Текст книги ""Самая страшная книга-4". Компиляция. Книги 1-16 (СИ)"

Автор книги: авторов Коллектив

Соавторы: Елена Усачева,Михаил Парфенов,Олег Кожин,Дмитрий Тихонов,Александр Матюхин,Александр Подольский,Евгений Шиков,Анатолий Уманский,Евгений Абрамович,Герман Шендеров
сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 299 страниц)

Он наелся вдоволь, и она тоже испытывала тяжесть в животе. Они оба были сыты. Оленька, глядя на паучка, просто икала от смеха.

То, что необходимо сделать

В потоках дождя сверкали далекие молнии и слышались отголоски грома. Грозовой фронт пока обходил район стороной, но ливень с каждой минутой хлестал все сильней, и паузы между вспышками молний и громовыми раскатами становились короче, так что сомневаться не приходилось – скоро небеса разлетятся в осколки уже и над крышей проклятого дома. Проблески мигалки и удаляющейся скорой и вой сирены словно предвещали приход грозы.

Игорь нырнул в машину к Хлестову и положил на заднее сиденье спеленутого младенца:

– Езжай аккуратно, ладно? Присматривай за Павликом. И печку включи, чтоб не замерз. Адрес запомнил?

– Конечно, – не слишком уверенно кивнул Хлестов. – Как там Ольга?

– Плохо. Врачи говорят – нервный срыв, но это только слова. Я попытался с ней поговорить, а она… она меня не узнала. У отца на старости лет от пьянства крыша окончательно поехала – доживал свое даже не в доме престарелых, в психушке… Ольга сейчас похожа на него. Ничего не соображает, себя не помнит, говорит нечленораздельно.

– Кошмар.

– Кошмар – это то, что они пережили. Она и Павлик. – Игорь смахнул несколько капель со лба и поправил выбившийся уголок пеленки.

– Чувак, мне кажется, все-таки лучше, чтобы ты поехал с нами. Вряд ли у меня получится толком объяснить родителям Ольги, что произошло и почему я, незнакомый дядя, привез им посреди ночи их внука. Давай съездим вместе, а? По дороге обсудим случившееся, продумаем план дальнейших действий… Не торопись совать голову в петлю.

– Нет, – покачал головой Игорь. – Я и так слишком долго ничего не предпринимал. Я виноват. Не уследил, проспал все к чертовой матери. Это мое бездействие привело к тому, что случилось. Не знаю, может, они хотели всего лишь припугнуть меня и жену, но вышло хуже, гораздо хуже. И я этого просто так не оставлю.

– Чувак, не забывай, что это всего-навсего кот.

– Это был НАШ кот. Практически член семьи. И ты не видел, что они с ним сделали. А Оля? Только представь, что могла подумать она! Эти сволочи… – Игорь запнулся, на секунду задохнувшись от распиравшей его ярости. Опустил взгляд на свои ладони – пальцы тряслись не от холода. Сжал кулаки и лишь после этого продолжил: – …Эти твари подкинули кошачий труп в люльку к Павлику, представляешь? Там все было в крови. Вечером, в темноте, во время грозы Оля увидела залитую кровищей колыбель – да тут у любого нервы бы не выдержали!

– Ей вряд ли станет лучше, если вслед за котом погибнешь и ты, чувак.

Игорь щелкнул прикуривателем авто и достал из кармана промокшей насквозь рубахи заветную пачку. Выудил последнюю сигарету. Закурил… закашлялся.

– Смотри-ка, а ведь отвык все-таки…

– Ну так и не начинай опять.

– Есть вещи, которые просто необходимо сделать. Понимаешь?

Хлестов, хмурясь, посмотрел на него в зеркало заднего вида:

– Ты глава семьи, чувак. Позаботиться о жене и ребенке – вот что ты должен.

– Кажется, с этим я чуть-чуть опоздал, – невесело усмехнулся Игорь.

Затем перевел взгляд сквозь залитое дождем лобовое стекло на темную громаду здания. На четвертом этаже, как обычно, горел свет. Значит, пора навестить соседей.

– Ты помнишь, Мишка, как мы с тобой подружились?

