Текст книги "Возмездие (СИ)"
Автор книги: Lana Fabler
сообщить о нарушении
Текущая страница: 60 (всего у книги 91 страниц)
Топкапы. Комната Бельгин-хатун.
Когда двери отворились, Бельгин в надежде приподнялась с подушки, но поникла, когда увидела вошедшую в комнату Айнель-хатун. Та понимающе, но с толикой грусти улыбнулась, так как каждый раз, стоило ей войти в комнату, фаворитка надеялась, что вместо нее увидит повелителя, однако тот все не появлялся, и от этого с течением дня Бельгин становилась все печальнее. Ее настроение сказывалось на ее состоянии, и поскольку девушка теперь вовсе отказывалась есть, она в конец обессилела.
─ Он не придет, да? ─ наивно спросила Бельгин, и голос ее звучал едва слышно.
Не желая ее расстраивать, Айнель-хатун промолчала и сменила тему, сказав, что ей необходимо выпить принесенный ею отвар, иначе беды не миновать. Бельгин лишь ради ребенка заставила себя выпить неприятное на вкус содержимое кубка, после чего повалилась обратно на подушку и удрученно вздохнула.
─ Теперь я хазнедар и не могу проводить с тобой все свое время, ─ с явной досадой проговорила Айнель-хатун, сев на край кровати. ─ Служанке, что к тебе приставили, я не доверяю, хотя она, вроде бы, милая и порядочная девушка. Возможно, дело в том, что я не желаю доверять тебя кому бы то ни было, кроме себя самой? Как ты себя чувствуешь?
─ Почему он не приходит, Айнель? ─ словно не слыша ее, тоскливо спросила Бельгин. ─ Повелитель, верно, забыл меня… Ему же сказали, что я жду ребенка? Может быть, он…
─ Хафса Султан сообщила ему о ребенке, ─ с сожалением ответила та и, поколебавшись, добавила: ─ Не жди его, Бельгин. Сегодня он не придет.
Она тут же пожалела о сказанном, так как Бельгин вся напряглась и испуганно распахнула свои небесно-голубые глаза, наполнившиеся невыразимой болью.
─ Почему ты так сказала? Не придет? Он… он с наложницей? С той, что из Трабзона?
─ Нет, но…
─ Но что? Говори, Айнель, не мучай меня!
─ Повелитель… простил Эмине Султан за покушение на тебя и… этой ночью он с ней.
Бельгин потерянно, как ребенок, смотрела на нее некоторое время, после чего также по-детски разразилась плачем, тихим и молчаливым. Айнель-хатун не знала, как ее утешить, и уже тысячу раз пожалела о том, что рассказала ей, смотря, как девушка заливается горькими слезами.
─ Бельгин, молю тебя, успокойся! ─ беспокоилась она. ─ Тебе нельзя волноваться в твоем состоянии.
─ Оставь меня, пожалуйста, ─ попросила та сквозь слезы и, всхлипнув, отвернулась к стене.
С тяжелым сердцем Айнель-хатун поднялась с кровати и неохотно оставила ее одну, притворив за собой двери.
Топкапы. Султанские покои.
Ее голова покоилась на его плече, и султан Баязид чувствовал себя так, словно прежде он блуждал во тьме в поисках чего-то дорогого и ценного, что по неосторожности потерял, но внезапно яркий свет озарил его, и в нем он снова обрел утерянное. Повелитель не знал, была ли это любовь или нечто другое – он и не пытался дать определение своим чувствам к этой женщине. Возможно, он действительно ее любил, но не был слеп: Эмине не была воплощением добродетелей, она не представала в его глазах чистой и непорочной или доброй и благородной. Наоборот, зная обо всех ее пороках, в числе которых были и высокомерность, и тщеславие, и язвительность, и некоторая доля лицемерия, она по непонятным даже ему самому причинам сохраняла свою власть над его сердцем.
От ее присутствия в нем ликовала радость и тлело приятное тепло, а время, проведенное с нею, спустя разлуку было столь сладостным, что казалось, будто все низменные заботы оставили его. Окрыляющее чувство превосходства над всем миром, возникающее теперь, рядом с нею, питало в нем уверенность в своих силах и жажду подвигов, как случается всякий раз, когда мужчина, чувствуя женскую любовь и поддержку, становится сильнее, увереннее и добивается во всем успехов.
Эмине Султан, истосковавшаяся по повелителю за дни и ночи, проведенные в разлуке с ним, расцвела от счастья и осознания того, что, к ее облегчению, он по-прежнему любит ее, несмотря на все козни врагов. Приподняв голову с его плеча, султанша с улыбкой поглядела на него, и султан Баязид, пропуская меж пальцев ее длинные золотые локоны, ответил ей ленивой улыбкой.
