Текст книги "Возмездие (СИ)"
Автор книги: Lana Fabler
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 91 страниц)
– Что-то случилось? – насторожился повелитель, заметив его состояние. Тут же страх сковал его в ожидании вести о смерти матери. Он не был к этому готов. Не сейчас.
Шехзаде перестали разговаривать между собой и, тоже напрягшись, повернули головы к Ферхату-аге.
– Эмине Султан похоже, снова заболела, так как, не дойдя до своих покоев, потеряла сознание в гареме, – доложил тот. – Султаншу отнесли в лазарет.
– Что?! – возмутился султан Баязид и, тут же подорвавшись с трона, покинул шатёр. Ферхат-ага поспешил следом.
– Что с мамой? – испуганно спросил шехзаде Сулейман, посмотрев на Мурада, будто он знал ответ.
– Не переживайте, – поспешил заверить младших братьев шехзаде Мурад. – С ней всё будет в порядке.
Они, увлечённые друг другом, не могли видеть, как за их спинами побледнел и помрачнел от беспокойства и невозможности его унять Искандер-паша, напряжённо смотревший вслед повелителю.
Топкапы. Дворцовый лазарет.
– Тише-тише, лежите, султанша, – раздался женский обеспокоенный голос, когда Эмине Султан, распахнув веки, попыталась сесть, чтобы оглядеться и понять, где она.
Лекарша Дильнар-хатун сухо улыбнулась ей, когда султанша подчинилась и откинулась обратно на подушку. Оказалось, она была в лазарете и лежала на одной из кроватей. Элмаз-хатун, увидев, что сестра пришла в себя, поспешно села к ней на кровать и сжала её руку.
– Ты нас так напугала…
– Что со мной? – слабым голосом, полным напряжения, спросила Эмине Султан. – Так и знала, что мои истерзанные нервы до добра не доведут…
– Нервы здесь не при чём, – заулыбалась Элмаз-хатун и, когда ярко-зелёные глаза сестры обратились к ней с искрой надежды в них, закивала русоволосой головой. – Ты беременна, Эмине.
Выдохнув от изумления, Эмине Султан впервые за несколько дней искренне рассмеялась, и смех её был полон счастья. Под этот смех и распахнулись двери, в которые спешно вошёл встревоженный султан Баязид.
Элмаз-хатун подорвалась с кровати и вместе с лекаршей Дильнар-хатун поклонилась, а султанша, резко перестав смеяться, замерла. На мгновение ярко-зелёные и тёмно-карие глаза встретились, и что-то вспыхнуло и в тех, и в других, но султан Баязид поспешно отвернулся и пытливо посмотрел на лекаршу.
– Что с Эмине Султан? Мне донесли, что она потеряла сознание в гареме.
– Поздравляю, повелитель, – отозвалась Дильнар-хатун. – Султанша ожидает ребёнка.
Ошеломлённо нахмурившись, повелитель без тени былого холода и напускного равнодушия посмотрел на Эмине Султан, с надеждой на примирение смотревшей на него в ответ и, подойдя к её кровати, он опустился на неё.
– Как… как ты себя чувствуешь? – безуспешно пытаясь скрыть заботу и беспокойство в голосе, спросил он.
– Обычное недомогание, сопровождающее беременность, – со счастливой улыбкой ответила Эмине Султан и, смело взяв смуглую руку повелителя, положила её поверх своего живота. – Дай Аллах, рожу тебе ещё одного шехзаде. Ты же рад?
В тёмно-карих глазах султана Баязида, обращённых к жене, было признание своего поражения в этой борьбе с самим собой. Желая наказать её, он наказал сам себя, но гордость не позволяла ему сдаться прежде. А сейчас… Она была столь обезоруживающая со своей счастливой улыбкой и сияющими ярко-зелёными глазами, что он, не раздумывая, забыл о гордости и о своём наказании.
– Конечно, я рад, – выдохнул он с тёплой улыбкой. Убрав руку с её живота, он прикоснулся кончиками пальцев к её щеке. – Разве может быть иначе? Проси всего, чего хочешь.
– Просто обними меня.
Элмаз-хатун в очередной раз подавила в себе вспышку зависти и, позволив себе всего одно мгновение смотреть на объятия сестры и повелителя, поцеловавшего её в плечо, опустила голубые глаза в пол.
