Текст книги "Возмездие (СИ)"
Автор книги: Lana Fabler
сообщить о нарушении
Текущая страница: 56 (всего у книги 91 страниц)
– Как жаль… Мирше-хатун достойным образом несла свою службу. Я навещу ее, когда будет время. Но все-таки человек, способный заменить ее, должен найтись. Идрис, есть ли у тебя на примете кто-нибудь на должность хазнедар, кому мы могли бы доверить столь важное дело, как управление финансами гарема и поддержание в нем порядка?
– Есть одна калфа, – не раздумывая, ответил евнух. – Полагаю, только ей мы и можем довериться. Она уже служит вам и по вашему приказу оберегает Бельгин. Это Айнель-калфа. Молода, но не по годам умна и рассудительна. Работящая, да и умеет держать язык за зубами. Она достойна вашего доверия.
– Раз так, приведи ее ко мне, Идрис. Посмотрим…
– Султанша, еще мы получили весть от повелителя. Он сообщает, что прибудет к вечеру и обещает успеть на церемонию, чтобы поздравить дочь.
– Прекрасно, – довольно ухмыльнулась Хафса Султан. – Вот и настал конец Эмине Султан. Я уничтожу ее, Идрис. Повелитель отныне никогда больше даже не взглянет на нее, узнав о том, что она сотворила в его отсутствие.
– Она не применет нанести ответный удар, – настороженно проговорил тот. – Вдруг она тоже что-то затеяла? Сомневаюсь я, что Эмине Султан сидела, сложа руки, зная, что вы наверняка разоблачите ее перед повелителем.
– Элмаз-хатун, ты говорил, вновь перешла на ее сторону. Что же, если жить хочет, придется ей развязать свой язык. Она знает обо всех планах Эмине. Идрис, поговори с ней. Посмотрим, что Эмине задумала.
– Как прикажете, султанша, – поклонился тот и, пятясь спиной к дверям, удалился.
Топкапы. Дворцовый сад.
Возвращаясь с конной прогулки и ступая по тропинке благоухающего сада, Нилюфер Султан находилась в своем обычном окружении, состоящем из шехзаде Мурада и Искандера. Конечно, Мурад по-прежнему оставался ее единственным близким другом, а Искандер попросту часто составлял им компанию на охоте или прогулках верхом, являя собой пример веселого и приятного молодого человека. Они смеялись над очередной остротой Искандера, когда навстречу им из-за розовых кустов вышла задумчивая Михримах Султан. Увидев их, она замерла и растерялась, отчего ее серые глаза широко распахнулись. Затем она, конечно, улыбнулась и подошла к ним, облаченная в нежно-голубое одеяние и усыпанная золотыми драгоценностями, что сияли в солнечном свете.
– Доброе утро! – доброжелательно воскликнула она. – Не ожидала встретить вас здесь в такой час.
– В такой час только здесь и возможно нас встретить, – не удержалась от колкости в ее адрес Нилюфер Султан, стоя с хмурым лицом, с которого вмиг слетела улыбка.
– И тебе доброе утро, Михримах, – поспешил вмешаться шехзаде Мурад, теплой улыбкой постаравшись сгладить неловкость. – Мы с Нилюфер и Искандером часто по утрам катаемся верхом. А вот встретить тебя здесь действительно неожиданность. Я думал, ты проведешь это утро с Эсмой. Я навещал ее вчера вечером, и она пребывала в смятении чувств, из-за чего я переживаю за нее.
– Тебе не о чем волноваться, Мурад. Эсма в порядке, – с доброй улыбкой заверила его Михримах Султан. – Из Старого дворца прибыла Филиз Султан, и сейчас она с Эсмой. Ты, верно, и сам желаешь увидеть свою матушку спустя дни разлуки? Ступай, она наверняка ждет тебя.
Обрадованный вестью о прибытии матери, шехзаде Мурад кивнул на прощание Нилюфер Султан, которая коротко ему улыбнулась, выражая понимание и разделяя его радость, и скрылся из виду за цветущей зеленью. С его уходом воцарилось напряженное молчание. Нилюфер Султан угрюмо взглянула на сестру, которая явно чувствовала себя сконфуженной, а после на Искандера, который непривычно хранил молчание. Заметив его взволнованный взгляд, прикованный к Михримах, она закатила глаза и слегка насмешливо проговорила:
– Я, пожалуй, вернусь во дворец. Нужно подготовиться к вечеру.
