Текст книги "Возмездие (СИ)"
Автор книги: Lana Fabler
сообщить о нарушении
Текущая страница: 49 (всего у книги 91 страниц)
– Бельгин, ты в порядке? – подойдя к кровати, с тревогой оглядела ее калфа. – Что она тебе сказала?
– Для начала объясните мне, почему ты, Бельгин, лежишь в постели? – встрял Идрис-ага, хмуро поглядев на фаворитку. – Неужто и вправду простудилась?
Бельгин напряженно поглядела на Айнель-калфу, та ей кивнула, после чего девушка, закусив губу, снова повернулась к евнуху.
– Мне еще вчера нездоровилось… Сегодня утром стало хуже. Я даже позавтракать не смогла. Очень сильно тошнило. Когда Дильнар-хатун осмотрела меня, выяснилось, что я…
– Беременна? – перебив ее, с надеждой переспросил Идрис-ага и, увидев робкий кивок, радостно улыбнулся и вскинул руки к потолку. – Аллах милосердный! Хафса Султан будет очень довольна!
– А вот Эмине Султан, стоит ей об этом узнать, вряд ли обрадуется, – мрачно проговорила Айнель-калфа.
Перестав ликовать, Идрис-ага покивал головой и задумчиво поглядел на взволнованную Бельгин.
– Ага, думаю, нужно скрыть это, – с мольбой проговорила она. – Стоит кому узнать, и я обречена. Она убьет меня! И Хафсы Султан нет. Меня даже некому защитить!
– Как некому? – возмутился евнух, дернув плечом. – А мы на что? Айнель-калфа, из этой комнаты ни шагу, поняла? Глаз с нее не спускай! Я сообщу обо всем нашей госпоже. Если что, я тоже присматриваю за вами. Для всего гарема ты, Бельгин, простудилась. До возвращения повелителя о твоей беременности никто не должен знать. И… будь осторожна. Этот ребенок очень важен.
– Не беспокойся, ага, – с готовностью кивнула черноволосой головой Айнель-калфа. – Я буду рядом с ней.
– Я пойду в лазарет. Дильнар-хатун должна держать язык за зубами, если он ей, конечно, еще нужен.
Идрис-ага ушел и, вздохнув, когда они с Айнель-калфой остались одни, Бельгин опустилась обратно на подушку.
– Она угрожала? – участливо спросила калфа, сев на кровать и погладив девушку по руке. – Ты была такая испуганная, когда мы вошли.
– Эта женщина… она пугает меня, Айнель, – призналась Бельгин, беспокойно глядя на нее своими большими голубыми глазами. – Клянусь, она смотрела на меня так, словно прямо здесь и сейчас готова была задушить собственными руками. Она сказала, что скоро повелитель забудет меня, а любовь, что их связывает, раздавит всех, кто встанет у нее на пути, и будто бы ни одной женщине против этой любви не устоять.
Айнель-калфа по-доброму усмехнулась и покачала черноволосой головой.
– А ты не слушай ее. Эмине Султан говорит то, во что ей хочется верить. Известно, она так сильно боится потерять повелителя… Но она уже его потеряла, а мириться с этим не желает. Теперь, когда ты беременна, и, дай Аллах, родишь династии шехзаде, ты никогда не будешь забыта. Станешь госпожой, султаншей, матерью наследника трона. Как и хотела, будешь хозяйкой своей судьбы. Сейчас же нам надо быть очень осторожными. Ты правильно ведешь себя. Изображай и дальше испуганную, слабую и глупую фаворитку, и тогда Эмине Султан и Хафса Султан, не увидев в тебе угрозы, сохранят жизнь тебе и ребенку, а стоит ему родиться, ты войдешь в семью султана, а значит, окажешься в относительной, но все же безопасности.
Слушая советы Айнель-калфы, Бельгин кивала и старалась их запомнить, но страх все равно сжимал ее сердце. Сейчас она была на волоске от смерти. Один неосторожный шаг, и она погибнет вместе со своим ребенком. Узнав о беременности, она поначалу растерялась, так как совершенно этого не ожидала и даже помыслить не могла о том, что может стать матерью, но теперь, свыкнувшись с этой мыслью, она осознала, что уже любит этого ребенка и готова на все – изображать покорность, слабость, глупость и беспомощность и даже ползать на коленях перед Эмине Султан и молить ее о пощаде, – только бы уберечь его.