Вечер.
Топкапы. Покои Валиде Султан.
Мрачно и с болью в карих глазах созерцая то, как Валиде Султан в бессознательности, вызванной опиумом, лежит в постели, Фатьма Султан держалась из последних сил, чтобы не разрыдаться.
Она вынуждена была беспомощно наблюдать за медленной и мучительной смертью близкого ей человека и ничего не могла изменить.
Близилась ночь, а значит и с новой силой расцветала боль Валиде Султан.
Заботливо поправив сползшее с кровати одеяло, Фатьма Султан обернулась на распахнувшиеся двери и непонимающе нахмурилась, увидев вошедшую в покои Филиз Султан, заливающуюся слезами. В её тёмно-серых глазах плескался океан боли и отчаяния.
– Что случилось? – испуганно спросила Фатьма Султан, поспешив ей навстречу и подхватив её под локоть.
– Быть того не может…
– Не пугайте меня.
– Поверить не могу, – горько усмехнулась Филиз Султан, позволив Фатьме Султан посадить себя на тахту, где обычно сидела Валиде Султан. – За что мне эти муки?..
– Объясните же, в чём дело, – беспомощно выдохнула Фатьма Султан, готовясь к худшему. Что могло случиться, раз женщина в таком состоянии?
– Она беременна, – так, словно это было приговором, произнесла Филиз Султан и зажмурилась. – Снова. А я…
Облегчённо выдохнув, Фатьма Султан посмотрела на неё с раздражением и возмущением, ей несвойственными. Перестав обнимать женщину, она поднялась с тахты и разочарованно покачала темноволосой головой.
– И это, по-вашему, муки? Взгляните на Валиде Султан. Она умирает! В таких муках, что ей не под силу даже находиться в сознании. И вы смеете приходить сюда, в её покои, и жаловаться на беременность соперницы?
– А что мне делать? – растерялась Филиз Султан, бестолково посмотрев на неё.
– Вести себя достойно, – процедила Фатьма Султан и, развернувшись, вернулась к ложу Валиде Султан, перестав обращать внимание на плачущую женщину, которая всё никак не могла взять себя в руки.
Топкапы. Комната хранителя султанских покоев.
Празднество во дворцовом саду закончилось некоторое время назад, но Хафса Султан всё ещё не покинула Топкапы. Она встретилась с мужем Мехметом-пашой в его кабинете, а сейчас, предварительно постучав, вошла в кабинет хранителя султанских покоев.
Ферхат-ага, стоявший возле письменного стола, лениво перебирал какие-то документы, но, обернувшись на распахнувшиеся двери, поспешно склонился в поклоне.
– Султанша.
– Ферхат-ага, здравствуй, – отозвалась Хафса Султан, подойдя к нему и кивнув русоволосой головой, увенчанной диадемой с чёрными агатами. —Я ненадолго. Всё готово, надеюсь?
– Да. Я, как уже докладывал вам, нашёл подходящих девушек. Они ждут вашего приказа для того, чтобы начать действовать.
– Тогда я приказываю им начинать, – ухмыльнулась султанша и, поймав изумлённый взгляд мужчины, добавила: – Удобнее момента не будет. Валиде при смерти, суматоха из-за свадьбы Михримах, Филиз горюет, а Эмине радуется по тому же поводу, повелитель готовится к военному походу. Всем не до гарема.
– Как вам угодно, султанша.
Топкапы. Покои Михримах Султан.
– Вот и всё, – с болью произнесла Эсен Султан, крепко обнимая дочь Михримах, которая приникла к ней.
– Вы так говорите, будто навсегда прощаетесь с ней, – усмехнулась Нилюфер Султан, стоявшая в стороне и наблюдавшая за прощанием матери и сестры.
– Хотя бы сейчас, Нилюфер, – предостерегающе взглянула на неё Эсен Султан и, вновь повернувшись к Михримах, с нежностью погладила её по щеке. – Береги себя. Я завтра же приеду. Посмотрим твой дворец, да? Не бойся. Всё будет хорошо.
Все вещи уже замужней султанши были собраны в сундуки, которые евнухи в настоящее время выносили из покоев, ставших пустыми и необжитыми.
