Текст книги "Саламандра (СИ)"

Автор книги: полевка

сообщить о нарушении

Текущая страница: 122 (всего у книги 125 страниц)

– Ты готов? – кто-то остановился перед ним.

– Нет, – Лекс вздохнул, – но что это меняет? Хорошо, что от меня не будут ждать умных слов и каких-либо решений, и я смогу просто посмотреть со стороны на все происходящее, так что неважно, готов я или нет… – Лекс помолчал, ожидая решения собеседника, но так и не дождавшись от него совета, со вздохом продолжил, – пошли, не хотелось бы пропустить что-либо важное…

– Я буду за твоей спиной, – тихий голос Бэла раздался сбоку, – если захочешь выйти или почувствуешь опасность, просто сделай шаг назад, и я тебя выведу.

– Я доведу тебя до простенка, – стоящий впереди монах подал голос, – там хорошее место для наблюдения. Если захочешь подойти ближе, то постарайся не привлекать к себе внимания и двигайся плавно, как вода. Главное, не забывай, что вдоль стен висят бусы, они шелестят, когда к ним прикасаешься.

Лекс кивнул головой, и на его предплечье легла горячая рука взрослого мужчины. Монах потянул Лекса за собой, слегка корректируя его передвижение. Вскоре они оказались перед шторой, которая и играла здесь роль простенка, свисая между двух колонн. Монах показал пальцем куда-то вперед и поставил Лекса на свое место, а потом бесшумно скользнул в сторону.

Между колонной и шторой была щель, в которую прекрасно просматривалась вся комната. Это была гостиная Киреля, где он несколько раз принимал Лекса. Статуя танцующей саламандры стояла на балконе и в ярком солнечном свете казалась почти полупрозрачной и от этого еще более живой. Кирель стоял спиной к Лексу, а вот колдун оказался прямо напротив щели, и его можно было хорошо рассмотреть.

Колдун был стариком. Даже не так. Он был очень стар, практически, ветхим старцем. Кожа была белесая, будто потерявшая всякий пигмент, и выглядела, как старый, древний папирус, завернутый вокруг скелета. Капюшон был откинут, открывая лысый череп, украшенный выцветшими татуировками и точечками пигментных пятен. На костлявой шее кожа была натянута, как у черепахи, и от этого голова казалась еще меньше и беспомощней. Казалось, у старика все силы уходили на то, чтобы держать голову ровно.

Насколько Лекс понял, Кирель только сейчас начал встречу, поскольку все еще продолжалось вежливое приветствие и знакомство. Колдун представился как Охуительный Лир, а потом представил своих двух охуевших сопровождающих. Лекс не сдержал ухмылки, насколько двусмысленно все звучало. Мужчины за спиной Лира не выглядели крупными бойцами, а скорее, как два санитара возле умирающего, но Лекс прекрасно помнил, какими безжалостными бойцами являются монахи. Взять хотя бы симпатяжку Мэла, в жизни не подумаешь, что тот способен убить человека, а он даже задумываться не станет, если потребуется убить, и без сожалений переступит через любой труп.

Первосвященник тоже откинул капюшон, явив зрителям совершенство своего лица. На фоне колдуна Кирель выглядел милым юношей, а не властьдержащим соправителем империи. Охуительный Лир пожаловался на старость и слабость после долгой дороги. Кирель, как радушный хозяин, сразу предложил удобное кресло и подушки под спину. Слуги тотчас принесли графины с напитками и вином. Лир долго кряхтел, пока его усаживали со всем почтением и заботой, а потом завязался неспешный разговор.

На удивление, первое, о чем спросил Лир, были шахматы, которые стояли неподалеку на отдельном столике. Кирель кивнул головой, и незаметные слуги сразу установили столик между монахом и колдуном. Это были те самые шахматы, которые Лекс подарил в свое время Кирелю. По иронии случая, черные фигурки установили возле Лира, а белые под руку Кирелю. Охуительный Лир наклонился вперед, подслеповато рассматривая фигурки, а потом осторожно взял туру, которая здесь выглядела, как осадная башня.