– Ну да, разумеется. В школе. К чему ты клонишь?

– В школе, – кивнул Игорь. – Извини, что опять повторяю за тобой, как попугай. Мне трудно сейчас подбирать слова. Вот знаешь что я почувствовал в тот день, в ту минуту, когда увидел, как тебя пинают те мрази? Ничего! Практически ничего. Ни жалости, ни страха, ни злости – ничего такого в тот момент внутри меня не было. Жалость, злость пришли уже после, когда ты смывал юшку с рожи в школьном туалете, а я стоял рядом и слушал, как ты хлюпаешь расквашенным носом. Когда все уже закончилось, но не когда происходило. Думаешь, я горел желанием за тебя заступаться? Вовсе нет. Они же, те парни, были старше и тебя, и меня. И сколько их там на площадке было, сколько над тобой издевались – трое, четверо?.. В любом случае, достаточно, чтобы навешать люлей и мне за компанию.

– Но ты все равно мне помог. Ты не испугался.

– Помог, но не потому, что хотел помочь. Я не супергерой, не дядя Степа из стишка и никогда им не был: ни тогда, ни сейчас… Единственное чувство, которое я испытывал в тот момент, видя, как тебя бьют, как унижают несчастного жирдяя из параллельного класса, было… чувством долга. Я не хотел встревать, мне не нужны были неприятности, но я смотрел – и понимал, что должен что-то сделать. Что иначе просто нельзя…

– Понятно.

– И сейчас, старик, все то же самое. Такая же ситуация. – Он открыл дверцу, впуская в салон шум усилившегося ливня, и выглянул наружу. Окна четвертого этажа все еще горели, и сквозь стену воды ему почудились два женских силуэта. – Сейчас не имеет значения, чего ты или я хотим, о чем думаем, что ощущаем. Важно только то, что необходимо сделать. Поэтому ты отвезешь Павлика к бабушке с дедушкой, а потом вернешься сюда, мне на помощь. А я поднимусь к Ирине Корост и ее мамаше, чтобы сказать пару ласковых.

Игорь вышел из машины и, не оглядываясь, захлопнул за собой дверь. Одновременно над головой у него раздался оглушительный гром, и пронзительно-белая вспышка на долю секунды осветила ведущую к дому тропу.

Игра

Он зашел внутрь и щелкнул выключателем на стене возле лестницы. Лампочка вспыхнула и взорвалась, оставив пролет погруженным во тьму. Хлопок был практически не слышен из-за шума разбушевавшейся снаружи стихии. Игорь с трудом видел поднимающиеся перед ним ступени, зато прекрасно различал голоса в своей голове. Один-единственный, такой знакомый, но в то же время совершенно чужой ему голос.

«Сцена из кино, – шепнула ему на ухо Оля. – Проклятый дом, гроза, и не видно ни зги. Это все настолько банально, что уже превратилось в штамп».

– Мы снова играем в теннис для киноманов? – хрипло спросил он у пустоты. – В таком случае, я знаю ответ – это фильм ужасов. И дело идет к финалу. Даже скорая помощь с мигалками всегда появляется ближе к эпилогу, не так ли?

Игорь нащупал влажной ладонью перила и шагнул на лестницу. По спине пробежал холодок, и в носу защекотало, захотелось чихнуть. Он промок насквозь, в ботинках хлюпало. Тьма вокруг была почти осязаема, каждое движение давалось с трудом, будто он не шел, а плыл, преодолевая сопротивление неожиданно густого, вязкого воздуха. На лицо липла, обжигая кожу, паутина.

«Этот дом похож на Майкла Кейна».

– Повторяешься, дорогая. Да и нет ничего общего у домов и людей, дурацкое сравнение.

«В молодости он снялся в триллере „Одежда для убийцы“. 1980 год, режиссер и сценарист Брайан Де Пальма. Этот дом играет похожую роль».

– Да? Не припомню такого фильма. – Игорь преодолел очередной лестничный пролет и остановился на площадке третьего этажа, чтобы отдышаться. – Просвети же меня, малышка.

