Текст книги "Возмездие (СИ)"
Автор книги: Lana Fabler
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 91 страниц)
========== Глава 1. Голос сердца ==========
1604 год, сентябрь.
Предместья Старого дворца.
Прикрыв веки, она сделала глубокий вдох, набрав в грудь побольше свежего воздуха, наполненного неуловимыми ароматами осени.
Её овеяло порывом ветра – резким и холодным. Длинные тёмно-каштановые волосы взметнулись в воздух, а после снова свободно рассыпались по плечам и тонкой спине.
Она прислушалась. Тишина. Только шелест листвы, опавшей с деревьев и теперь уже стелющейся по сырой земле пёстрым жёлто-оранжевым ковром, и завывание ветра.
Открыв веки, она позволила себе, наконец, выдохнуть, и тут же улыбка коснулась её губ.
Величественный пейзаж открылся её взгляду. Она стояла на вершине холма, возвышающегося над Старым дворцом, который отсюда казался игрушечным.
Одна её нога стояла, полусогнутая, на камне, выступающем из сырой земли, вторая же утопала в жёлто-оранжевых листьях.
За плечами был кожаный колчан с дюжиной острых стрел, металлические наконечники которых сверкали серебристым блеском в бледном утреннем свете.
Солнце ещё не взошло, но небо уже посветлело, и звёзды, которыми оно было усыпано, стали меркнуть и гаснуть.
Первозданная природа, тишина и чистый воздух – всё, что ей было нужно для того, чтобы почувствовать себя счастливой.
Вглядываясь вдаль, скользя ясным взглядом охотницы по безбрежной панораме окружающего ландшафта, она ощущала полное единение с природой.
Растворялась и в ней, и в себе. Отстранялась от всего.
Её переполняла энергия – живая и бурлящая.
Позади послышалось конское ржание, и, обернувшись, она взглянула на трёх лошадей, которые свободно расхаживали по холму, лениво ковыряя копытами сырую землю.
Неподалёку от них на большом валуне округлой формы сидела высокая стройная девушка в мужском облачении: узкие штаны из плотной серой ткани, заправленные в высокие кожаные сапоги, и льняная рубашка, поверх которой наброшен утеплённый плащ с меховым воротником.
На её коленях лежал кожаный колчан с той же дюжиной острых стрел.
Длинные чёрные волосы заплетены в тугую косу, лежащую на левом плече поверх мехового воротника плаща.
– Не пора ли возвращаться, султанша? – спросила она, посмотрев своими тёплыми карими глазами на Нилюфер Султан, стоявшую на вершине холма и любовавшуюся величественным пейзажем.
– Ты права, Дафна, – не без сожаления согласилась с ней Нилюфер Султан и направилась к своей кобыле караковой масти с именем Караса. – Уже рассвет. Где Хелена?
– Я здесь, – отозвалась ещё одна девушка, вышедшая из-за деревьев.
Она пониже и худощавей Дафны, но облачена в те же одежды, только другой расцветки. В её колчане, выглядывающем из-за плеча, одиннадцать стрел. Двенадцатая же, влажная, зажата между пальцев правой руки.
– Ходила к ручью, чтобы омыть стрелу от крови, – объяснила она, ловким движением руки отправив стрелу к остальным в колчан. – Возвращаемся?
Сегодня на охоте Хелене удалось подстрелить зайца, и тканевой мешок, в котором покоилась его маленькая тушка, был привязан к седлу её лошади.
– Да, – легко забравшись в седло, отозвалась Нилюфер Султан, и, не дожидаясь служанок, погнала Карасу прямиком в лес – облезлый и мрачный из-за опавшей с деревьев листвы.
Старый дворец.
Сентябрь близился к концу. Это осеннее утро, как и каждое утро на этой неделе, было пасмурным и холодным.
Маленький сад, запущенный и одичавший, заметно поредел – листья на деревьях пожелтели и опали, а холодный осенний ветер то и дело подхватывал их в воздух, кружа над сырой землёй.
Вздохнув, Михримах Султан посильнее закуталась в тёплую меховую накидку и улыбнулась уголками губ, созерцая с маленькой террасы открывшийся с неё вид.
− Не хочу, − раздался со стороны покоев недовольный женский голос. – Убери это!