– Ты так бледна и дрожишь, Михримах, – не сдержавшись от очередной колкости, произнесла Нилюфер Султан, когда сестра подошла к ней, чтобы попрощаться. – Не бойся, первая брачная ночь – это не так уж и ужасно, – она коротко обняла сестру, и та даже не успела ответить на это недообъятие.
– Тебе-то откуда об этом знать, Нилюфер? – с усмешкой покачала темноволосой головой Эсен Султан.
– Хвала Аллаху, не от куда. Я-то ещё свободна и расставаться со своей свободой не собираюсь.
– Кто же тебя спросит? – с добрым снисхождением улыбнулась ей мать. – Вот увидишь, и за тебя примутся, как из военного похода повелитель вернётся.
– Посмотрим.
– Мне пора, – воскликнула Михримах Султан, тем самым напоминая о себе.
– Идём, – опомнилась Эсен Султан и, нежно обняв дочь за плечи, потянула её в сторону дверей. – Мы тебя проводим. Нилюфер, не упрямься и проводи сестру. Живо!
Закатив тёмно-карие глаза, Нилюфер Султан с неохотой поплелась следом за ними.
Дворец Зеррин Султан.
– Вот так, смотри, – забрав из рук едва ли не плачущей дочери вышивку, терпеливо стала объяснять Зеррин Султан, показывая ей, как нужно делать стежок. – Видишь? Это просто. Не торопись.
– Мне не нравится этим заниматься, – пожаловалась Нергисшах Султан, измученно вздохнув и умоляюще посмотрев на мать. – Может, хватит на сегодня, мам?
– А чем ещё заниматься? – усмехнулась Зеррин Султан, но вышивку всё же отложила в сторону и обняла дочь, которая прижалась к ней. – Читать ты тоже не хочешь.
– Когда уже вернётся папа? С ним мне никогда не скучно…
Тут же помрачнев, Зеррин Султан напряжённо посмотрела в окно, за которым уже было темно. Слуги зажигали свечи в холле, в котором разместились султанши, но их света было недостаточно, чтобы осветить его, и оттого в холле царил полумрак.
– Папа! – радостно воскликнула Нергисшах Султан, вырвавшись из объятий матери и бросившись к Али-паше, вошедшему в холл.
Недовольно поджав губы, Зеррин Султан холодно наблюдала за тёплой встречей мужа и дочери. Они о чём-то тихо разговаривали и смеялись, а после, держась за руки, направились в её сторону.
– Султанша, – напряжённо встретив на себе её презрительный взгляд, поклонился Али-паша. – Добрый вечер.
– Я так не думаю, – отрезала она и, поднявшись с тахты, отошла в сторону. – Нергисшах, только недолго. Уже поздно, и тебе пора ложиться спать.
Послушно кивнув черноволосой головой, Нергисшах Султан вернула всё своё внимание отцу, став ему что-то рассказывать о том, как провела день, пока тот добродушно кивал и смеялся в нужных и ненужных моментах.
Тем временем Зеррин Султан, решившая было сходить в хамам и освежиться перед сном, вопросительно взглянула на служанку, подошедшую к ней с письмом в руках.
– Из Трабзона, – прошептала она и передала тут же напрягшейся госпоже письмо.
Сжав письмо в руке, Зеррин Султан воровато обернулась через плечо и нахмурилась, осознав, что Али-паша смотрит на неё с настороженностью. Развернувшись, она поспешила покинуть холл.
Оказавшись в своих покоях, султанша нервно развернула письмо и принялась читать.
“Султанша,
В своё время вы обещали оказать мне свою поддержку, дабы воздать по заслугам тем, кто разрушили наши жизни.
Пришло время исполнять обещание. Момент, которого мы ждали долгие годы, настал. Я и мой шехзаде Махмуд разожжём пламя восстания, пока султан Баязид будет в военном походе.
От вас жду информации о ситуации в столице и о действиях пашей. В будущем будьте готовы к более серьёзным действиям.
После прочтения уничтожьте письмо и не пишите ответного.
Карахан Султан”
Волнительно сглотнув, Зеррин Султан поднесла письмо к горящей свече и, дождавшись, когда бумага вспыхнет, бросила его в пустую вазу, в которой оно вскоре превратилось в пепел.
Предместье Трабзона.
Близилась ночь. Холодная, промозглая и тёмная.
