Текст книги "Возмездие (СИ)"
Автор книги: Lana Fabler
сообщить о нарушении
Текущая страница: 84 (всего у книги 91 страниц)
– Идрис, что там с нашей невестой? Она готова?
– Почти. Айнель-хатун сопроводит ее до покоев, как только Нилюфер Султан будет готова.
Топкапы. Покои Нилюфер Султан.
Раньше, увидев себя в подобном виде, Нилюфер Султан непременно пришла бы в неописуемую ярость. Она терпеть не могла эти женственные наряды, шелка, драгоценности, прически. Все это претило ее натуре, которая, верно, была больше мужской. Но сейчас она безразлично смотрела на свое отражение в зеркале, не испытывая никаких чувств. Какая разница, во что она одета, если уже следующей ночью настанет ее конец? Она готова была облачиться во что угодно, лишь бы все это поскорее закончилось. Да, она смогла вынести и заточение, и одиночество, и неизбывную тоску по потерянной любви, и утомительные подготовки к свадьбе с чужим ей мужчиной. И теперь ей осталось совсем чуть-чуть подождать, и она, наконец, воплотит в реальность свое кровавое намерение, покажет этой династии, что им не сломить ее, пусть даже сейчас они уверены в обратном.
Видимо, мрачная решимость, которая тлела в ее взгляде, была иначе истолкована Айнель-хатун, которая явилась за ней, чтобы проводить до покоев Валиде Султан, где должна была пройти ее ночь хны. Войдя в покои, хазнедар жестом велела служанкам, что готовили султаншу, выйти, а сама, приблизившись к той, поклонилась.
– Нилюфер Султан, если вам нужно немного времени, оно у вас есть. Еще не все гости прибыли.
– Гости? – усмехнулась та и, отвернувшись от зеркала, медленно прошла через покои до ложа, на которое и опустилась. – Скорее стервятники, жаждущие насладиться моими слезами. Но они их не увидят!
Голос ее дрожал от ненависти, и Айнель-хатун встревоженно оглядела султаншу, видя, что она, мягко говоря, не рада своей свадьбе. Ей захотелось как-то приободрить ее.
– Они – ваша семья, султанша. Возможно ли, чтобы они жаждали ваших слез? Конечно, все понимают, что не вы пожелали устроить этот брак, но… Вы, как Михримах Султан, как Эсма Султан, как многие другие султанши до вас, принадлежите династии, которая и решает, чьей женой вы станете. Возможно, этот брак обернется для вас благом? Я слышала, Коркут-паша очень красивый мужчина. Будто бы он так высок, что возвышается над всем и всеми. Известно, красивого мужчину легче полюбить…
– А я слышала, что он жесток и бессердечен, а в бою не знает пощады и ужасает собственных же друзей тем, с каким удовольствием вспарывает животы и отрезает головы! – процедила Нилюфер Султан, вперив в нее озлобленный взгляд. – И женится он на мне лишь ради собственной выгоды, чтобы пролезть в визири и захватить побольше власти и богатств. Думаешь, учитывая все это, я жду от этого брака… любви? – она неприятно выделила последнее слово, будто оно было ругательством, и насмешливо фыркнула. – Но он ничего не получит… – злорадно протянула султанша, смотря перед собой так, словно видела внутренним взором нечто, приносящее ей огромное удовлетворение.
– Что значит не получит, султанша? – в непонимании спросила Айнель-хатун, но ответа не получила.
Топкапы. Султанские покои.
В покоях султана за множественными столиками уже восседали паши и другие государственные деятели, приглашенные на празднество в честь свадьбы Коркута-паши с сестрой падишаха, и из-за закрытых дверей слышались звуки их голосов.
Повелитель встретил их на террасе, облаченный в дорогой кафтан, достойный праздника, но с потемневшим от пережитого горя лицом. Шехзаде Мурад, направившийся к падишаху, который тепло ему улыбнулся, поклонился, затем в почтении поцеловал его руку и только после этого позволил себе обнять отца. Наблюдая за тем, как они хлопают друг друга по спинам, Филиз Султан трепетала. После стольких пролитых слез и терзаний она снова была в стенах этого дворца, по которому невольно скучала, и видела перед собой мужа, который все еще жил в ее сердце.
