Текст книги "Возмездие (СИ)"
Автор книги: Lana Fabler
сообщить о нарушении
Текущая страница: 72 (всего у книги 91 страниц)
– Ахмед-паша? – Гевхерхан Султан поднялась из-за столика и, хмурясь, подошла к сестре. – Кто это?
– Бейлербей Румелии и один из бывших соратников Мехмета-паши и его жены, – отвернувшись от окна, ответила Хюррем Султан и злобно ухмыльнулась, как во времена своей юности, когда она еще была надменной и весьма неприятной особой.
– Почему же бывший, султанша? – подала голос Фюлане Султан, которая часто вела разговор с матерью и тетей на равных, не позволяя считать себя несмышленым ребенком, пытающимся влезть в дела взрослых.
– Неужели вы ни о чем не знаете? Когда Искандер-паша и Давуд-паша обвинили мужа Хафсы Султан в организации восстания в Анатолии и покушениях на самих пашей, та решила спасти его, пожертвовав Ахмедом-пашой, который прежде много лет служил им. Именно его они и обвинили, но Искандер-паша с повелителем допросили пашу и решили, что он невиновен. Сомневаюсь, что после такого Ахмед-паша останется преданным тем, безжалостно использовал его, едва ли не предав казни. Я хочу использовать пашу против его бывших господ.
– Но чем он может тебе помочь, Хюррем? – удивилась Гевхерхан Султан, но та не ответила, так как за окном раздался топот конских копыт. – Нам пойти с тобой?
– Не стоит, – уже покидая холл, ответила Хюррем Султан и исчезла за дверьми.
Она вышла на крыльцо и зажмурилась от ударивших ей в лицо солнечных лучей, которые давно уже не касались его. Когда глаза привыкли к дневному свету, Хюррем Султан увидела идущего к ней Ахмеда-пашу, который выглядел весьма напряженным. Его конь и охрана остались позади. Подойдя, он опустил голову и поклонился.
– Султанша. Я получил ваше послание, потому и счел возможным предстать перед вами. Вы написали, что желаете поговорить со мной о чем-то важном.
– Это так, – отозвалась Хюррем Султан, кивнув ему без тени улыбки на лице. Черный платок покрывал ее голову, скрывая волосы, и ярко контрастировал с бледной кожей. – Идемте в сад. Лучше, чтобы нас не могли слышать.
Паша последовал за нею по тропинке, ведущей в небольшой сад, что окаймлял дворец. Некоторое время они шли в молчании, пока в ветвях окружающих их деревьев щебетали птицы.
– Мне известно ваше положение, паша, – наконец, заговорила Хюррем Султан, продолжая смотреть перед собой невидящим взглядом. – Те, кому вы были преданы, использовали вас в своих интригах и едва ли не подвели к казни своими лживыми обвинениями.
Ахмед-паша напрягся еще больше, но промолчал, не став отрицать.
– Я понимаю, что вы сейчас чувствуете. Наверняка в вашем сердце, как и в моем, поселилось желание отомстить им за то, что они сотворили с нами. Хафса Султан и Мехмет-паша после всего, что они сделали, не могут и далее оставаться безнаказанными. Я позвала вас с тем, чтобы спросить: пойдете ли вы со мной путем мести или же позволите им и дальше проливать кровь невинных?
Остановившись, Хюррем Султан обернулась на него, пронзив взглядом лихорадочно блестящих глаз. Ахмед-паша хмуро поглядел куда-то в сторону, раздумывая, но вскоре обратил к ней свое лицо и кивнул.
– Если вы этого желаете, я встану рядом с вами. Но что вы намерены делать? Хафса Султан сильна, как никогда прежде. Пока султанша властвует в Топкапы, она не позволит навредить Мехмету-паше. Известно, повелитель ей очень доверяет. Поверив ее обвинениям, он велел казнить свою жену Эмине Султан, которую, если верить слухам, высоко ценил.