Облака затянули небо, и оно было чёрным и бескрайним. Ни одной звезды. Полная луна, изредка выглядывавшая из густой пелены облаков, имела какой-то болезненный жёлтый цвет и казалась рыхлой.
Перестав мрачно вглядываться в небо, Карахан Султан покрепче перехватила поводья и настороженно огляделась. В лесу, через который они проезжали, было множество каких-то шорохов. Где-то неподалёку раздавалось глухое уханье совы. Между стволами деревьев ей то и дело мерещились тени, и ощущение чужого недоброго взгляда на себе не желало отступать.
Тьма окружала их, но, похоже, только Карахан Султан она пугала и будто душила. Она впивалась в неё: в глаза, в уши, в кожу. Заставляла вздрагивать от каждого шороха и напряжённо вглядываться в ту сторону, откуда он раздался.
Посмотрев вперёд, она с трудом различила среди всадников фигуру сына и, лягнув лошадь, поравнялась с ним. Другие всадники, бывшие воинами шехзаде Махмуда и выполнявшие функцию его личной охраны, позволили ей объехать их, отведя лошадей с тонкой тропинки, служившей дорогой через этот лес, в траву.
– Валиде, – повернув к ней темноволосую голову, тихо произнёс шехзаде Махмуд и, заметив страх и напряжение в её ярко-зелёных глазах, ободряюще улыбнулся. – Держитесь рядом со мной.
Карахан Султан коротко кивнула русоволосой головой и, вздрогнув от порыва холодного ветра, обдавшего её, посильнее закуталась в свой плащ с меховым воротником, который уже порядком износился.
Она с облегчением выдохнула, когда впереди показались кромка леса и начинавшееся впереди бескрайнее поле, в котором высились, отсюда ещё крошечные, белые палатки, рассыпанные вокруг одного большого красного шатра. Там, видимо, горел костёр, так как красный шатёр был залит оранжевым светом, а в чёрное небо вился дым.
– Какова численность его войска? – напряжённо спросила Карахан Султан, пробегая взглядом по бесчисленным белым палаткам, усеявшим поле.
– Около двух тысяч, – ответил шехзаде Махмуд. – И, если Всевышнему будет угодно, этой ночью это войско станет моим.
– Иначе быть не должно.
Их встретили настороженно и в то же время с интересом. Воины, сидевшие вокруг большого жаркого костра, поднялись на ноги и обступили их. Другие покинули свои палатки, присоединившись к ним, и вскоре шехзаде Махмуд с матерью и своими десятью воинами были окружены в плотное кольцо, буквально истончающее угрозу.
И если Карахан Султан это повергло в страх и напряжение, в тысячу раз превосходящие те чувства, что владели ею в лесу, то шехзаде Махмуд, спешившись с коня, со спокойной уверенностью огляделся. Подойдя к матери, всё ещё сидевшей верхом на своей лошади, он подал ей смуглую руку и помог спуститься на землю.
– Я хочу видеть Бехрама Эфенди, – громогласно объявил он, и в этот же момент из большого красного шатра вышел высокий и крепкий мужчина персидской внешности.
– Шехзаде, – приветственно кивнул он черноволосой головой и, посмотрев ему за спину, за которой стояла уже немолодая, но всё ещё неоспоримо красивая женщина с гордо поднятой русоволосой головой и надменным взглядом ярко-зелёных глаз, насмешливо хмыкнул. – Женщинам здесь не место.
– Не тебе указывать, где моё место, – процедила Карахан Султан, выступив из-за широкой спины сына, который, продолжая прожигать мужчину тяжёлым взглядом тёмно-карих глаз, ухмыльнулся. – Веди к своему господину.
Обозлённо нахмурившись, мужчина всё же развернулся и направился в шатёр, а шехзаде Махмуд и Карахан Султан, не отходившая от сына ни на шаг, последовали за ним.
По сравнению с ночной прохладой в шатре было душно и жарко. На земле были расстелены ковры, уже ставшие пыльными и грязными. Впереди на деревянной скамье, очень уж похожей на османский трон, на груде подушек восседал тучный бородатый мужчина лет пятидесяти той же персидской внешности, что и всё его войско. Его окружали четверо воинов, напряжённо смотревших на вошедших в шатёр гостей и, видимо, готовых в случае чего обнажить свои мечи.