− Султанша, прошу вас, выпейте, − мягко увещевал другой женский голос. – Лекарша настояла на том, чтобы вы три раза в день пили этот травяной отвар. Всего несколько глотков, и я его унесу.
Послышался металлический звон, и Михримах Султан, недовольно поджав губы, поняла, что это брошенный её матерью кубок с травяным отваром ударился о деревянный пол.
Подхватив подол своего нежно-голубого платья в руки, султанша спешно вошла в покои и подошла к сидевшей на тахте матери.
Женщина была болезненно худа и бледна. Её длинные тёмно-каштановые волосы были неаккуратно собраны на затылке, и несколько прядей, выпавших из этого подобия причёски, обрамляли красивое, но будто высушенное лицо со впалыми щеками, заострёнными чертами и серо-голубыми глазами, полными раздражения.
Бирсен-хатун, сев на корточки возле ног своей госпожи, подобрала кубок и жестом велела слугам вытереть с пола пролитый травяной отвар.
− Валиде, − обеспокоенно переглянувшись с Бирсен-хатун, Михримах Султан села на тахту рядом с матерью и взяла её за руку, оказавшуюся ледяной. – Вы замёрзли?
Сняв с себя меховую накидку, она набросила её на костлявые плечи Эсен Султан и заботливо укутала её.
− Что такое?
− Всё в порядке, − слегка виновато ответила Эсен Султан, устыдившись своего поведения. – Уж не знаю, из каких трав готовят этот отвар, но на вкус он просто омерзителен.
− Зато он успокаивает вас. Видите, как вы разнервничались? Хотите, я попрошу лекаршу прописать вам какой-нибудь другой травяной отвар?
− Я здорова, − упрямо произнесла Эсен Султан. – И я сама разберусь с лекаршей, Михримах. Не вмешивайся.
Она твердила это изо дня в день, но слуги и дочери по-прежнему вели себя с ней как с больным человеком. Да, она неохотно признавала, что чувства и эмоции часто не поддавались её контролю, и она была эмоционально нестабильной. Но после всего случившегося с ней это вполне нормальное явление.
И то, что она неестественно мало ела и по ночам беспричинно плакала, не в силах остановиться, тоже не значило, что она больна. Просто аппетит не приходил к ней уже несколько лет, и она лишь усилием воли заставляла себя есть хоть что-то.
А ночные истерики… Ночью, в темноте и тишине, когда она оставалась наедине с собой, мысли, а следом за ними и вспоминания атаковали её. Султан Орхан и шехзаде Мехмет. Муж и сын, которых она потеряла в одну ночь, навсегда изменившую её жизнь. Как она могла не думать и не вспоминать о них?
Боль потери и горе со временем притупились и потускнели, но не исчезли. Они отравляли Эсен Султан изнутри подобно медленно действующему яду.
Иногда её посещала мысль о том, а не проще ли закончить всё это, оборвав свою жизнь? Она сама страдала, и причиняла страдания окружающим. Её жизнь была пуста и бессмысленна.
Но после она смотрела на своих дочерей и тут же отгоняла от себя эту мысль.
Да, теперь она жила не ради себя, а ради своих дочерей. К сожалению, ответную любовь, понимание и заботу она получала только от Михримах Султан.
Они обе нуждались друг в друге. Эсен Султан нашла в дочери смысл жизни, держащий её в этом мире, и поддержку, а Михримах Султан, потерявшая биологических родителей, нашла в ней того единственного человека, кому могла подарить всю свою дочернюю любовь и кому могла довериться.
В отношении своей жизни, своих желаний и стремлений Михримах Султан была нерешительна. Ей нужен был кто-то, кто направит её, кто решит за неё возникающие проблемы, кто защитит в случае какого-либо конфликта.
Эсен Султан, несмотря на эмоциональную нестабильность, весьма твёрдо и уверенно вела дела в Старом дворце; она была в силах и направить, и решить возникающие проблемы, и защитить.
Возможно, именно поэтому, вследствие своей нужды в её покровительстве, Михримах Султан была слишком привязана к Эсен Султан, и это даже мешало ей независимо развиваться.
Ей так хотелось нравиться своей матери, получить её одобрение, ласку, мягкую улыбку. Это желание нравиться побуждало её быть примером послушания и благопристойности.