Искандер никак не отреагировал на сказанное ею, а Михримах Султан стушевалась и, стоило сестре уйти, поспешно пролепетала, явно смущенная тем, что осталась наедине с молодым и малознакомым мужчиной:
– И мне стоит вернуться во дворец. Прошу прощения.
– Султанша! – порывисто окликнул ее Искандер, сделав шаг к ней, когда она уже развернулась, чтобы уйти. Та обернулась, и он, отчаянно придумывая, как ее задержать, выпалил: – Быть может, желаете прокатиться верхом?
– Верхом? – растерянно переспросила она и рассмеялась, словно услышала какую-то глупость. – Что вы, я к лошадям ни разу в жизни не подходила. Что уж говорить о езде верхом… Я ведь не Нилюфер.
– Неужели боитесь? – с улыбкой уточнил Искандер и, когда султанша кивнула, увещевательным тоном заговорил: – Уверяю вас, со мной вам бояться нечего. Я не призываю вас садиться в седло. Может быть, желаете просто взглянуть на них? Недавно мы приобрели несколько прекрасных лошадей. Вам они понравятся.
– Право, даже не знаю… – неуверенно замялась Михримах Султан и закусила губу. – Это точно не опасно? Я ведь… в положении. Во мне вызывает страх все, что как-либо может навредить ребенку, а ведь это лошади!
Услышав о ребенке, Искандер напрягся и растерял весь свой пыл. Известие вызвало в нем неприятные чувства, и, поникнув, он выдавил:
– Раз так, я не смею вас ни к чему принуждать, султанша.
Расценив его резкую смену настроения как расстройство из-за ее отказа взглянуть на лошадей, которыми он, очевидно, гордился, Михримах Султан виновато улыбнулась.
– Хорошо, я посмотрю на них, но только при условии, что вы не будете отходить от меня ни на шаг.
– Разумеется.
В молчании они дошли до конюшни и, все еще подавленный новостью о ребенке, которого ждала женщина, завладевшая всеми его мыслями, Искандер был задумчив и хмур. Михримах Султан шла рядом с ним, боязливо держась за его локоть, что еще больше смущало чувства юноши. Они подошли к стойлу, в котором стояла красивая лошадь вороной масти с блестящей длинной гривой, и по тому, как она беспокойно топталась и фыркала, был виден ее горячий нрав.
– Караса, кобыла Нилюфер Султан, – сказал Искандер, поглядев на испуганную Михримах Султан, которая с опаской наблюдала за лошадью, все еще хватаясь за рукав его кафтана. – Они чем-то похожи, верно?
– Да, определенно, – пролепетала султанша, которой было трудно совладать со своим страхом перед такими крупными и сильными животными, как лошади, которые всегда вызывали у нее необъяснимую дрожь в коленях. – А вон та, серая?
Искандер повернул темноволосую голову на соседнее стойло, в котором спокойно стоял серый конь, с виду обычный и ничем не примечательный.
– А это Ветер, конь нашего шехзаде.
Понемногу расслабляясь, Михримах Султан неуверенно улыбнулась, оглядываясь в конюшне. Сесть в седло она бы, конечно, ни за что не согласилась, а вот погладить одну из лошадей ей, несмотря на страх, захотелось.
– А где же ваша лошадь? – спросила она. – Или вам не дозволено иметь свою?
– Своей лошади у меня нет, вы правы. Я езжу на любой из тех, что не принадлежит членам династии.
Отпустив его локоть, султанша медленно прошлась по конюшне вдоль стойл и, заметив в одном из них изящную и красивую лошадь с белоснежной шерстью и голубыми глазами, в восхищении замерла.
– Красавица, не правда ли? – понимающе улыбнулся Искандер, подойдя к султанше и с гордостью посмотрев на лошадь. – Эта кобыла из тех, что мы недавно приобрели. Полагаю, она вскоре станет любимицей какой-нибудь из султанш.