– Скорее бы вернулся повелитель… – печально вздохнула она, и сердце отозвалось тоской, что снедала ее с тех пор, как тот уехал. – Он меня защитит.
– Именно, – с намеком проговорила Айнель-калфа. – Твоя защита – повелитель. Без него тебе здесь не выжить, как и твоему ребенку. Помни об этом и подобно Эмине Султан крепко за него держись. Тебе нельзя потерять расположение султана.
– Нельзя, – эхом отозвалась Бельгин и с тревогой погладила рукой свой пока еще плоский живот. – Пусть это будет сын! – зажмурившись, шепотом взмолилась она. – Если ты девочка, нам здесь не выжить…
Старый дворец.
Старый дворец оправдывал свое название: он был ветхим, намного меньшим по размеру дворца Топкапы. Здесь в воздухе витала гнетущая атмосфера заброшенности, пусть дворец и полнился уже зачахшими наложницами и престарелыми калфами. Неудивительно, что в подобном месте, да еще снедаемая тоской по прежней жизни и оставленным детям, Филиз Султан слегла.
Войдя в покои, Айше-хатун – служанка госпожи – хмуро посмотрела в сторону покоящегося на столике подноса с завтраком. Он был не тронут. Вздохнув, она обернулась на ложе и увидела лежащую на нем в бессилии бледную Филиз Султан с пустым взглядом, устремленным в окно, за которым колыхались от порывов ветра ветви деревьев с сочной ярко-зеленой листвой.
– Госпожа, вы снова ничего не съели, – с беспокойством проговорила Айше-хатун, подойдя к ложу и сев на него. – Совсем обессилите.
– Я не голодна, – отозвалась Филиз Султан, даже не взглянув на нее. – Посплю еще немного. Оставь меня.
Поколебавшись, служанка все же поднялась и, поправив одеяло, накрыла им госпожу по самую шею.
– Я вызвала лекаря из Топкапы. Надеюсь, вы не против?
Филиз Султан невесело усмехнулась, наконец, обратив к ней свои темно-серые глаза, под которыми пролегли тени.
– Не слишком ли поздно ты спрашиваешь мое мнение, Айше? – сказав это, она снова отвернулась к окну и вздохнула. – Чем мне лекарь поможет? Моя болезнь называется тоска, и от нее нет лекарства.
– Вам просто нужно сменить обстановку и увидеться с вашими детьми.
– Если ты не забыла, Айше, я нахожусь в ссылке и не могу ни сменить обстановку, ни увидеть собственных детей. Аллах мне свидетель, я каждую минуту думаю о них. Как они там без меня? Что с ними происходит?
Сочувственно покивав головой, служанка посмотрела в окно и с надеждой снова повернулась к госпоже.
– Может быть, вы хотите прогуляться? Свежий воздух пойдет вам на пользу. И погода неплохая.
Покинуть постель для Филиз Султан было настоящим испытанием, но она, превозмогая себя, все же сделала это и, позволив служанке одеть ее, вышла под руку с ней в сад – такой же заброшенный и захолустный, как и дворец. На высоком пронзительно-голубом небе в объятиях белых пушистых облаков светило летнее жаркое солнце. Легкие порывы теплого ветра колыхали деревья и траву, в которой стрекотали насекомые. Улыбка коснулась губ Филиз Султан, когда она увидела бабочку, летящую немного впереди.
– Природа здесь похожа на природу Амасьи, – опечаленная неожиданной ностальгией, воскликнула она. – Я скучаю по тем дням, когда мы с еще живой Валиде Султан и Баязидом жили там в счастье и покое. Там я встретила повелителя, там полюбила и там родила ему детей. Как было бы прекрасно вернуться в то время и вновь пережить все эти моменты. Знала бы я, во что превратится моя жизнь… Что у меня осталось, Айше? Молодость прошла, красота моя увядает, да и та никому не нужна. Любовь я потеряла и, сосланная, лишена возможности видеть собственных детей.
– Вам нужно пережить это нелегкое время, и, я уверена, все наладится, – мягко ответила ей служанка, ободряюще улыбнувшись. – Вот увидите, госпожа.