– Поэтому, чтобы устранить их с мужем, нужно нанести удар именно по Хафсе Султан. Лишить ее этого самого доверия султана, которое и является источником ее власти, – ухмыльнулась султанша и продолжила путь. Паше ничего не осталось, как последовать за ней. – Вас обвинили в организации восстания в Анатолии, чтобы снять обвинения с Мехмета-паши. Если он – истинный организатор восстания, то должен был каким-то образом им руководить, при этом находясь в столице. Учитывая, что бейлербей Анатолии Ферхат-паша, который также был его соратником, отправился в Сивас в начале восстания, становится понятным, как он это делал. Они общались с помощью писем?
– Да, Ферхат-паша получал приказы из писем, которые ему писали Мехмет-паша и Хафса Султан.
– И Хафса Султан писала ему? Прекрасно. Достаточно лишь предъявить эти письма султану Баязиду в качестве подтверждения обвинений, возложенных на Мехмета-пашу. И именно с помощью них повелитель увидит истинное лицо Хафсы Султан. Тогда их ничто не спасет. Вы еще поддерживаете связь с Ферхатом-пашой? Я слышала, что его сослали, но куда?
– Повелитель отправил его в ссылку в Дидемотику. Связь мы потеряли, как только это произошло. Но если вам угодно, я напишу ему и попрошу прислать письма Мехмета-паши и Хафсы Султан, если он их, конечно, сохранил. Если же нет, что тогда, султанша?
– Когда получим ответ, тогда и будем думать. Держите меня в курсе. Нужно торопиться, пока Хафса Султан не обвинила кого-нибудь еще, чтобы снять подозрения с мужа.
– Как вам будет угодно. Я сегодня же напишу Ферхату-паше. Уверен, потеряв все по вине султанши и паши, он поддержит нас в нашем деле.
Дворец Эсмы Султан.
Она не спала всю ночь, поскольку не могла сомкнуть глаз из-за печали о погибшем брате, беспокойства об отце и всеобъемлющего страха за Серхата Бея, приговоренного к казни. Эсма Султан боялась наступления рассвета, так как знала, что поутру его должны казнить, а она ничего не может с этим поделать.
Когда Давуд-паша проснулся, чтобы по обыкновению отправиться на государственную службу, она притворилась спящей, но вскоре выдала себя тем, что всхлипнула от приглушенных рыданий, вызванных теми образами, что роились в ее голове. Перед глазами стояла сцена, где палач стоит с занесенным топором, который после с силой обрушивает на шею стоящего на коленях Серхата Бея с опущенной головой.
– Султанша, вы не спите? – удивился Давуд-паша, застегивая мелкие пуговицы на льняной рубашке, которую всегда надевал под кафтан. – Еще так рано.
Эсма Султан снова всхлипнула и закрыла лицо ладонями, больше не в силах подавлять рыдания. Она заплакала в голос, как ребенок, чем напугала мужа, который, бросив все, сел рядом с нею и убрал ее руки от лица.
– Госпожа, что такое? – потрясенно спросил он, но тут на него снизошло озарение, и паша нахмурился. – Надеюсь, вы понимаете, что ни вы, ни я ничего не можем поделать. Таков приказ повелителя.
– Не может быть, чтобы его казнили! – сквозь слезы воскликнула султанша, и во взгляде ее был ужас. Она села в постели и в отчаянной хватке сжала его запястья. – Прошу, паша, сделайте что-нибудь! Поговорите с отцом! Возможно, еще не поздно…
– Прошу вас, успокойтесь, – сдержанно ответил Давуд-паша. – Я хотел бы помочь вам, но это не в моей власти.
Оттолкнув от себя его руки, Эсма Султан поджала колени к груди, обняла их руками и положила на них голову, зарыдав с новой силой. Давуд-паша с сочувствием посмотрел на нее и неуверенно погладил по темным волосам, но султанша больше не обращала на него внимания. Поднявшись, он подошел к дверям и открыл их.
– Пусть придет Фидан-хатун и принесет воды.
Паша вернулся к жене и сидел рядом с нею в беспомощности до тех пор, пока в покои не вошла обеспокоенная Фидан-хатун с кубком на подносе. Увидев рыдающую госпожу, она напряженно посмотрела на Давуда-пашу, но он не выглядел разгневанным, как следовало бы выглядеть тому, при ком жена убивается по другому мужчине.
– Вот, султанша, выпейте, – она поспешила к Эсме Султан и, погладив ее по плечу одной рукой, другой протянула ей кубок с водой.
