Текст книги "Саламандра (СИ)"

Автор книги: полевка

сообщить о нарушении

Текущая страница: 31 (всего у книги 125 страниц)

Если бы он не был отравлен этими поцелуями, он, скорее всего, сразу бы согласился на Киреля и его условия. Хотя нет, он бы поторговался, отвоевывая себе место для маневров, но в конце концов все равно сделал бы то, что было бы наиболее выгодно и рационально. Но теперь, испив отравы из горящих губ тупого ящера, он как будто потерял возможность думать рационально. Если и целоваться с мужчиной, так только с тем, от которого просто крышу рвет на мелкие осколки! Лекс потрогал свои губы. О боги, только от одного воспоминания, как все было, дыхание перехватывало, а сердце начинало биться под ребрами, как колокол…

Но от воспоминаний его отвлек Тиро, который ждал ответа.

– Ну, я не понял, а ты-то что? Ну, с Кирелем? Ты с ним целовался что ли?

– Это он меня поцеловал, а я не смог, – Лекс чуть не проболтался, что после Сканда другие поцелуи его не вдохновляют. Но мысленно одернув себя, перевел разговор. – Я боюсь Киреля. На самом деле, у него власти больше, чем у Шарпа. Для начала, он священник, а значит, народ к нему скорее потянется, чем к императору. И монахи у него, это еще тот ларчик с секретом. – Лекс ухмыльнулся, а потом рассказал Тиро, что монахи творили по дороге. – И, самое главное их оружие, это, как ни странно, их обезличенность. Они так похожи один на другого, что ты не знаешь, кто из них боец, а кто просто погулять вышел, и поэтому начинаешь опасаться всякого в рясе и с капюшоном. И кроме этого, из-за того, что они похожи, никто не может их пересчитать, никто не знает, сколько их во дворце – сотня или тысяча? Понимаешь? – Тиро тяжело задумался, он, похоже, не обращал на это внимания, и теперь Лекс спросил, – но ты мне ответь лучше, почему яйцо вынесли тишком?

– Ну, так Сканду детей иметь нельзя, – пожал плечами Тиро, – ни официальных, ни байстрюков. Монахи за этим присматривают. В самом начале, когда только у Сканда дом появился, монахи объявили благоприятные дни и тогда несколько рабынь подошли к хозяину с просьбой отложить яйцо, чтобы выгреть по ребенку. Сканд разрешил. Теплую комнату прогрели, и рабыни там устроились, а через месяц в дом зашли монахи и вырезали всех малышей. Сканд и за оружие хватался, и орал, что это не его дети. Но с капюшонами спорить бесполезно. Вердикт простой: «в твоем доме детей не будет, и не надо пытаться обмануть, выдать своего за чужого».

С тех пор, когда приходит время, то девки рожают тишком, а я передаю яйца с лекарем верным людям. Плачу им деньги, конечно, чтобы налог заплатили «за лишний рот» и кормилицу наняли. А когда ребенок подрастает, то забираю его сюда. А ты думаешь, откуда в нашем доме мальчишки? А еще я покупаю через верных людей в городе «пустые» яйца и предъявляю их монахам, чтобы они не задавали лишних вопросов. Вот так и вырастают в этом доме сыновья воинов, пока в казарму идти не приходит время. А дальше, как судьба сложится, – Тиро вздохнул, – я за каждым пацаненком присматриваю, как за своим, а вдруг кто из них мой байстрючонок? И чего ты на меня глазками хлопаешь? Или я не мужчина? – обиделся Тиро.

– А чего ты свою жену не заведешь? Со своими детьми? – удивился рыжик, уж больно вид у Тиро был мечтательный.

– Ну, куда в чужом доме свое гнездо вить? – удивился домоправитель, – Сканд моя семья, я его с зеленых соплей вынянчил, высмотрел, всему, что только мог, научил. И оставить его я не могу. В этом доме яйцо не высмотреть, а уходить в другой дом не могу. Как я Сканда одного оставлю? Он же один в этом мире, совсем как я.

– А как же брат? – Лекс закусил губу, – Сканд аж горло рвет за него: хороший, добрый, честный. Он, когда о брате говорит, то у него глаза, как бусины стеклянные становятся.