– Не наладится, – смиренная перед своей судьбой, отозвалась султанша. – Ничего уже не будет, как прежде. Мне остается только покорно склонить голову перед тем, что меня ждет. Я устала бороться, Айше. Надеяться на чудо. Ждать, что, наконец, невзгоды оставят меня, и я вновь познаю вкус счастья. Видно, Всевышний рассудил, что я познала слишком большое счастье в начале своей жизни, и теперь ради справедливости оставшиеся годы мне положено терпеть горести и лишения. Минуя нас Судьба вершит дела, как гласит латинское изречение. Когда-то повелитель так сказал… Мы тогда еще были юны и влюблены. Летним вечером сидели на его террасе во дворце Амасьи и… – огорчившись от собственных воспоминаний, Филиз Султан не договорила и умолкла, устремив печальный взгляд к лазурному небу.
Топкапы. Дворцовый сад.
Эмине Султан, уверовав, что жизнь дочери уже вне опасности, стала спокойнее и сдержаннее в своей заботе о ней и уже могла оставлять ее со служанками. Под руку с Элмаз она неторопливо прогуливалась по тропинкам цветущего дворцового сада, наслаждаясь летним теплом, солнцем и пением птиц. Ее сыновья вместе со старшим братом шехзаде Мурадом тренировались на мечах на поляне. Осман воинственно сражался с ним, а Сулейман стоял в стороне и жадно наблюдал за ними, так как в воинском искусстве был не силен. Остановившись у беседки, Эмине Султан поглядела в их сторону и поджала губы, когда Осман, оступившись, упал, а Мурад, тепло рассмеявшись, отступил, позволяя ему подняться.
– Не могу дождаться, когда он, наконец, уедет в свой санджак, – проворчала она, недобрым взглядом смотря на шехзаде Мурада. – Глаза б мои его не видели…
Элмаз сочла за лучшее промолчать. Она знала, что сестра на дух не выносила шехзаде Мурада, который, в отличие от ее сыновей, был очень похож на повелителя и, конечно, которого сам повелитель видел своим наследником. Да, если оценивать объективно, Элмаз видела, что в шехзаде Мураде было гораздо больше доброты, рассудительности и иных благородных качеств, нежели в Османе и Сулеймане, которые, походя на мать, в большинстве своем были подвержены, наоборот, низменным качествам: озлобленности, чрезмерному честолюбию и зависти.
– Что ты думаешь насчет Бельгин? – спросила Эмине Султан, поглядев на сестру.
– Думаю, она не лжет насчет простуды, – ответила Элмаз. – Она так испугалась тебя, что вряд ли смогла бы скрыть что-то. Будь она беременна, то они на весь гарем объявили бы это в победном кличе.
Эмине Султан, все еще полная подозрения и опасений, в напряженной задумчивости промолчала.
– Скоро и Хафса Султан вернется… – вздохнула Элмаз, которая была обеспокоена этим не только из-за вражды той с ее сестрой, но и по личным причинам. – Аллах, даже жаль ее. Едва ли не ценою жизни родила долгожданного ребенка и, чудом вернувшись с того света, потеряла его, не успев вкусить радость материнства.
– И поделом ей! – безжалостно процедила Эмине Султан. – Для меня нет большей радости, чем наблюдать несчастье тех, кто причинил мне страдания.
Их беседа прервалась, так как Осман и Сулейман заметили мать и поспешили к ней. Шехзаде Мурад, повернувшись к ней лицом, перестал улыбаться, но отправился следом за братьями, так как не мог проявить невежество в силу своего воспитания.
– Валиде! – просиял Сулейман и по-детски обнял ее.
С нежностью Эмине Султан погладила его по золотым волосам и взглянула на старшего сына, который, насмешливо покосившись на все еще льнущего к матери брата, подчеркнуто сдержанно поцеловал материнскую руку.
– Валиде, доброе утро. А мы с Мурадом тренируемся.
– Я видела, сынок, – улыбнулась ему Эмине Султан и перевела наполнившийся надменностью взгляд на шехзаде Мурада, который, подойдя, вежливо кивнул ей. – Шехзаде.
– Султанша. Надеюсь, вы в добром здравии? Как моя сестра Айнур Султан?