– Сын мой, добро пожаловать, – разомкнув объятия, султан Баязид с одобрением оглядел своего старшего шехзаде. – Да ты возмужал за то время, что пребывал в Манисе. К слову, как там обстоят дела?
– Я стараюсь ничем не огорчить вас, отец, – вежливо ответил шехзаде Мурад. – Делаю все, что в моих силах, чтобы достойным образом представлять вашу власть в вверенной мне провинции. Пока что никаких проблем нет и, надеюсь, их не будет и впредь.
– Но что-то ты не выглядишь довольным, – заметил повелитель.
– Я по-прежнему ошеломлен той новостью, которую вы мне не так давно сообщили в своем письме. Безвременная кончина брата меня очень огорчила. Поверить не могу, что Сулеймана больше нет с нами… Простите, что не приехал на похороны, я бы не успел.
Филиз Султан с сожалением отметила, как тут же осунулось лицо ее мужа, как он разом помрачнел и нахмурился. Видно, боль потери все еще его терзала… Такая боль никогда не оставляет человека, ведь это самое страшное, что можно испытать в жизни – смерть собственного ребенка.
– Эту утрату мы пережили очень тяжело, но пережили, – хмуро проговорил султан Баязид. – Не дай Аллах познать мне подобное горе снова… Мое сердце этого не выдержит.
Сказав это, он впервые посмотрел на свою жену, что тихо стояла позади их сына и наблюдала за ними. Поймав на себе взгляд повелителя, Филиз Султан на миг утратила возможность дышать, и сердце ее забилось, словно у влюбленной девчонки, дождавшейся, наконец, когда ее любимый обратит на нее внимание.
– Филиз, и тебя я рад видеть. Как ты?
Отойдя в сторону, чтобы дать возможность матери подойти к падишаху, шехзаде Мурад заметил, с каким чувством валиде смотрит на того, и с улыбкой опустил взгляд в пол. Возможно теперь, когда Эмине Султан исчезла, отношения родителей наладятся? Конечно, теперь матушка была обязана жить вместе с ним в Манисе, но если вдруг отец решит оставить ее подле себя? Шехзаде, предположив это, решил, что ни за что не станет возражать. Он видел, что его матери было нелегко находиться в Манисе, разлученной с отцом, которого она все еще любила всем сердцем с вызывающей уважение преданностью и всепрощением.
– Благодарю, повелитель, я пребываю в здравии. Мне не на что жаловаться, кроме как на то, что в Манисе мы с сыном были лишены возможности лицезреть ваш светлый лик.
В этой замысловатой фразе все трое уловили скользнувший намек на то, что она очень тосковала, но признаться в этом открыто не решилась. Посмотрев на отца, шехзаде Мурад увидел лишь тепло в его взгляде, с каким он смотрел и на него, но… не любовь. Впрочем, вмешиваться в отношения родителей ему не пристало, и он предпочел не думать об этом.
– Скоро начнется церемония в гареме, ступай туда, Филиз, а мы с сыном присоединимся к пашам.
Покорно поклонившись ему, Филиз Султан напоследок со смятением в душе глянула на улыбающегося ей падишаха и, развернувшись, оставила их с сыном, вдвоем направившихся в султанские покои.
Топкапы. Покои Валиде Султан.
Когда ее мать вошла в покои, по которым сновали слуги, совершая последние приготовления, Эсма Султан озарилась счастливой улыбкой и, поднявшись с подушки, поспешила к ней. Филиз Султан с любовью ей улыбнулась, и женщины обнялись, с упоением закрыв глаза в объятиях друг друга. Наблюдая за этим, Михримах Султан не сдержала улыбки, а Хафса Султан лишь равнодушно поглядела на них и перевела взгляд на слуг, наблюдая за их действиями, словно это было куда интереснее.
– Валиде, мне так не хватало вас! – со слезами на глазах призналась Эсма Султан, когда они с матерью отстранились. – Вы как будто изменились… – чуть обеспокоенно добавила она, заметив, как сильно похудела мать и что она сделалась слишком уж бледной.