– Ну, это и понятно, – Тиро пожал плечами, – долгое время из всей семьи с ним только брат и общался. Отец признал как сына только после того, как он в центурионы выбился. Потом и кровью вырвал себе звание. Самый молодой центурион во всей армии… – Тиро вздохнул, – отец, когда перед всем войском объявлял о присвоении звания центурионов, то только тогда по имени его назвал и сказал перед всеми «молодец сын, далеко пойдешь». Он тогда мальчишка был совсем, только-только после второй линьки, совсем как ты сейчас. А Кирель от него до сих пор нос воротил. Только вот перед этим походом с ним заговорил, как с равным. Ты думаешь, это легко? Да лучше просто сиротой быть, чем знать, что твоя семья тобой брезгует. А Пушан со Скандом с самого начала дружил. Прибегал к нам в казарму…

– Так Сканд в казарме жил? – перебил Лекс, – я думал, это образно, вроде как здесь казарма, при доме…

– Нет, – Тиро нахмурился, – в самой обычной казарме. А не как здесь. Подожди, я тебе расскажу, – Тиро тяжело вздохнул, – я в свое время воевал в войске Шарпа. Был центурионом у наездников. Был у Шарпа на виду, вроде как в любимчиках. Император мне доверял и, бывало, советовался по военным делам. Однажды убили подо мной ящера. И тут меня император вызывает, ну, я думаю, будет переводить в пехоту, раз я пеший. А он меня вызвал во дворец и повел во внутренние комнаты. Завел он меня, значит, внутрь, а там ребенок сидит, маленький совсем, мне едва ли выше колена будет. Император мне и говорит: «Забирай, делай что хочешь, только не убивай. Он мой сын. Но только он мне не нужен, у меня вон семья разрушилась из-за него, видеть его не хочу», – Тиро пожал плечами.

– И что мне делать? Забрал. А куда мне с ним? У меня только контракт, подписанный на следующие пять лет. Так и пришел в казарму с ребенком на руках. Объяснять ничего не стал. Сказал: «задание императора». Ну, наши позубоскалили, но лезть не стали, сами все поняли. Вот, – Тиро понурился и вздохнул, – а утром я на ферму пошел за мелким детёнышем. Ящера надо вырастить, а иначе никак. Так и растил двоих малышей. Одного с хвостом, а второго с пиписькой. Одного учил кусаться, а второго меч держать. У него всех игрушек было меч деревянный, щит и праща.

– Я не знал, как с детьми обращаться. Сам вырос в примаках в чужом доме. Каждый день куском хлеба попрекали, а работать больше любого раба приходилось. Одна мечта была: в армию уйти, каждый раз, как в городе оказывался, бегал к казарме рост мерять, – Тиро, увидев, что рыжик не понял, решил пояснить, – у казармы метка есть. Кто до метки дорос, может в армию записаться. Вот я и бегал, на цыпочки становился и голову тянул, так хотелось быстрей вырасти, чтобы из того дома скорее вырваться. Нет, я, конечно, пытался баловать мальчика, ну там вкусного чего купить, чего сам в детстве не видел. Но этого мало.

И вот однажды в казарме появился наследник – Пушан. Тоже маленький, но такой, знаешь, беленький, в чистой тоге, сразу видно, аристократ. А мой-то Сканд, хоть и был на голову выше, но такой чумазый и расцарапанный, и все потому, что с ящером моим взялся драться накануне. Ну, дети оба, что с них взять, – пожал плечами здоровяк и улыбнулся. – Так вот, Пушан когда появился, то знаешь, даже бровью не повел и не поморщился, когда Сканда увидел. Бросился к нему, обнял, братом назвал. Сканд вначале растерялся, а потом обрадовался. Они поговорили, Сканд ему показал все в казарме, где едят, где спят, где загон с ящерами, показал молодняк. Ну, дети же, интересно все.

