Текст книги "Возмездие (СИ)"
Автор книги: Lana Fabler
сообщить о нарушении
Текущая страница: 78 (всего у книги 91 страниц)
– Кто отдал приказ о наложнице? Шехзаде?
– Филиз Султан так распорядилась. А теперь возвращайся в гарем, хатун. Не вынуждай меня просить евнухов помочь тебе.
Высокомерно оглядев его, Ассель-хатун еще раз скользнула уязвленным взглядом по дверям покоев шехзаде, а после развернулась и ушла, заставляя себя не плакать по пути, чтобы не доставить радости рабыням в ташлыке.
Покои шехзаде Мурада.
От той печали, что терзала его все эти дни, шехзаде Мурад уже порядком устал, однако не мог от нее избавиться. Он пытался забыться в делах, пропадал за пределами дворца в разъездах по провинции, но это помогало лишь отчасти. Как бы он не старался, но Дафна не покидала его мыслей, и с каждым днем, прожитым вдали от нее, шехзаде все больше полнился тоской по девушке. Это чувство к ней и прежде угнетало его, не встречая взаимности, а теперь и вовсе стало подобным медленно действующему яду, который отравлял его изнутри.
В этот вечер, когда валиде снова предложила ему наложницу, шехзаде Мурад рассудил, что она, возможно, поможет ему отвлечься от мрачных мыслей. Если он увлечется другой девушкой, то забудет Дафну, с которой ему уже не суждено встретиться. На это хотелось надеяться. Шехзаде, конечно, был немного привязан к Ассель, но чувствовал себя подле нее скованно, потому как ее влюбленность вызывала в нем чувство вины – он не мог на нее ответить. Фаворитка не стала для него желанным избавлением, не смогла достаточно его увлечь, чтобы с ней он забылся. Да и Ассель ждала ребенка – это было препятствием для их встреч.
Когда наложница вошла в его покои, шехзаде Мурад стоял спиной к дверям и наливал в кубок немного вина из кувшина. Сзади раздался шелест платья, стелющегося по ковру, а затем и тонкий женский голос:
– Шехзаде.
Сделав несколько глотков вина из кубка, шехзаде обернулся на голос и замер в недоверии, но через миг разочарованно выдохнул. Наложница, присланная валиде, удивительным образом была похожа на Дафну – такая же невысокая и хрупкая, длинные темные волосы, обрамляющие округлое красивое лицо. Однако сходство это растаяло, стоило взгляду отметить все больше и больше различий: глаза у рабыни были не золотисто-карие, а серые, и губы полнее, да и волосы ее были посветлее – у Дафны они были почти такие же темные, как ночная мгла. Но, несмотря на различия, это относительное сходство несло в себе надежду на то, что с ней шехзаде если не сможет забыться, то хотя бы отчасти утолит свою тоску.
– Как тебя зовут?
– Амирхан, господин.
– Подойди.
Амирхан, не поднимая взгляда, покорно подошла и опустилась перед ним на колени, поцеловав край кафтана шехзаде. Он, помедлив, уже хорошо знакомым жестом коснулся пальцами ее подбородка и чуть надавил на него, заставив рабыню подняться с колен и посмотреть ему в глаза. Жилка у нее на шее неистово билась, девушка трепетала от волнения. Закрыв глаза, чтобы не видеть тех черт, что отличали ее от Дафны, шехзаде Мурад наклонился к Амирхан и поцеловал ее сначала сдержанно и сухо, а затем, представив, словно перед ним его любимая, стал целовать с куда большим пылом.
Комментарий к Глава 44. Иллюзия счастья
Буду благодарна, если отметите замеченные вами ошибки и опечатки, а также очень надеюсь на отзывы.
Группа – https://vk.com/validehurrem
========== Глава 45. Золотая клетка ==========
Комментарий к Глава 45. Золотая клетка
Буду благодарна, если отметите замеченные вами ошибки и опечатки, а также очень надеюсь на отзывы.
Группа – https://vk.com/validehurrem
Спустя месяц…
Топкапы. Покои Нилюфер Султан.
– Султанша, поднимите, пожалуйста, руки.