Михримах Султан ощутила необъяснимое желание заявить, что она станет ее любимицей, но задумалась о том, что ездить верхом она вряд ли осмелится, и тогда какой смысл держать для себя эту лошадь? А если она все же избавится от своего страха и сможет кататься на ней? От Искандера не укрылись восхищение в ее взгляде и видимая внутренняя борьба. Решив помочь ей, он осторожно предложил:
– Эта кобыла очень спокойная и послушная. Если вы желаете прокатиться на ней, я отдам соответствующие распоряжения, и ее подготовят. Можете не беспокоиться, я буду вести ее и контролировать.
– Нет, – испуганно выдохнула Михримах Султан и, развернувшись, стала поспешно удаляться.
Поджав губы, Искандер последовал за ней, но остановился у дверей конюшни, осознав, что султанша не намеревается дальше оставаться здесь. Он стоял и задумчиво-печальным взглядом провожал ее удаляющуюся фигуру до тех пор, пока она не скрылась из виду.
Топкапы. Гарем.
Элмаз-хатун, решив пройтись и узнать, что происходит в гареме, пока Эмине Султан была в хамаме, неспешно вошла в ташлык и огляделась посреди царящей в нем суматохи, вызванной приближением праздника. Она хотела было направиться к тахте, где сидели наложницы, чтобы порасспрашивать их, но вдруг кто-то ухватил ее за локоть. Испуганно обернувшись, она увидела перед собой Идриса-агу и тут же напряглась.
– Что такое, ага?
– Идем со мной, – сказал тот и, оглядевшись, подтолкнул ее к выходу.
Они остановились по обыкновению в закоулке и, не зная, чего ожидать, настороженная Элмаз вопросительно посмотрела на евнуха.
– Я тебя предупреждал, хатун, – приглушенным голосом заговорил Идрис-ага. – Если не хочешь, чтобы твое бездыханное тело под покровом ночи вынесли из дворца и бросили в Босфор, ты должна забыть все свои обиды на госпожу и продолжить нести ей службу. Помнишь?
– Помню, – раздраженно процедила Элмаз и уже боязливо добавила: – Что, у госпожи для меня очередной приказ?
– Нет, но она хочет знать, что задумала Эмине Султан.
Сглотнув, Элмаз напряглась пуще прежнего и заставила себя изобразить недоумение, но несколько запоздало, так что Идрис-ага это заметил.
– И не вздумай утверждать, будто ты ничего не знаешь, – ткнув указательным пальцем ей в плечо, с угрозой в голосе проговорил он. – Эмине Султан всем с тобой делится. Известно, она доверяет тебе как самой себе. Но все может измениться, стоит ей узнать о твоем предательстве, как и о том, ради чего ты ее предала. Она тебя уничтожит, и ты это знаешь. А теперь я слушаю.
Элмаз беспомощно смотрела на него, сознавая, что оказалась в западне: с одной стороны Хафса Султан, что грозится убить ее и требует взамен на жизнь службы ей, а с другой – родная сестра, которую она уже предала ради того, чтобы в будущем стать ее соперницей, и, если она не предаст ее вновь, Эмине узнает обо всем, после чего, конечно же, навсегда от нее отвернется и если не убьет, то отошлет прочь из дворца.
– Говори, хатун! – теряя терпение, процедил Идрис-ага. – Или тебе жизнь не дорога?
– Клянусь, ничего! – сквозь слезы выдохнула она, мотая головой. – Ничего она не задумала! Эмине несколько раз пыталась избавиться от Бельгин-хатун, велела мне подговорить наложниц, чтобы они что-нибудь подсыпали в ее еду или питье, но каждый раз нам не удавалось. Она…
– Это мы и без тебя знаем! – с негодованием оборвал ее Идрис-ага. – Говори, что она намеревается делать сейчас, чтобы спасти себя.
– Спасти себя? – сквозь слезы с непониманием во взгляде переспросила Элмаз. – От чего?
– По-твоему, госпожа должна покрывать все ее грязные дела? – насмешливо проговорил евнух и ухмыльнулся. – Твоей сестре пришел конец, хатун. Так ей и передай, и, что бы она не делала, ей не спастись. Слишком многое нам известно о ней…
– Что известно? – с толикой отчаяния спросила Элмаз, подавшись к нему.
Идрис-ага презрительно окинул ее взглядом и, развернувшись, ушел, оставив служанку испуганно смотреть ему вслед. Неужели им действительно известно что-то, что может погубить Эмине?
Топкапы. Покои Филиз Султан.