А когда Пушан ушел, то ко мне с расспросами пристал. А что мне делать, я ему рассказал все как есть. Он, помню, убежал, спрятался в загоне и проплакал всю ночь. А я за перегородкой сидел, страшно было его оставить, а вдруг кто обидит. А утром Сканд вышел, решительный такой, и сказал: «я им всем докажу!» и с тех пор стал тренироваться как бешеный. Агрессивный стал, как ящер перед линькой. Но вот видишь – самый молодой центурион! Он вначале был мечником, а потом ящера себе вырастил, не Шу, а другого, того убили во время боя, Шу у него второй ящер. Был под моим началом, а потом я стал командовать манипулой, а он у меня был первым центурионом. А потом его отец отправил на самостоятельное дело, он приехал с победой, и он стал мной командовать. Его в армии знаешь, как любят? Для всех взрослых воинов он вроде как свой ребенок, вырос на глазах у всей армии, а для молодых живой пример, чего можно добиться, если будешь отважным.

– А что Пушан? – не выдержал Лекс.

– А Пушан с тех пор стал в гости приезжать, то сладости привезет, то тунику со штанами, а подрос, стал оружие Сканду дарить. Такое, знаешь, хорошее оружие. Когда он мечником был, еще тогда у него меч был лучше, чем у командира, а впрочем, как и он сам, – ухмыльнулся здоровяк, – в выходные стали вместе в город бегать, мальчишки. Все им интересно. Деньги у обоих были. Там на рынке купить чего или служаночку повалять на соломе. А когда Сканд стал центурионом и отец его признал официально, то Пушан стал его приглашать в гости и знакомить с другими людьми. Был всегда рядом и братом явно гордился. Знаешь, как для Сканда это было важно?

– А у Сканда есть дети? – Лексу стало интересно.

– Нет, – Тиро покачал головой очень уверенно, – Сканд честный, сказали нельзя, значит нельзя. Ему, когда хочется, то он ходит в квартал сладострастия. Там есть дома для богатых клиентов. Там держат чистых и молодых, и обязательно здоровых. Я его сам туда в первый раз привел, на вторую линьку. Как раз перед тем походом, когда он центурионом стал.

– Расскажи про линьку, – Лекс сделал умильную мордашку, – я все забыл, и только слышу линька, линька…

– Ну-у, – Тиро подвигал бровями, пытаясь сообразить, – ребенок растет, кожа натягивается, начинает чесаться, человек становится от этого зуда очень нервный. А потом появляется запах, это значит, что растет новая кожа. Потом старая кожа лопается, и появляется новая, в первое время такая нежная и шелковистая. Очень хочется, чтобы вначале почесали, когда кожа слезает, а потом погладили. Так сладко, когда новую кожу гладят, прям до дрожи. И секса, конечно, очень хочется в это время. Первая линька самая тяжелая, ребенок не понимает, что происходит, и то плачет, то чешется. Надо удерживать, чтобы не расчесался до ранок, а то до следующей линьки будет грубая шкурка. А потом ластится, чтобы погладили. Я со Скандом в кладовке заперся и рычал на всех, чтобы не подходили. А на вторую линьку повел в квартал сладострастия. А сам под дверью караулил, он ведь маленький еще был, а в это время и старший и младший пахнет вкусно. И во время линьки сам себя слабо контролируешь, трахаться хочется, а с кем, все равно. Я его тогда запер в комнате с двумя девушками, он знаешь, какой довольный оттуда вышел? Прямо светился весь, как новый золотой!

После первой линьки из ребенка получается подросток, после второй линьки молодой парень, после третьей молодой мужчина, еще худощавый, но уже не мальчик. А Сканд всегда был крепким и рослым, и выглядел старше Пушана. Ну, это и понятно, жизни у них разные были. Один на мягкой перине спит с наложницей, а другой у костра возле ящера. Но они всегда хорошо ладили. Один умные советы давал, второй кулаками махал. Даже отец назвал их двумя руками, одна с мечом, другая с пером.

А потом ты случился. Когда Пушан примчался от твоего отца, он знаешь, какой расстроенный был? Просто страшно смотреть, вот Сканд и помчался карать обидчиков. А потом тебя привез, а дальше ты сам все знаешь. Только вот знаешь… – Тиро замялся, – даже не знаю, как объяснить. Сканд тебя и до этого видел, и каждый раз злился, уж очень ты ему не нравился. Говорил «кривляка-ломака» и брата жалел, что ему такой младший достался, а когда тебя привез, то вначале как виноватый ходил. Молчал все больше, и тревога в глазах появилась. А после того, как тебя избили у столба, покой потерял, брата пытался уговорить отпустить тебя, они тогда впервые поругались. Он очень переживал, что Гаури тебя со свету сживет, как конкурента.