– У моего народа тоже есть эта прекрасная игра – смерть вождя, – Лир покрутил в пальцах искусно вырезанную фигурку и, поставив её на место, взял ферзя в виде младшего с хлыстом в руках, – только вот фигурки немного другие и, по всей видимости, называются иначе, – Лир поставил ферзя на поле и довольно ощерился улыбкой, – но только, как я понимаю, название сути не меняет, ходят они все по тем же правилам?

– Желаете партию? – мурлыкнул Кирель.

– Охо-хо, староват я для игр, – вздохнул Лир, но потом кивнул головой, – но все же, не могу отказать себе в последнем удовольствии. Я настолько стар, что не могу терять и вздоха, ведь он может стать для меня последним…

– И что же заставило вас отправиться в такой дальний и тяжелый путь? – Кирель сделал первый ход.

– Любопытство, – выдохнул Лир, и двинул вперед пешку, – простое и банальное любопытство. Я, знаете ли, остался единственным, кто знал наш обожаемый Источник лично. Мы были с ним близкими друзьями, и у нас не было секретов друг от друга, но перед самой смертью Элли написал странное письмо, и я не смог его прочитать, как ни старался. И вот на исходе жизни, я узнаю, что появился человек, который сможет его расшифровать, и прекрасно понимая, что для меня это дорога в один конец, все же рискнул отправиться в путь.

– И вы, охуительный, конечно, привезли это письмо с собой, – Кирель понимающе кивнул головой и передвинул следующую пешку, – я понимаю ваше желание разгадать загадку, которая мучила своей тайной всю жизнь…

– Да, – кивнул сухонькой головой колдун и достал из рукава небольшой свиток, – я надеялся увидеть здесь вашего Избранного, который прочтет мне это письмо и позволит умереть без сожалений, зная, что эта тайна, наконец, раскрыта. Очень жаль, что его нет с нами. Не желаете взглянуть?

Колдун передал свиток Кирелю через игральную доску, и, пока он делал следующий ход, Первосвященник с вежливым интересом развернул его и почти сразу передал обратно. Лир принял свиток, но вместо того, чтобы убрать его в рукав, положил на соседнее с ним кресло. Свиток немного раскатился, приоткрывая текст, и замер вне зоны видимости Лира. Колдун поерзал в кресле и отправил своих людей прочь, поясняя, что если сегодня встречи с Избранным не будет, то он может просто насладиться игрой и не хочет, чтобы ему «дышали в спину».

– Буквы кажутся мне знакомыми, – Кирель проводил взглядом ушедших колдунов и сделал следующий ход, – похоже на вашу тайнопись, но вы ведь и сами это знаете.

– Да, – Лир кивнул головой и передвинул фигуру ящера, – мы используем эту письменность для записей, она проще обычной и намного удобнее. Это, как с новыми цифрами – всего десять знаков, но зато сколько вариаций и возможностей. А эта волшебная цифра «ноль», а порядок отрицательных чисел? Просто голова кружится от осознания невероятных возможностей! Не правда ли?

– Хм, – Кирель сделал следующий ход пешкой, – не берусь судить. У нас это как-то не прижилось. Но, позвольте узнать, если и письменность вам известна, и с вашим уважаемым Источником вы, как утверждаете, были так дружны, то в чем тогда проблема с этим письмом? Неужели за столько лет дружбы вы не узнали его языка? Как нам сообщил уважаемый Рийангаххр, он написал свиток непонятных слов перед самой смертью, но, возможно, ваш источник под конец жизни просто выжил из ума и написал не пойми что?

– Такая вероятность, конечно, есть, – Лир передвинул следующую фигуру, – но Элли сказал, что его прочесть сможет только другой Источник. А это значит, что все же есть шанс найти Источник, по силе такой же, каким был любимый Элли. Поверьте, я долго искал такого человека, я посвятил жизнь расшифровке этого письма, и вот, на закате моих дней я узнаю, что появился некто, называющий себя Гудвином. Элли нам обещал, что Гудвин обязательно появится, и мы ждали его появления и искали его в череде случайных людей. Такие заявления не делают просто так. Я не мог упустить возможность встретиться с ним. Я понимаю вашу обеспокоенность. Вы боитесь потерять его, и я это понимаю, но поверьте, я не претендую на него лично, я просто хочу узнать, что написано в письме.