Давуд-паша отошел в сторону и, встревоженно посмотрев на них, обернулся на вошедшего в покои агу, который любопытно покосился на плачущую султаншу.
– Паша.
– Что такое?
– Для вас послание. Гонец сообщил, что оно от Искандера-паши.
Забрав его, Давуд-паша жестом велел аге выйти и развернул скрученную в трубочку бумагу. Ознакомившись с написанным, он прикрыл глаза от облегчения, потому как понимал, что, не случись этого, его супруга была бы разбита.
– Султанша, я получил весть, – направившись к ложу, он ободряюще улыбнулся. – Оказалось, этой ночью Серхат Бей сбежал из темницы и не был предан казни.
Эсма Султан, которая в это время пыталась сделать хотя бы глоток из кубка, который сотрясался в ее дрожащей руке, затихла и пораженно уставилась на него.
– С-сбежал? – судорожно всхлипывая, переспросила она и, закрыв глаза, шумно выдохнула. – Аллах, благодарю…
Фидан-хатун снова покосилась на пашу, но тот спокойно бросил послание в камин и, оставив жену на ее попечение, ушел в гардеробную одеваться. За то время, что он там был, Эсма Султан более-менее успокоилась и встретила мужа уже стоящей у окна в изумрудном халате, хотя лицо ее все было заплаканным и покрасневшим. Фидан-хатун, которая успела поговорить с госпожой и вернуть ей подобие душевного равновесия, в этот момент вышла из опочивальни, оставив их одних.
– Пока вы не ушли, я хотела извиниться, – Эсма Султан повернулась к мужу с неловкостью. – Вы не должны были видеть это и уж тем более утешать меня.
Давуд-паша тепло улыбнулся, чем привел ее в замешательство. Он подошел и коснулся пальцами подбородка султанши.
– Теперь мы – одна семья, а для чего еще нужна семья, если не быть рядом в трудные минуты?
– Неужели вас это не задевает? – робко спросила Эсма Султан, зная, что паша поймет, о чем она спрашивает.
– Вы мне ничего не обещали, да и известно, что наш брак был заключен не из чувств, а по воле повелителя. Я стараюсь понять вас и… помочь вам принять новую жизнь, раз так вышло, что я стал ее частью.
– Наверное, я не заслуживаю такого мужа, – с горечью улыбнулась Эсма Султан, и ее лицо прояснилось, когда Давуд-паша коротко рассмеялся. – Вы так добры ко мне и, поверьте, я ценю это.
Давуд-паша коснулся теплой крупной ладонью ее щеки, и Эсма Султан неосознанно прижалась к ней, улыбаясь ему. Но вдруг он нахмурился, и султанша насторожилась.
– Вы поедете в Топкапы?
– Да, только позавтракаю и отправлюсь. Хочу поскорее увидеть отца и помочь ему пережить утрату.
– Передайте повелителю мои соболезнования.
Давуд-паша собрался было уходить, но Эсма Султан поспешила воскликнуть ему вслед, решив больше не тянуть:
– Паша, я хотела спросить кое о чем.
Тот обернулся и вопросительно на нее посмотрел.
– Что такое?
Не зная, как начать этот деликатный разговор, султанша подошла к мужу и, сделав как можно более невинное лицо, заглянула ему в глаза. Что же, она никогда не думала, что будет пытаться вести себя, как Эмине Султан. Но султанша вынуждена была признать, что какой бы та не была, у нее можно было поучиться тому, как вести себя с мужчиной, чтобы сохранить в его глазах невинность и в то же время добиться от него желаемого.
– Не уверена, позволено ли мне решать такие вопросы, учитывая, что я совсем недавно стала частью вашей семьи… Сельминаз, как мне известно, уже была замужем, но быстро овдовела и не смогла обрести счастья. Не пришло ли ей время снова стать женой и обрести собственный очаг? Она еще молода и, верно, мечтает о своей семье. Что скажете, паша?
Дворец Михримах Султан.