– Да и ты тоже, султанша моя, изменилась, – обхватив ладонями ее лицо, тихо заметила Филиз Султан. – Лицо твое светится, глаза сияют… Давуд-паша, как я и говорила, даровал тебе покой.
– Он очень добр ко мне, – смущенно ответила Эсма Султан, вспомнив, что они не одни. – Прошу, проходите. Здесь и Михримах.
Филиз Султан, поглядев на все такую же мягкую и хрупкую Михримах Султан, подарила ей теплую улыбку. Девушка встала и поклонилась ей в знак почтения.
– Султанша, мы очень рады видеть вас здесь.
– Благодарю, Михримах.
Затем обе – и Филиз Султан, и Эсма Султан – с одинаково недружелюбными лицами повернулись к оставшейся сидеть на тахте Хафсе Султан, которая должна была по правилам поклониться Хасеки Султан, но предпочла этого не делать.
– Филиз Султан, рада нашей встрече. Вижу, жизнь в Манисе пошла вам на пользу, – слова Хафсы Султан полнились ехидством – все заметили, как исхудала Филиз Султан, сделавшись еще более трагичной по облику женщиной, чем прежде. – Мы только вас и ждали. Присоединяйтесь к нам. Идрис, пусть начинают церемонию.
Султанши, разместившись за столиками, некоторое время ждали появления невесты, и когда Нилюфер Султан в сопровождении служанок и Айнель-хатун вошла в покои, все взгляды тут же устремились к ней. На султанше удивительно хорошо сидело изящное платье из красного шелка со шлейфом, которое подчеркивало ее стройность и стать, прежде скрытые за мужскими одеждами и простоватыми нарядами свободного кроя. Темные волосы густо ниспадали по спине, и их венчала золотая диадема с рубинами, которая удерживала алую вуаль, покрывающую голову и лицо султанши. Трудно было понять, какое на нем властвовало выражение – нечто неопределенное между сдержанностью и надменным равнодушием.
Пока рабыни со свечами водили хоровод вокруг восседающей посередине покоев невесты под трогательные переливы печальной музыки, Хафса Султан наблюдала за действом с нескрываемым мрачным торжеством, считая эту свадьбу своей очередной победой и началом пути обретения еще большего могущества. Михримах Султан все с той же жалостью смотрела на сестру, которая вела себя, как она и ожидала: сидела с каменным лицом, не проронив ни слезинки, словно это и не ее против воли отдавали в руки совершенно чужого ей взрослого мужчины, имеющего репутацию опасного, безжалостного и жестокого человека.
Эсма Султан же тайком злорадствовала – эта Нилюфер, как и она, не получила Серхата и познала то же, что познала она в день своей свадьбы, только вот мужья им достались разные. К счастью, Давуд-паша был образцом человека порядочного и понимающего, а вот Коркут-паша… При мысли о том, какова будет их совместная жизнь с Нилюфер, на лице султанши скользнул намек на ухмылку. Она так ревновала Серхата к ней, так злилась на то, как пренебрежительно обращалась с нею Нилюфер, что ее страдания доставляли ей радость. Что же, за свои грубость и презрение она вскоре дорого поплатится…
Рабыня нанесла на раскрытую ладонь невесты хну и, перевязав ее, отступила. Музыка прервалась, ознаменовав окончание церемонии, и Нилюфер Султан поднялась с сидения, направившись к султаншам за столиками, чтобы выслушать их лживые поздравления.
– Да будет этот брак счастливым, Нилюфер, – с улыбкой превосходства воскликнула Хафса Султан.
Та наградила ее угрюмым взглядом и вдруг тоже улыбнулась, словно знала, что торжество этой женщины над ее трагедией не продлится долго. Она-то знала, что так и будет, а вот Хафса Султан насторожилась, встретив ответную улыбку, полную какого-то обещания. Уж не задумала ли она чего-нибудь?
– Мы все желаем тебе счастья, Нилюфер, – добавила Филиз Султан.
– Благодарю вас, – сухо отозвалась она.