По просьбе швеи Нилюфер Султан покорно подняла руки, прежде висевшие вдоль тела, и раскинула их в стороны, позволив той булавками наметить линию шва будущего рукава платья. Султанша пустым взглядом, полным безнадежности и обреченности, смотрела в зеркало, перед которым стояла, и не узнавала саму себя. Прежде всегда полыхающее в ее глазах пламя угасло. Да и в душе у нее было пугающе пусто. Знание того, что она бессильна что-либо изменить, рождало в ней абсолютное равнодушие к своей судьбе. Будь, что будет. Она, не имея выхода, сделает то, что от нее требуют, но пусть они не ждут, что она покорно смирится и примет ту жизнь, которую они ей выбрали. Первая брачная ночь станет ее последней ночью.
Где-то на задворках ее онемевшего сознания тлело сожаление о том, что ее отчаянная попытка вырваться на свободу из этой золотой клетки провалилась. Несколько недель назад они с Дафной, как и договаривались, все подготовили к своему побегу. Нилюфер Султан попросила помощи у Искандера-аги, чтобы тот ночью позволил им забрать лошадей из конюшни и помог покинуть Топкапы. Зная, в каком положении оказалась султанша, Искандер решился на риск и согласился помочь, пусть это и грозило ему серьезным наказанием.
Тем вечером они с Дафной взяли с собой столько золота, сколько имели, немного самой простой и неприметной одежды и с большим трудом смогли выбраться из гарема в сад. Увы, они не знали, что их, крадущихся по спящему дворцу, увидел вездесущий Идрис-ага. Девушки даже не успели добраться до конюшни, как их нагнали и окружили стражники во главе с Ферхатом-агой и Идрисом-агой.
В тот вечер, когда их сопроводили обратно в покои, Хафса Султан, которой сообщили о попытке бегства Нилюфер Султан, явилась к ней с невыносимо высокомерным и недовольным видом. С распущенными русыми волосами, которые ниспадали до самой поясницы, Хафса Султан в ночном одеянии, поверх которого был наброшен халат, велела оставить их с Нилюфер Султан наедине. Подойдя к затравленно смотрящей на нее девушке, облаченной в мужские одежды и плащ, Хафса Султан чуть усмехнулась.
– Это был опрометчивый шаг, Нилюфер. Неужели ты думала, что сможешь сбежать? В этом дворце у меня везде и всюду есть глаза и уши. Я подозревала, что ты со своей непокорностью решишься на что-нибудь подобное, потому велела Идрису-аге быть очень внимательным и наблюдать за тобой. К счастью, он меня не подвел.
– И что теперь? – с вызовом вскинула голову Нилюфер Султан, прожигая ее гневным взглядом. – Я уже сказала: я не выйду замуж! Вы не заставите меня. Никто не заставит!
– Я сообщу о случившемся повелителю, – никак не отреагировав на ее слова, холодно произнесла Хафса Султан. – Уверена, он будет разгневан и очень разочарован. Ведь он согласился на эту свадьбу, чтобы сделать тебя, свою сестру, счастливой. Чтобы подарить тебе благополучие и семью, а ты вознамерилась позорно сбежать, отказавшись от его милости. Теперь-то, чтобы научить тебя смирению, повелитель ни за что не откажется от этой свадьбы. И ты выйдешь замуж, Нилюфер. А чтобы у тебя не было искушения снова попытаться сбежать, я приставлю к тебе служанок, которые будут следовать за тобой всегда и везде, докладывая мне о том, что ты делаешь и говоришь. Отныне тебе запрещено без весомой причины покидать свои покои. Если понадобится, тебя проводят в уборную или в хамам – других причин быть не может. И еще… Твоя служанка, что помогла тебе организовать побег. Кажется, Дафна-хатун? Я забираю ее со службы тебе и отправляю в качестве наказания в Старый дворец.
Нилюфер Султан задохнулась от возмущения и гнева, но Хафса Султан даже не соизволила выслушать ее и, закончив, тут же развернулась и покинула покои. Дафне, что ждала в коридоре, пока султанши поговорят, даже не позволили проститься со своей госпожой – евнухи по приказу Хафсы Султан схватили ее под руки и увели, сопротивляющуюся, в комнату на этаже фавориток, где и заперли. А утром на рассвете, пока гарем еще спал, отправили в Старый дворец, не обращая внимания на ее мольбы увидеться напоследок с Нилюфер Султан.