– Хвала Аллаху, мы обе здоровы, – ответила та с неискренним дружелюбием. – Как жаль, что подобного нельзя сказать о вашей матушке. Я слышала, Филиз Султан захворала, и к ней в Старый дворец отправили лекаря.
Помрачнев, шехзаде Мурад проигнорировал злорадство в голосе султанши и обеспокоенно нахмурился.
– Я об этом не знал. Захворала? В таком случае я должен немедленно отправиться в Старый дворец.
– Сожалею, но это невозможно, – остудила его пыл Эмине Султан, когда шехзаде сделал было шаг. – Шехзаде нельзя покидать Топкапы без разрешения повелителя. Быть может, Эсма Султан навестит вашу матушку? Это пойдет на пользу их отношениям, которые, как известно, оставляют желать лучшего. Осман, Сулейман, идемте. Пора обедать.
Проводив ее хмурым взглядом, шехзаде Мурад поспешно отправился следом во дворец, намереваясь зайти к сестре и сообщить ей о состоянии их матери с просьбой навестить ту.
Дворец Хафсы Султан.
Михримах Султан искренне считала Хафсу Султан женщиной несгибаемой в своей силе и способной преодолевать любые трудности с гордо поднятой головой, однако сейчас, сидя на ложе, на котором покоилась Хафса Султан, она впервые видела ее обычной женщиной, сломленной горем, которое ей оказалось не под силу вынести с ее привычной невозмутимостью. Исхудавшая и бледная, Хафса Султан недвижимо лежала в постели и предавалась печали, горюя о потерянной дочери и невозможности впредь иметь детей.
Она была поражена, когда узнала о неожиданной смерти Асхан Султан, которая сломила ее тетю. Помня о том, как Хафса Султан помогла ей оправиться от подобного горя, Михримах Султан поспешила в ее дворец и обнаружила ее в подобном состоянии. Когда она вошла в покои, Мехмет-паша сидел на ложе рядом с госпожой и молча держал ее за руку, не пытаясь привести ее в чувство.
Увидев Михримах Султан, паша поблагодарил ее за посещение и попросил побыть с его женой, пока он отправится в Топкапы на государственную службу. Пообещав не покидать ее, султанша осталась наедине с тетей и, опустившись на ложе, некоторое время сочувственно смотрела на нее, не смея прикоснуться и беспокоить ее. Наконец, не выдержав, она несмело протянула руку и погладила ее по маленькой холодной ладони, лежащей поверх одеяла.
– Госпожа, – пролепетала Михримах Султан и, не дождавшись реакции той, все равно заговорила: – Я понимаю вас, как никто другой. По воле Всевышнего и мне довелось пережить горе от потери ребенка, который был столь долгожданным. Горе, овладевшее мною тогда, было такой силы, что я потеряла желание жить. И в тот момент вы пришли ко мне на помощь. Протянули свою руку, помогли вынырнуть из омута страданий, своими словами возродили меня. Теперь я здесь и готова, как и вы, протянуть вам руку. Эта боль утихнет со временем. Уверена, в этом мире нет того, чего бы вы не смогли пережить. Такая сильная женщина, как вы, со всем справится.
Она не ждала, что Хафса Султан откликнется на ее слова, но та вдруг повернулась к ней и мрачно усмехнулась.
– Переживу, конечно, Михримах. Но эта боль не утихнет… Она навсегда останется со мною. Думаешь, я впервые теряю любимых? Я похоронила отца, мать, братьев и сестру. Теперь и собственную дочь. Единственного ребенка, что у меня был и будет. Всех, кого любила. Вот, в чем и заключается моя сила. Боль, которая терзает нас сейчас, после превращается в силу подобно тому, как закаляется сталь в неистовом жарком пламени. Сейчас я сломлена, и враги торжествуют над моим падением, но когда я, в очередной раз собрав себя по крупицам, поднимусь еще более сильной, чем была прежде, настанет мой черед торжествовать.
В ее голосе таилась неистовой силы ярость, но не та, что горяча и необузданна, а холодная расчетливая ярость, которая пугала даже больше. Бессердечность, свойственная Хафсе Султан, становилась в ней все сильнее. Она питалась болью, которую испытывала султанша, и постепенно лишала ее таких чувств, как доброта, понимание, жалость. Сердце ее обрастало льдом, покрываясь им подобно корке, а разум наполнялся все более безжалостными и коварными мыслями. И Михримах Султан в ужасе сознавала, что та Хафса Султан, которая, как она сказала, вскоре поднимется после своего падения, будет еще более бессердечной, чем та, что была прежде.