Михримах Султан росла послушной, податливой и «укрытой» покровительством матери от окружающего мира, оттого излишне осторожной и наивной.
Чего нельзя было сказать о Нилюфер Султан. Если Михримах Султан – это нерешительность, зависимость и податливость, то Нилюфер Султан – её полная противоположность: решительность, независимость и непокорность.
− Я всего лишь…
− Заботишься обо мне, − прервав лепет дочери, закончила за неё султанша. – Я знаю. И ценю это. Кстати, ты видела Нилюфер?
− Нет.
Эсен Султан повернулась и вопросительно посмотрела на Бирсен-хатун, которая, поймав на себе её взгляд, виновато потупилась.
– Нилюфер Султан со своими служанками ранним утром отправилась на прогулку. Простите. Я донесла до её сведения, что вы против этих прогулок, но она меня и слушать не стала.
– Аллах, дай мне сил, – обречённо вздохнула Эсен Султан. – Неугомонная. Мало того, что не слушается, так ещё сбегает из дворца в мужской одежде верхом на коне. Это ли султанша?
– С недавних пор она берёт с собой оружие, – явно сомневаясь, стоило ли рассказывать, добавила Бирсен-хатун. – Лук и стрелы. Ими же снабдила своих служанок.
Михримах Султан ошеломлённо и испуганно покосилась на мать.
– Оружие? – переспросила Эсен Султан, явно возмущённая этим. – Этого ещё не хватало!
Раздался стук в двери, и, подойдя к ним, Бирсен-хатун впустила в покои служанку, державшую в руках письмо.
– Письмо? – недоверчиво спросила Бирсен-хатун, забравшая его из рук служанки.
– Аллах милостивый, – выдохнула Эсен Султан, когда письмо, наконец, попало в её руки. – Мы писем лет десять не получали. Надеюсь, к добру.
– А вдруг что-то случилось? – забеспокоилась Михримах Султан, со страхом в серых глазах наблюдая за тем, как мать разворачивает письмо.
– От Дэфне Султан, – прежде, чем ознакомиться с содержанием письма, огласила Эсен Султан.
Пока Эсен Султан хмуро читала письмо, Бирсен-хатун и Михримах Султан в звенящей тишине напряжённо смотрели на неё.
– Ну что, валиде?
Вздохнув, Эсен Султан отложила письмо на тахту рядом с собой, и, недовольно поджав губы, взглянула на ожидавшую ответа дочь.
– Приглашает нас в Топкапы. Повелитель возвращается из военного похода, и она хочет видеть нас на празднестве в султанском гареме.
– О, Аллах! – облегчённо и радостно воскликнула Бирсен-хатун, а Михримах Султан, заразившись её настроением, взволнованно улыбнулась. – В этот раз не отказывайтесь, султанша! Прошу вас.
– Не знаю, право, – неопределённо отозвалась Эсен Султан, не разделяя радости служанки и дочери. – Вряд ли нас просто так зовут в Топкапы.
– Пожалуйста, валиде! – взмолилась Михримах Султан, заискивающе заглянув в серо-голубые глаза матери. – Я ещё никогда не была в Топкапы. Ну, точнее, не помню этого. Давайте поедем? Хотя бы на празднество. Если вам там не понравится, то мы вернёмся сюда.
– Я подумаю. Нужно обсудить это и с Нилюфер.
– Обсудить со мной что? – раздался женский голос, полный уверенности.
Обернувшись, женщины увидели стоявшую у дверей, которые только что закрылись, Нилюфер Султан в мужском облачении и с колчаном, полным стрел, за плечами.
– Явилась? – хмыкнула Эсен Султан, неодобрительно осмотрев дочь с головы до ног. – А теперь поговорим. Но прежде… Я запрещаю тебе покидать дворец, а оружие у тебя и твоих служанок конфискую. Я долго терпела твои выходки, Нилюфер, но всякому терпению приходит конец. Убивать зверей в лесу в мужской одежде верхом на коне – лучше ничего не могла придумать? Раньше ты хотя бы обходилась без оружия и без убийств ни в чём неповинных зверей.