Несмотря на то, что они с Гюльшан-калфой договорились не говорить паше о том, что султанша падала в обморок, он все равно об этом узнал. Оказалось, ему сообщила о случившемся лекарша, которая осмотрела Михримах Султан по ее прибытии во дворец. Искандер-паша по возвращении домой всегда вызывал ее к себе в кабинет и осведомлялся о состоянии жены, поскольку ждал рождения ребенка не меньше нее. Гневу его не было предела, когда, спросив о том, почему ее до кареты донес конюх, паша узнал, что его беременная жена наведалась в конюшню Топкапы в то время, как он велел ей оставаться дома и беречь себя.
В тот вечер Михримах Султан боялась посмотреть ему в глаза и молча слушала его тираду, полную негодования, а когда муж немного успокоился и извинился за то, что сорвался, спросила, отчего он так раздражен и взвинчен. Она заметила, как Искандер-паша замялся. Он ответил ей что-то невразумительное о накопившихся делах в совете и об утомительной подготовке к военному походу и поскорее удалился в свой кабинет «работать». Но султанша знала, что гнетет его на самом деле, и это ее ужасно огорчало. Грядущая казнь Эмине Султан была всему виной.
Михримах Султан пугало, что, несмотря на жалость к этой женщине, в один миг потерявшей все, даже сына, она испытывала облегчение от того, что Эмине Султан, наконец, уходит из их жизней. После ее казни паша потоскует, но затем излечится и все забудет, когда возьмет на руки их ребенка. Тогда-то у них с мужем будет настоящая семья, а она сможет, наконец, занять место в его сердце. Султанша самозабвенно ждала наступления этих дней и мысленно торопила время, лишь бы поскорее подарить паше ребенка, которого они так ждали.
Она переживала, когда муж до поздней ночи задержался в кабинете, и лежала без сна с ноющим от тоски сердцем, так как понимала причину этого. Но вера в то, что все наладится, облегчала ее боль.
Чтобы не накалять атмосферу, султанша не стала ни о чем спрашивать и притворилась, что спит, когда Искандер-паша, наконец, вошел в опочивальню. Весь вечер от него волнами исходило напряжение, но сейчас чутко чувствовавшая его настроение Михримах Султан этого не ощутила. Он как-то слишком спокойно разделся и лег в постель, слегка задев ее плечом. После, что вызвало у султанши прилив нежности, поправил на ней одеяло и погладил по волосам. Султанша по неведению не могла видеть в этом ничего, кроме заботы, но Искандер-паша вложил в свои действия совершенно иное чувство – вину.
Утром Михримах Султан, как всегда, поднялась рано вместе с мужем, чтобы проводить его на государственную службу. Он был нетерпелив, почему-то торопился и отвечал отрывисто, как будто мыслями был где-то далеко. Султанша делала вид, что не замечает этого, хотя ожидала от него другого поведения в это утро. Удрученности, мрачности, раздражительности или злобы – ждала всего, что угодно, но не возбуждения. Паша торопился скорее покинуть дворец, как будто за его пределами его ждало что-то важное, не терпящее отлагательств. Решив не придавать этому значения, Михримах Султан испытала облегчение. Значит, вчера он смирился, взял себя в руки и теперь ей не придется смотреть на его страдания по другой женщине.
– Паша, я хотела спросить… – заговорила она, когда тот надевал чалму перед зеркалом, уже собираясь уходить. – Могу ли я поехать к Эсме? Или в Топкапы? Она, верно, сейчас там. Хочу поддержать ее в такой момент.
– Нет, отправьте ей письмо или пригласите к нам.
– Но…
– Это не обсуждается, Михримах. Я хочу быть спокоен за тебя и за ребенка. Здесь ты под присмотром лекарей и служанок.
– Но что со мной может случиться? Я же не пойду в конюшню, как в прошлый раз. Буду в гареме, а там мне ничто не может навредить. Я должна быть там, рядом с Эсмой.
Посмотрев в ее умоляющие глаза, Искандер-паша сдался и кивнул. Михримах Султан просияла от радости и с благодарностью ему улыбнулась. Подойдя, паша сухо поцеловал жену в лоб и ушел. Но когда султанша позавтракала и уже готовилась было отправиться в Топкапы, ей вдруг стало дурно. Лекарша, осмотревшая ее, ко всеобщему облегчению заключила, что это обычное недомогание при беременности, которое, верно, только сейчас дало о себе знать. Попрощавшись с недавно съеденным завтраком, Михримах Султан лежала в постели и расстроено думала о том, как не вовремя это случилось.