Некстати вспомнились слова подруги Эсмы Султан, когда она обвинила Хафсу Султан в коварстве и напомнила, что она и Мехмет-паша главным своим врагом видят ее мужа. Даже сам Искандер-паша не стал этого отрицать, когда она поведала ему о том разговоре. Что, если эта новая Хафса Султан не пожалеет даже ее, свою любящую племянницу, и сотворит с ее мужем то же, что постигло Альказа-пашу?
Сейчас Михримах Султан осознала, что не те люди по-настоящему опасны, которые, как Нилюфер, бросаются жестокими колкими словами и открыто выражают свои чувства, а те, что полны равнодушия и безжалостности – они улыбаются в лицо, а за спиной прячут кинжал, который в любой удобный момент готовы вонзить в спину. Однако, всем своим добрым и наивным существом противясь открывшейся ей истине, султанша не желала верить, что Хафса Султан способна причинить ей подобные страдания. Привязанность и восхищение, что она питала к этой женщине, затмевали ее разум. Она сжала холодную руку тети и улыбнулась ей.
– Я рядом с вами, госпожа. Вам нужно поспать, чтобы поскорее набраться сил. Мне оставить вас одну?
– Нет, побудь со мной. Одной мне плохо… Почитай вслух что-нибудь.
Покорно взяв со столика одну из книг, сложенных в стопку, Михримах Султан вернулась на ложе и с готовностью открыла ее.
Топкапы. Зал заседаний совета.
Когда Искандер-паша вошел в зал заседаний, визири и паши последовали за ним и выстроились в ряд перед великим визирем.
– Объявляю заседание открытым, – произнес Искандер-паша и сел на тахту.
Он позволительно взмахнул рукой, и все паши опустились следом, расправив кафтаны. Мехмет-паша напряженно посмотрел на Искандера-пашу, который, поймав его взгляд, нахмурился.
– Прежде, чем приступить к решению государственных вопросов, я желаю вынести следующее решение, – со спокойным достоинством заговорил Искандер-паша, и это насторожило Мехмета-пашу, который переглянулся со своим сторонником бейлербеем Румелии Ахмедом-пашой. – Как известно, второй визирь Али-паша покинул нас в военном походе, мир его праху. Третий визирь Альказ-паша объявлен предателем. Соответственно, эти должности освободились. Согласно иерархии вторым визирем должен стать бейлербей Анатолии Ферхат-паша, но в связи с тем, что он не смог сохранить порядок в вверенной ему области, я сомневаюсь, что подобное произойдет. Бейлербей Румелии, коим являетесь вы, Ахмед-паша, следующий на очереди. Вами я в относительной степени доволен, однако не могу одобрить вашей связи с Мехметом-пашой, которого, впрочем, и касается мое решение.
Сглотнув, Мехмет-паша мрачно посмотрел на невозмутимого великого визиря в то время, как все взгляды обратились на него.
– На днях нанятые Мехметом-пашой разбойники ночью ворвались в мой дворец и покусились не только на мою жизнь, но и на жизнь моей супруги Михримах Султан, которая принадлежит османской династии.
Подобное заявление вызвало всеобщее ошеломление и возмущенные взгляды членов совета. Внутренне содрогнувшийся от страха Мехмет-паша поспешно воскликнул:
– Я не имею понятия, кто клевещет на меня, но уверяю вас, я не имею никакого отношения к этому преступлению, Визирь-и Азам.
– Я мог бы допустить это, паша, если бы не ваше откровенно враждебное отношение ко мне на протяжении стольких лет, – отрезал Искандер-паша, одарив его мрачным взглядом голубых глаз. – Кроме вас никто не посмел бы совершить подобное. За покушение на великого визиря и султаншу династии наказание известно. Казнь. Однако я не вправе выносить подобное решение без повелителя и посему пока что лишь снимаю вас с занимаемой вами должности. По возвращении повелителя будет решена ваша судьба. Охрана, вывести Мехмета-пашу из зала заседаний!