Первые несколько дней своего заточения султанша не покидала ложа, то плача, то тупо смотря в стену напротив кровати. Она не ела, не пила, тая на глазах и становясь все бледнее и слабее. Медленно все в ней угасало, мертвело и каменело. Она день и ночь была под присмотром служанок Хафсы Султан, которые неустанно наблюдали за ней и всюду следовали по пятам.
Нилюфер Султан задыхалась, будучи взаперти. Ее свободолюбивый нрав противился этому, рождая в ней злость и обиду, но они лишь попусту пылали в ней – она была бессильна что-либо изменить. Повелитель, похоже, действительно был разгневан ее поступком. Конечно, ведь Хафса Султан умело им управляла. Ей не составило труда своими словами вызвать в нем гнев вместо сочувствия и понимания. Султан даже не соизволил навестить свою сестру, и по тому, что он бездействовал в то время, как его сестру-султаншу столь ущемляли в ее свободе, было понятно, что он не намерен идти ей навстречу.
Шли дни, траур династии по погибшему шехзаде Сулейману закончился и после объявления о помолвке Нилюфер Султан с Коркутом-пашой начались подготовки к их свадьбе. Султанше по-прежнему было запрещено покидать свои покои, исключая уборную и хамам, но она примирилась с этим. Она уже знала, что когда останется, наконец, одна в покоях дворца, что повелитель подарит им с мужем на свадьбу, то закончит все это до прихода Коркута-паши. На брачном ложе его будет ждать не покорная супруга, а бездыханное тело. Ей не придется быть чьей-то женой против воли, она не предаст своих чувств к Серхату и его самого. Для Нилюфер Султан смерть от собственной руки была предпочтительнее, чем это. И она жила в ожидании этой ночи, желая положить конец своим страданиям и показать этой династии, что им не сломить ее.
Она терпела бесконечные примерки платьев, предшествующее им обсуждение тканей, из которых следовало их сшить, самодовольные улыбки Хафсы Султан, которая часто приходила «проверить, как идут дела». Султанша сносила все это в мрачном нетерпении наступления роковой ночи, когда для нее все закончится. Ей недолго осталось ждать. Уже через пару дней состоится ее ночь хны, наутро свадебная церемония, а там и брачная ночь, которая для Нилюфер Султан равнялась столь желанному избавлению.
Только теперь она смогла понять, почему валиде так поступила. Она написала в предсмертной записке, что больше не могла жить в мире, в котором ей довелось пережить столько горя. Для нее смерть была избавлением. Помнится, в том письме она написала что-то и про некое предсказание, которое услышала от гадалки.
Вспомнив о нем, Нилюфер Султан после ухода швеи покопалась в своих вещах и отыскала предсмертную записку матери, с трепетом развернула ее и почувствовала, как слезы наполняют глаза. Пропустив уже выученные наизусть первые строки с просьбой простить ее и позаботиться о сестре, Нилюфер Султан вчиталась в интересующие ее строки: «Много лет назад мною было получено пророчество относительно твоей судьбы. Оно предрекало, что один из моих детей будет процветать, и золотой будет его корона, а остальные будут гнить в земле, и золотыми будут их саваны. Этот ребёнок – ты, Нилюфер. И я всем сердцем надеюсь, что пророчество сбудется. Ты должна быть счастлива за всю нашу несчастную семью. Но есть ещё одно пророчество, и ты должна знать о нём, потому как я не могу уносить это знание с собой в могилу, не предупредив. Карахан Султан снова поднимет голову, и на этот раз ей посчастливится увидеть своего сына шехзаде Махмуда восседающим на престоле османов. Это случится, когда солнце погаснет и родится заново».
Она уже успела позабыть об этом. Сейчас с трудом верилось, что пророчество, которое получила валиде, о том, что она – тот самый ее ребенок, который будет процветать и носить некую золотую корону, сбудется. Вряд ли оно правдиво, учитывая, что намеревалась совершить Нилюфер Султан в ближайшие дни. Но слова о том, что Карахан Султан снова поднимет голову, пугали. Ее сын станет султаном? Возможно ли это? Власть султана Баязида крепка, как никогда, а шехзаде Махмуд тихо и мирно правит своим санджаком. И что значит эта странная фраза «когда солнце погаснет и родится заново»?