Топкапы. Гарем.
Облачившись в черное платье и покрыв волосы платком из черного кружева в знак траура, Эсма Султан приехала в Топкапы и, пройдя мимо ташлыка, увидела притихших наложниц, которые с любопытством обратили к ней взгляды. Айнель-хатун, заметив ее, отправила евнуха, с которым прежде говорила, и вышла к ней.
– Султанша. Добро пожаловать. Примите мои соболезнования.
– Благодарю, Айнель-хатун, – печально улыбнулась ей Эсма Султан. – Повелитель у себя?
– Да, в своих покоях.
– Когда будут похороны? Кто ими занимается? Ты?
– Завтра. Повелитель поручил это Хафсе Султан.
Поджав губы в знак недовольства, Эсма Султан обошла ее и направилась в султанские покои. Ферхат-ага пропустил ее, не сказав ни слова и лишь поклонившись. Отец был на балконе и сидел на диване с хмурым видом. Он не заметил ее прихода за своими мрачными мыслями, и Эсма Султан действительно забеспокоилась.
– Повелитель.
Вздрогнув, султан Баязид повернул к ней темноволосую голову, и его взгляд тут же прояснился и потеплел. Он поднялся с дивана и подошел к дочери, раскрыв объятия, которые Эсма Султан тут же приняла. Некоторое время они стояли, обнявшись, и не шевелились. Положив голову на широкое и крепкое отцовское плечо, султанша впервые за долгое время почувствовала наполнивший ее покой. После свадьбы они не виделись, так что султанша стала забывать, как бывает уютно и спокойно в объятиях повелителя.
– Я была в ужасе, когда узнала, – отстранившись, проговорила она. – До сих пор не могу свыкнуться с мыслью, что моего брата больше нет.
– Как и я, – удрученно отозвался султан Баязид, и они вдвоем опустились на диван. Эсма Султан положила ладонь поверх руки отца, но тот сразу же перехватил ее руку и поцеловал, вызвав у нее подобие улыбки. – Я все ждал, когда ты придешь и разделишь со мной эту печаль, Эсма.
– Я здесь, отец, – ободряюще воскликнула она. – Если пожелаете, я могу на время остаться в Топкапы, чтобы побыть рядом с вами.
– Я не посмею просить тебя об этом столь скоро после свадьбы, – тот покачал головой и внимательно вгляделся в ее лицо. – К слову, как протекает твой брак? Ты довольна своей новой жизнью?
– Все хорошо, – после короткой заминки ответила Эсма Султан и выдавила улыбку. – Вы были правы. Давуд-паша хороший человек, и он очень добр ко мне, однако…
– Однако что? – тут же насторожился повелитель, и его глаза наполнились беспокойством.
– Я и не подозревала, что после свадьбы его дочь будет жить в нашем дворце. Понятно, что Сельминаз-хатун – дочь паши, и он не может выставить ее за дверь, но мне кажется, что ей пора создать свою семью. Мне неловко в этом признаваться, но ее присутствие в моем дворце ставит меня в неудобное положение.
– Ты говорила об этом с мужем?
– Да, но Давуд-паша ответил очень неопределенно, что будто бы подумывает о браке дочери, но не хочет ее торопить.
– Я обсужу с ним этот вопрос, – покровительственно пообещал султан Баязид и, протянув руку, погладил дочь по щеке. – Если ты станешь от этого счастливее, султанша моя.
Взяв его ладонь со своего лица, Эсма Султан поцеловала ее в знак благодарности и почтения, мысленно удивившись тому, как, оказывается, легко добиваться желаемого от мужчин, особенно любящих и заботливых.
Вечер.
Дворец Хафсы Султан.
Получив послание из своего дворца от главы стражи с известием о том, что было выяснено место, куда ночами уходит ее муж, Хафса Султан поспешила оставить Топкапы и приехать домой. Она чувствовала тревогу, хотя уверяла себя, что ей не о чем беспокоиться. Войдя в холл, утопающий в вечерней полутьме, султанша велела позвать главу стражи и в ожидании подошла к окну. Она не обернулась, когда за ее спиной раздались шаги аги, и лишь сухо спросила:
– Что ты узнал?