«Это были скандальный фильм и скандальная роль Кейна. Искусство на грани мягкого порно, с отсылками к Хичкоку, на вечную тему любви и смерти. Кейн сыграл сумасшедшего трансвестита, страдающего раздвоением личности. Солидного мужчину, который иногда переодевался женщиной и шел убивать».

– Кажется, я тоже схожу с ума. – Игорь продолжил подъем.

«Этот дом похож на героя „Одежды для убийцы“. Строит из себя милое создание, но под этой маской скрывается нечто безумное».

– Безумие – это нам обоим знакомо. Это у нас семейное. Да, Оленька?

– Игорь Вячеславович? – ответила ему темнота. – Что вы здесь делаете?

Он узнал голос раньше, чем различил лицо вышедшего к нему навстречу человека.

– Глупый вопрос – я здесь живу, если можно назвать этот ужас жизнью. А вот что делаете в доме, похожем на Майкла Кейна, вы? Впрочем, неважно.

Размахнувшись, Игорь ударил Ирину Корост.

Правда

Скручивая куском простыни запястья Ирины Корост у нее за спиной, он не мог удержаться от мысли о том, как же сильно она похожа на Олю. Обе принадлежали к тому типу женщин, которые ему нравились, – хрупкие юные создания с красивыми лицами. Личико Корост оставалось ангельски милым даже с набухающим на левой щеке кровоподтеком. На девушке был тоненький домашний халат, и, когда Игорь прислонил ее спиной к стене в углу детской, верхняя пуговица расстегнулась, обнажив маленькую крепкую грудь. В сумраке кожа Ирины белела мрамором, а рядом с черной вишенкой соска блеснул серебром нательный крестик. Игорь остановился на нем взглядом, протянул руку.

– Что вы делаете, Игорь Вячеславович? – Корост открыла глаза. В темноте он не мог различить их цвет, но вспомнил, что они были такие же нежно-голубые, как у Оли.

– Хочу задать вам несколько вопросов.

– Вы меня избили. – Она поморщилась и, поведя плечами, добавила: – Вы меня связали.

– Это чтобы вы не ушли от ответа. С другой стороны, могло быть и хуже. Я ведь мог поступить с вами так же, как вы и ваши друзья поступили с моим котом… и с моей женой.

Она посмотрела на него снизу вверх. Губы дрожали, на левой щеке набухал, расплываясь, синяк, но Корост все равно усмехнулась, не обращая внимания на боль.

– Игорь Вячеславович… Игорь, вы еще не поняли? У меня нет друзей.

– А как же тогда понимать это? – Он ткнул пальцем в крестик у нее на груди. – Что-то вроде масонского перстня? Тайный символ, обозначающий принадлежность к клану или секте?

Существо на распятии лишь отдаленно смахивало на традиционное изображение Христа. В глаза не бросалось, но, если присмотреться, различия становились очевидны: у этого Спасителя было четыре руки и четыре ноги.

– У каждого из нас свои талисманы.

– Что это за тварь?

– Это как раз и есть мой единственный друг.

Корост все еще улыбалась. Игорь хотел стереть эту ухмылку с ее лица.

– Сомневаюсь. – Он ударил тыльной стороной ладони.

За окном сверкнула молния, и гром заглушил вскрик девушки. Голова от удара дернулась в сторону. Когда Корост снова повернулась к нему, из носа у нее стекла тонкая струйка крови. Она высунула язык и слизнула темную каплю с распухшей верхней губы. Смотрелось почти эротично.

– Вы ошибаетесь, Игорь. В том, что произошло, нет моей вины.

– Я делаю это не ради себя, а ради семьи. Чтобы вы понимали, что так просто нас не запугаешь. Вы, ваша чокнутая мамаша и этот ваш урод, Хозяин. Дурацкая кличка… Доводите людей до самоубийства, до сумасшествия, да? Нагоняете страха, заставляете вновь и вновь перепродавать квартиры в этом доме. Тем и живете, мрази. Только вы не на ту семейку напали. Не в этот раз.

К его изумлению, Корост расхохоталась. Безумным, на грани истерики, смехом, запрокинув голову и широко раскрыв рот, так что брызги слюны и крови попали на белую шею и грудь.