В этот момент, не дав Михримах Султан поздравить сестру, в покои по обыкновению вошел султан Баязид, который всегда приходил на церемонию и дарил своим родственницам на свадьбу украшения, сделанные собственными руками. Когда-то Михримах Султан получила от него в подарок изящное кольцо с лунным камнем, которое носила по сей день, нежно его любя, а Эсма Султан бережно хранила переданное ей отцом ожерелье Дэфне Султан из бирюзы, которое для той сделал еще покойный султан Орхан в знак своей любви.
Повелитель был близок лишь с одной своей сестрой – Фатьмой Султан, но та перебралась в Эдирне, и они были разлучены. Покойная Зеррин Султан никогда не пользовалась его расположением, так как их матери враждовали, а Нилюфер Султан он знал недостаточно хорошо в силу того, что она только недавно перебралась в Топкапы из Старого дворца и не стремилась заполнить пустоту меж ними. Но сейчас он улыбнулся ей своей теплой улыбкой, показывая, что она все равно ему дорога, как сестра, как часть его семьи.
– Нилюфер, – подойдя, он осторожно убрал вуаль с ее лица, откинув ее назад, и ласково коснулся ее щеки. Девушка смотрела на него спокойно, но в глубине ее темных глаз что-то тлело – спрятанное, затаенное и недоброе. Повелитель решил, что она злится, ведь он не посчитался с ее мнением, выдал замуж, не спросив, хочет ли она этого. – Моя сестра, ты знаешь, я был рад принять тебя в своем дворце, который, надеюсь, за это короткое время успел стать тебе домом. Ты здесь родилась, так что Топкапы, по сути, изначально твой дом. Но теперь тебе придется покинуть его и нас, свою семью, чтобы разделить новый дом и свою жизнь с мужем. Пусть этот брак принесет тебе счастье, а Коркут-паша станет тебе надежной опорой.
Наклонившись, он поцеловал ее в лоб и, обернувшись на Идриса-агу, жестом велел ему поднести красную бархатную подушку, на которой покоилось крупное серебряное кольцо с большим медово-желтым камнем в форме слезы, окаймленным крохотными бриллиантами.
– Известно, ты любишь желтый цвет, и для тебя я выбрал этот редкий камень под названием цитрин, который именуется так из-за своего желтого цвета.
Нилюфер Султан не питала особой любви к украшениям, да и на одном ее пальце уже покоился драгоценный перстень с сапфиром, доставшийся ей от матери. Но отчего-то, смотря на кольцо, подаренное ей братом-повелителем, она почувствовала нечто странное – будто этот камень излучал тепло из своих медовых глубин, будто он был создан только для того, чтобы покоиться на ее руке и согревать ее в минуты печали, наполняя ее своим золотистым светом.
Султан Баязид заметил, что она не отрывает взгляда от кольца, и рассмеялся приглушенно, оглядевшись среди женщин, что наблюдали за ними.
– Вижу, я не ошибся, – заключил он и, взяв кольцо с подушки, надел его на свободную руку сестры.
Нилюфер Султан в порыве благодарности искренне ему улыбнулась, на секунду позабыв о своих горестях.
– Благодарю вас, повелитель. У вас и вправду получаются прекрасные украшения.
Он, польщенный, довольно улыбнулся и, поглядев напоследок лишь на свою дочь, которая тут же улыбнулась ему, покинул покои. А Филиз Султан с сожалением и горечью посмотрела мужу вслед. Было глупо надеяться, что перед уходом он посмотрит на нее, а не на дочь, которую любил больше всех своих детей. Султанша отдернула себя, почувствовав стыд за то, что ревновала мужа к собственной дочери.
– Ну что же, пора начинать трапезу, – громко произнесла Хафса Султан, и все поспешили разместиться за столиками под заигравшую после ее кивка музыку.
Топкапы. Покои Бельгин-хатун.
