все стояли в остолбенении от случившегося, Демьян наклонился и поднял выпавший из рукава предмет. Кулек из срезанной кожи – не то свиной, не то телячьей, перемотанный прядью крепких, черных как смоль волос.
– Что там? – онемевшими от шока губами произнес Жигалов.
– Скрутка ведьмовская.
– Скрутка? Чего?
– Да, скрутка гэта, ты глухой, шо ль?! – рявкнул Демьян, а потом повернулся к полю – погруженному в первобытную тьму перед встающим красным заревом рассвета, шелестящему пшеничными стеблями. – Где ты, сука? Я знаю, шо ты тута, Акулина! Твои проделки? Покажись!
После его слов совсем рядом, будто в трех шагах, раздался ехидный старушечий смех. Будто обладательница не могла сдержаться, забавлялась после удачной шутки. Она прыскала хохотом, хихикала, веселилась что есть мочи, и вместе с ней веселился и мертвый Полищук – лицо зоотехника растянула неестественная рваная улыбка до ушей. Звук теперь доносился из залитой кровью глотки.