– Я не спрашивала вашего разрешения, – гордо вскинув подбородок, отрезала Нилюфер Султан. – Я буду покидать дворец, когда этого захочу, и оружие вы у меня не отберёте. А отберёте, я найду новое. Уж лучше я буду убивать зверей в лесу в мужской одежде верхом на коне, чем как Михримах у ваших ног сидеть в одних и тех же покоях десять лет к ряду с вышивкой в руках!
Резко развернувшись, Нилюфер Султан покинула покои, не обращая внимания на отчаянный оклик матери.
– Нилюфер!
Двери за той с шумом захлопнулись, и, закрыв глаза, Эсен Султан безнадёжно вздохнула.
– Аллах, дай мне сил…
Топкапы. Покои Валиде Султан.
Пальцы легко и невесомо касались длинных, когда-то золотисто-светлых, а теперь покрытых серебром седины волос, сплетая их в высокую причёску.
Женщина, сидевшая на небольшой софе с руками, чинно сложенными поверх длинной юбки изысканно-простого бежевого платья, терпеливо ждала, когда одна из служанок закончит с причёской.
Тем временем вторая служанка, держа в руках большую деревянную шкатулку, предложила своей госпоже ожерелье из жемчуга и жемчужные серьги к нему, и та кивнула, одобряя её выбор.
– Сколько раз можно повторять? – раздался недовольный женский голос, когда двери в опочивальню отворились. – Я этим занимаюсь, потому как должность хазнедар занимаю я, а не ты. Твоё дело – за порядком в гареме следить.
– Аллах, дай мне терпения! Мирше-хатун, я…
– Валиде Султан, – не обратив внимания на говорившего Идриса-агу, Мирше-калфа его перебила и поклонилась. – Доброе утро.
– Глядя на вас, я не уверена, что это так, – по-доброму усмехнулась Дэфне Султан, посмотрев сначала на, как всегда, сдержанную и сухую Мирше-калфу, а после на нервного и суетливого Идриса-агу. – Что такое?
– Султанша, мне… – начал было Идрис-ага, но Мирше-калфа снова его перебила.
– Не обращайте внимания. Я разберусь с этим… – не договорив и сделав многозначительную паузу, хазнедар выразительно посмотрела на главного евнуха, и тот оскорблённо хмыкнул. – Как вы и велели, всё подготовлено к празднеству в честь возвращения повелителя. Насколько мне известно, повелитель уже подъезжает к воротам дворца.
– Аллах, наконец-то, – выдохнула султанша, воздев светящиеся от счастья серые глаза к потолку. – Этого дня я ждала десять лет. Думала, не доживу…
– Не говорите так, – помрачнела Мирше-калфа, которая всегда боялась того спокойствия, с которым султанша говорила о своей болезни, годами медленно убивавшей её изнутри, и о своей смерти. – Аллах сохранил вас, и, надеюсь, будет хранить для нас всех ещё долгие годы.
Дэфне Султан тепло улыбнулась верной калфе, а после протянула руку, и Идрис-ага тут же подставил локоть и помог ей подняться с софы.
Распрямившись, султанша поморщилась и на мгновение прикрыла веки, так как ощутила головокружение и уже ставшую привычной боль в области солнечного сплетения.
Болезнь с годами причиняла ей всё больше боли и съедала изнутри, лишая сил.
Валиде Султан, несмотря на это, стоически претерпевала и боль, и слабость, и, ко всеобщему изумлению, все те двенадцать лет, что прошли со времени воцарения султана Баязида, неизменно улыбалась и одаривала всех своими добротой и пониманием.
Конечно, мало кто знал о том, что ночью, за закрытыми дверьми, Валиде Султан плакала и металась от боли, прикусывая собственные пальцы на руках, чтобы заглушить рвущиеся из изнывающей от боли груди стоны и крики.
Утром ей становилось немного лучше, боль отступала, слабость сходила на нет, но ночью они возвращались, жестоко мучая женщину.
Дэфне Султан понимала, что болезнь в скором времени убьет её, и боялась, что это случится до возвращения её сына, султана Баязида, из десятилетнего военного похода.
Она готова была терпеть ночи, полные мучений, только бы продолжать жить ради того, чтобы ещё раз увидеть сына, а также не оставлять свою семью. И она терпела.