Закутавшись в шерстяную шаль, так как вечера становились все холоднее с приближением осени, Бельгин стояла на террасе и чуть печально смотрела на находящуюся немного выше просторную террасу султана, где стоял он, такой родной и сейчас такой далекий, вместе с каким-то высоченным мужчиной с черными волосами и волевым лицом, с мужчиной пониже с русыми волосами, который стоял к ней спиной, с Искандером-пашой, его великим визирем, и с шехзаде Мурадом, совсем ещё юным по сравнению с ними, который был явно доволен, что ему позволили участвовать в беседе взрослых мужчин.
Когда она спросила у Айнель-хатун, позволено ли ей присутствовать на ночи хны Нилюфер Султан, та ответила, что она пока не входит в семью султана и ее там вряд ли ждут, да и в ее состоянии не стоит надолго покидать покои – вдруг ей сделается дурно прямо посреди церемонии? Она не вправе испортить праздник султанши. Из-за того, что ей пришлось остаться у себя и лишь прислушиваться к переливам музыки и разговорам, доносящимся с террасы султана, Бельгин загрустила. В течение этой недели он заглядывал к ней, но ненадолго, а на ночь не оставался, и фаворитка боялась, что, возможно, в эти ночи он может позвать к себе какую-нибудь наложницу или, что еще хуже, эту Нефизе.
Так как из покоев Бельгин не выходила, она не знала, что происходит в гареме, и узнавала новости только от Айнель-хатун. Та, конечно, скрыла от нее, боясь, что из-за переживаний ее состояние ухудшится снова, что недавно Хафса Султан отправила к повелителю Нефизе, которую он принял и тогда, и после еще две ночи, в которые уже сам распорядился привести к нему фаворитку. Нефизе вся расцвела, став еще краше, и теперь была просто невыносимо горделивой и самодовольной, разумеется, скрывая ото всех тот факт, что ее заставляют пить отвар, не позволяющий ей зачать ребенка.
Сейчас она наслаждалась всеобщим восхищением и завистью, сделав рассказы об ее страстных ночах с султаном любимым развлечением рабынь, что слушали ее, мечтательно или удрученно вздыхая. Айнель-хатун сомневалась, что ее рассказы хотя бы наполовину правдивы. Уж она-то видела, каждый раз встречая фаворитку у дверей покоев султана после хальвета, с каким лицом она оттуда выходила. На счастье или хотя бы довольство там не было и намека – Нефизе жала губы в досаде и прятала взгляд, стараясь ничем не выдать своего разочарования. Повелитель, видно, даже не видел в ней личности, а лишь одну из рабынь, с которой удовлетворял плотские желания или, скорее, утолял тоску по бежавшей любимой жене. И потому Айнель-хатун не беспокоилась – Нефизе не сможет ни родить, ни завладеть сердцем султана, и триумф ее долго не продлится. Вскоре она приестся повелителю, и Хафса Султан пожелает «развлечь» его кем-нибудь другим, чтобы угодить ему и сохранить меж ними близость.
К слову, Айнель-хатун молчала и о том, что повелитель нередко приходит в покои Эмине Султан, из которых его детей переселили в другие комнаты, потому как шехзаде Осман там слишком тосковал. Теперь его визиты в те покои нельзя было объяснить желанием навестить детей – он приходил, потому что не мог избавиться от печали по женщине, которую любил и которая ужаснейшим образом предала его. Которую он хотел в наказание за это убить, но не смог и позволил ей, сбежавшей, скрываться от него.
Это было для Бельгин куда опасней его ночей с Нефизе – повелитель мог так и не избавиться от этой тоски в скором времени, и покуда она жила в его сердце, Бельгин в нем места не было. Он приходил к ней, был ласков, но тем лишь дразнил влюбленную девушку, которую столь быстро оставлял, ссылаясь на неотложные дела. Будь у него желание, он бы днями и ночами был рядом, но раз его не было, значит, не было и этого желания. Это понимали и Айнель-хатун, и сама Бельгин. Но она была мудрой девушкой и ничем не выдавала своих чувств при падишахе, всегда даря ему свою светлую улыбку и нежность, когда он приходил. Она далеко пойдет, думала хазнедар, если все сложится удачно, и повелитель избавится от чувств к предательнице-жене. Он же не мог горевать вечно…
Решив навестить Бельгин, пока султанши трапезничают, Айнель-хатун вышла на террасу и с улыбкой коснулась ее плеча, подойдя и встав рядом у перил. Бельгин мельком обернулась на нее и, вздохнув, снова обратила голубые глаза на султанскую террасу. Проследив за ее взглядом, Айнель-хатун увидела повелителя с его пашами и шехзаде, которые беседовали.