Возвращение в Топкапы и в ее покои, в которых было пролито столько горьких слез, угнетающе подействовало на Филиз Султан. Переступив порог опочивальни, она сразу же ощутила на себе тяжесть воспоминаний о своих страданиях и одиноких ночах, проведенных в жгучей зависти и злопыхании в адрес соперницы, отобравшей у нее счастье и любовь. Благо, надолго она здесь не задержится и, навсегда покинув Топкапы, освободится от болезненных воспоминаний о прошлом. Султанша была намерена начать новую жизнь, и она это сделает, перебравшись с сыном в Манису. Теперь ее главной и единственной обязанностью будет играть роль матери, которая должна оберегать и наставлять сына на его пути к трону.
Она удрученно сидела на тахте, глядя в окно, когда шехзаде Мурад с радостной улыбкой на лице вошел в покои. Обернувшись на звук распахнувшихся дверей, Филиз Султан расцвела, увидев спешащего к ней сына, и, поднявшись, со счастливой улыбкой заключила его в объятия.
– Мой Мурад! Хвала Аллаху, я увидела тебя… – облегченно выдохнула она и, отстранившись, заглянула в лицо сына, положив свою ладонь на его щеку. – Как ты? Здоров?
– Я в порядке, валиде, – бодро отозвался он, но вдруг встревоженно оглядел ее. – Лучше скажите, как вы. Я был очень обеспокоен, когда до нас дошла весть о вашем недомогании, но, к сожалению, мне не дозволено было отправиться к вам.
– Это была тоска о вас, только и всего, но теперь я здесь, и мне намного лучше, – отозвалась Филиз Султан и с нежностью поглядела на сына. – Теперь мы с тобой не расстанемся… Жаль, что Эсма будет вдали от нас. Мое сердце разрывается на части, ведь мы будем так далеко от нее.
– Мы сумеем пережить боль разлуки и с повелителем, и с Эсмой, и с Топкапы. Ведь мы же не навсегда прощаемся. Они будут приезжать к нам погостить.
– Только на это и уповаю… – печально проговорила султанша. – Повелитель… он здесь? – осторожно и неуверенно осведомилась она.
– Нет, но он прислал письмо, в котором сообщил, что прибудет к вечеру как раз на церемонию Эсмы. Мы все ждем его возвращения.
Кивнув темноволосой головой, Филиз Султан отвернулась в сторону, чтобы скрыть от сына тревогу и страх в своих глазах. Она боялась встретиться с некогда любимым мужчиной, который отвернулся от нее и сослал в наказание за проступок. Простил ли он ее или же гневается до сих пор? Султанша не хотела прощаться с человеком, которому посвятила большую часть своей жизни и которого так самозабвенно любила, находясь с ним в столь холодных отношениях и будучи презираемой им. Ей хотелось обнять его напоследок, пожелать, чтобы он был здоров и счастлив в своей дальнейшей жизни без нее, и сказать, что она, несмотря на всю ту боль, что он причинил ей, не держит на него зла и все прощает, чего с надеждой ждет и от него. Зная, что повелитель простил ее, она бы обрела покой и, наверное, смогла бы отпустить его из своего сердца.
Топкапы. Комната Бельгин-хатун.
Лежа в постели с трепещущими веками, Бельгин выглядела так, словно страдает болезнью, а не ожидает рождения ребенка. В силу того, что она была невысокой, худенькой и хрупкой, она тяжело переносила беременность, которая стала для нее настоящим испытанием, а не радостью. Фаворитка изнемогала от слабости, тошноты и рвоты, из-за которых она потеряла аппетит и вследствие этого стремительно теряла вес и силы. Бледная, исхудавшая и бессильная, Бельгин не покидала постели и буквально таяла на глазах, чем вызывала беспокойство лекарей, которые уже предупредили Хафсу Султан о том, что, возможно, фаворитка не сможет выносить этого ребенка и потеряет его. Самой Бельгин об этом не было известно, а вот Айнель-калфа была осведомлена, потому и проявляла особую настойчивость в стремлении заставить Бельгин хотя бы немного поесть.
– Ну же, Бельгин, – мягко уговаривала она, подставляя ложку с бульоном к ее рту. – Прошу, хотя бы несколько ложек. Это необходимо, причем, не только для тебя, но и для ребенка. Ты же не хочешь, чтобы он страдал?