– А ты лучше расскажи, что у вас со Скандом приключилось, что ты один домой вернулся?

Тиро смотрел с тревогой и Лекс не решился ему солгать, и все выложил про войну, как город сожгли требушетами. И про Тили-мили. Как он оратора прислал, который голосом владеет, как оружием, а он с перепуга на него нафыркал, да и от упрямства собственного никуда не денешься. Очень не хотелось на сожжённый город смотреть. А потом Тили-мили примчался, а Лекс заставил его на колени встать. Просто так… из интереса. А потом подарок этот дурацкий. Вот ведь, нет большего врага, чем собственный язык. А потом был Сканд, который очень злился, а потом целовался. А потом Лекс повинился в том, как слова «ящерка» испугался. И сразу рассказал про арену, Гаури и «ящерку» и то, что Пушан загорелся идеей с рыжиком «поиграть».

– … ну, я все это на голову Сканду и вывалил, про братца его, а он разозлился и назвал меня подстилкой, а я ему врезал по морде от обиды. А утром меня ждал Тургул с воинами, чтобы сопроводить к брату. А я сюда приехал, не хочу к брату, мне здесь хорошо… было…

– А теперь что случилось? – нахмурился Тиро.

– А теперь Тили-мили припрется свататься, – загрустил рыжик, – а Кирель сказал, что королям не отказывают. А он меня убьет, как только в мужья получит. И я думаю, не просто убьет, а вначале запрет где-нибудь и будет измываться. Я ведь его прилюдно унизил. Разве после такого можно захотеть такого человека замуж? Нет, только поиздеваться и помучить, никак иначе. И потом, не хочу я замуж за Тили-мири!

– Ну, по поводу поиздеваться, то это еще вопрос, – Тиро ухмыльнулся, – однажды я сидел в коридоре дома желания, Сканда дожидался, ну я тебе рассказывал, – махнул рукой Тиро, – так вот, увидел я там одного военачальника в очень пикантной ситуации. Ему, оказывается, очень нравилось, когда над ним младшие издевались и командовали. Нет, я конечно на глаза ему не попался, но потом с хозяином дома поговорил. Оказывается, есть такие люди, которым это очень нравится. Но в реальной жизни они такого получить не могут, вот и ходят к нему за подобным. Ты не думаешь, что этот Тили-мили впервые с таким столкнулся, и ему это понравилось? Я не думаю, что раньше им хоть кто-то командовал. Я думаю, что он сам к этому был склонен. Вот ты на Сканда как хочешь ори «на колени», но он не встанет, характер не тот. – Видя, как рыжик прищурился, сразу со смешком добавил, – нет, перед тобой встанет, если вы вдвоем и в спальне будете. Там ты с ним что хочешь делай, он на все согласится, лишь бы с тобой.

– Ой, Тиро, ну ты скажешь, – Лекс смущенно потупился, а потом покачал головой, – все равно, замуж за Тили-мили не пойду. Лучше стать монахом, чем жить с придурком. Или сбегу туда, где меня никто не знает.

– Сканд не успокоится, пока не найдет тебя. Они с Шу по следу твоему пойдут, а когда найдут, искусают. Лучше думай!

– Но замуж за императора Шарпа и Киреля тоже не пойду. Кирель, конечно, классный, но Сканд целуется лучше! Ой! – Лекс закрыл руками рот, но слово уже вылетело. Тиро услышал и довольно рассмеялся.

– Вот запомни, что ты сейчас сказал, – Тиро погрозил рыжику пальцем, – а потом скажи все это Сканду. Увидишь, чем все твои проблемы закончатся!

– Задницей порванной, – Лекс поежился и обнял себя за плечи, – я видел, что у Сканда между ног болтается, у Пушана меньше, так я после того еле выжил. Это очень больно, и я не хочу так. Целоваться это, конечно, здорово, но он ведь только на этом не остановится.