─ Ты ведь больше не оставишь меня? ─ нежно и с тайным страхом спросила Эмине Султан, смотря в его глаза, полные тепла.
─ Куда же я от тебя денусь? ─ усмехнулся повелитель, чем вызвал проблеск самодовольства в ее зеленых глазах. ─ Тосковала по мне?
─ Без вас я словно во тьме жила все эти дни, а ночами умирала от тоски, ─ в усладу его самолюбия, о котором она никогда не забывала, отозвалась султанша и, наклонившись, поцеловала его плечо.
Повелитель, быстро поцеловав ее в волосы, вдруг отстранился, не обратив внимания на недоумение жены, и, надев штаны, направился к своему рабочему столу.
─ Куда ты? ─ сев в постели и прижав к груди простынь, спросила Эмине Султан, наблюдая за тем, как он заглянул в ящик стола и достал из нее большую шкатулку.
─ Иди сюда, ─ с теплой улыбкой проговорил повелитель, открыв крышку шкатулки.
Растерянная, но заинтригованная султанша, завернувшись в простынь, босиком подошла к повелителю со спины и, посмотрев через его плечо, увидела лежащее на его руке сверкающее тяжелое ожерелье из серебра с камнями чередующихся изумрудов и сапфиров, которое было, по ее мнению, прекрасным и, согласно ее вкусу, показательно роскошным. Конечно, султанша предпочла бы, чтобы оно было не из серебра, а из излюбленного ею золота, да и сапфиры она не любила из-за их холодного синего цвета, но готова была закрыть глаза на это обстоятельство ради того, чтобы стать владелицей подобного украшения, причем, сделанного руками самого повелителя.
─ Я начал работу над ним еще до похода, в походе закончил и намеревался по возвращении подарить его тебе, но…
─ Оно прекрасно! ─ перебив его, чтобы не допустить упоминания причины их размолвки, восхищенно воскликнула Эмине Султан. ─ Ты и прежде делал достойные похвалы украшения, но это ожерелье… Я никогда не видела подобных ему!
Польщенный повелитель обошел жену и, остановившись у нее за спиной, дождался, когда она приподнимет свои длинные волосы, после чего надел ожерелье на ее шею. В свете горящих свеч оно ярко мерцало, а переливчатые изумруды и сапфиры полнились зелеными и синими отблесками. Эмине Султан, став счастливой обладательницей этого ювелирного шедевра, с придыханием прикоснулась к нему пальцами, а султан Баязид, оставшись стоять у нее за спиной, поцеловал ее в плечо, после чего его губы скользнули на ее шею. Тихо рассмеявшись, Эмине Султан обернулась к нему и обхватила руками его крепкую шею, отчего простынь, которую она отпустила, с шорохом соскользнула с ее обнаженного тела на ковер к ее босым ступням.
Дворец Эсмы Султан.
Дворец, должный стать ей домом, несмотря на величину и изысканную красоту убранства, казался ей чужим, а в ночной темноте, рассеиваемой лишь свечами, еще и зловещим, как если бы она оказалась в заброшенном пустынном доме, принадлежащим кому-то, кто уже много лет лежит в могиле. Покои, которые она должна будет делить со своим новоиспеченным мужем, не вызвали в ней хотя бы толики ощущения уюта ─ султанше отчаянно хотелось домой, в Топкапы, в свои скромные, по сравнению с этими, но родные покои. Фидан-хатун осталась при ней служанкой, и лишь она с грустью и пониманием готовила свою госпожу к первой брачной ночи, зная, что у нее на сердце, пока новые служанки то и дело улыбались госпоже, как бы разделяя с ней радость и волнение относительно свадьбы и того, чему предстояло случиться этой ночью.
Эсма Султан как безвольная кукла позволяла им делать с ней все, что угодно, и стояла, пустым взглядом смотря перед собой, мыслями находясь не здесь. Она желала бы оказаться где угодно, только не в этой опочивальне, зная, что вот-вот встретится в ее стенах лицом к лицу с мужчиной, с которым ей суждено провести жизнь. И, к сожалению, он был не тем, кто властвовал в ее сердце. Сейчас ей больше всего на свете хотелось быть свободной от этого чувства, которое причинило ей столько боли. Прежде, до того, как она встретила Серхата Бея, султанше было сложно жить без любви, и она о ней отчаянно мечтала и грезила, но, оказалось, жить без любви не сложней, чем жить с нелюбимым. Она очнулась лишь тогда, когда служанки, закончив работу, стали удаляться, и отчаянной хваткой вцепилась в руку Фидан-хатун.
─ Не уходи, Фидан! ─ взмолилась Эсма Султан, но вздрогнула, когда уходящие служанки встретились в дверях с кем-то, кому поклонились.