Нилюфер Султан вздохнула и, с сожалением скользнув последним взглядом по записке покойной матери, вернула ее на место. Валиде всегда слишком много значения придавала знакам и символам, верила во всякого рода пророчества и твердила, что важно прислушиваться к своей интуиции. Нилюфер Султан относилась ко всему этому весьма скептично. Она верила только в то, в чем была уверена. А сейчас она была уверена лишь в одном – смерть поджидала ее за углом, отмеряя ее последние дни. Но султанша с нетерпением ждала встречи с ней не как с врагом, а как с добрым другом, который дарует ей избавление.
Топкапы. Султанские покои.
Ближе к вечеру Идрис-ага сообщил своей госпоже о том, что во дворец вернулись повелитель с шехзаде Османом, которые на пару недель уезжали в Эдирне, чтобы справиться с горем и смириться с потерями. Не теряя времени, Хафса Султан тут же направилась в султанские покои и встретила повелителя на балконе. Он стоял там в одиночестве, пока в его покоях сновали слуги, что разбирали из сундуков его вещи, привезенные из Эдирне.
Султан Баязид выглядел уже лучше, чем до поездки, и был похож на себя прежнего, но лицо его все еще было угрюмым и задумчивым. Смерть сына и предательство жены его изменили. Хафса Султан подошла к нему и, поклонившись, мягко улыбнулась.
– С возвращением, государь. Хвала Аллаху, вы снова с нами. Я рада видеть вас. Как видно, воздух и покой Эдирне пошли вам на пользу.
– Здравствуй, Хафса. Да, мы с Османом… о многом успели поговорить в своем единении. Я переживал, что он не сможет оправиться от всего произошедшего.
– Но он справился с этим? – осторожно спросила султанша, но напряглась, когда ответа не последовало. Падишах хмуро смотрел перед собой. – Неужели все еще переживает?
– Осман уже не станет прежним, как и я. Он и раньше был самым вспыльчивым и непослушным из моих детей, а теперь… Злится из-за того, что я сослал его мать и не позволяю им видеться. Представь, что было бы, узнай он правду? Что я отдал приказ казнить его мать, отравившую его бабушку, а она сбежала, бросив их с Айнур? Однажды он узнает обо всем, и тогда пропасть между нами станет еще больше. Я боюсь этого, Хафса. Я ведь всегда старался быть хорошим отцом. Не таким, как мой отец, который едва ли уделял достаточно внимания своим детям. Он любил лишь детей, рожденных Эсен Султан, а остальные… Мы с покойным Сулейманом всю жизнь боролись за отцовское внимание, и пока нас было двое, повелитель одинаково сдержанно относился к нам обоим, еще больше распаляя нашу вражду с братом, а после… После родился брат Мехмет, и тогда я понял: ни я, ни Сулейман, несмотря на все наши старания, не сможем стать для него столь же ценными, как Мехмет. То же было с моими сестрами. Фатьма, Зеррин – отец иногда дарил им свое внимание, но стоило появиться на свет Нилюфер, и он позабыл обо всех, кроме нее. И лишь потому, что их с Мехметом родила в то время любимая им женщина. На мой взгляд, это было несправедливо, жестоко по отношению к другим детям. Я поклялся, что не буду поступать так, но, увы, и я допускаю ошибки со своими собственными детьми…
– Все мы хотим поступать правильно, но все равно ошибаемся, – спокойно выслушав его, заключила Хафса Султан. – Такова жизнь. В конце концов, ошибки – не всегда плохо, ведь именно на них мы и учимся поступать правильно. Главное вовремя осознать, что ты делаешь что-то не так, и исправиться. Тогда наши ошибки принесут нам благо.
Султан Баязид с тенью улыбки посмотрел на нее и кивнул, соглашаясь с ее мудрыми словами.
– Как обстоят дела во дворце?
– Все в порядке. Я, как вы и велели, веду подготовки к свадьбе Нилюфер. Все уже готово. Через два дня состоится ее ночь хны, а наутро после нее и сама свадьба.