Кирель в очередной раз хмыкнул, но промолчал. Противники сделали по паре ходов и задумались над фигурами. Лир, казалось, совсем забыл о свитке, лежащем на соседнем кресле, а вот Лекса просто раздирало в клочья от любопытства. Он отступил от щели, и Бэл, прихватив его за плечо, вывел в коридор, и только закрыв тяжелую дверь, спросил с тревогой:

– Как ты? Все в порядке? Нужна помощь?

– Да! – Лекс перехватил руку Бэла, – хочу заглянуть в этот самый свиток. Он валяется на кресле и Лир совсем за ним не смотрит. Я только гляну одним глазком, и все! А вдруг и я не пойму, что там написано? Тогда и встречаться с колдуном не имеет смысла.

– Это опасно, – Бэл схватил Лекса за плечи, – хочешь, я попробую украсть свиток?

– Нет, – Лекс покачал головой, – воровство – вот это опасно. Если колдун разорется, то Кирель решит казнить виновника, лишь бы не допускать открытого конфликта. Лучше я потихоньку подойду со спины и загляну в свиток, он так удачно расположен и как раз приоткрыт! Я только загляну внутрь, никто ничего не поймет! Этот Лир даже охрану отпустил, это прекрасная возможность тихо подобраться и заглянуть. Мне бы только понять, там вообще есть, что читать, или их обожаемый Элли совсем мозгами поехал?

– Тебя можно было бы пустить в кабинет под видом слуги, – один из монахов внимательно слушал разговор, – но, к сожалению, у тебя для этого слишком яркая внешность. Пустить тебя под видом наложника тоже не вариант, он скорее привлечет к себе внимание, чем слуга с подносом.

– Не знаю, это больше смахивает на засаду, – отозвался Бэл, – уж больно небрежно и нарочито лежит свиток.

– Да, нет же! – Лекс раздраженно взмахнул рукой, – Лир просто не ожидает, что свиток попытаются прочесть! Он даже Кирелю его показывал! Он только НАДЕЕТСЯ, что свиток можно прочесть, он и сам НЕ УВЕРЕН, что там есть хоть что-то значимое! Ну, чем я рискую, в конце концов? В самом крайнем случае переведу все на шутку.

Монахи переглянулись, Бэл явственно вздохнул, он, похоже, не одобрял эту авантюру, но и аргументов против не было. В итоге Лекса повели в другую дверь и после недолгого плутания по коридорчикам и скрытым нишам, вывели в кабинет Киреля, но уже со спины Лира. Монах отодвинул драпировку вместе с бусами и придержал, пока Лекс со всей осторожностью проник в кабинет.

Не понять, заметил ли его появление Кирель, но Первосвященник начал расспрашивать, как у колдунов называются фигуры и как они выглядят. Тура у колдунов называлась кораблем и выглядела, как маленький парусник. Пешки выглядели, как монахи. Фигурка коня выглядела, как дева копья верхом на ящере, фигурку офицера изображал дракон со всадником… Лекс почти не слушал вопросы и ответы, его занимал свиток, который так небрежно лежал почти вне зоны видимости Лира. Старик довольно вертел вырезанные фигурки в руках и, казалось, был увлечен разговором с Кирелем.

Лекс осторожно, шажочек за шажочком приближался к отставленному креслу. Еще один плавный шажок, и вот уже Лекс вытянул шею и потянулся навстречу, так, чтобы быть максимально далеко от Лира и не выдать себя даже шелестом одежды. Буквы и правда были привычной кириллицей и написаны незамысловато, печатными буквами, но только вот слова совершенно не складывались в голове. Какая-то абсолютная абракадабра. Лекс даже почти облегченно вздохнул, значит, свиток и правда нечитаемый, а Элли просто издевался перед смертью над колдунами, ставя перед ними невыполнимую задачу. Оставил же он послание – неверьсукамибеги. И свиток этот из этой же серии…

Он почти отшатнулся, но в голове будто щелкнуло и все стало на свои места.