– Лекс, – Тиро погладил рыжика по голове, как маленького, – ты вот вроде взрослый и знаешь много, а сейчас говоришь, как ребенок. Все зависит не от размера, а от желания доставить удовольствие партнеру, а больно можно сделать даже пальцем. Не надо бояться Сканда, рядом с тобой он терпеливый и нежный. Я помню, как он с тобой носился, когда пьяного тебя приволок домой. Ни одна мать над своим ребенком так не трясется, как он над тобой. Поверь, он не причинит тебе боли и будет биться за тебя, как ящер за свою кладку. А теперь отправляйся спать. Завтра в этом доме будет свадьба. Будет много песен, танцев и вкусной еды. Отправляйся спать, ребенок, и положись на богов. Они тебя уже выручали, выручат и в этот раз!

Свадьба Зюзи

Поспать толком у Лекса так и не получилось. Всю ночь проворочался. Стоило закрыть глаза, то Сканд снился, то Кирель. То Сканд рыжика раскалывал как жабку, то рыжик домогался Киреля, как трепетную деву-недавашку. Под утро они приснились ему оба, и Лекс решил, что хватит с него кошмаров на одну ночь, и если так и дальше будет, то он сам попросит Тиро отвести его в веселый квартал. Интересно, может у тамошних мальчиков совета спросить, как у бывалых бойцов? Ну, не у Зюзи же спрашивать…

Ох, Зюзя, свадьба эта… Лекс поднялся ни свет, ни заря с тяжелой головой и с настроением, как во время похмелья.

На кухне было полно народу. Девушки были красиво одеты и у каждой на шее были бусики, которые Лекс им подарил. А еще воины, мальчишки и даже Рарх с Сишем столы вытаскивали на улицу, а на кухне мальчишки выдраивали полы. На улице разожгли два больших костра, на одном установили треногу и повесили большой котел, а у другого поставили две треноги. Следом из кладовки притащили тушку ящера на длинном вертеле, и когда огонь разгорелся, его притушили и сразу взгромоздили туда тушку. Зюзя и Милка бегали нарядно одетые, у них на головах были цветочные венки, а вот Тарис стоял полуодетый возле мясной колоды и очень ловко рубил вторую тушку на куски, которые сразу же бросали в котел.

– Помощь нужна? – буркнул Лекс, когда увидел Тиро.

– Нет, – Тиро присмотрелся к рыжику, – ты что, ночью не спал? Выглядишь хуже, чем вчера вечером. Пошел бы, отдохнул немного. Монах, чтобы засвидетельствовать брак, придет не раньше полудня. Одевайся красиво и садись в тенечке. Ты здесь единственный аристократ будешь. Если не побрезгуешь, конечно… здесь все люди простые…

Лекс на него так глянул, что Тиро и без слов понял, что сказал глупость, поэтому улыбнулся и махнул на рыжика рукой, мол, пусть идет, куда шел. Лекс нашел Рарха, узнать, чего друг вчера вечером хотел. Рарх хотел узнать, хватит ли ему десятка коробочек, или сделать еще? И какого размера он хотел бы новые шахматы? Лекс сразу согласился, что десять коробочек достаточно, а шахматы, какие тот сам захочет, он заранее согласен со всем.

Потом пошел в кузню. Следом за ним, бросив свои дела, помчалось двое мальчишек. Лекс заглянул в тигель, там так и лежало четыре бусины. Май сразу развязал свой шнурочек и через узелок добавил две новые бусины, а мелкий мальчик, стесняясь, протянул свою веревочку Лексу. Рыжик сразу нанизал две бусины и разделил их узелком, чтобы они случайно друг от друга не лопнули. А потом завязал шнурок на шее пацаненка. Полные счастья глаза стали самым лучшим лекарством от головной боли. Коробочки стояли в углу кузни, и Лекс сразу попросил Рарха сделать в кузне полочку повыше, чтобы поставить туда коробки так, чтобы мальчишки не могли засунуть туда любопытные носы. Рарх кивнул головой и сказал, что завтра обязательно сделает.

Лекс продолжил осматривать свои вчерашние труды. Желтый сурик оказался хорошо перемолот, и он сразу пересыпал его в коробку и закрыл крышкой. Две стеклянные колбаски в ведре ожидаемо лопнули на несколько осколков. А вот стекло на подносе оказалось совершенно целым. Лекс осторожно вытряхнул его из формы и посмотрел на свет. Стекло оказалось достаточно прозрачным, но в нем все равно было много пузырьков воздуха. А это значит, что стеклянную массу надо выдерживать на огне дольше, чтобы все пузырьки успели выйти. Лекс осторожно разбил стекло и положил куски в ведро вместе с черно-белыми колбасками.