Сегодня, наконец, её терпение было вознаграждено долгожданным возвращением султана Баязида.
– Султанша, должно быть, ваше письмо уже в руках Эсен Султан, – проговорила Мирше-калфа, шествуя подле неё по коридорам дворца в направлении султанской опочивальни. – Я отправила его ещё вчера вечером.
– Надеюсь, она примет моё приглашение, – отозвалась Дэфне Султан, слегка запыхавшись из-за слабости.
– Отчего же вы приглашаете её?
– Я приглашаю не её, а её дочерей, – объяснила султанша, и, поймав на себе недоумевающий взгляд Мирше-калфы, продолжила: – В одном из своих последних писем Баязид упомянул, что на пост великого визиря, освободившийся после смерти в походе Мустафы-паши, назначил Искандера-пашу. Насколько я помню, до похода Искандер-паша даже не был визирем. Но он блестяще проявил себя в ходе военных действий, и за десять лет смог дослужиться до самого великого визиря. Они с Баязидом очень сблизились. Он называет его своим верным другом и соратником. Я спросила у Баязида о его возрасте и семейном положении. Оказалось, он относительно молод – всего-то 38 лет, а жена его умерла ещё до военного похода. Детей нет. Понимаешь, к чему я клоню?
– Вы хотите выдать за него одну из дочерей Эсен Султан?
– Ту, что старше. Михримах Султан. Ей, если не ошибаюсь, уже восемнадцать лет. Давно пора выходить замуж. А младшую, Нилюфер Султан, позже сосватаем. Баязид ещё не знает о моих намерениях, но, полагаю, он не будет против. Уж лучше девочки будут жить в браке и в достатке, чем в Старом дворце.
Мирше-калфа согласно кивнула головой, позволив султанше взять себя под руку, потому как та утомилась.
Топкапы. Покои Филиз Султан.
– Как я выгляжу?
Служанка Айше-хатун, до этого копошащаяся в настенном шкафу в поисках шкатулки с драгоценностями, обернулась через плечо и тепло улыбнулась своей госпоже, которая взволнованно и нервно вертелась перед зеркалом.
Невысокая и стройная женщина была облачена в изысканного кроя платье из парчи глубокого синего цвета. Её длинные тёмно-русые волосы были сплетены в высокую причёску, открывавшую шею и плечи, а серые глаза, цветом напоминающие грозовое небо, впервые за двенадцать лет жизни в Топкапы сияли столь ярко и радостно.
– Прекрасно, – отозвалась Айше-хатун, и, подойдя к Филиз Султан со шкатулкой в руках, открыла её и протянула своей госпоже.
Выбрав серебряные драгоценности с синими сапфирами, Филиз Султан надела их и снова придирчиво оглядела своё отражение в зеркале.
– Что там в гареме?
– Всё готово к празднеству.
– Пусть раздадут сладости и золото, – широко улыбнулась Филиз Султан, наклонив голову и позволив служанке воздеть на свою голову серебряную диадему. – Хочу, чтобы весь гарем разделил мою радость. Аллах, как долго тянулись эти десять лет…
Айше-хатун снова тепло улыбнулась.
– Ты поговорила с Идрисом-агой насчёт пожертвований в моём фонде?
– Да, султанша. Как вы и велели, в ваш фонд пожертвовано двадцать тысяч акче из ваших личных средств, которые раздадут нуждающимся, как и приготовленную еду.
Филиз Султан довольно кивнула.
В первые два года после воцарения султана Баязида Филиз Султан и не помышляла о благотворительности, так как все её мысли были заняты переживаниями по поводу её отношений с мужем, которые рушились на глазах.
И единственной причиной этого была Эмине-хатун. Её беременность, сначала первая, потом вторая, обе закончившиеся рождением шехзаде, терзали и мучили Филиз Султан, не имеющей возможности снова стать матерью.
Султан Баязид два года после своего воцарения оставался в столице, готовясь к длительному и крупному военному походу и обучаясь искусству правления.
Поначалу он, как и раньше, большинство своих ночей проводил с Филиз Султан, и та даже успела успокоиться, посчитав своё беспокойство из-за новой фаворитки мужа глупым и бессмысленным. Эмине-хатун, он, к её сожалению, всё-таки не забывал: иногда навещал в гареме на этаже фавориток, дарил сундуки с подарками, но не так часто, чтобы это вызывало её беспокойство.