Мученически вздохнув, Бельгин покорно открыла рот и проглотила ложку бульона, затем неприязненно поморщившись. За ней последовало еще несколько ложек, после чего девушка отвернулась к стене, показывая, что больше съесть не сможет.
– Аллах, что мне с тобой делать? – вздохнула Айнель-калфа и, отставив на столик полную тарелку с бульоном, заботливо поправила одеяло. – Как ты себя чувствуешь? Может, мне принести тебе тот отвар, что прописала Дильнар-хатун? Она сказала, что он облегчит твое состояние.
Бельгин покачала головой, так как помнила, что в прошлый раз этот отвар вызвал у нее сильнейшую рвоту. Сочувствуя ей, калфа погладила ее по плечу и, видя, что девушка засыпает, стараясь не шуметь, поднялась с кровати и направилась к дверям, которые распахнулись прямо перед ней. Идрис-ага отступил, поманив ее за собой в коридор. Выйдя и притворив двери, Айнель-калфа подошла к нему.
– Что, ага?
– Как она? Госпожа беспокоится.
– Плохо. Почти ничего не ест. Ее тошнит от всего… Сейчас, хвала Аллаху, немного поела и теперь спит.
– Никого не пускать в комнату, кто бы не хотел в нее войти, ясно? – обратился к охранникам Идрис-ага и, когда те кивнули, снова повернулся к калфе и вдруг улыбнулся ей. – Удача на твоей стороне, Айнель-калфа. Наша Мирше-хатун слегла, и Хафса Султан хочет тебя назначить на освободившуюся должность хазнедар.
– М-меня?.. – запнувшись, ошеломилась девушка и спустя миг нахмурилась. – А как же Бельгин? Я не могу ее оставить.
– Рассудка лишилась? – возмутился Идрис-ага. – Тебе оказана такая честь! За Бельгин найдется, кому приглядеть. Иди, госпожа ждет тебя.
Растерянная Айнель-калфа все же покорилась и поспешила к лестнице, чтобы спуститься с этажа фавориток. Идрис-ага последовал за ней, и вдвоем они вошли в покои Валиде Султан, в которых в настоящее время полным ходом шли подготовки к ночи хны Эсмы Султан. Хафса Султан пребывала на террасе и, явившись туда, и калфа, и евнух поклонились стоящей у перил султанше, сияющей в роскошном белоснежном одеянии и бриллиантовых драгоценностях.
– Госпожа, как вы и велели, я привел Айнель-калфу.
Обернувшись, Хафса Султан скользнула оценивающим взглядом по той.
– Она не слишком молода для такой ответственности, Идрис? Я представляла ее постарше.
– Несмотря на юность, она, как я уже говорил, рассудительная и трудолюбивая.
– Самое главное, чтобы она была верная, – смотря прямо на калфу, произнесла султанша.
Подняв черноволосую голову, Айнель-калфа посмела взглянуть на госпожу.
– Я дарую тебе должность хазнедар взамен на преданность с твоей стороны и верную службу. Согласна?
– Да, султанша, – ответила та, понимая, что нужно отвечать на подобного рода предложения, полученные от столь высокопоставленных людей, неразумно. – Благодарю вас за оказанную честь.
Подойдя к Хафсе Султан, она опустилась на колени и с почтением поцеловала край ее белоснежного одеяния, после чего поднялась и скромно улыбнулась.
– Отныне ты – Айнель-хатун, хазнедар султанского гарема. И не забывай, благодарю кому ты стала ею. Идрис-ага подробно расскажет тебе о твоих обязанностях. А теперь ступай.
– Султанша, смею ли я спросить вас?
– Я слушаю.
– Бельгин… Я беспокоюсь, что мне придется оставить ее.
– Тебе не о чем беспокоиться, – заверила ее Хафса Султан, одарив снисходительной улыбкой. – В моих интересах уберечь и ее, и ее ребенка, так что я позабочусь об их безопасности. К тому же, ты и сама будешь за ней присматривать уже с высоты полномочий хазнедар. Кстати, наблюдай и за другой фавориткой, Афсун-хатун. Пока что она ведет себя тихо и мирно, но я насторожена ее появлением, учитывая то, кому она служила прежде.
– Я поняла, госпожа. С вашего позволения.
Сделав поклон, Айнель-хатун покинула террасу и, посмотрев ей вслед, Хафса Султан с одобрением кивнула довольному Идрису-аге, которому удалось угодить госпоже.