– Уверена, завтра он тебя снова навестит, – бодро заметила она. – Он уже давно не заглядывал.
– Да, слишком давно… – грустно улыбнулась Бельгин. – Мне кажется, что он отдаляется, Айнель. Ты мне не лжешь? – таким тоном, будто от этого зависела вся ее жизнь, вопрошала она. – Может, у него есть кто-то? Хафса Султан отправляла к султану наложницу?
Айнель-хатун помедлила, выбирая между горькой правдой и спасительной ложью, после чего ответила:
– Тебе не о чем тревожиться, Бельгин. Ты лучше думай о ребенке, которого тебе нужно сберечь до родов. Идем в покои, тут холодно.
Утро следующего дня.
Топкапы. Дворцовый сад.
Эсма Султан так истосковалась по брату, что сейчас крайне негодовала в адрес ширмы, что разделяла сад на мужскую и женскую половины на свадебном торжестве в это утро. Вчера она после ночи хны поздно отправилась домой вместе с мужем и не улучила момента увидеться с Мурадом. Перед прощанием они с матерью условились, что и она, и Мурад приедут во дворец султанши к ужину, когда праздник в Топкапы закончится, и тогда уже проведут время всей семьей. Сейчас же Эсма Султан сидела подле Филиз Султан в просторном шатре на женской половине сада и краем глаза наблюдала за танцующими рабынями, ведя беседу с матерью. Вчера вечером им не удалось побыть наедине и открыто обо всем поговорить, и они воспользовались уединением, пока другие султанши еще не пришли в сад.
– И как ты на это отреагировала? – настороженно осведомилась Филиз Султан, узнав от дочери, что бывшая жена ее мужа узнала о своей беременности после развода.
– Паша сам был поражен не меньше меня, узнав обо всем из моих же уст, – пожала плечами Эсма Султан. – Конечно, мне было неприятно, но я обуздала себя, решив, что паша в этом не виноват. Кто же знал, что так случится? Но меня, разумеется, раздражает тот факт, что он позволяет себе содержать эту Ракель-хатун и даже навещать ее в том доме, что он ей и подарил. Давуд-паша человек достойный и честный, я уверена, мне не в чем его подозревать, но все же…
– Ты поступила мудро, не став устраивать скандал, – с пониманием посмотрев на дочь, сказала Филиз Султан. – Тебе и самой нужно поскорее родить ребенка мужу. Когда эта Ракель-хатун разрешится от бремени, попробуй предложить паше, чтобы его ребенок жил с вами, как ваш воспитанник, но только заранее предупреди его, что его бывшая жена делить с вами дворец не будет. Пусть она навещает ребенка. Думаю, она не глупая женщина и поймет, что у него будет куда больше перспектив, если его вырастит султанша по крови и поможет ему в будущем занять достойное место при дворе.
– Так бы паша не разрывался меж двумя семьями и всегда был бы рядом со мной, – задумчиво кивнула Эсма Султан, но потом сконфуженно повернулась к матери. – Однако смогу ли я принять этого ребенка?.. Растить вместе со своими детьми…
– У тебя доброе сердце, Эсма. В чем повинен ребенок? Невинная душа, которую тебе нужно приютить и помочь ей выжить в этом жестоком мире. Неужели ты откажешь малышу в этом?
– Нет, – вздохнула та. – Разумеется, нет.
Они увидели приближающуюся к шатру Хафсу Султан в окружении служанок, которая высокомерно ступала по тропинке, сверкая драгоценностями в лучах утреннего солнца.
– Ты погляди, как важно идет, – язвительно произнесла Филиз Султан, чем вызвала согласный смешок дочери. – Прямо-таки Валиде Султан…
– И не говорите, – чуть желчно отозвалась Эсма Султан. – Возомнила себя владычицей империи. Жду-не дождусь, когда она сама свалится в ту пропасть, в которую стольких столкнула.