Всё изменилось с рождением у Эмине-хатун сына. Османская династия пополнилась новым шехзаде, названным Османом в честь её основателя, а его мать из фаворитки превратилась в султаншу. Но это было меньшим из того, что терзало Филиз Султан.
Султан Баязид, долгие годы ожидавший рождения детей, был счастлив и премного благодарен Эмине Султан за то, что она подарила ему долгожданного шехзаде, и это снова сблизило их.
Теперь большинство своих ночей он проводил с Эмине Султан, и это вскоре привело к её второй беременности.
Филиз Султан страдала и плакала за закрытыми дверьми своих покоев по ночам, а утром, покидая их, вела себя сдержанно и вежливо. Возможно, если бы она не бездействовала, не вела себя так, будто то, что происходит, правильно и приемлемо для неё, хотя это было не так, всё сложилось бы иначе.
К сожалению, она была склонна скорее горевать и сетовать на судьбу, чем испытывать гнев и бороться за то, что для неё дорого.
Пока Филиз Султан с каждым днём всё больше погружалась в депрессию, вызванную невозможностью забеременеть и ухудшением отношений с повелителем, Эмине Султан родила второго шехзаде, которого назвали Сулейманом, и всё крепче и сильнее привязывала к себе повелителя, пользуясь бездействием соперницы.
После султан Баязид отправился в военный поход, который продлился целых десять лет, и в течение этого времени напряжение в гареме сошло на нет.
Филиз Султан сконцентрировала всё своё внимание на детях, а также от скуки занялась благотворительностью, начавшейся с простых пожертвований из своего жалованья и закончившейся созданием собственного благотворительного фонда при поддержке Валиде Султан.
И если с воспитанием детей у неё возникали трудности, так как оба её ребёнка были совершенно на неё непохожими и на удивление своенравными, то с благотворительностью всё выходило как нельзя лучше.
Филиз Султан снискала уважение не только в гареме, но и за пределами Топкапы. В народе любили Хасеки Султан, столь полную благородных помыслов, щедрую и беспокоящуюся за них, простой народ.
И в этом она находила своё единственное утешение.
Вздрогнув от неожиданности, обе женщины обернулись к дверям, которые распахнулись и впустили в опочивальню Идриса-агу.
Подойдя семенящей походкой, он поклонился и расплылся в елейной улыбке.
– Султанша. Валиде Султан велела вам вместе с детьми явиться в султанскую опочивальню. Повелитель уже подъезжает к воротам дворца.
– О, Аллах, – радостно воскликнула Филиз Султан, переглянувшись со служанкой, которая тут же просияла не менее широкой улыбкой в ответ. – Идём скорее.
– Шехзаде Мурад пожелал лично встретить повелителя, – шествуя вместе с султаншей и её служанкой по коридорам дворца, доложил Идрис-ага.
– Не спросив меня? – изумилась султанша, а после устало вздохнула. – Аллах, дай мне терпения… А Эсма?
– Эсма Султан в своих покоях.
Топкапы. Покои Эсмы Султан.
В небольших покоях, оформленных в золотисто-жёлтом и голубом цветах, оттого светлых и уютных, раздавался девичий смех – чистый и звонкий.
– Ты только представь, Фидан, – искрясь весельем и юношеской живостью, воскликнула Эсма Султан, пока её служанка застёгивала на её тонкой шее золотую цепочку с медальоном в виде цветка розы, инкрустированным рубинами, отчего он подобно настоящей розе был ярко-красным. – Я всего лишь спросила, есть ли у него что-нибудь, достойное меня, а он взял с прилавка этот медальон и отдал мне, сказав, что вряд ли эта вещица меня достойна, но это лучшее, что у него есть. И отказался брать деньги, сказав, что сделал подарок в благодарность за то, что я посетила его лавку.
– Медальон очень красив, – мягко улыбнулась Фидан-хатун, будучи возрастом лишь на год старше своей госпожи, но куда более сдержаннее и спокойнее. – Если Филиз Султан узнает о том, что вы снова бывали на рынке… – с беспокойством добавила она, оставив предложение незаконченным, так как обе и так понимали, что в таком случае будет.