– Из нее выйдет толк. Но ни в ком нельзя быть уверенным, так что ты, Идрис, присматривай за ней. Слишком уж она печется о Бельгин, а я хочу, чтобы она служила мне, а не ей.
Вечер.
Топкапы. Покои Филиз Султан.
Только сейчас, когда наступил вечер, Филиз Султан в полной мере осознала, что навсегда прощается с дочерью. Эта ночь была последней, что ее Эсма проведет в родном доме и в кругу семьи, а наутро ее, казалось бы, совсем недавно маленькая девочка уже станет женой и тем самым обретет новую семью. Вскоре у нее самой появятся дети, и Филиз Султан с ужасом думала о том, как быстротечно время. Недавно она прижимала к груди своих детей-младенцев, а теперь они выросли и вступали каждый в свои жизни.
Филиз Султан беспокоилась и о том, что ей была малоизвестна семья будущего мужа дочери. Она не была лично знакома с Давудом-пашой, но слышала о нем много хорошего, к тому же, тот факт, что он прежде был дважды женат и имел взрослую дочь, ее коробил, но повелитель выбрал его в качестве мужа для их дочери, и она была склонна доверять его выбору, поскольку знала, как сильно Баязид дорожил Эсмой. Он ни за что бы не обрек ее на заведомо несчастливый брак с недостойным мужчиной.
Близилось начало праздника, и султанша старательно готовилась к нему в намерении напоследок блеснуть в Топкапы: Айше-хатун помогла ей облачиться в непривычно нарядное платье из синей парчи с длинными рукавами, расшитое серебристым кружевом, надела на ее шею жемчужное ожерелье, которое для султанши сделал повелитель, а на заплетенные в высокую изящную прическу темные волосы воздела серебряную диадему со сверкающими синими сапфирами.
Поглядевшись в зеркало, Филиз Султан улыбнулась уголками губ, поскольку показалась себе пусть и слегка опечаленной, но красивой. Обернувшись на служанку, она вздохнула и покачала головой.
– Не знаю, Айше, как я это перенесу… Как представлю, что уже завтра мне придется попрощаться с дочерью, так внутри все и обрывается.
– Вам нужно отпустить ее, султанша, – с пониманием в глазах ответила та. – Как вы знаете, я вырастила и шехзаде, и султаншу, и мне не меньше вас тяжело проститься с Эсмой Султан, но такова жизнь: дети вырастают и улетают из родительского гнезда, чтобы свить свое.
– Да, ты права. Что же, идем. Скоро начнется праздник. Хочу прежде заглянуть к Эсме.
Они вдвоем вышли из опочивальни и направились по коридорам дворца в направлении покоев Эсмы Султан, как, выйдя из-за очередного поворота, увидели идущую им навстречу процессию во главе с ослепительно красивой наряженной Эмине Султан, которую сопровождали Элмаз-хатун и еще две рабыни. На султанше было яркое платье из ее любимого пурпурного шелка, ее длинные золотые волосы венчала высокая диадема из золота с аметистами, а на шее сверкало тяжелое золотое ожерелье. Как всегда, слишком ярко и вычурно. По мнению Филиз Султан, она исхудала и перестала лучиться внутренним светом уверенности, что согрело ее сердце. Вот, наконец, и Эмине счастье покинуло, а любовь, которой она так хвалилась, закончилась. Когда взгляды султанш встретились, Филиз Султан замедлила шаг и помрачнела, а ее темно-серые глаза словно грозовые тучи потемнели. Эмине Султан, наоборот, просияла, но не от радости, а от возможности, наконец, встретиться с поверженной многолетней соперницей и излить на нее свой яд.
– Вот так встреча… – со сладкой улыбкой протянула Эмине Султан, когда они поравнялись. – Признаюсь, я сама хотела заглянуть к тебе, Филиз, ведь ты здесь ненадолго. Как ты находишь Топкапы спустя столько дней отсутствия? Я слышала, в Старом дворце тебе пришлось так горько, что даже лекарей пришлось к тебе отправить.