– Что тут смешного, сука? – Игорь снова ударил, на этот раз кулаком. Разбил ей губы и оцарапал костяшку указательного пальца о ее резцы. – Тебе все еще весело, а? Все еще весело?!

Корост сплюнула кровью на пол. Хрустнула челюстями.

– Знаете, Игорь… У каждого есть вредные привычки. А в каждой семье существуют свои традиции. И порой одно прямо проистекает из другого.

– Расскажи мне, – приказал он. – Может, я пойму, в чем соль этой хреновой шутки, и тогда мы посмеемся над ней вдвоем.

– Сейчас ты увидишь, – оскалилась она. – Сейчас ты все поймешь. Тебе, правда, будет не до смеха. Ты будешь кричать. Но мы можем покричать вместе, чтобы было веселей.

– Правда, – прорычал Игорь. – Я хочу знать всю правду! Почему ты отговаривала меня от покупки, почему не хотела продавать квартиру?

Она пожала плечами:

– Какая разница? Минутная слабость… Люблю детей. Хочу своего малыша… Пожалела твоего сына. Пожалела тебя… Неважно. Это уже не имеет никакого значения.

– Кто такой Хозяин?

– Вы скоро с Ним познакомитесь.

– Хватит смеяться! – Он занес кулак для очередного удара, но сдержался. – Говори!

– О, я бы могла рассказать. Рассказать о том, как моя мамочка купила развалившийся дом, чтобы устроить на его месте загородный пансионат. Как во время ремонта тут пропала бригада таджиков… Как мама, потратив годы и все свое состояние на реставрацию, осталась ни с чем из-за очередного банковского кризиса. И что она увидела в этом доме прежде, чем навсегда лишилась зрения. Я могла бы поведать тебе то, о чем мама рассказывала мне вместо сказок на сон грядущий. О других мирах, о параллельных вселенных и чудесных созданиях, которые их населяют. О том, как одно из этих существ очутилось в мире нашем. У этой сказки нет конца, но я все равно могу тебе ее рассказать, Игорь. Вот только лучше один раз увидеть, чем тысячу раз услышать.

Корост посмотрела ему за спину и выше. Зрачки ее расширились. Пророкотал гром, но на этот раз вспышка молнии не озарила комнату. Запахло жженым сахаром. Их обоих накрыло тенью.

Игорь медленно обернулся. С потолка плотной стеной опускалась завесь из паутины. Среди множества прядей, словно из воздуха, начало формироваться нечто… нечто огромное.

– Папочка, – тоненьким детским голосом хихикнула Ирина. – Папочка идет!

Хлестов (III)

Он так давил педали всю дорогу туда и обратно, что к концу пути поврежденная нога причиняла уже поистине адскую боль. Из-за этой боли его начало лихорадить. Хлестов весь взмок, пот заливал глаза, и все вокруг виделось в тумане, будто дождь шел не только снаружи, но и внутри машины. Хлестов спешил. Выжимал максимально высокую скорость, на которую только была способна его старенькая «шестерка». Так торопился, что упустил из виду сущий пустяк и, лишь подъезжая к дому Игоря, понял, что бензина в баке не хватит на еще один рейс.

– Хлестов, твою мать, – простонал он. – Ты такой Хлестов!

Дорога, ухабистая грунтовка, огибала заросший камышом пруд. Ему пришлось оставить машину на обочине у поворота и идти дальше пешком. По хляби, так что жидкая грязь быстро наполнила кроссовки и перепачкала брюки до самых колен и даже выше. Ливень осыпал лицо и плечи крупными каплями, разгулявшийся ветер качал камыши и толкал в спину. Когда Хлестов вышел, хромая, к опушке березовой рощицы, купол неба лопнул, темную завесу туч расколола сияющая электрическая трещина. Молния ударила в ближайшее дерево и словно срезала верхушку. В паре метров перед ним рухнула измочаленная стихией ветвь. У Хлестова в груди кольнуло.

В свете молний он увидел громаду здания. Сейчас она походила на мрачную башню средневекового готического замка. Где-то там, внутри, его лучший друг ждал помощи.