«Епсель-мопсель май либен комрад да бист хиненгиритен…»

Да! Слова были написаны кириллицей, но только вот сам текст был транскрипцией с немецкого – «мой дорогой друг, ну ты и попал…», а «епсель-мопсель» не был, собственно, словом как таковым! Любой начавший читать текст спотыкался о непереводимое слово и сдавался. Надо было знать не только русский, но и немецкий, причем, по всей видимости, для самого Элли немецкий не был родным, скорее всего, на уровне школьной или институтской программы, уж больно нелепой была транскрипция, да и построение фразы выдавало, что человек не владел языком вольно, как например, сам Александр Яворский. Стоило принять такое написание, как слова сами стали складываться в понятные фразы:

«…Не спрашивай меня, почему я взял это имя. "Волшебник изумрудного города" – это была последняя сказка, которую я читал своим дочкам, прежде чем к нам в дом пришли из НКВД и меня забрали. Меня обвинили в преступлениях, которых я не совершал, и после долгих пыток расстреляли. За мной пришли по доносу друга, мне даже показывали его, пытаясь убедить сознаться во вредительстве, но я видел на нем брызги крови и понимал, что мой друг просто сломался, не выдержав побоев, и сделал то, что велели. Я не виню его, за те долгие годы, что я провел здесь, я давно простил его».

Слова «изумрудный», НКВД, вредительство, донос были написаны по-русски, но это не сбивало с самого рассказа. Лекс живо представил себе усталого человека, который перед смертью решил исповедаться. Лекс осторожно протянул вперед руку и бережно попытался развернуть свиток, чтобы прочесть дальше:

«Я очнулся в теле молодого паренька на дороге из желтой растрескавшейся глины, и в первый момент подумал, что попал в сказку, которую читал дочкам. Но жизнь в очередной раз надо мной посмеялась».

– А ЛЮБОПЫТНЫХ МАРТЫШЕК МЫ ЛОВИМ НА БАНАН! – чисто и совершенно по-русски произнес Лир, стремительно перехватил руку Лекса и удержал неожиданно сильными пальцами, а потом продолжил на обычном языке, – я знал, что ты попадешься! А еще больше рад, что текст все же читается, и это все не бред воспаленного ума Элли перед смертью.

– Лир, вы и правда охуевший, а вернее охуительный, – Лекс выдернул руку и, сняв капюшон, с самым независимым видом уселся на подлокотник к Кирелю, – простите, папа, мне этот внешний вид, просто мне было скучно и хотелось побаловаться!

– Ну что ты, дитя мое, – Кирель приобнял рыжика за талию и, потянувшись, поцеловал в щеку, – я рад, что ты все же присоединился ко мне. Без тебя было скучно.

– Я проголодался, – заявил рыжик и надул губки, – этот муж опять не дал мне ни поспать, ни покушать! Вот ведь неугомонный! У вас не найдется хотя бы засохшей корочки лепешки для голодного меня?

– Ах, дитя, неужели муж о тебе так плохо заботится? – Кирель ласково погладил Лекса по бедру и кивнул слугам, которые метнулись, как тени, стремительно занося маленький столик и уставляя его всевозможной едой.

– Скорее, слишком хорошо, – Лекс довольно улыбнулся, – только вот после его ЗАБОТЫ на попу сесть проблема! О, вкуснятина! Если выспаться не получится, то хотя бы поем!

Лекс начал хватать руками с тарелок все подряд и запихивать в рот, будто действительно неделю не ел. Кирель только улыбнулся такому демонстративному голоду и велел принести для Лекса сладкой воды. Рыжик довольно жмурился и только раз за разом поддергивал сползающие длинные рукава, а потом, как видно, психанув, стал стаскивать с себя балахон. Кирель с удовольствием мазнул взглядом по длинным точеным ногам, крепкой, как орешек, заднице, поджарому животу, сильному развороту плеч и изящным рукам с явно проступающими мышцами. Лекс прекрасно отдавал себе отчет, что совсем не похож на канонный образец красоты младшего, и не стеснялся это демонстрировать. Кирель сыто улыбнулся, когда увидел полувозбужденный член и то, с какой небрежной грацией рыжик уселся обратно в кресло.