Бехрам Эфенди ухмыльнулся, лениво откинулся на спинку скамьи и покивал изрядно покрытой сединой головой.
– Добро пожаловать. Давно мы с вами не виделись, шехзаде. Я смотрю, вы и свою матушку с собой привезли. Запамятовал, как её зовут.
– Моё имя – Карахан Султан, – подавив в себе вспышку гнева, спокойно произнесла женщина.
– Вы смелая женщина, раз явились сюда, – хмыкнул он, открыто и как-то развязно разглядывая её, отчего Карахан Султан почувствовала себя грязной. – И очень красивая. Сколько вам лет? Имея взрослого сына, вы выглядите даже краше моих молоденьких жён.
– Бехрам Эфенди, – жёстко процедил шехзаде Махмуд, с куда меньшим успехом подавляя свой гнев. – Я здесь не для того, чтобы выслушивать ваши скабрезности в адрес моей матери.
– Разумеется, – кивнул тот и, отвернувшись от женщины, к её облегчению, жестом пригласил их сесть на подушки, разложенные у его ног. – Я получил ваше письмо с просьбой продать вам восемь сотен своих рабов. Но, полагаю, зря вы преодолели этот путь и явились ко мне. За то золото, что вы мне предлагаете взамен на почти что половину моего войска, я не продам вам и трех своих воинов.
– Я ожидал этих слов, – ухмыльнулся шехзаде Махмуд, сев на подушку и покровительственно положив смуглую ладонь поверх руки матери, севшей подле него. Та благодарно посмотрела на него и, почувствовав себя в относительной безопасности, даже с уверенностью расправила плечи. – И хочу, чтобы вы знали: я не предложу ни на одну золотую монету больше.
Бехрам Эфенди скептически хмыкнул и, погладив свою бороду, пристально вгляделся в лицо юноши.
– Вы явились в сопровождении жалких десяти охранников в мой лагерь, насчитывающий больше двух тысяч воинов, и позволяете себе подобные дерзкие слова. Вы либо действительно столь уверены в себе и храбры, либо безнадёжно глупы.
– Вернёмся к вопросу о покупке восьми сотен рабов, – произнесла Карахан Султан, отчего удостоилась насмешливого взгляда Бехрама Эфенди. – Я слышала, что…
– Я не веду дела с женщинами, – с пренебрежением прервал её он. – Ваше дело ублажать мужчин и растить детей. Так что молчите и дайте мне решить этот вопрос с вашим сыном.
Оскорблённо вспыхнув, султанша напряглась, так как ощутила, как сжались пальцы сына на её руке, выдавая его гнев и возмущение.
– Мы не будем решать этот вопрос, пока вы не соблаговолите с должным почтением относиться к жене покойного султана Орхана, матери шехзаде и султанше, – презрительно процедил шехзаде Махмуд, сознавая, что, возможно, сильно рискует, но не желая себя сдерживать. Он редко задумывался о последствиях своих слов и действий. – Валиде является моим советником и представителем моей воли и, если вы хотите, чтобы наша сделка состоялась, а это в ваших интересах, как бы вы это не пытались скрыть, сдерживайте себя от вольностей.
Бехрам Эфенди снова оценивающе посмотрел на него, но смолчал и с демонстративной заинтересованностью перевёл взгляд чёрных глаз к Карахан Султан, которая тут же напряглась.
– Я слушаю, султанша.
Спустя около часа напряжённых переговоров они пришли к соглашению. Бехрам Эфенди продавал восемьсот рабов, обученных воинскому искусству и полностью экипированных, за золото, обещанное шехзаде Махмудом в размере тридцати тысяч акче, которые они с матерью взяли в долг у ростовщиков и тем самым заимели просто огромные и непосильные для уплаты долги. Но им приходилось рисковать.
Только когда три сундука с золотом оказались в шатре Бехрама Эфенди, он велел тому мужчине, который провёл шехзаде Махмуда и Карахан Султан к нему, а его звали Джафер Бей, выделить восемьсот рабов из своего войска их новому владельцу.
– Всего доброго, Бехрам Эфенди, – прощаясь, произнес шехзаде Махмуд и, приобняв мать за плечи, направился вместе с ней к выходу из шатра.