– Паша ходит в один дом в городе, – заговорил тот. – Понимая, что вы пожелаете узнать, кто в нем живет, я порасспрашивал людей. Выяснилось, что этот дом прежде пустовал, но примерно месяц назад в нем поселилась одна женщина.
Что-то дрогнуло в груди Хафсы Султан, но она не подала виду – лишь замерла и опустила глаза в пол, пытаясь совладать с собою. Она так смело, без тени сомнений отмела мысль о том, что муж ей изменяет, что теперь ее удушливой волной накрыли досада, разочарование и пронзительная боль. Разве мог Мехмет-паша, который всегда смотрел на нее с любовью и преданностью, предпочесть ей другую женщину, да еще без зазрения совести проводить в ее доме каждую ночь?
Ей казалось, что ее мир рухнул, лишившись опоры в виде любви мужа. Султанша всегда принимала ее как должное, забывая, что и самая сильная любовь может износиться. После смерти дочери она перебралась в Топкапы, совершенно не подумав о том, каково будет Мехмету-паше одному во дворце, где это случилось. Оставила его один на один с горем, хотя должна была бы разделить его вместе с ним.
Хафса Султан признавала это неохотно, но она слишком легко и быстро справилась с горем. Она никогда не позволяла себе впадать в отчаяние или печаль, потому как считала, что каждый миг жизни ценен и, чем тратить время впустую, лучше бы заняться делами. Боль легче пережить, если мысли заняты другим.
Но Мехмет-паша был иным человеком. Пусть он был так же честолюбив и расчетлив, но его сердце не было столь холодным, как у его жены, и, что уж говорить, в нем не было того стержня, который появился в Хафсе Султан, пережившей на своем веку бесчисленное множество смертей дорогих ей людей. Смерть дочери была для нее не первой утратой, и она, уже привыкнув, перенесла ее много легче, чем ее муж. Она оправилась, а он… Он не смог.
Даже понимая причины, по которым Мехмет-паша нашел утешение в объятиях другой женщины, Хафса Султан была не в силах принять его измену. Она всегда считала, что если что-то треснуло в одном месте, то со временем рухнет совсем, но не думала, что однажды это случится с ее браком. Смерть дочери и стала той трещиной, из-за которой сейчас все обрушилось.
Несмотря на боль от предательства, Хафса Султан сохранила трезвость рассудка. Что же, бежать к повелителю и с оскорбленным достоинством просить развода она не собирается. Мехмет-паша ошибся, но она исправит за него эту ошибку, и тогда они продолжат свой путь к вершине власти, как она и планировала. Ее прощение он не получит – слишком больно ей было, чтобы даже ради власти забыть предательство – но Хафса Султан не могла позволить случиться разводу, иначе с ее мечтами будет покончено.
– Приведите во дворец эту женщину и поскорее, – холодно велела она.
Глава стражи, поклонившись, ушел, а Хафса Султан так и продолжила с мрачным видом стоять у окна, и злоба таилась в ее серых глазах. Мехмет-паша прекрасно знает, как она поступает с предателями, и теперь ему придется познать это на себе. Она постояла так еще немного, а после отдала несколько приказов охране, подготовившись к встрече с любовницей мужа. Спустя некоторое время двери в холл распахнулись и, обернувшись, султанша посмотрела на вошедшего мужа. Мехмет-паша напрягся, увидев ее стоящей у окна, но принял невозмутимый вид и кивнул.
– Султанша, не ожидал вас здесь встретить. Вы стали редкой гостьей в собственном дворце.
В его голосе прозвучала горечь, и Хафса Султан на миг почувствовала себя виноватой, но тут же отбросила от себя это чувство. Кто и должен чувствовать вину из них двоих, то это явно не она.
– Я тоже удивлена, паша. Такая удача встретить вас в это время во дворце, – не преминула ответить она со злой иронией. Он опустился на тахту и посмотрел на нее настороженно. – Знаете ли, вы тоже редкий гость в этом дворце, особенно по ночам.