– Ты держись от нее подальше, Эсма, – тут же предостерегла ее мать. – Не связывайся с ней. Эта дьяволица на все способна, да покарает ее Аллах.
Они умолкли, так как Хафса Султан приблизилась к шатру и с вежливостью им улыбнулась.
– Доброе утро. Чудесный мы организовали праздник, не находите?
– Да, слуги постарались на славу, – не преминула согласиться Филиз Султан. – Но свадьба моей дочери, помнится, была пышнее.
– Повелитель бы мне не простил, будь иначе, – ухмыльнулась Хафса Султан, опустившись на сидение без спинки и расправив складки платья. – Известно, как он любит вас, Эсма Султан. Наш повелитель всех своих детей одаривает любовью, чего, увы, не скажешь о его женщинах, но что уж поделать – наш падишах в последний год часто меняет привязанности. И в силу этого династия вскоре пополнится очаровательными младенцами.
Понимая, что она снова пытается ее уколоть, Филиз Султан все же попалась на крючок и посмотрела на эту женщину, с прохладным любопытством наблюдающую за ней, как будто забавляясь.
– Младенцами?
– Разве вы не знаете? – деланно изумилась Хафса Султан и вопросительно глянула на Эсму Султан, которая потупила взор в смущении. – Уже две его фаворитки – Бельгин-хатун и Афсун-хатун – ждут детей. Их вы должны помнить. А теперь у повелителя новая любимица. Первая красавица гарема Нефизе-хатун.
Филиз Султан стоило огромных усилий сохранить лицо и, сглотнув, она отвернулась, подставив его ветерку, что уже нес в себе прохладу подступающей осени. Неловкость, воцарившуюся в шатре, сгладила Михримах Султан, с милой улыбкой вошедшая в него.
Им недолго пришлось ждать прихода невесты. Айнель-хатун снова сопровождала султаншу до шатра. Нилюфер Султан пребывала в том же мрачно-сдержанном настроении, как и прошлым вечером. На ней было уже куда более простое – вполне в ее вкусе – платье приглушенного желтого цвета с длинными рукавами, лиф которого и рукава были изящно расшиты золотой нитью. Султанша хмурилась, ступая по тропинке, словно мыслями находясь не здесь, и смотрела прямо, поверх шатра, в который направлялась.
Этот праздник мало походил на веселье в честь свадьбы – все то время, что длилось торжество, на женской половине почти никто не улыбался, в тягостном молчании наблюдая за развлечениями, что были организованы для султанш. Когда же все закончилось с приближением вечера, все испытали облегчение от того, что их повинность выполнена, и они могут разбрестись по своим дворцам и покоям, дабы заняться куда более интересными делами.
Нилюфер Султан покидала дворец скромно: она, не глядя по сторонам, решительно прошла мимо ташлыка, откуда на нее любопытно глазели наложницы, а следом за ней поплелась целая вереница слуг, которые несли сундуки с ее вещами. Возвышаясь на балконе, Хафса Султан проводила ее самодовольным взглядом и, переглянувшись с Идрисом-агой, скрылась за дверьми покоев Валиде Султан. Она уже готовилась нанести очередной удар своим врагам, который на этот раз должен был сотрясти всю империю.
Дворец Нилюфер Султан.
И вот настал этот роковой вечер, когда она, преодолев в карете недолгий путь из Топкапы до дворца, что им с мужем подарил повелитель, переступила порог своего нового дома. Богатством убранства он не отличался, представляя собой весьма скромный и небольшой по размерам двухэтажный дворец, обставленный в восточном стиле. В сопровождении служанок, среди которых, увы, не было Дафны, что по-прежнему томилась в наказании в Старом дворце, Нилюфер Султан поднялась на второй этаж и, помедлив, вошла в покои, которые ей предстояло делить с новоиспеченным супругом.