«Мы мальчишки, чувак, – мысленно обратился он к Игорю. – Постаревшие мальчишки, готовые штурмовать крепость злого Кощея».

Сердце пропускало удары. Держась левой рукой за грудь («Титьки! – провизжал далекий насмешливый голос из школьных времен у него в голове. – Смотрите, какие у жиртреса титьки, как у бабы!»), Хлестов похромал прямиком по газону к черной стене дома.

Хотя нет, не черной. Приближаясь, он различил окна первых двух этажей, в проемах которых покачивались, будто от ветра («Какой может быть ветер там, внутри, за стеклами? Откуда там взяться ветру?»), неплотные серые занавески. Везде одинаковые, в каждом чертовом окне.

Он рванул на себя входную дверь. Та поддалась с трудом – что-то удерживало, сопротивлялось с той стороны. Белые нити, как клей, скрепляли дверь и косяк. Хлестов, тяжело отдуваясь, потянул всем весом: паутина (или что-то очень похожее на нее) истончилась и лопнула в нескольких местах. Проем стал шире. Он протиснулся в образовавшуюся щель и замер, собственной спиной запечатывая проход.

Глаза несколько долгих секунд привыкали к темноте, пока Хлестов пытался восстановить сбившееся дыхание. Сердце теперь колотилось в груди с бешеной силой. Дождевая вода ручьями стекала под липкой мокрой футболкой по выпирающим бокам и брюху, заливала брюки спереди.

«Обоссался! Жирдяй обоссался! – зло хохотали мальчишки у него в голове. – Зырьте, зырьте, да он в штаны наделал!»

– Я не боюсь вас, – прошептал Хлестов, хотя дрожал от страха и чувствовал себя сейчас точно так же, как и тогда, на школьной площадке, униженным и беспомощным. Только теперь он знал, что Игорь ему уже не поможет. Настал его черед спасать друга. – Никого из вас не боюсь. Есть вещи, которые необходимо сделать.

Припадая на левую ногу, он пошел вперед. Каждый шаг отзывался болью в голени. По разные стороны во мраке возникали двери, но где же лестница, где же, черт побери, проклятая лестница?.. Нутро дома напоминало лабиринт: пыльных коридоров, темных проходов, дверных проемов здесь, казалось, было больше, чем должно было быть, если судить о размерах здания снаружи.

«Запутался, толстый? Как в паутине, как старая жирная муха в паутине!»

Хлестов запаниковал. Оглянулся назад, но в темноте не увидел двери, через которую зашел. Только стены и коридоры, множество коридоров, которые разбегались во все стороны и тянулись до бесконечности. Он почувствовал запах гари, вонь, от которой ему стало еще хуже. В глазах двоилось, троилось.

Лестница. Где-то здесь обязана… быть… лестница… Больная нога подвернулась, и Хлестов с протяжным жалобным стоном рухнул на пол перед очередной дверью, врезавшись в нее лбом.

Та приоткрылась.

Из последних сил он пополз вперед, помогая себе коленом здоровой ноги, отталкиваясь локтями. Внутри было темно, в этом чертовом доме повсюду темно. Задыхаясь, Хлестов лез на ощупь, сам не зная куда, пока не ткнулся носом в твердую, покрытую шерстью колонну. К тошнотворному духу жженого сахара добавился не менее противный запах застарелой мочи.

– Кыс-кыс-кыс, – проскрипела тьма.

Левая сторона груди онемела, левая рука отказала ему. Хлестов завалился на бок. Хныча в голос и кривясь от боли, разлившейся по телу, он посмотрел наверх. Над ним маячило бледное изваяние с пустыми бельмами глаз, как у античных скульптур. Правой рукой он попытался схватить старуху за толстую обтянутую рейтузами икру. Ощутил ее ладонь у себя на затылке.

– Котейка, – осклабилась старуха, поглаживая его по редеющим волосам. – Ты мой котеечка, кыс-кыс. Время кушать.

Что-то шевельнулось за спиной у сумасшедшей, что-то большое. Но Хлестов уже не различал деталей. Сердце остановилось. Хватка ослабла, пальцы безвольно скользнули по ноге старухи на пол. Издав еще один долгий нутряной стон, Мишка умер.