– Не узнает, – легкомысленно отозвалась султанша, подойдя к зеркалу и покружившись перед ним с весёлой улыбкой. – Тем более, я была укутана с головы до ног. Никто же не узнал меня по глазам – единственной части моего тела, которая не была скрыта, не так ли?
Фидан-хатун вздохнула, снисходительно покачав головой, и не сдержала ещё одной мягкой улыбки, наблюдая за тем, как Эсма Султан в лёгком и изящном платье из красного шёлка с рукавами из полупрозрачной красной вуали кружится перед зеркалом и весело смеётся.
Её длинные тёмно-русые волосы крупными локонами струились по плечам и спине, обрамляя красивое лицо с высокими скулами и тёплыми, лучистыми тёмно-карими глазами, а золотые драгоценности с красными рубинами блестели в свете, льющемся из окон.
– Вы сегодня будто светитесь от счастья, султанша.
– Потому что я счастлива, – перестав кружиться, воскликнула Эсма Султан, но нетвёрдо покачнулась из-за возникшего головокружения и ахнула, схватившись за позолоченную раму зеркала. – Отец возвращается! За прошедшие годы я позабыла, как он выглядит и каково его лицо. Тем более, сегодня в гареме празднество, а ты знаешь, как я их люблю, – лукаво улыбнулась султанша, вскинув руки и выполнив ими незамысловатое танцевальное движение. – Музыка, танцы, сладости…
Рассмеявшись, Эсма Султан схватила за руки служанку, которая была для неё лучшей подругой, и потянула её за собой.
Они кружились, держась за руки и смеясь, когда двери распахнулись, впуская в опочивальню Филиз Султан, а также Айше-хатун и Идриса-агу, следовавших за ней.
Хасеки Султан изумлённо замерла, вскинув тёмные брови, а после неодобрительно нахмурилась.
– Что здесь происходит?
Испуганно вздрогнув, девушки остановились и, опустив головы, поклонились, обе слегка покачиваясь от головокружения. Их дыхание сбилось, волосы растрепались, а щёки покраснели от румянца.
– Валиде, – виновато улыбнулась Эсма Султан, распрямившись из поклона.
Стрельнув глазами на Айше-хатун, в детстве бывшую её няней, она заметила, что она едва заметно качает головой, тоже не одобряя.
– Сколько раз? – с усталым раздражением спросила Филиз Султан, смотря на дочь своими серыми глазами. – Сколько раз, Эсма, мне просить тебя вести себя подобающе султанше? Ты уже не ребёнок. Время игр прошло. В конце концов, ты – дочь повелителя. Твоё легкомыслие тебя до добра не доведёт, клянусь Аллахом!
– Я всего лишь… – попыталась оправдаться Эсма Султан, но была прервана взмахом материнской руки.
– Повелитель вот-вот будет здесь. Идём. Валиде Султан ждёт нас в султанских покоях.
Топкапы. Гарем.
Филиз Султан, привычно расстроенная поведением своих детей, хмурилась, проходя по коридорам дворца, а Эсма Султан, следуя за ней, лукаво переглянулась с Фидан-хатун, и обе тихо прыснули от смеха.
Айше-хатун, наблюдая за своей воспитанницей сзади, вздохнула, снисходительно усмехнувшись.
Но внезапно вся процессия, состоявшая из двух султанш, их служанок и Идриса-аги остановилась.
Выглянув из-за материнского плеча, Эсма Султан перестала улыбаться и притихла.
Дорогу им преградила Эмине Султан, держа за руки своих сыновей – десятилетнего шехзаде Османа с золотисто-русыми волосами и тёмно-карими глазами, в равной степени похожего как на мать, так и на отца, и девятилетнего шехзаде Сулеймана, бывшего точной копией матери – с золотисто-русыми волосами и ярко-зелёными глазами.
Эмине Султан, даже в обычные дни предпочитавшая яркость и показную роскошь, сегодня превзошла саму себя. Яркое платье из пурпурного шёлка с глубоким вырезом бросало вызов традиционным и скромным платьям большинства обитательниц гарема, в том числе и облачению Хасеки Султан, которая, к сожалению, на фоне соперницы казалась тусклой и бледной.