– Зачем ты сломал его? – удивился Рарх, – никогда не видел стекло такого большого размера. Я думал, что оно только круглыми шариками бывает.

– Не только, – улыбнулся рыжик, – просто это все заготовки. Мне теперь надо все перемолоть в пыль, и тогда можно будет пробовать дальше.

– А что ты делаешь? – осторожно поинтересовался Рарх, – столько усилий, а результата пока не видно.

– Не все сразу, – отмахнулся рыжик, – ты вон, на требушет и доски делал, и модель строил, а только потом мы до настоящего требушета добрались. Поэтому все будет в свое время. А пока представь, что я доски стругаю.

Когда окончательно рассвело, стали приходить гости. Это была родня Тариса, бывшие сослуживцы, которые уже вышли в отставку и жили в городе. Чуть позже открыли ворота и появился старший брат Тариса. Он приехал верхом, с женой и еще одним груженым ящером. На ящера были навьючены две корзины с рыбой, моллюсками и кальмарами. Девушки и женщины подвязали фартуки и принялись за чистку и готовку. Приходили еще люди, как понял Лекс, сослуживцы Тиро, одни или с семьями. Вскоре во дворе народу стало больше, чем на базарной площади.

Лекс посидел немного с Рархом, а потом сбежал в комнату. Действительно, следовало переодеться, а то он получился единственным бедно одетым во дворе. Кровать так и стояла неубранной, поэтому Лекс лег, как ему показалось, на минуточку, но его вскоре стал трясти за плечо Рарх, пытаясь добудиться.

– Вставай, там монах пришел, скоро начнется свадьба, Тиро велел сходить за тобой.

– Ладно, ладно, – Лекс с трудом сел и потянулся. Спать хотелось со страшной силой. Нацепив вчерашнюю парадную одежку и вульгарные сандалии с золотом, он поплелся во двор. Рарх остановил его и сказал, что его ждут на кухне. Не успел он дойти до кухни, у дверей своей комнаты его перехватил Тиро. Он был очень нарядно одет в яркую тунику и палантин, который удерживал красивый плетеный пояс.

– У тебя след от подушки на щеке, – умилился Тиро, – так сладко спал?

– Я бы еще спал, – зевнул рыжик и постарался пальцами расчесать сбившиеся волосы.

– Вот ты и спишь до обеда, как настоящий аристократ, – не смог промолчать Тиро и послал мальчика в комнату к Лексу за гребнем, – все ждут только тебя.

Лекс сразу приободрился и хотел уже бежать дальше, но его перехватил Франкенштейн и вначале расчесал ему волосы, а потом расправил складки на тунике, и только после этого отпустил «на люди». На кухне, на удивление, никого и почти ничего не было. Только полыхал камин, а рядом стояло ведро, до краев полное воды. Когда на кухню зашли Тиро, Лекс и Рарх, со стороны двора первым зашел священник, следом отец и братья Тариса, и еще несколько крупных мужчин. Монах встал рядом с Тиро, а остальные мужчины полукругом за их спинами.

– Чтобы свадьба была законной, нужны десять свидетелей и монах, – тихо пояснил Тиро, склонившись к Лексу.

Лекс пересчитал людей на кухне. Одиннадцать человек. Только после этого на кухню зашел Тарис со свернутой шкурой в руках. Шкурка была небольшой, песочно-желтого цвета, с коротким шелковистым мехом.

– Если берешь младшего мужа, то шкура обязательна, – также шепотом прокомментировал Тиро, – это песчаный кот. Злобный хищник, охотится днем, когда все от жары едва живые бродят. А если берешь только жену, то шкура не обязательна. Хотя не обязательно, чтобы шкура была только тобой добытая. Некоторые берут шкуру в роду, но Тарис сам добыл шкуру, во время последнего похода, поэтому и посчитал это добрым знаком, чтобы взять Зюзю в семью. Очень повезло малышу, боги к нему явно благосклонны.