– Как она? – посерьезнев, спросил повелитель и внимательно посмотрел на султаншу.
– Смирилась, но пока еще печалится, – сдержанно ответила та. – Это пройдет, когда она осознает, что мы так поступаем ей во благо. Я думаю, не стоит ее трогать сейчас. Пусть побудет наедине с собой, подумает обо всем.
Она боялась, что падишах, увидев, в каком состоянии пребывает его сестра, отменит свадьбу. Не стоило им видеться до церемонии, иначе все дело может пойти крахом.
– А что с твоим собственным браком?
– Он расторгнут, – холодно ответила Хафса Султан, показывая, что ее это больше не беспокоит. Она переступила через это и пошла дальше, не намеренная терзать себя напрасно. – И пока что, если вы позволите, я не хотела бы вступать в новый брак.
– Конечно, у тебя будет время оправиться, но ты должна понимать, что султанше не пристало жить одной. Пока что оставайся в Топкапы, но однажды ты покинешь его с новым мужем.
Султанша была недовольна этим, поскольку бесповоротно разочаровалась в браке и приняла решение без опоры на него добиваться желаемого, но покорно склонила голову.
– Как Айнур? Я беспокоился, что оставил ее одну здесь.
– Она не была одна, государь. С нее глаз не спускали служанки, да и Элмаз-хатун постоянно была рядом с султаншей.
– Элмаз-хатун? – каким-то странным тоном переспросил султан Баязид. Слишком уж та была похожа на Эмине, и это в равной степени как пугало его, так и приводило в смятение. Повелитель помнил, как на миг спутал эту служанку со своей женой, по которой он вопреки всему еще тосковал. – По-твоему, ее стоит оставить рядом с моей дочерью?
– Не думаю, что это – хорошая идея. Неплохо было бы на днях отправить ее в Старый дворец. Что ей здесь делать? За Айнур Султан найдется, кому приглядеть.
Повелитель ничего не ответил и, развернувшись, покинул балкон, что Хафса Султан сочла за решение уйти от ответа в силу сомнений. Она была намерена снова поднять этот вопрос. Ей нужно было поскорее избавиться от Элмаз-хатун, которая могла развязать язык и поведать кому-нибудь о том, что именно она, Хафса, шантажировала ее, обманом заставила предать сестру и подстроила все так, чтобы преступление Эмине Султан открылось. Повелитель разочаруется в ней, а этого нельзя было допустить, ведь вся ее власть и основывалась на его доверии.
Топкапы. Покои Эмине Султан.
Когда шехзаде Осман, вернувшийся с отцом из Эдирне, вошел в материнские покои, где после гибели брата и исчезновения матери поселился, то увидел Элмаз-хатун, которая, сидя на ложе подле колыбели Айнур, подняла на него золотоволосую голову и улыбнулась. Его же лицо осталось хмурым, что заставило женщину растеряться и насторожиться.
– Осман? – удивленно воскликнула она, встав и сделав пару шагов к нему. – Что такое? Я думала, ты будешь рад меня видеть спустя столько дней.
– Я хочу, чтобы ты ушла, – пронзая ее озлобленным и отчужденным взглядом, процедил мальчик. Элмаз пораженно смотрела на него, не зная, как ей поступить, и он еще злее выплюнул: – Я приказываю тебе уйти и никогда не возвращаться!
– Что… Что ты говоришь, Осман? – сквозь слезы, выступившие на глазах, пролепетала женщина и, подавшись к шехзаде, протянула к нему руки, но тот отошел в сторону, ранив ее в самое сердце. – За что ты меня выгоняешь? – спросила она уже чуть оскорбленно. – Ты же знаешь, как я люблю тебя и твою сестру.
– Маму ты тоже любила, – с недетской горечью в голосе ответил шехзаде Осман. – А потом предала ее, рассказав отцу о чем-то, за что он ее сослал навсегда. Он сам сказал. Это ты виновата, что ее сослали! – обвинительно крикнул он, отчего Айнур в колыбели проснулась и испуганно захныкала. – И теперь мне даже не разрешают видеться с ней! Ее выгнали из дворца из-за тебя!