Семейные ценности (и пришел Хозяин)

Игорь лежал на полу в комнате Павлика и не мог найти в себе силы, чтобы пошевелиться. Он понимал, что опутан чем-то липким, как паутиной, но не имел возможности даже поднять голову, чтобы увидеть, что именно с ним произошло. Все что он мог сделать – чуть повернуться и скосить взгляд в сторону. Тогда в поле зрения попадала Корост. Она лежала рядом, на расстоянии вытянутой руки. Нижняя часть ее лица была залита кровью, но девушка оставалась в сознании, и голубые ее глаза светились счастьем.

– Ты чувствуешь? – спросила она. – Ты чувствуешь Его? Всю Его боль, все одиночество, всю Его любовь?

Игорь не ответил, но сейчас он действительно ощущал какие-то посторонние, чужие эмоции. Как отголоски далекого эха, неясные чувства накатывали на него, давили сверху.

Хозяин комнаты и хозяин дома, словно сотканный из прозрачных белесых ниток, беззвучно подошел к ним, опираясь на четыре длинные ноги и четыре руки, у каждой из которых было три локтя. Его тело мерцало серебром изнутри и освещало комнату. Игорь мог рассмотреть отдельные внутренние органы, подобных которым он не видел ни в одном учебнике анатомии. Ему показалось, что он узнал мозг, – у Хозяина их было несколько. А голова была одна, большая и круглая. Со множеством глаз и лиц. Когда Хозяин вращал шарообразным черепом, на Игоря по очереди смотрело то одно Его лицо, то другое. Мужские, женские… В одном из них он узнал Олю. А когда Хозяин склонил голову набок, на Игоря посмотрел его собственный сын, Павлик.

– Он ведь не злой, понимаешь? – шепнула Корост. – Просто не такой, как мы. Странник, которому не повезло застрять в трещине меж двух миров, став частью и того и другого. Это… удивительно.

Хозяин навис над ними, огромный, как небо, чуть покачиваясь на непропорционально длинных конечностях. От Него пахло жженым сахаром.

– Восхищаешься этой тварью? – просипел Игорь. – Отцом ее называешь?

– Оно и правда отец мне. Пойми – это Чудо, настоящее Чудо. Нечто настолько чуждое всему человеческому, но одновременно – настолько близкое. И ближе нам Его сделали мы сами, люди. Прислушайся к Его чувствам! Это благодаря нам Он познал боль. Это моя мать подарила Ему любовь. Это нашими глазами Он смотрит, нашими ушами слышит, измененными, трансформировавшимися, переродившимися, но – нашими.

Игорь попытался поднять руку и обнаружил, что обе ладони сложены у него на груди, крест-накрест. С трудом преодолевая сопротивление липких пут, он сумел просунуть пальцы правой руки в нагрудный карман рубахи. Нащупал смятую, порванную пачку. Зацепил ногтем зажигалку.

– Папочка, Ты прекрасен. – Корост похотливо застонала и, выгнув спину, раздвинула бедра. К своему ужасу и изумлению, Игорь почувствовал возбуждение – как тогда, во время осмотра квартиры. Только сейчас ему незачем было скрывать эрекцию. И где-то внутри себя он ощущал, как его желание словно вытягивают из него, как оно перетекает через паутину туда, наверх.

Длинная худая нога, согнутая в паре колен, мягко опустилась на грудь женщины. Еще одна бледная конечность протиснулась ей между бедер. Корост закричала, и полупрозрачное тело Хозяина оросила кровь Его дщери.

Игорь осторожно подтянул ногтем зажигалку, обхватил скользкий пластик корпуса указательным и средним пальцами.

Еще чуть-чуть. Самую малость. Лишь бы кремень не отсырел! Одинокий Старый Сиделец, проведший вечность на перекрестке миров, заслуживает яркой огненной смерти в конце Своего длинного заточения.

Тварь повернула голову-шар к нему. Нижние челюсти разошлись в стороны, образуя хелицеры. Игорь, наконец, стиснул зажигалку в ладони, надавил подушечкой большого пальца на колесо поджига:

– Гори, сука.