– Меня оклеветали, паша! – гневно вскричал тот, когда вошедшие в зал охранники грубо подхватили его под руки и поволокли к выходу. – Все это наглая ложь!
Остальные паши в смятении наблюдали за происходящим. Ахмед-паша, как сторонник попавшего в опалу Мехмета-паши, в страхе ждал, чем все закончится для него. Однако Искандер-паша больше не стал затрагивать эту тему и начал обсуждение дел государства, будто бы и не было недавнего инцидента с Мехметом-пашой.
Топкапы. Гарем.
Красивая темноволосая девушка с колкими и пронзительными серо-голубыми глазами, сидящая на тахте в изящной позе и, как всегда, окруженная подругами, подняла голову и с подозрением поглядела на закрытые двери комнаты фаворитки Бельгин-хатун.
– Да, сегодня в ее комнату заходила лекарша, – сплетничая, проговорила Хадижа-хатун. – Думаешь, беременна?
Нефизе-хатун, резко повернув голову к подругам, одарила ту гневным взглядом, и Хадижа-хатун испуганно умолкла.
– А может просто захворала, – поспешно добавила другая подруга. – Кто ж знает?
Увидев, как из комнаты Бельгин вышла Айнель-калфа, Нефизе резко поднялась с тахты и, велев подругам ждать ее здесь, решительно направилась навстречу калфе. Преградив ей путь, она надменно оглядела растерянно взглянувшую на нее Айнель-калфу.
– В чем дело, Нефизе?
– Что случилось с вашей подопечной? Неужели захворала? Как жаль… Глядишь, до возвращения повелителя не доживет.
– Типун тебе на язык! – недовольно воскликнула калфа. – Тебе какое дело до того, что с Бельгин-хатун? Своими делами занимайся!
– Или она беременна? – с озлобленностью и подозрением спросила Нефизе.
Нахмурившись, Айнель-калфа огляделась в ташлыке и заметила, что все любопытно смотрят на них.
– Ну раз тебя это так волнует, нет, не беременна. Простуда у нее и, дай Аллах, вскоре она поправится. Это все, что ты хотела узнать? Я могу идти по своим делам?
Высокомерно отвернувшись, Нефизе отошла в сторону, уступив калфе путь, и проводила ее долгим задумчивым взглядом.
– Вот видите, – воскликнула одна из наложниц. – Вовсе она не беременна. Да она разве сможет ребенка выносить? Вы ее видели? Сама не больше ребенка!
Некоторые рассмеялись, но Нефизе, оставаясь недовольной, прошла к подругам и, вернувшись на свое место, вздохнула.
– Ну что ты, Нефизе? – участливо спросила Хадижа, наклонившись к ней. – Думаешь, они скрывают что-то?
– Что-то здесь не так… – отозвалась та, мрачно смотря перед собой. – Если она беременна – это конец. Эта серая мышь Бельгин станет госпожой, а я останусь рабыней? Нет уж, не бывать этому! Госпожой должна быть я.
Ее подруги испуганно переглянулись, не зная, что на это сказать.
– Если она все же беременна, думаете, почему они это скрыли? Боятся, что Эмине Султан узнает и убьет ее вместе с этим ребенком, – продолжала рассуждать Нефизе. – Беременна или нет, мы скажем султанше, что да, беременна, и она избавится от Бельгин, а мне откроется дорога в султанские покои.
– А ты не боишься, Нефизе? Если кто-нибудь узнает… А даже если ты и станешь фавориткой, тогда гнев Эмине Султан направится на тебя.
– Для начала нужно избавиться от Бельгин, а дальше… – ухмыльнулась та и самоуверенно расправила плечи. – Дальше будь, что будет. Но я стану госпожой. Вот увидите… Весь гарем еще будет мне кланяться.
Вечер.
Старый дворец.
Филиз Султан, которая за весь день так и не притронулась к еде, полулежала в постели и без всякого интереса листала книгу, умирая от скуки и терзающей ее тоски. Когда распахнулись двери покоев, она даже не повернула головы, так как никто, кроме Айше-хатун, не мог прийти.
– Валиде, – раздался взволнованный голос и, изумленно повернувшись на него, Филиз Султан увидела свою дочь, облаченную в бежевый бархатный плащ. – Я приехала, как только узнала, что вы захворали. Мурад тоже очень обеспокоен, но он не смог приехать. Как вы?