На крики из внутренней комнаты вышла испуганная служанка и, увидев плачущую в колыбели Айнур, подошла к ней и взяла ее на руки, став убаюкивать. Элмаз, отвернувшись, утерла слезы, чтобы она их не заметила, а когда служанка с султаншей на руках скрылась за занавеской, разделяющей покои и детскую, с болью в голубых глазах посмотрела на разгневанного шехзаде Османа. Он все еще стоял напротив нее и прожигал ее ненавидящим взором.
– Ты еще многого не понимаешь, Осман. В жизни не все так просто. Иногда нам приходится принимать трудные решения.
– Так ты себя оправдываешь? – совсем как мать ядовито хмыкнул мальчик. – Не хочешь уходить – уйду я. А тебя отец все равно сошлет куда-нибудь. Кому ты теперь нужна?
– Осман, прошу, не надо… – в отчаянии подалась к нему плачущая Элмаз, но он так на нее посмотрел, что она против воли замерла.
– Я никогда не забуду того, что ты сделала с мамой.
С презрением произнеся это, мальчик развернулся и вышел из покоев, шумно распахнув двери, которые ударились о стены. Спустя некоторое время, когда Элмаз вдоволь наплакалась, обвиняя себя в предательстве, приведшем к таким последствиям, двери открылись. Женщина повернулась к ним в надежде увидеть шехзаде Османа, но в них вошел… повелитель. Она поспешно встала и, склонив голову, чтобы он не заметил ее состояния, поклонилась. Элмаз чувствовала на себе его тяжелый взгляд, все еще не поднимая головы.
– Где моя дочь? – разрезал тишину голос падишаха.
– Она в детской со служанкой, – прохрипела Элмаз в ответ, чем с головой выдала себя. Теперь уже скрывать было нечего, и она подняла заплаканное лицо.
Повелитель смотрел прямо на нее и причем как-то странно – мрачно и немного печально. С хмурым лицом он медленно подошел ближе, заставив Элмаз невольно затаить дыхание. Ее распахнутые в испуге голубые глаза неотрывно смотрели в темные глаза султана, который, верно, сам не понимая, что делает, поднял смуглую руку и скользнул пальцами по ее щеке.
Но вдруг взгляд его прояснился и стал осознанным. Султан отпрянул, резко убрав руку, и спешно скрылся в детской. Элмаз, все еще не двигаясь, удивленно моргнула, не представляя, что только что случилось, и вяло осела на тахту. Повелитель вскоре вышел из детской и, даже не взглянув в ее сторону, стремительно покинул покои. А Элмаз все никак не могла забыть его прикосновение, коря себя за сожаление о том, что оно не продлилось долго.
Дворец Эсмы Султан.
Полулежа в постели, она без всякого интереса читала книгу лишь затем, чтобы отвлечь себя от печальных мыслей. С тех пор, как Давуд-паша узнал о беременности бывшей жены, он словно бы расцвел. Верно, паша и вправду давно мечтал о детях и теперь был счастлив, что вскоре его давнее желание осуществится. Теперь Ракель-хатун стала частой гостьей в их дворце, и Давуд-паша с Сельминаз были до тошноты любезны с ней. Особенно Сельминаз любезничала с бывшей мачехой, которую прежде терпеть не могла, только бы уколоть султаншу.
Эсма Султан во всей этой ситуации чувствовала себя просто ужасно. Внимание мужа к бывшей жене, что носила его ребенка, ее коробило, хотя она и не понимала, по каким причинам. Девушка чувствовала себя так, словно ее в чем-то ущемляют. И те взгляды, полные едва заметного превосходства, и насмешки, которыми ее награждала Ракель-хатун, выводили ее из себя. Она что же, считает, будто в чем-то ее победила? В такие моменты Эсма Султан к своему страху сама желала забеременеть, чтобы показать этим двум злобным особам, что и она может подарить паше ребенка в законном, между прочим, браке. И ее дети будут принадлежать османской династии, чего никогда не удостоится ребенок этой Ракель-хатун.