Первосвященник щелкнул пальцами и слуги принесли невесомое одеяние. Не женский хитон, а, скорее, слишком длинную тунику без рукавов. Лекс вспомнил о первом посещении Киреля, когда он в похожем одеянии соблазнял его, и без возражений поднял руки, помогая слугам облачить себя в полупрозрачную невесомую одежду. Теперь все приличия были свято соблюдены – Лекс был одет, но при этом ткань тоньше тюля скорее подчеркивала наготу красивого тела.

Лекс подчеркнуто не смотрел на старика, а тот подпер голову рукой и с доброй улыбкой рассматривал прожорливого парня. Как родной дедушка, к которому забрел голодный внучок. Тот смел почти половину со всех тарелок, и наконец насытившись, откинулся в кресле, с удовольствием облизывая пальцы. У Киреля зрачки заполнили радужку от возбуждения, не будь рядом Лира, он бы не удержался и проверил сладость карминовых губ Лекса, но старческое кряхтение по соседству удерживало Первосвященника в рамках приличия.

– Приятно видеть здоровый аппетит у молодого человека, – скрипнул старик, – глядя на тебя, и мне захотелось, – Лир ухмыльнулся, – попробовать такую вкуснятину.

Старик выделил голосом последнюю фразу, повторив интонацию Лекса, тот нимало не стесняясь, сделал приглашающий жест в сторону своих тарелок, а сам подхватил бокал с медовой водой и небрежно разлегся на кресле. Он уперся локтем в один подлокотник, и перекинул обе ноги через другой. Кирель отдал распоряжение слугам, чтобы они принесли еды и для Лира, но тот отмахнулся со словами, что ему много не надо и хватит и одного кусочка с тарелки Лекса. Рыжик поверх бокала наблюдал, как Лир выбрал кусочек тушеной репы и осторожно смаковал ее, как невиданный деликатес.

– Я, кажется, перебил ваш разговор, – Лекс подставил свой бокал служанке, чтобы она налила туда еще.

– Ничего страшного, мы просто болтали за игрой в шахматы, – Кирель вернул Лексу понимающую улыбку.

– Лекс, а как тебя мама в детстве звала? – вдруг спросил Лир по-русски, – Лешей? Ты ведь Алексей?

– Про маму врать не буду, – Лекс ответил на местном языке, – как она меня звала, я не помню, но при рождении меня назвали Качшени Чаш Чики Шао, что переводится как «надменное солнце, стоящее в зените». Брат, помнится, звал меня Качеши. Когда меня привезли сюда в клетке, то называли «Это» и таскали голого на поводке, как додо. Лексом меня назвал друг, когда я чуть не сдох после порки кнутом. Муж – любимый сатрап и обожаемый деспот, зовет меня занозой в заднице. И только Кирель зовет меня милым ребенком. А что? Вам так хочется дать мне новое имя? Не стоит, я уже к этому привык.

Лир, похоже, не ожидал подобного и поджал рот, как будто мешочек связали шнурком. Он недовольно зыркнул глазами на счастливого Киреля, на статую на балконе, на развалившегося полуголого красавчика, и только наткнувшись на его насмешливый взгляд, взял себя в руки и улыбнулся. Он поднял свиток и протянул слуге, чтобы тот передал его Лексу.

– Ты не прочтешь мне послание от моего друга? Я проделал большой путь, чтобы узнать то, что мучило меня своей неизвестностью.

Лекс принял свиток, вернув служанке бокал, и небрежно развернул его. Теперь, когда он понял принцип прочтения, он не торопился и уделил внимание самому свитку. Если бы он писал последнее послание потомкам, то, скорее всего, написал что-нибудь размером с «Войну и мир» Толстого, а не такой маленький свиток… который даже оказался не подписан в конце… хм, Лекс намусолил палец и потер крайнюю букву. Свежие чернила сразу расплылись по бумаге, пачкая заодно кожу на пальце. Ну да, конечно! Кто повезет оригинал святыни? Скорее всего, это копия, и, скорее всего, не полная… Пробежав глазами, он нашел место, где остановился в прошлый раз.