Верхние пряди длинных золотисто-русых волос были перехвачены на затылке, а остальные густой копной спускались по спине. Золотая корона с тёмно-розовыми камнями, как и остальные драгоценности, сверкала и переливалась.
Добавить к этому сияющие от радости и привычного самодовольства ярко-зелёные глаза, да широкую белозубую улыбку, и при взгляде на султаншу хотелось зажмуриться, чтобы не ослепнуть.
– Филиз, – улыбка Эмине Султан слегка потускнела, но не покинула лица, когда она посмотрела на женщину, с которой столкнулась в коридоре, ведущем в султанские покои.
– Эмине, – в противовес ехидно-сладкому голосу Филиз Султан отозвалась холодно и твёрдо. – Эсма, иди, я скоро приду, – обернувшись через плечо на дочь, велела она.
– Султанша, если вам не трудно, отведите и моих шехзаде, – добавила Эмине Султан.
Эсма Султан, поклонившись, взяла за руки братьев, обошла женщин и вместе со своей служанкой скрылась за поворотом.
– Какая красота… – протянула Эмине Султан, медленно осмотрев Филиз Султан с головы до ног, отчего та напряглась. – Я даже не узнала тебя поначалу.
Не ожидав подобных слов, Хасеки Султан непонимающе нахмурилась и промолчала.
– Только поздно уже, – иронично ухмыльнувшись, продолжала Эмине Султан. – Сколько роскошных одежд, причёсок и драгоценностей не примеряй, поздно. Если бы додумалась десять лет назад наряжаться, глядишь, осталась бы в сердце повелителя. Так что, не трать зря золото. Лучше потрать его на благотворительность, которой ты в последнее время увлеклась. Хотя бы польза будет.
Вспыхнув, Филиз Султан стала судорожно думать, что ответить, но Эмине Султан, самодовольно хмыкнув, обошла её и вместе со своей служанкой направилась к султанским покоям, оставляя за собой аромат жасминового масла.
– Ядовитая змея, – в бессильной злости процедила Филиз Султан, а после, глубоко вдохнув и выдохнув для успокоения, направилась ей в след.
Топкапы. Султанские покои.
Валиде Султан, обессиленная болезнью, в отличие от остальных женщин, выстроившихся в ряд подле неё, восседала на тахте, взволнованно улыбаясь.
Филиз Султан то и дело бросала на неё взгляды, точно также волнуясь.
Стоявшая рядом с матерью Эсма Султан не могла скрыть весёлой улыбки, сгорая в предвкушении встречи с отцом, который, должно быть, её не узнает после стольких лет разлуки.
Стоявшая следующей в ряду Эмине Султан казалась спокойной, но довольной. Как собой, так и происходящим.
– Где же Фатьма? – обернувшись на Мирше-калфу, стоявшую в стороне, беспокойно спросила Валиде Султан. – Вот-вот явится Баязид…
– Я здесь, султанша, – раздался мягкий голос со стороны открывшихся дверей. – Прошу простить меня за опоздание.
Невысокая молодая женщина, слегка пополневшая с течением лет, подошла к сидевшей на тахте Дэфне Султан и поклонилась, склонив голову с тёмно-каштановыми волосами. Тёплые карие глаза смотрели слегка виновато.
– Фатьма, – нежно улыбнулась Валиде Султан, позволив той поцеловать свою руку. – Становись в ряд.
Потеснив весь женский ряд, Фатьма Султан встала перед Филиз Султан, смущённо улыбнувшись той.
Двери распахнулись вновь, не успев закрыться, и раздался голос Идриса-аги, оповестивший о повелителе.
Женщины, как одна, склонились в поклоне, кроме Валиде Султан, вздрогнувшей в волнении на тахте.
Высокий широкоплечий мужчина со смуглой кожей уверенными размашистыми шагами вошёл в султанские покои, и улыбка, тут же появившаяся на его лице, была такой же тёплой, как и выражение тёмно-карих глаз, коснувшихся каждой женщины, находившейся здесь.
Валиде Султан не сдержалась и изумлённо ахнула, взглянув на сына. Она с трудом узнала в этом действительно взрослом уверенном мужчине того молодого юношу, которого провожала десять лет назад в военный поход.