День за днем сложившаяся ситуация все больше давила на Эсму Султан, а насмешки Сельминаз и самодовольство Ракель-хатун лишали ее терпения. Давуд-паша по вечерам вместо того, чтобы возвращаться домой, к ней, иногда заезжал в дом бывшей жены, что нервировало султаншу. Девушка боялась, что паша забудет о том, что женился, и тогда она станет тенью в этом дворце, всеми покинутой и брошенной.
Не желая, чтобы это случилось, Эсма Султан теперь всячески пыталась привлечь к себе внимание мужа, не отдавая себе отчета в том, что делает. Прежде ее пугали мысли, что ей придется быть любезной с мужем, за которого ее выдали против воли, но теперь султанша изощрялась в том, чтобы стать объектом его внимания. Паша, надо отдать ему должное, был безукоризненно вежлив и обходителен. Возвращаясь во дворец, уже по традиции целовал ее в лоб, всегда находил для нее несколько минут для беседы, за трапезой интересовался ее делами и рассказывал о своих, а вечером провожал до покоев и, ложась в постель, неизменно желал спокойной ночи. Но Эсме Султан было этого мало!
Их совместная жизнь была похожа на брак старых супругов, у которых уже сложились особые брачные ритуалы – поцелуй в лоб при встрече, совместный ужин с необременительной беседой и фраза «спокойной ночи» перед сном. И это выводило султаншу из себя, которая пусть и не любила мужа, но все равно жаждала его внимания, чтобы не чувствовать себя брошенной, отвергнутой.
Время было позднее, но Давуд-паша все не возвращался домой. Раздраженно отложив книгу на столик, соседствующий с кроватью, Эсма Султан откинула одеяло и, спустив босые ноги на ковер, покинула постель в странном беспокойстве. Наверняка он снова после того, как закончил все дела в Топкапы, поехал к этой Ракель-хатун! Хмурясь, она подошла к окну и, рукой отодвинув занавеску, выглянула в окно, за которым властвовала вечерняя темнота. Дорога, ведущая ко дворцу, была пустынна.
Султанша только тогда обратила внимание на свое поведение, когда из ее груди вырвался вздох разочарования. Ну уж нет, она не будет глазеть в окна и ждать, когда он, наконец, соизволит вернуться домой от своей бывшей жены. Отойдя от окна с гордым и чуть обиженным видом, Эсма Султан подошла к столу, за которым никто никогда не работал – у Давуда-паши был собственный кабинет – и оглядела его совершенно голую поверхность. Ни чернильницы, ни пера, ни бумаги, а ведь она подумала, что было бы неплохо написать матери в Манису письмо с последними новостями столицы и с вестью о том, что им вскоре нужно прибыть на свадьбу Нилюфер Султан.
Позвав служанку, Эсма Султан велела принести ей все необходимое. Когда рабыня выполнила приказ, султанша разместилась за столом на стуле с вычурной спинкой и взялась писать письмо, как всегда, полное лжи о том, что она вполне счастлива и что дела у нее идут хорошо. Матери и брату незачем знать о том, в каком положении она оказалась и что за люди ее окружают. Да и о собственном душевном состоянии она привыкла лгать не только окружающим, но и самой себе. Так было проще: не думать о том, что печалит и тревожит.
Признаться, за прошедшее время мыслей о Серхате Бее в ее разуме стало много меньше, но они, увы, все еще проскальзывали. Сердце ее уже не так кровоточило, а раны на нем зарубцевались, навсегда оставив шрамы. Эсма Султан совершенно точно пришла в себя, однако еще не до конца отпустила прошлое. Новая, не самая радостная жизнь отвлекла ее от терзаний влюбленного сердца, которое теперь было не таким уж и влюбленным. Наверное, как и говорила ей матушка, со временем она смирилась с тем, что не быть ей вместе с Серхатом Беем. Это стало особенно ясно сейчас, когда она уже прожила некоторое время в браке с другим мужчиной и стала думать больше о нем, пусть еще не в самом романтическом ключе.
Султанша почти закончила письмо, когда, распахнув двери, в покои вошел Давуд-паша. Она оторвалась от письма и подняла на него голову, отчего ее распущенные темные волосы соскользнули с плеч на спину. Паша огляделся в покоях и, заметив жену за столом, сразу же чуть улыбнулся. Обычно он улыбался ей теплее, но если Давуд-паша вот так, как сейчас, приподнимал одни только уголки губ, это означало, что он устал. Эсма Султан удивилась своим мыслям. И откуда ей было об этом известно?