– Эсма?.. – ошеломленно выдохнула Филиз Султан, и книга выпала из ее рук на одеяло.
Спешно подойдя к ложу, Эсма Султан опустилась на него и, сняв с головы капюшон плаща, сжала руки матери и поцеловала их. Не сдержавшись, Филиз Султан села в постели и, зажмурившись, крепко обняла дочь. Айше-хатун, стоящая в стороне, с теплой улыбкой в умиротворении наблюдала за ними.
– Что ты здесь делаешь, Аллах, сохрани? – отстранившись, Филиз Султан взволнованно вгляделась в лицо дочери, которое обхватила руками. – Подожди… – заметив глубинную печаль на дне темных глаз дочери, тени под ними и бледность ее лица, нахмурилась султанша. – Ты здорова? Выглядишь болезненно…
Вымученно ей улыбнувшись, Эсма Султан заставила себя кивнуть.
– Да, здорова. Просто…
Она не договорила и умолкла, но Филиз Султан ее поняла и, убрав руки, с неодобрением взглянула на дочь.
– Только не говори, что до сих пор мучаешь себя мыслями об этом рабе.
Эсма Султан промолчала, опустив взгляд и горько вздохнув. Ее мать вторила ей, и от былой радости от встречи мало, что осталось.
– Свадьба вот-вот состоится! – с укором и возмущением воскликнула женщина. – Повелитель принял решение выдать тебя замуж, Эсма, и ты…
– Должна покориться, – перебив ее, закончила за нее девушка и посмотрела на мать с неожиданным для той смирением во взгляде. – Я знаю. Но могу ли я заставить сердце замолчать? Оно кричит о любви! И будет кричать, пока бьется… Не знаю, смогу ли я забыть его, валиде.
Все же сжалившись над дочерью, видя ее искренние страдания, Филиз Султан протянула руку и нежно погладила ее по щеке. Со слезами посмотрев на нее, Эсма Султан подалась вперед и приникла к матери, закрыв глаза в ее объятиях.
– Конечно, ты забудешь… – успокаивающе поглаживая ее по волосам, тихо проговорила Филиз Султан. – Со временем все забывается. Ты еще будешь счастлива, милая. Мы все должны покорно принимать то, что нам уготовано судьбой.
Изнемогая от душащего ее чувства безысходности, Эсма Султан плакала на плече у матери, по которой так истосковалась, и ее измученное сердце в отчаянии рвалось из груди к навсегда исчезнувшему из ее жизни любимому, который теперь был так далек и недосягаем. Возможно, валиде права? Она должна смириться, покориться и, главное, забыть, чтобы когда-нибудь все же стать счастливой.
Топкапы. Покои шехзаде Мурада.
Вальяжно расположившись на тахте, шехзаде Мурад вдумчиво читал очередную книгу, пока скучающая без его внимания Ассель, сидя на полу на подушке у его ног, ела виноград из блюда с фруктами в ожидании, когда он, наконец, соизволит обратить на нее свое внимание. В последнее время она часто бывала подле шехзаде, и это грело ее сердце, но в его взгляде по-прежнему была пустота, которую она все пыталась заполнить, но не могла. Однако, несмотря на это, она была рада тому, что теперь он не обращал на Дафну совершенно никакого внимания и, стоило ей появиться вместе с Нилюфер Султан рядом с шехзаде, тот отворачивался от нее и ни разу не одаривал своим взглядом.
Ассель не было известно, каких усилий и душевных мук это стоило самому шехзаде. Ему казалось, что он умирает – медленно по кусочку его плоть отравляли боль и тоска. Нилюфер была права. Трудно противиться своим чувствам, а особенно такому сильному чувству, как любовь. Но он, пообещав себе впредь сохранять достоинство и помнить о своем положении, из последних сил старался забыть Дафну, не думать о ней, не смотреть на нее и вести себя так, словно она для него ничего не значит.