«…но жизнь в очередной раз посмеялась надо мной. С неба спустился летающий ящер с наездником. Он мне тогда показался самым настоящим драконом из сказки, и когда наездник жестом поманил меня к себе в седло, я даже не сомневался и отправился вместе с ним в путь. Меня привезли в маленькое поселение почти на самой вершине неприступных скал. Не буду рассказывать, как учил язык и как приспосабливался к этому миру. Если ты читаешь эти строки, то, скорее всего, уже и сам прошел этот путь.

Хочу предупредить тебя с самого начала – не верь их лживым улыбкам и сладким словам. Когда они найдут твое слабое место, они обязательно используют его против тебя. В самом начале все было прекрасно – казалось, вокруг меня собрались друзья. Они с удовольствием учились всему, что я давал им, совершенно не задумываясь о последствиях. Я составил им алфавит и научил основам математики. У них были только сложение и вычитание, и только простые числа. Я дал им такое понятие, как «ноль», и линейные вычисления. Я научил их умножать и делить, рассказал о дробях и неизвестной переменной «икс». А потом пришло время химии. Я рассказывал им об основах мироздания и закономерностях законов природы.

Они заглядывали мне в рот и были готовы носить меня на руках. Мне казалось, что я несу свет знаний в этот мир, и от счастья ничего вокруг не видел. У меня было много благодарных и очень внимательных учеников. Именно тогда я познакомился с замечательной девушкой, которая потом стала моей женой. Вскоре у нас появился ребенок, а потом еще дети, и казалось, нет более бесконечного счастья, чем моя новая жизнь. Единственное, что омрачало нашу жизнь, это постоянные перебои с едой. Племя летунов было многочисленным и жило только за счет случайных побед на охоте и рыболовстве. И бывали дни, когда еды не было даже для детей.

А потом мне рассказали, что когда-то этот народ жил в городе и владел плодородными землями и лавками. Мне даже показали город, стоящий на побережье. Большой порт, громадный базар и полные склады с разнообразным товаром. Моя любимая жена была дочерью торговцев, которых убили злобные правители прибрежного города. Она мне и рассказала, как в дом ее родителей однажды пришли воины и убили всех мужчин и взрослых женщин, а ее с сестрой продали в рабство. Это была грустная история, а слезы моей жены жгли мне сердце и требовали покарать негодяев.

Тогда я и создал свою первую фосфорную бомбу. Мое желание отомстить и захватить обратно город было воспринято с большим энтузиазмом и восторгом. Первый фосфор я добыл из гуано, но потом обнаружил и богатые фосфорные жилы в скалах. Первые бомбы я создавал со своими учениками, я объяснял им, что надо делать и чего опасаться. Я не думал тогда о последствиях своих поступков, и о том, что новые знания будут использовать только для убийства других людей. Я тогда хотел только благополучия для своей семьи. Хотел дом в городе, и чтобы моя жена улыбалась, а дети были сыты.

То, что произошло потом, потрясло меня своей жестокостью и беспощадностью. Казалось, с моих добрых и милых учеников слетели маски, обнажив их хищные и безжалостные морды. Я попытался образумить их, но добился только того, что меня закрыли, как пленника, высоко в горах. Я пытался обратить их к миру и добру и отказывался давать им новое оружие, но тогда они стали использовать мою семью, как рычаг давления на меня. Они пытали не меня, а мою любимую жену и детей, и чтобы остановить безжалостные пытки, я давал им новые и новые знания…»

– Хм, – Лекс дочитал текст до конца и с интересом посмотрел на Лира, – вы уверены, что не читали это раньше? Вы же остановились на самом интересном месте! И что мне надо сделать, чтобы прочесть, что там было дальше? Может, вы сами мне расскажите, вы ведь знали Элли, а, следовательно, знали обо всем, что происходило дальше.

– Так что там написано? – Лир прищурился и подался вперед всем телом.

– Ну… – Лекс покрутил свиток в руках и задумался о том, что следует говорить, а о чем промолчать, наличие понятных слов, написанных по-русски и, возможно, прочтенных и понятых, заставляло подкорректировать ответ, – так, ничего важного. Хотя, это как посмотреть. Вы, по всей видимости, очень любили его?