В темных глазах Мехмета-паши проступило понимание, когда он долгим взглядом посмотрел на жену и различил в ее позе напряжение, а в глазах – затаенную боль и гнев. Хафса Султан ожидала оправданий или того, что муж начнет винить ее в своем предательстве, но он обманул все ее ожидания, оставшись спокойным и невозмутимым. Словно бы это не его уличили в измене султанше, развод с которой станет для него крахом всей жизни.
– Вы ничего не скажете в свое оправдание? – снова встав у окна и повернувшись к мужу спиной, чтобы скрыть предательскую боль в глазах, спросила Хафса Султан с наигранным благодушием, хотя в этот момент готова была или разрыдаться, или броситься на него с кулаками, позабыв о достоинстве.
– Раз уж вам стало об этом известно… – проговорил Мехмет-паша, и голос его был тих и спокоен, но этим и ранил. В нем скользило равнодушие. – Я не стану искать оправданий. Если вы пожелаете со мной развестись, препятствовать я не стану.
Хафса Султан неверяще обернулась на него и усмехнулась.
– Развестись? – в ее голосе зазвучали истерические нотки, которые Мехмет-паша слышал в нем впервые. – Вы говорите так, словно на это и надеялись!
– Не стану скрывать, надеялся, – процедил паша, и его слова будто лезвие кинжала полоснули Хафсу Султан.
– Что вы сказали?..
Наконец Мехмет-паша перестал изображать спокойствие и, резко встав с тахты с негодованием и злобой на лице подошел к потерянной жене.
– А чего вы ожидали? Что я буду, как верный пес, ждать, когда вы соизволите вспомнить обо мне меж своими интригами, что плетете в погоне за властью?!
– Я «плету интриги» чтобы спасти вас, если не забыли! – вне себя от возмущения крикнула Хафса Султан, и ее грудь тяжело вздымалась. – Вы ведь один и шагу ступить не можете, чтобы не подставить себя под подозрения! Стоило мне оставить вас, когда я лежала без сознания после родов, вы устроили эти покушения, да так, что ни одно из них не состоялось. И я, я спасла вас! А теперь вы бессовестно обвиняете меня в том, что я повинна в вашем же предательстве? Вы растоптали мою честь и смеете после этого смотреть мне в глаза?!
– Не вам говорить о растоптанной чести, – выплюнул Мехмет-паша, и его глаза налились презрением, от которого его жена растеряла весь прежний пыл. – Это вы растоптали мою честь, когда позволили себе думать, будто я – одна из многих ваших марионеток, не способная и шагу ступить без вашего приказа! Возможно, прежде, не подозревая об этом вашем мнении, я действительно был ею, но впредь этого не будет.
Хафса Султан невольно вздрогнула от его слов и, не выдержав, отвернулась, закрыв лицо дрожащими ладонями. Не может быть, чтобы это происходило с нею… Ее жизнь не могла превратиться в этот кошмар, в котором ее собственный муж, когда-то любящий и заботливый, говорит ей все это после того, как открылась его измена.
– Любая другая женщина на вашем месте пожелала бы развода после того, что узнала, но не вы, – продолжал убивать ее словами Мехмет-паша голосом, дрожащим от гнева. – А знаете, почему? Развод не входит в ваши планы, в которых я фигурирую как великий визирь, за счет которого вы обретете еще большую власть. Ведь вам ее постоянно мало! Власть – единственное, что вы способны любить. И я больше не в силах находиться рядом с женщиной, которая настолько холодна и безжалостна, что даже смерть собственного ребенка ее не трогает!
Это был удар ниже пояса, и Хафса Султан замерла, пораженная услышанным. Она медленно убрала ладони от лица и с обезумевшим от боли взглядом обернулась на тяжело дышащего мужа, смотревшего на нее гневно, презрительно и безо всякой жалости.