– Хорошо бы смотрелась среди моих жён, – на персидском языке протянул Бехрам Эфенди им вслед. Но ему было невдомёк, что шехзаде Махмуду был известен этот язык. – Её место в постели, а не у сына в советниках.
Почернев от сдерживаемой ярости, шехзаде Махмуд только притянул мать к себе, которая непонимающе посмотрела на него. Выйдя из шатра, они вздрогнули от холодного ветра, гуляющего в поле.
Набросив поверх русоволосой головы глубокий капюшон плаща, Карахан Султан с помощью сына забралась в седло своей лошади и, посмотрев на него сверху-вниз, коснулась его широкого плеча.
– Будь осторожен.
– По возможности постараюсь, – уклончиво ответил шехзаде Махмуд, не желая обнадёживать мать. Он не знал, чем закончится эта ночь: победой или поражением. И если всё же поражением, то она его больше никогда не увидит. – Ждите у кромки леса. Если я потерплю поражение, мои воины сопроводят вас до дворца, а там действуйте согласно нашему плану.
Кивнув, Карахан Султан напоследок со страхом и болью вгляделась в родное лицо сына и, развернув лошадь, поскакала прочь в сопровождении пяти воинов, служащих шехзаде Махмуду.
Сам же шехзаде, подойдя к Джаферу Бею в сопровождении своих оставшихся пяти воинов, повернулся в сторону выстроившихся в несколько рядов купленных их восемьсот рабов, которые казались маленькой армией.
– Теперь они мои? – уточнил он, пробегая взглядом тёмно-карих глаз по воинам.
– Да, шехзаде, – подтвердил Джафер Бей, настороженно кивнув.
– В таком случае… – неторопливо протянул шехзаде Махмуд и, ухмыльнувшись, медленно и уверенно двинулся навстречу своим воинам. – Теперь вы в моём подчинении, – громогласно воскликнул он, и его голос гулким эхом пробежался по полю. – Отныне вы служите мне, шехзаде Махмуду, сыну султана Орхана Хана, и будете выполнять любой приказ, что я отдам.
Воины, стоя смирно, не смели возражать и, удовлетворённо кивнув темноволосой головой, шехзаде Махмуд обвёл взглядом и оставшихся в подчинении Бехрама Эфенди воинов, которые плотным кольцом окружили их и напряжённо наблюдали за происходящим. Их было в два раза больше его нового войска.
– Бехрам Эфенди – обыкновенный разбойник без прошлого и без будущего, – сказав это, шехзаде Махмуд ухмыльнулся, услышав возмущённое роптание. – Всё, на что он способен – грабить и убивать. Как и вы, подчиняясь ему и верша своими мечами его приказы. Но я предлагаю вам иной путь. Являясь шехзаде, я имею право изъявлять притязания на османский престол. И все те, кто стал частью моего войска этой ночью, пойдут со мной по этому пути в будущее, где они могут стать кем-то большим, чем просто разбойниками и убийцами. Они станут силой, которую никто не сможет остановить. Которая превратит в руины старый мир и его порядки.
Сделав паузу, шехзаде Махмуд оглядел воинов Бехрама Эфенди, которые напряжённо застыли, не зная, чего ожидать, и снова заговорил:
– Те, кто желают присоединиться ко мне и пойти этим путём, оставив в прошлом разбои, сделайте это прямо сейчас. Другой возможности не будет.
В ожидании шехзаде Махмуд замолчал, и всё на поле замерло. Из-за густой пелены туч выглянула полная луна, осветив всё вокруг желтоватым светом, и тут же спряталась обратно. Поначалу казалось, что никто не воспринял его слова всерьёз, но неожиданно один из воинов вышел из общей массы и, посмотрев на шехзаде, отправился к его восьмисотенному войску. За ним ещё один и ещё один, и ещё…
Джафер Бей пораженно созерцал это и медленно пятился в шатёр, чтобы обо всём доложить своему господину.
– Те, кто отказались – что же, ваше право, – ухмыльнулся шехзаде Махмуд, когда поток перебежчиков истощился. Положив руку на эфес меча, он резко вынул его из ножен. – Вы выбрали свой путь. И он приведёт вас прямиком к смерти, – повернувшись к своему изрядно пополнившемуся войску, он вскинул меч в боевом призыве. – Обнажить мечи.