– Да!! – горячо воскликнул Лир, – не было человека, кто обожал бы его сильнее меня! Мы с ним не расставались ни на день! Так, что он там написал?

– Он написал, что ему было плохо в его прежнем мире, – Лекс увидел, как замерло лицо у старика, – но в новой жизни у него были ученики и новая семья. У него были дети? А то история на свитке так резко оборвалась…

– Трое, – произнёс Лир и впился ясным жёстким взглядом в лицо рыжика, пытаясь разглядеть его мысли, тот в ответ помахал ему ресничками и улыбнулся, – он очень любил семью. Он был готов на все ради них.

– Они живы? Хотелось бы их увидеть и поговорить, – кинул пробный камень Лекс и заметил, как старик отвел виновато взгляд, – они, наверное, такие же умные, как и отец?

– К сожалению, они не выжили, – Лир печально вздохнул, – на нас напали враги и убили семью обожаемого учителя. Но мы отомстили за их гибель!

Лекс постарался не выдать свою злость ни жестом, ни мимикой. Как же, «враги напали», врун, запытали до смерти на глазах отца, как он только с ума не сошел от горя? Хотя они, скорее всего, держали его в постоянной надежде, что с остальными детьми все будет хорошо. Лир сам признался, что не расставался с Элли и на день, а поскольку он дослужился до верхов власти, то наверняка сам лично пытал семью «своего любимого друга». Дорога к вершинам власти всегда пролегает через трупы друзей, и Лир тот еще манипулятор, вон как красиво организовал засаду на него самого! И свиток показал, и соглядатаев отправил, и положил свиток так, чтобы любопытство взыграло… Тоже мне нашел МАРТЫШКУ, ящерица поганая! Ну, мы еще посмотрим, кто кого перехитрит!

– Так вы расскажете, как жилось вашему Элли с семьей? – Лекс небрежно откинул свиток.

– Хм, – Лир показал жестом слуге, чтобы свиток подняли и отдали ему обратно. Бережно погладил его и только после этого посмотрел на Лекса, – хорошо ему жилось. Его все обожали, он пользовался почетом и уважением у моего народа. У него была семья – жена красавица и дети. Он очень их любил! – искренне и горячо начал рассказывать Лир. Лекс даже заслушался, с каким азартом ему врали прямо в глаза. Элли, может, и был счастлив в самом начале, но не после того, как на его глазах стали мучить любимую жену. Сделать Элли пленником и держать семью в заложниках, как поощрение выдавая редкие свидания? Ну да, в его мире такое тоже было. Когда жен военачальников держали в концентрационных лагерях, чтобы у мужей даже мысли не возникало о неповиновении. А детям промывали мозги в пионерских лагерях, делая из них Павликов Морозовых. Да, да, помним, сами с красным галстуком ходили и мечтали стать комсомольцами. Когда свобода человека измеряется длиной поводка, хотя, что такое свобода? Вон как Кирель довольно улыбается, он точно знает, что Лекс любит мужа и никогда его не предаст, а уж дети, это вообще больная тема для рыжика. Его поводок давно отмерен и крепко зажат в кулаке Первосвященника…

Лекс беззаботно дрыгал ножкой, внимательно слушал враки Лира, время от времени восхищенно поддакивая. О да, полная библиотека знаний – это великое сокровище! Всеобщая грамотность – это первоочередная забота любого правителя, когда еще вкладывать мысли в голову подрастающему поколению, как не во время учебы? Это оболваненные тяжким трудом люди имеют свободу мысли и желание изменить что-либо, а пока мысли человека заняты, то и сомнений не возникнет. Кирель возмущенно засопел за спиной Лекса, он был не согласен. В монастырях тяжко работали и молились, а грамотность была, как награда за усердие.