Пока Тиро тихо бубнил на ухо рыжику, поясняя нюансы местного домоустроения, на кухню зашел Зюзя, который явно волновался, его даже немного потряхивало от переживаний. Следом зашла Милка, она была как раз безмятежна и довольна. У Зюзи и Милки были похожие туники. Только у Зюзи короче и из-под нее торчали приснопамятные штанишки. На их головах покоились совершенно одинаковые венки, и волосы были одинаково распущены по плечам.

Тарис плавным движением положил шкуру между камином и ведром, и с трудом поднялся. Было видно, что нога доставляет ему неудобство, но он старался держаться ровно. Первым на шкуру ступил Зюзя и просто засветился от счастья, а потом подвинулся, чтобы на шкуру могла наступить и Милка. Монах забубнил молитву, призывая духов огня, воды и семейного крова засвидетельствовать этот брак. А потом протянул Тарису лепешку. Тарис помолился матери Ящерице и Семизубому, благодаря за то, что они благословили его на этот брак, и попросил благополучия для своей семьи. После этого протянул лепешку Зюзе и Милке. Они отщипнули по кусочку от лепешки, а потом сравнили кусочки. У Милки кусочек оказался крупнее, чем у Зюзи. Она довольно рассмеялась, а паренек прижался к ней с крайне довольной улыбкой, как будто это именно то, что он и хотел.

– Милка в браке будет старше Зюзи, – пояснил Тиро, – у нее кусочек больше, чем у младшего. Но это и правильнее, у Милки характер покрепче, чем у Зюзи будет.

После этого Тарис отщипнул кусок лепешки и бросил в огонь, следующий в воду, а последний зашвырнул в темный угол дома, куда не доставал ни луч солнца, ни свет очага. А после этого монах опять что-то стал бубнить о богах, заветах предков, о плодородии и процветании, а молодые в это время быстренько жевали доставшиеся кусочки лепешки. Тарис смолотил оставшуюся лепешку быстрее обоих супругов. Тиро опять хмыкнул и пробубнил, что Тарис сегодня не завтракал, а если бы вчера еще и не поужинал, то проглотил бы ее даже не жуя.

Монах зачем-то заглянул в ведро и объявил, что духи приняли жертву и брак считается состоявшимся. Люди, которые наблюдали за церемонией со двора, радостно закричали, а все, кто был на кухне, бросились поздравлять новую семью. Тариса обнимали и хлопали по плечам и спине, Милка тем временем заплетала Зюзе косу, а потом Зюзя быстро подвязал Милке хвост и закрутил ей пучок, закрепив его двумя длинными шпильками. И только после этого их стали поздравлять с законным браком. Со двора зашли люди, и вскоре вся троица оказалась затискана и зацелована.

Тарису при всем этом отпускали весьма едкие шуточки, с рекомендациями, как именно ему стоит обходиться с семьей, а Милку и Зюзю не забывали хлопать по попам и при этом желали… много чего интересного, Лекс аж заслушался, после подобных поздравлений его словарный запас пошлостей и ехидных выражений значительно пополнился.

А после была еда и танцы. Кто-то начал на радостях отплясывать, кто-то потянулся к столам, заставленным полными мисками. В животе рыжика призывно зарычало, и Тиро, услышав трубные звуки от худощавого рыжика, со смехом потащил его к столам. Каждый желающий получал лепешку, которая в какой-то мере служила тарелкой. А потом каждый брал с больших блюд сочное мясо, душистую жареную рыбу или моллюсков, заправленных пряным соусом. А еще кальмаров, фаршированных рыбой и зеленью, странно пахнущие овощи, нарезанные как картошка фри, но пахнущие как угодно и с непередаваемыми вкусами, и, конечно же, фрукты и сладости.

Тиро не успокоился, пока Лекс не попробовал всего со столов. Под конец рыжик себя почувствовал фаршированным кальмаром. Даже пришлось ослабить пояс, чтобы он не перетягивал раздувшийся живот. Все люди ему приветливо улыбались, но при этом рассматривали, как единорога в городском зоопарке. Лекс уселся на скамейку возле довольного Тариса и смотрел вместе с ним, как танцуют и дурачатся гости. Он подобное видел однажды, когда попал на деревенскую свадьбу. Не корпоратив, когда «гуляют» сослуживцы, вначале пытаясь произвести впечатление на коллег, а потом, пускаясь во все тяжкие, а именно простые люди, которые давно знают друг друга и большинство состоит в родственных отношениях, пусть даже и дальних. Когда каждый знает всех, и все знают каждого с момента рождения.