Но когда его воины выполнили его приказ, воины Бехрама Эфенди сделали то же самое, и все застыли в нерешительности. Только что они были на одной стороне, а теперь были вынуждены убивать друг друга. Понимая, что первое убийство, способное начать сражение, должно быть совершено его рукой, шехзаде Махмуд повернулся к Джаферу Бею. Увидев, что он повернулся и побежал к шатру, шехзаде Махмуд ринулся за ним и, без усилий догнав его, отработанным движением руки рубанул мечом по его плечу.
Вскрикнув от боли, Джафер Бей повалился на землю и пополз на спине от наступающего на него шехзаде Махмуда. Он закрылся рукой, когда юноша замахнулся, и сдавленно охнул. Меч вонзился ему прямо между рёбер.
Первая кровь взбудоражила воинов, и те, завопив, бросились навстречу друг другу. Оказавшись в гуще начавшегося сражения, шехзаде Махмуд стёр ладонью обрызгавшую его смуглое лицо кровь и пугающе ухмыльнулся в настигшей его жажде убийства. Эта атмосфера пьянила его, рождала в нём неистовство и ярость, которые он выплёскивал, убивая всех, кто попадался ему на пути. Он уверенно прорывался к шатру, в котором находилась его главная цель – Бехрам Эфенди.
Тем временем у кромки леса в окружении пяти воинов Карахан Султан без движения замерла в седле на своей лошади и судорожно сжимала побелевшими пальцами поводья.
Её ярко-зелёные глаза вглядывались вперёд, в сторону поля, где шло сражение, созерцание которого рождало в ней леденящий ужас и напряжение небывалой силы. Её сердце сжалось в страхе за жизнь сына и в томительном ожидании. Всё, что ей оставалось – надеяться и ждать.
Не в силах больше созерцать сражение, она закрыла глаза и отдалась слуху. До неё доносилась какофония перемешавшихся звуков: крики, звон мечей, стук копыт о землю.
Тяжело вдыхая и выдыхая холодный промозглый ночной воздух, Карахан Султан дрожала то ли от напряжения, то ли от того, что замёрзла.
Вскоре ночную тьму озарило оранжевое свечение и, распахнув глаза, султанша изумлённо ахнула. Вспыхнул большой красный шатёр Бехрама Эфенди, и пламя, охватившее его, вскоре перекинулось на пожухлую траву поля и на бесконечные ряды белых палаток. Всё заполыхало, и огромный столп дыма взвился в чёрное беззвёздное небо.
Подняв русоволосую голову, отчего капюшон упал с неё, Карахан Султан мрачно взглянула на вновь выглянувшую из-за облаков полную луну болезненно-жёлтого цвета, которая, видимо, пожелала полюбоваться на идущее сражение. Она была неприятной и какой-то отталкивающей, отчего султанша нахмурилась и отвела от неё взгляд, вернув его обратно к полыхающему полю, лежащему впереди.
– Султанша, будьте готовы, – напряжённо произнёс один из окружавших её воинов, когда со стороны поля к ним стала приближаться небольшая группа всадников. – Что бы не случилось, скачите через лес в сторону дворца. Там вас встретят.
Натужно сглотнув, Карахан Султан судорожно вглядывалась вперёд, пытаясь различить среди стремительно приближающихся всадников фигуру сына и, когда это удалось, с облегчением выдохнула.
Шехзаде Махмуд, сидя верхом на своём коне, подъехал к ней и устало, но довольно улыбнулся. Его мать не ответила на улыбку, так как в страхе впилась взглядом в его левое плечо, на котором его плащ был изорван, а из виднеющейся раны сочилась тёмная, во мраке ночи кажущаяся чёрной, кровь.
– Ты ранен?!
– Пустяк, – отмахнулся шехзаде Махмуд и, повернув коня, пробежался взглядом по полыхающему полю, которое постепенно покидала огромная толпа людей, приближающаяся к ним: кто верхом на конях, кто пешком. – Этой ночью Всевышний был на моей стороне. Отныне у меня есть войско, валиде, и оно насчитывает около полторы тысячи воинов. А Бехраму Эфенди, посмевшему оскорбить вас, я самолично отрубил голову.