Сверху, из черной дыры, ему на ладонь протекла вязкая жидкая нить. Огонек зажигалки потух, а влага засохла, превратившись в то, что было так похоже на паутину, а пахло жженым сахаром.

Огромное тело Хозяина переливалось золотом и серебром, когда Он пускал слюнки.

– Теперь ты видишь, видишь? – раздался лихорадочный, возбужденный шепот Корост совсем близко, у самого уха.

– Вижу, – смирившись с тем, что его ожидало, благоговейно выдохнул Игорь.

Хозяин посмотрел на него лицом Оли. Затем Оленька подняла одну из своих четырех рук и прижала к его губам палец, заканчивающийся острым кривым когтем.

– Тссс, – сказала она.

Комната Павлика

Лежа в своей кроватке, Павлик не мог слышать, о чем говорят взрослые за стеной. Но, даже если бы и слышал, то все равно ничего бы не понял. Проведя полгода у бабушки с дедушкой, он еще не научился говорить, но уже узнавал родных и делал первые попытки произнести «ба».

– Что ж, остаются формальности. Поставите подпись под новой редакцией договора и можете вступать во владение. Если все в порядке…

– Саша, ты уверена, что мы правильно поступаем? – осторожно уточнил Василий у жены. – После того, что тут случилось с Оленькой, стоит ли держаться за эту квартиру?

Александра Павловна наградила мужа взглядом, полным презрения:

– Подписывай, бога ради. Хорошая квартира. И куплена в том числе на наши с тобой деньги. Ох уж эти мужчины! – Посмотрев на риелтора, она покачала головой. – А вы, Ирочка, вижу, и сами ждете маленького? Какой у вас срок, если не секрет?

Ирина Корост нежно погладила себя по округлившемуся животу и улыбнулась:

– Шестой месяц идет.

От зорких глаз Александры Павловны не укрылось отсутствие обручального колечка на руке молодой женщины.

– Мой вам совет, милочка, – назидательно изрекла она. – Будьте осторожнее с вашим мужчиной, кто бы он ни был и каким бы принцем он вам ни казался. Когда у нашей дочки приключилась беда с головушкой…

– Саша, ну что ты, зачем вот это сейчас, а?

– Замолкни ты, ирод окаянный! Так вот, Ирочка. Стоило нашей Оленьке попасть в лечебницу, как ее благоверный дал стрекача, поминай как звали. И на сына ведь даже наплевал, представляете? Вот приходится на старости лет воспитывать, пеленки менять.

– Сочувствую вашему горю, – сказала Корост с искренней печалью в голосе. – Но мальчику тут и правда будет хорошо. Я сама здесь росла, в тиши и благодати. И переезжать никуда не собираюсь, по-моему, это просто идеальное место для маленьких детей.

– Вот видишь, Вася? Да и Павлику тут привычно будет. Главное, кошку завести, чтобы все как у людей.

– Замечательная идея, – кивнула Корост. – Очень правильная. Пусть у вас все будет хорошо! У вас и вашего малыша, конечно.

– Ох-ох, милочка, ваши слова да Богу в уши, – умилилась Александра Павловна. – Я-то уж после того, что случилось, так расстроилась, так расстроилась, не приведи Господь. Знай, как оно повернется, ни за что не разрешила бы дочке замуж-то выходить.

– Оно в любом случае того стоит, – улыбаясь своим мыслям, сказала Корост. – Не помню кто, но, кажется, кто-то когда-то сказал, что брак – это страна, по дороге куда многое теряешь…

Бабушка с дедушкой украдкой переглянулись. А она, сложив ладони на круглом животе, добавила:

– Но ведь приобретаешь больше. Гораздо, гораздо больше.

Маленький Павлик дремал в своей кроватке и ничего из этого разговора не слышал. В комнате пахло сладостями, леденцами. По стенам бегали солнечные зайчики. В лучах света парили невесомые ниточки паутины. Павлик хотел плакать, но боялся, потому что из темного угла под потолком за ним присматривали глаза его отца.

Глаз было много.