Решив, что на этот раз она не позволит оскорбить себя, Филиз Султан не без злорадства произнесла:
– И я кое-что слышала, Эмине. Пока я была в Старом дворце, тебе здесь тоже пришлось несладко. У повелителя появились новые фаворитки, а о тебе он и думать забыл. Как жаль, что твоя любовь, о которой ты на каждом углу кричала, закончилась. Он и не взглянет на тебя, покуда на твоих руках кровь невинной рабыни, что ты убила, испугавшись, что она отправилась на хальвет. Ты сама и стала своим концом.
Задетая за живое Эмине Султан перестала улыбаться, и ее красивое лицо наполнилось злобой, а зеленые глаза – затаенной болью.
– Для кого и наступил конец, так это для тебя! Отныне твоя участь – жить в глуши и растить внуков. О какой уж любви тут может идти речь? Неужели ты думаешь, что я подобно тебе сдамся и позволю какой-то рабыне забрать у меня повелителя? Я раздавлю любую, что встанет на моем пути!
Разгневанная Эмине Султан обошла усмехающуюся Филиз Султан и скрылась за поворотом, оставив после себя удушливо-сладкий шлейф аромата жасминового масла.
– Как бы тебя саму не раздавили, – вслед ей озлобленно процедила Филиз Султан и, переглянувшись со служанкой, направилась дальше.
Топкапы. Покои Валиде Султан.
Как она и ожидала, в покоях, когда она вошла, еще не было ни одного из гостей, однако все было готово к их появлению. Несколько столиков были накрыты множеством праздничных яств, рабыни расхаживали по покоям, совершая последние приготовления, а сама Хафса Султан восседала на тахте и разговаривала с Идрисом-агой. Заметив ее, евнух умолк, отошел в сторону и поклонился, а Хафса Султан с изумлением посмотрела на нее и в одно мгновение вся похолодела, приняв высокомерный вид.
– Еще рано, Эмине, – подчеркнуто вежливо произнесла она. – Приготовления не завершены, так что, будь добра, вернись в свои покои и подожди, пока тебя пригласят.
– Оставьте нас, – не обратив внимания на ее слова, требовательно воскликнула Эмине Султан.
Идрис-ага вопросительно поглядел на свою госпожу и, увидев ее позволительный кивок, жестом указал рабыням на выход, после чего вышел следом за ними в коридор и захлопнул двери. Воцарилась тишина и, будучи настороженной, Хафса Султан выжидательно взглянула на стоящую перед ней женщину.
– В чем дело, Эмине? Я слушаю.
– Значит, вы хотите вновь несправедливо обвинить меня в чем-то, чтобы разлучить с повелителем? – надменно произнесла та, и пламя свечей рождало танцующие блики на ее диадеме и драгоценностях. – Я предупреждала вас, что после всего, что вы сотворили с моей жизнью, я не стану бездействовать. Хотите войны? Вы ее получите. Но, откровенно говоря, я никому не советую обрести врага в моем лице.
– Какие смелые слова для того, чья жизнь висит на волоске, – оставшись невозмутимой, с прохладной улыбкой ответила Хафса Султан. – И в чем же заключается несправедливость? Ты, несмотря на то, что в прошлый раз повелитель пожалел тебя ради твоих детей, снова покусилась на его гарем, причем, на фаворитку, что носит члена правящей династии. И, заметь, не единожды. Повелитель должен знать обо всем, что происходит в его гареме, и, когда он вернется, я поведаю ему о том, что происходило в его отсутствие. На мой взгляд, все справедливо. За проступки надобно нести наказание, и ты его понесешь, Эмине.
– Странно, что вы не несете наказания за свои проступки, – отозвалась Эмине Султан, злопыхая и негодуя. – Ваши руки по локоть в крови, а вы смеете обвинять меня в жестокости? Думаю, будет справедливо, если повелитель узнает и о ваших делах. Сомневаюсь, что и тогда вы останетесь во главе гарема.
Хафса Султан ухмыльнулась, выглядя самоуверенной и нисколько не напуганной.
– Меня не в чем уличить. Что ты предоставишь в мое обвинение? А вот твою виновность я могу с легкостью доказать, причем, благодаря тебе самой, Эмине. Раз уж ты захотела уподобиться мне, научилась бы прежде заметать за собой следы или хотя бы вести дела аккуратно и разумно, чтобы тебя нельзя было ни в чем заподозрить. Ты силишься показать гарему, что ты не хуже меня знаешь правила этой игры под названием борьба за власть, однако же раз за разом оступаешься. А знаешь, почему это происходит? Эта игра, увы, не для таких, как ты.