Мурад отчаянно пытался забыться с Ассель, проводя с ней как можно больше своего времени, но каждый раз он неосознанно сравнивал ее с Дафной, и Ассель неизменно во всем ей проигрывала. Он пытался отыскать в своей фаворитке что-то, что вызовет его интерес и симпатию, но ее влюбленный взор, покорность и некоторая доля навязчивости только раздражали. Все в ней было не так. Возможно, будь Ассель похожа на Дафну, ему бы удалось увлечься ею в силу этого сходства, но его не было. Женщина, которую он любил, и женщина, которую пытался полюбить, были совершенно разными – как день и ночь, солнце и луна.
– Шехзаде, – проворковала Ассель, погладив его по колену и тем самым привлекая к себе его внимание. – Может, выйдем на террасу? Вечер такой теплый…
Вздохнув, Мурад неохотно отложил книгу и, выдавив улыбку, встал с тахты. Ассель, нежно улыбнувшись ему, поднялась вслед, и вдвоем они вышли на террасу. Вечер и вправду был чудесный. Воздух – теплый и пряный, а темнеющее с наступлением ночи бархатное небо было усыпано мерцающими звездами. Глубоко вдохнув, Мурад подошел к перилам и положил на них руки, разглядывая залив. Ассель, подойдя к нему сзади, обняла его со спины, крепко обхватив руками и положив светловолосую голову на его плечо. Ее глаза блаженно закрылись, а на губах появилась любящая улыбка, но лицо шехзаде осталось непроницаемо-равнодушным и даже слегка хмурым.
– Так хорошо, правда? – спросила Ассель, не открывая глаз.
Шехзаде не ответил, да он и не мог, поскольку, случайно посмотрев вниз, увидел на террасе Нилюфер и… Дафну. Они сидели на софе и о чем-то разговаривали. Дафна улыбалась своей теплой улыбкой, и впервые после столь долгого времени борьбы с самим собой Мурад смотрел на нее и упивался этим. В его груди поселилась сладкая боль, которая одновременно и мучила, и дарила наслаждение.
Почувствовав, как он напрягся и не дождавшись ответа, Ассель открыла глаза и, насторожившись, посмотрела в ту сторону, куда была повернута его темноволосая голова. Увидев Нилюфер Султан и Дафну, она помрачнела, и ее сердце, только что певшее от счастья и любви, болезненно сжалось в горечи, ревности и досаде.
– Я так соскучилась… Может, вернемся в покои? – обойдя шехзаде, наигранно нежно пролепетала она, обхватив руками его лицо и повернув его к себе. Она потянулась за поцелуем, но тот взял ее руки и убрал их со своего лица, заставив ее улыбку померкнуть.
– Возвращайся в гарем, – велел Мурад, с трудом сохраняя невозмутимый вид. – Сегодня я хочу побыть один.
Проглотив негодование, Ассель скрепя сердце поклонилась и направилась к дверям, но, дойдя до них, она обернулась и задохнулась от боли, когда увидела, что шехзаде снова смотрит в ту сторону. На нее. Отвернувшись, она в разочаровании покинула покои со слезами, которых не смогла сдержать.
Тем временем Дафна, когда их беседа с госпожой оборвалась, огляделась и, увидев стоящего на соседней террасе шехзаде Мурада, который смотрел прямо на нее, моргнула от неожиданности. Столько дней он не обращал на нее никакого внимания, и привыкшая к нему Дафна была растеряна и сбита с толку. Поначалу она была озадачена, но вскоре обнаружила, что ждет, когда он посмотрит на нее так же, как прежде и даже искала его взгляда. Девушка уже было подумала, что шехзаде остыл к ней, как она того и желала, но это почему-то вызвало в ней неожиданную горечь вместо облегчения. И сейчас, когда, смотря в его глаза, она видела в них все то же чувство, опаляющее ее как и прежде, ее сердце, раньше остававшееся к этому равнодушным, вдруг затрепетало в груди.
– Дафна? – раздался недоумевающий голос Нилюфер Султан, и она, вздрогнув, растерянно повернулась к ней. – Что такое?
– Все… в порядке, – пролепетала служанка, не понимая, чем вызвано ее смятение. – Просто задумалась. Вы что-то сказали, госпожа?
Нилюфер Султан, нахмурившись, поглядела в ту сторону, куда был направлен взгляд служанки и, увидев шехзаде, ухмыльнулась.
– Задумалась? – лукаво переспросила она. – Ну-ну.
Вспыхнув румянцем, Дафна смущенно покосилась на нее.