– Султанша, – подойдя к ней, Давуд-паша наклонился и, как всегда, поцеловал в лоб, обхватив ладонью лицо девушки. – Добрый вечер. Что это вы на ночь глядя взялись за письма?
Эсма Султан поджала губы в недовольстве, когда муж неизменно поцеловал ее в лоб, а теперь кольнула его, отправившегося в гардеробную, чуть раздраженным взглядом.
– Не придумала ничего лучше в поисках того, чем занять себя в ожидании вас.
В ее голосе скользнули обвинение и нотка обиды, что не укрылось от чуткого Давуда-паши. Он не ответил сразу, но когда переоделся в одежду для сна и вышел из гардеробной, то виновато поглядел на жену, которая, закончив письмо, уже встала из-за стола и отложила то на его край.
– Я просил вас не ждать меня, если я задерживаюсь. Не за чем вам терпеть неудобства из-за меня, султанша.
Они оба прошли к кровати и откинули одеяло каждый со своей стороны.
– Вы – мой муж, и я не могу не думать о том, где вы пропадаете вечерами, – Эсма Султан сняла изумрудный шелковый халат и повесила его на изножье кровати.
– Но вам известно, по какой причине я задерживаюсь, – с непониманием отозвался Давуд-паша, ложась в постель.
– Именно эта причина и беспокоит меня, – опустившись в постель рядом с мужем, султанша наградила его недовольным взглядом. – Я понимаю, в каком положении вы оказались. Бывшая жена носит вашего ребенка, о котором вы долго мечтали, а вы, не подозревая об этом, развелись с ней для брака со мной. Но я не хочу, чтобы вы забывали обо мне. Знаю, я… причиняю вам больше проблем, чем…
– Что вы, султанша? – перебив ее, удивился Давуд-паша и, все еще сидя в постели, взял ее руку и поцеловал, чем смутил девушку. – Какие проблемы вы можете причинять? Вас не в чем обвинить.
– Нет, есть, – опустив взгляд, Эсма Султан почувствовала, как еще больше краснеет.
– О чем вы? – муж ее не понял, вынуждая объясняться на тему, которую она прежде в ужасе избегала.
– Вы женились на мне, но мы живем, как чужие друг другу люди. Я хочу сказать… Я не давала вам того, что должна была дать.
– Если вы об этом, я уже говорил, что буду ждать столько времени, сколько вам потребуется, – совершенно спокойно, в отличие от жены, ответил паша. Конечно, для него было нормально говорить об этом, ведь он был уже дважды женат, да и возрастом превосходил ее вдвое.
Эсма Султан не знала, как сказать ему то, что хотела, но, поборов смущение, тихо выдавила из себя, все еще не поднимая глаз:
– Оно мне больше не требуется.
Повисла тишина и, испугавшись ее, девушка вскинула взгляд на мужа, который смотрел на нее вдумчиво, словно пытаясь понять, правду ли она говорит.
– Вы… уверены? – мягко спросил Давуд-паша, словно не замечая, как оробела жена от его вопроса. – Я вас не тороплю, да и вы не обязаны делать что-то только потому, что считаете себя…
– Паша, – в тихом отчаянии перебила его Эсма Султан.
Она уже испугалась своего решения и готова была вот-вот уйти от этого неловкого разговора, но снова паша проявил понимание и умолк. Эсма Султан замерла, смотря на него затравленно и напряженно в ожидании его дальнейших действий. Но муж не набросился на нее с поцелуями, как она ожидала по незнанию. Долгим плавным движением скользнул рукой по ее локтю, плечу, спине, заставив ее перестать испуганно жаться, погладил по волосам, после коснулся шеи и подбородка. Эсма Султан не заметила как, растаяв от нежных прикосновений, сама потянулась к мужу и позволила себя поцеловать, даже не представляя, что ей нужно делать в ответ. Но Давуд-паша, казалось, и не ждал от нее каких-то действий. И когда под его пальцами с ее плеч соскользнула шелковая сорочка, султанша больше не чувствовала страха – только вполне объяснимое волнение.