– Возвращаемся во дворец, – поспешно добавила она и, гордо улыбнувшись сыну, добавила: – Ты тот, кто должен был занять османский трон после смерти отца. Так и будет, Махмуд.
Дворец Искандера-паши и Михримах Султан.
Выделенный им дворец имел два этажа и был очень просторным и богато обставленным. Всё в нём – от стен, исписанных искуснейшими фресками и до отлитых из чистого золота подсвечников – буквально кричало о том, что это – резиденция великого визиря.
Множество похожих по просторности и роскоши убранства покоев и залов, искусная мебель из тёмного дерева, золотые подсвечники и серебряная посуда, роскошные ткани и персидские ковры – всё это буквально поразило Михримах Султан, выросшую среди бедности и нищеты в Старом дворце, едва ли не разваливающемся от ветхости.
Заглянув в комнату, выделенную для её платьев, украшений и обуви, султанша была поражена не меньше. Столько роскошных и без исключения красивых платьев из дорогих и качественных тканей ей и не снилось, а все украшения, оказавшиеся в её владении, которые были сделаны из золота и серебра и украшены драгоценными камнями, вероятно, стоили целого состояния.
Но щедрый Искандер-паша и на этом не остановился. Оказалось, он выделил своей новоиспечённой супруге целых три сундука, до краёв заполненных золотом, чтобы она имела в своём распоряжении столько денег, сколько ей будет угодно.
Всё это разожгло в Михримах Султан надежду на то, что её супруг в действительности как и она заинтересован в том, чтобы их брак стал удачным и счастливым. Похоже, зря она переживала, не совершила ли ошибку, согласившись на эту свадьбу. Искандер-паша был молод, красив, умен, влиятелен и щедр. Как она могла даже сомневаться в нём и в правильности этого брака? Похоже, ей несказанно повезло, как и говорила Эсма.
Окрылённая надеждой и радостным предвкушением первой встречи с мужем, Михримах Султан с горячим энтузиазмом и волнением готовилась к первой брачной ночи в супружеских покоях.
Облачившись в красивое и непривычно открытое ночное платье из красного струящегося шёлка, имеющее глубокий вырез и тесно облегающее её стройную миниатюрную фигуру, Михримах Султан с дрожащей волнительной улыбкой стояла перед зеркалом и вглядывалась в своё отражение с изумлением и растерянностью. Она казалась себе… красивой и ухоженной, как и полагается султанше и жене великого визиря.
Золотисто-светлые волосы мягкими волнами струились по её хрупким плечам, а серые глаза непривычно излучали тепло и радость.
Но они погасли и потускнели, когда, давным-давно оставшись одна в супружеских покоях, Михримах Султан уже второй час ждала супруга, сидя на краю просторного ложа и с растерянным непониманием вглядываясь в пламя, пляшущее в разожжённом камине.
От радостного предвкушения не осталось следа, а надежда постепенно затухала в её сердце, уступая место неприятному разочарованию и тоске. Где же он? Ей было совершенно непонятно, почему он не приходил и заставлял её так долго ждать.
Время давным-давно миновало полночь, и ей, утомлённой многодневными подготовками к свадьбе и сегодняшним, казалось бы, бесконечным празднеством во дворцовом саду, жутко хотелось спать. Глаза слипались, но она упрямо сопротивлялась сну и ждала.
Ждала до тех пор, пока её веки не сомкнулись сами собой. Измученная долгой борьбой со сном, султанша медленно повалилась на спину и окончательно провалилась в столь желанный сон.
Проснулась же она от какого-то грохота и, испуганно вздрогнув, сонно огляделась в погружённых в полумрак раннего утра покоях. Сердце волнительно затрепетало в её груди, всё внутри неё сжалось, а сама султанша замерла, смотря на неуверенно стоящего на ногах мужчину, который поднимал с пола задетый им напольный подсвечник.
Он распрямился, повернулся к ней и замер, видимо, вглядываясь в неё сквозь полумрак. Как и говорила Эсма, он был очень высок, широкоплеч и статен. Короткие волосы были угольно-чёрными. Остальное ей было сложно разглядеть.
Когда Искандер-паша, наконец, двинулся в сторону ложа, на котором она сидела без движения в той же позе, в которой проснулась, Михримах Султан опомнилась и, сев ровно, спешно поправила спутавшиеся во сне волосы и смявшееся платье.