Кирель вообще растерянно слушал охуительного Лира и обалдело наблюдал за тем, что творит Лекс. А тот поддакивал колдуну, соглашаясь с ним, время от времени задавая вопросы, а сам тем временем погладил себя по изгибу бедра, пощипал себя за соски, чтобы те ярче выделялись через прозрачную ткань и топорщились, как ягодки, а потом стал расплетать косу. Кирель даже сам отвлекся от рассказа Лира, наблюдая за реакцией рыжика. Казалось, он взялся соблазнить старую ящерицу, а разговор, это так, чтобы было время удержать внимание собеседника. И все эти вопросы, произнесенные томным голосом, теперь уже виделись, как элементарное заигрывание.

Кирель ревниво раздувал ноздри, короста старая, а не Лир! Да как он смеет смотреть с таким вожделением на Лекса, он ведь стручок засохший, кроме как пощупать, на большее и не годный! Вон пятна красные пошли по коже, сдохнет ведь от такого горячего мальчика, а все туда же! Кирель взял себя в руки, только когда понял, что еще немного, и разломает подлокотники собственного кресла.

Но тут в гостиную влетел Сканд! Он рыкнул, когда увидел практически голого и возбужденного мужа в весьма фривольной позе перед колдуном, который уже с вожделением капал слюной на пол. Тащить по улице такого голого мужа Сканд не хотел. Это только его рыжик! Поэтому он подскочил к ближайшей шторе и, сорвав ее вместе с бусами и карнизом, замотал свое и только свое сокровище в штору, как в кокон и, перекинув через плечо, поволок вон.

– Ну, я же говорил! Тиран и сатрап! – пискнул Лекс, свисая вниз головой, – ох, как бы пережить такую заботу!

Ревность

Сканд от ярости и ревности почти не видел, куда мчится. И только оказавшись дома, вздохнул полной грудью и, наконец, перекинул Лекса с плеча на руки. На удивление, Лекс не злился, а плакал. Сканд, успевший поостыть по дороге домой, теперь забеспокоился.

– Что случилось? – Сканд стал выпутывать мужа из шторы, – я тебя придавил? Тебе больно? – Лекс замотал головой и шмыгнул носом. Сканд стал прикидывать возможные варианты, – что, боишься, что выпорю? И правильно боишься! – рыкнул генерал и даже потряс кулаком перед носом рыжика, – ты даже не представляешь, что я с тобой сделаю! – но Лекс закрыл лицо руками и зарыдал. Сканд так перепугался, что схватил мужа в охапку и стал гладить по волосам, пытаясь утешить, – эй, ну ты чего… ну перестань, ну ладно, не буду пороть… ты это меня так испугался? Нет? Ну, маленький, перестань, это тебя колдун так напугал? Да я ему шею сверну, заразе такой!

– Они пытали его детей прямо на его глазах, чтобы он все видел и не смел перечить! – Лекс уткнулся носом в шею Сканду и обнял его руками, так было не так больно, – это такой кошмар! За что они с ним так? Он ведь только добра им хотел!

– Ты это о ком сейчас? – поморщился генерал, – кто кого пытал? У нас в клоаке не было детей! Мы только главарей пороли, а уж их детьми назвать ну никак нельзя.

– Я об Элли говорю! – возмутился недогадливости мужа Лекс и высморкался в край шторы, которая так и висела на его бедрах, – колдуны пытали детей Элли и его жену, чтобы он им рассказывал о новом оружии!

– Оу… – задумался Сканд, – то есть, у них не одно оружие, и мы еще не обо всем знаем?

– Сканд! – взвизгнул Лекс, и стукнул его кулаком по плечу, – я сейчас говорю о детях и пытках! А чего это у тебя глаза такие красные?

Лекс с подозрением посмотрел на мужа, тот в ответ злобно прищурился и приподнял губы, показав острые зубы.

– А это, моя радость, еще один повод, чтобы тебя выпороть!

– Меня? – возмутился рыжик, – за что?!

– Ну, для начала, за боевую раскраску! – Сканд недовольно раздул ноздри, – я чуть кожу не снял, пока отдраивал чернила с лица! А потом – за блядский наряд! – генерал подхватил штору с земли и начал опять наворачивать вокруг мужа, – как ты мог в таком бесстыжем одеянии появиться перед посторонним человеком? Да еще развалился в кресле! И косу расплел! Развода захотел? Любовника ищешь?