– Если я сохраняю благоразумие и не впадаю в отчаяние, это не значит, что мне не больно, – холодно произнесла султанша, и по ее щекам полились слезы, которые она так долго сдерживала. – Я похоронила всю свою семью и давно смирилась с тем, что смерть безжалостна. Она забирала у меня всех, кого я любила. Смерть научила меня переживать боль с достоинством, находя в себе силы идти дальше. Я и не ждала от вас того же, зная, что на вашу долю не выпадало тех страданий, что пережила я, потому и оставила вас одного. Чтобы дать время оправиться. Но что вы сделали вместо этого, паша? Возненавидели меня за то, что я оказалась сильнее вас? Или за то, что я выжила, а наша дочь умерла? Как бы не было жаль, но это не в моей власти. И не нужно винить меня в собственной слабости!
Мехмет-паша смотрел на нее все с теми же чувствами, только теперь к ним прибавилось и оскорбление. Обвинение в слабости такой человек, как он, не забудет никогда. Он сглотнул, помолчал и вдруг заговорил уже совсем по-другому, обреченно.
– Когда после родов вы лежали без сознания в постели, находясь между жизнью и смертью, я был с нашей новорожденной дочерью. И не было в мире человека, счастливее меня, когда я брал ее на руки и представлял, какой будет ее жизнь. Но шли дни, вам становилось хуже, и Хадижа-калфа попросила у меня позволения привести знахарку. Она осмотрела вас и сказала, что будто бы на вас лежит какое-то проклятие, которое забирает силы и убивает вас. Я этому не поверил, но отчаянно желал спасти вас, потому велел ей делать все, что угодно. Тогда знахарка предупредила меня, что если она оживит вас, рано или поздно за жизнь придется заплатить другой жизнью. Я не осознавал, на что согласился. Но на следующее утро наша дочь была мертва, а вы… вы ожили. Сейчас вы стоите передо мной лишь потому, что я согласился расплатиться за вашу жизнь жизнью дочери. И видит Аллах, я ни о чем никогда так не жалел, как об этом решении. Это вы сейчас должны лежать в гробу, а не она!
Последние слова он с ненавистью выплюнул в лицо потрясенной жены и, развернувшись, стремительно направился к дверям, чтобы уйти, но столкнулся в них с охранниками, которые вели под руки испуганную женщину. Увидев ее, Мехмет-паша резко остановился, замер и напрягся. Хафса Султан поняла, что это вернулась стража с любовницей паши, с мрачным удовлетворением утерла слезы и, собравшись с силами, повернулась, чтобы увидеть ее. Эта женщина была ее полной противоположностью вопреки ожиданиям султанши. Высокая, с округлой женственной фигурой и, похоже, ровесница паши. Это была далеко не девица, а взрослая женщина, не отличающаяся красотой, но с добрым лицом и красивыми карими глазами, которые сейчас блестели от слез. Она в страхе посмотрела на Мехмета-пашу, а затем на стоящую за его спиной надменную Хафсу Султан. Та, наслаждаясь атмосферой страха и напряжения, воцарившейся в холле, неспешно прошла к мужу и встала рядом с ним.
– Что все это значит?! – грозно осведомился Мехмет-паша, не отрывая взгляда от перепуганной любовницы, которую все еще держали под руки охранники. – Почему она здесь?
– Вы, как видно, не в себе, паша, и пока вы не одумались, я вынуждена, как всегда, исправлять за вас ваши ошибки, – безжалостно улыбнулась Хафса Султан, желая отомстить за ту боль, что он ей причинил. – А чтобы впредь вы подобных ошибок не совершали, мне придется преподать вам урок. Охрана, взять Мехмета-пашу!
Тот в недоумении повернулся к ней, но охранники, отпустив женщину, схватили его под руки и стали удерживать пашу на месте, когда он попытался высвободиться. Его любовница закричала и попятилась к дверям, однако ей преградил путь другой охранник, который, увидев кивок Хафсы Султан, схватил ее.
– Отпустите меня! – в ярости закричал Мехмет-паша, дергаясь в удерживающих его руках. – Арвен! – он дернулся к любовнице, когда схвативший ее охранник, держа ее одной рукой за шею, другой вынул из-за пояса кинжал.
– Значит, Арвен, – усмехнулась Хафса Султан, поглядев на ту. Женщина зарыдала в голос от ужаса, когда лезвие кинжала коснулось ее горла. – Что же, Арвен, жаль, но мне придется избавиться от такого досадного недоразумения, как ты.