– Вы так думаете? – вскинув брови, оскорбилась не на шутку разозленная Эмине Султан.
– Да, Эмине, я думаю, – с ледяной улыбкой ответила Хафса Султан. – И тебе советую начать, причем, как можно скорее, пока жизни не лишилась. А теперь возвращайся к себе, а как успокоишься, посетишь церемонию.
– Можете сколько угодно насмехаться, но однажды вам за все придется ответить, и этот день не так далек, как кажется!
Подхватив длинный подол своего пурпурного платья в руки, Эмине Султан развернулась и гордо удалилась, а Хафса Султан только насмешливо хмыкнула ей вслед, не впечатленная подобными угрозами.
Спустя некоторое время…
Топкапы. Покои Эсмы Султан.
Весь день она оставалась сдержанной и смиренной, но когда настало время покинуть покои и выйти в гарем в качестве невесты, Эсма Султан вдруг не смогла сдержать слез, что полились по ее щекам, капая на алое облачение. Сидя на ложе, она все не могла взять себя в руки, горько плача над своей участью. Видя ее состояние, служанка Фидан-хатун сбегала за Филиз Султан, что в беспокойстве явилась в покои и села на ложе рядом с плачущей дочерью.
– Что, милая? – обняв ее за вздрагивающие плечи, нежно спросила султанша. – Ну же, успокойся.
Будучи не в силах вымолвить ни слова, Эсма Султан прижалась к матери и зажмурилась, остро ощущая боль, тоску и отчаяние, что сплелись в тяжелый ком в ее груди.
– Это пройдет… – поглаживая ее по темным волосам, заплетенным в прическу, тихо говорила Филиз Султан. – Каждой невесте простительно, если она льет слезы в ночь хны, когда прощается с домом, с родителями и своей семьей.
– Но я не хочу прощаться… – сквозь слезы воскликнула Эсма Султан тоном обиженного ребенка. – Зачем мне выходить замуж? Я хочу жить здесь, в Топкапы!
– Выйдя замуж, ты создашь свою семью, и у тебя, дай Аллах, появятся свои собственные дети. Материнство есть предназначение женщин, Эсма, и нет ничего прекраснее, чем быть матерью.
– Не хочу я быть никакой матерью! – выпутавшись из ее объятий, озлобленно процедила Эсма Султан и, подорвавшись с ложа, едва ли не бегом вышла на террасу, чувствуя как задыхается от охватившего ее отчаяния.
Вздохнув, Филиз Султан последовала за ней и, подойдя к дочери со спины, положила ладонь на ее плечо.
– Возьми себя в руки, Эсма. Гости ждут. Повелитель вот-вот прибудет во дворец. Нужно идти.
С болью Эсма Султан взглянула на ясный звездный небосвод, мечтая оказаться где-нибудь не здесь, а в совершенно другом месте, где ей не пришлось бы переступать через себя и свои чувства ради долга. Усилием воли заставив себя перестать плакать, она глубоко вдохнула свежий вечерний воздух, успокаиваясь. Когда она спустя несколько минут повернулась лицом к молча ожидающей матери, на ее щеках уже высохли слезы, а в темных глазах горела мрачная решимость, как если бы она, будучи жертвой, сама отправлялась навстречу своей погибели.
– Идем, милая, – обхватив ее за плечи одной рукой, Филиз Султан повела ее обратно в покои, где, взяв из рук служанки золотую диадему с прикрепленной к ней красной вуалью, воздела ту на голову дочери. – Да хранит тебя Аллах, – уже сквозь вуаль посмотрев на лицо дочери, выдохнула султанша и подтолкнула ее к дверям.
Филиз Султан, взволнованная происходящим, ступала следом за дочерью вместе с Айнель-хатун и служанками сначала по коридорам дворца, а после и по ташлыку, где наложницы, выстроившись в два ряда вдоль прохода, бросали золотые монеты под ноги невесте. Когда они вошли в покои Валиде Султан, то Эсма Султан прошла на их середину и опустилась на отведенное ей сидение без спинки, а Филиз Султан, проводив ее любящим взглядом, присоединились к султаншам за одним из столиков, за которым оказались Хафса Султан, Михримах Султан и Нилюфер Султан.