Лекс вначале смеялся и веселился, наблюдая за гостями, а потом ему вдруг стало грустно. Он вдруг понял, что он не просто попал на чужой праздник, он в чужом городе и даже, более того, в чужом мире, и это одиночество вдруг резануло по сердцу. Александр Яворский никогда не страдал от своего одиночества. Да он никогда и не считал себя одиноким. Вначале был отец, пусть и далеко, в другом городе, но был, и ему можно было позвонить при желании поговорить или услышать родной голос. А потом был хоровод подруг, которые пытались ему дать то, чего у него никогда не было – семью. Он никогда даже не понимал, чего был лишен по своей вине. Прожив с отцом детство и юность, он шел за ним, как за наставником, за лидером, тот был образцом для подражания во всем, но кочевая жизнь по гарнизонам диктовала свои условия, которые и стали нормой в дальнейшей жизни.

Он никогда не привязывался к квартирам, которые менял по мере роста своего благосостояния. Они были всего лишь местом, куда он возвращался после командировок и поездок. Там хранились его вещи, книги, сувениры и спортивное снаряжение. Но они не были чем-то особенными, куда хотелось вернуться. Это просто было закрепленное место, вроде гостиничного номера, куда можно было возвратиться в любой момент, и не более того. И только оказавшись в этом мире, он понял, что дом – это не только стены, но и люди, которые в нем живут. Люди, к которым хочется вернуться, и которые будут рады твоему приезду. Люди, с которыми можно поговорить и посоветоваться, и кто будет переживать о тебе в пути, и засовывать в дорожную сумку сладости и сменную одежду.

Точно так же дело обстояло и с подругами. Они были как услада для глаз и тела, они приходили и уходили, принося комфорт или хлопоты, но никогда не были чем-то ценным или значимым, чтобы за них сражаться с остальным миром, завоёвывать и поступаться личным комфортом. Но сидя сейчас на чужой свадьбе, он завидовал хромоногому Тарису, может потому, что возле него сидела, тесно прижавшись, Милка, и ловила его слова, как драгоценности. Или Зюзя, который танцевал вроде с гостями, но в тоже время он танцевал для Тариса и Милки, которые смотрели на него с нежностью и гордостью. Почему-то было понятно, что эти трое будут заботиться друг о друге, пусть даже и в ущерб собственным желаниям, и даже не будут считать это жертвой со своей стороны. Просто каждый из них поставит благополучие другого превыше собственного, и найдут в этом удовольствие. Это как дарить другому подарок и радоваться, видя его счастье. Наверное, именно это и есть семья…

– А вот ты чего грустишь? – Тиро появился рядом и дыхнул на рыжика перегаром, – ну ладно, Рарх, это понятно, потерял семью, это больно, но не смертельно, они же все живы. Когда он в рабство шел, он ведь предполагал, что такое возможно. Он вообще, считай, легко от судьбы такой отбился. Мог бы в рабстве до сих пор горбатиться. А ты вот чего сидишь, как на собственных похоронах? Тебе стоит только глазом моргнуть, и свадьба будет не чета этой! Желающих вон – целая толпа! Только выбери!

– Сейчас Тили-мили припрется, и весь мой выбор сразу же закончится! – фыркнул рыжик.

– Ты что, всерьез считаешь, что Кирель позволит тебе из города уехать и начать строить требушеты для кого-то еще? Или ты считаешь, что он тебя без присмотра оставит? Я думаю, он и с Рархом монахов своих отправил не столько ради охраны, как ради того, чтобы обратно его вернуть, а если будет упираться, так и прирезать в тихом уголочке. Ты для Киреля как ящер, который срет золотыми самородками, разве такого ящера соседу подарят? Нет, он тебе мужа здесь найдет. Если только подумает, что ты от него сбежишь, так сразу найдет тебе другого жениха, такого, чтобы ты не отказался. Или запрет где-нибудь в дальнем монастыре, главное, чтобы другому не достался. Тили-мири может сколько угодно щеки дуть, но его войска хороши только в лесах, из травы отстреливаться, а ты их в пустоши выведи, и что с ними будет? Да их наездники ящерами затопчут! Вот увидишь!