Это была, наверное, одна из самых просторных комнат во дворце, среди которых был также холл на первом этаже и, пожалуй, все. В покоях властвовал в большинстве своем темно-красный цвет, напомнивший султанше о крови, которая в эту ночь и должна была здесь пролиться, в сочетании с коричневым и золотым оттенками. Нилюфер Султан эти цвета всей душой не любила. Ей бы пришлись по вкусу синий или желтый цвета, но, увы, никто даже не поинтересовался у нее, в какой палитре обставить их с супругом покои в ее же, между прочим, дворце.
Пол был застелен большим расписным ковром. На тахте, окаймляющей стену напротив дверей и обшитой бордовой тканью, громоздились горы коричневых и бежевых подушек с орнаментом в восточном стиле. А на окнах, за которыми виднелись темные в ночи верхушки деревьев дворцового сада, трепещущие от порывов ветра, висели красивые тяжелые шторы из какой-то плотной ткани. Ложе, на которое султанша посмотрела не без содрогания, было относительно простым – с широким изголовьем, без каких-либо столбиков и балдахина, застеленное красным покрывалом, расшитым по краям все тем же восточным орнаментом – все весьма сдержанно и скромно. Дворец обставляли по приказу Коркута-паши и, если судить по его обстановке, человеком он был не склонным к восприятию красоты и роскоши. Впрочем, подумала султанша, позволяя служанкам переодевать ее в ночное платье к первой брачной ночи, она своего супруга даже не увидит. Какая ей разница, какой он человек?
Теперь, когда решающий момент был так близок, Нилюфер Султан невольно ощутила сомнения, что были вызваны поселившимся в ней страхом. Какими бы ни были обстоятельства, но в глубине души она не хотела умирать, как не хотел никто другой. Чтобы решиться на самоубийство, нужна изрядная доля отчаяния. Но Нилюфер Султан была полна лишь стремления отомстить и только сейчас задумалась о том, а будет ли ее смерть ударом для династии? Скорее всего, они и не сочтут ее самоубийство за акт отмщения, а решат, что она всего лишь напыщенная и на деле слабая девица, которая попросту не вынесла брака, заключенного против ее воли. Те же Михримах и Эсма нашли в себе силы принять свою судьбу, а она, всегда презиравшая их за слабость, испугается брака и трусливо бросится в объятия смерти?
Но, чувствуя, как отступает от своего решения, Нилюфер Султан с болью, пронзающей сердце, вспомнила о Серхате. Могла ли она позволить себе, пусть даже он оставил ее одну в таком положении, предать его? В ее душе каждый раз вспыхивали пламенное негодование и омерзение, когда она просто думала о том, что ей придется принадлежать другому мужчине, совершенно чужому и незнакомому.
Султанша не была подвластна очарованию любви, не мечтала о ней или о свадьбе – наоборот, ей это было совершенно неинтересно. Она хотела бы всю свою жизнь провести наедине с собой, не принадлежа никому и делая то, что ей по душе. Пропадала бы в густых лесах верхом на своей Карасе, наслаждаясь единением с природой и с самой собой, вдали от власти, политики и интриг – от всего, с чем она столкнулась, перебравшись из Старого дворца в Топкапы.
Но с приходом в ее жизнь Серхата многое изменилось – она узнала о том, как жестока любовь и сколь много счастья она в то же время приносит, и что значит желать по собственной воле разделить с кем-то свою жизнь, отказавшись от столь любимой свободы. И ради этого чувства, которое ее изменило, даже оборвать свою жизнь становится под силу, лишь бы не оказаться в руках другого.
– Довольно, – раздраженно сказала Нилюфер Султан, и рабыни покорно отступили от нее. – Оставьте меня.
Поклонившись, служанки поплелись к дверям и оставили султаншу в одиночестве. Она, собираясь с силами, некоторое время так и стояла посреди темных покоев, по которым всюду были расставлены свечи, в красивом платье из алого шелка, рукава которого были сшиты из тончайшей вуали. Ее темные волосы гладкими прямыми прядями струились по плечам, а от шеи исходил сладковатый аромат сандалового масла. Она была готова встретить своего супруга, но вместо этого с решительным видом прошла в угол покоев, где громоздились сундуки с ее вещами, которые еще не разобрали, оставив это на завтра.