─ Прошу прощения, госпожа, но мне пора уходить, ─ виновато пролепетала Фидан-хатун и, мягко высвободив руку, поспешила к дверям вслед остальным девушкам.
Эсма Султан сквозь алую вуаль, покрывающую ее голову, с замершим от страха сердцем увидела вошедшего в покои мужчину высокого роста и внушительного телосложения. Он выглядел ровесником ее отца, волосы русые, короткая аккуратная борода. Лицо было далеко не таким безобразным, как она представляла, испытывая заведомую неприязнь к мужчине, за которого вышла замуж против воли и с другим в сердце. Он и не был красив, но черты его представали приятными и мужественными. Эсма Султан настороженно разглядывала его, когда Давуд-паша, сохранив между ними расстояние в несколько шагов, поклонился.
─ Султанша, ─ голос его прозвучал с приятной бархатистостью, но в нем чувствовалось напряжение, словно он обращался к загнанному зверю, не зная, чего от него ожидать и боясь его спугнуть.
Она промолчала, будучи неподвижной, и лишь одной султанше было известно, каких трудов ей стоило оставаться на месте вместо того, чтобы стремглав броситься к дверям прочь от него. Это желание усилилось, когда Давуд-паша сократил между ними расстояние и остановился совсем рядом так, что теперь она могла ясно видеть его лицо и глаза – мутно-зеленые, с мелкими морщинками в уголках, какие бывают лишь у людей, что часто улыбаются. Это говорило в пользу его приятного нрава, но Эсме Султан было все равно, каким человеком был ее муж. Он был чужим и нелюбимым ─ это единственное, что она ведала о нем, не желая знать ничего более.
Рука паши поднялась к ее лицу и одним движением сняла вуаль с ее темноволосой головы, что упала к ногам девушки. Это стало последней каплей для Эсмы Султан и, лишившись остатков самообладания, она резко сорвалась с места и подошла к одному из окон, встав спиной к мужу, чтобы он не видел, как ее душат слезы отчаяния. Некоторое время в опочивальне раздавались лишь ее приглушенные всхлипы. Султанша ждала, что он выразит свое недовольство ее поведением или же просто подойдет, но ничего не происходило ровно до тех пор, пока она не услышала скрип где-то слева от нее. Обернувшись, Эсма Султан увидела, что паша присел на ложе, не выглядя, как она ожидала, недовольным или озлобленным. Скорее, его лицо выражало серьезную задумчивость и… сожаление? Он вдруг повернул голову и посмотрел прямо на нее, отчего, смешавшись, султанша испуганно отвернулась обратно к окну, смущенная тем, что он поймал ее, разглядывающей его.
─ Султанша, нет нужды лить слезы, ─ раздался его спокойный голос, против ее воли внушающий Эсме Султан успокоение также, как влияли на нее отцовские объятия. ─ И бояться меня не стоит. Я вам вреда не причиню. Что бы ни было, вы можете мне доверять. Прежде мы не знали друг друга, потому мне не известны причины ваших слез, однако я могу догадываться… Брак этот для меня, как и для вас, полагаю, был полной неожиданностью и, причем, не самой приятной. Не подумайте, я премного благодарен повелителю за ту честь, которую он мне оказал, даровав вашу руку. Но я был удивлен, что именно меня выбрали в качестве вашего мужа, ведь столь многое стоит между нами и, в первую очередь, это разница в возрасте. Вы мне в дочери годитесь, я вам ─ в отцы, и, если пожелаете, наши отношения останутся именно такими. Однако же я слукавлю, если скажу, что не надеюсь стать вам мужем. Я был уже дважды женат, и у меня даже есть дочь, с которой вы вскоре познакомитесь, но семейного счастья я не познал. Возможно, наш брак подарит мне его?
─ Сомневаюсь, ─ чтобы скрыть то, сколь тронута она его словами, которые остановили ее слезы и усмирили в ней отчаяние, произнесла Эсма Султан, все еще стоя у окна спиной к мужу. ─ Вы правы. Вы можете лишь догадываться о том, что у меня на сердце, потому я вам скажу: этот брак для меня все равно, что быть заживо погребенной, поскольку… сердце мое бьется ради другого мужчины, с которым, увы, мне быть не судьба. Семья заставила меня стать вашей женой, и я, не имея выхода, покорилась ее воле, потому не ждите от меня таких же надежд на семейное счастье.
Она ждала, что Давуд-паша что-нибудь скажет, но он молчал. Султанша не выдержала и снова обернулась. Оказалось, что паша смотрел на нее, и в глазах его было неожиданное понимание.
─ Сейчас все обстоит так, но кто знает, что будет завтра, госпожа, ─ заметил он и поднялся на ноги, став расстегивать пуговицы кафтана. ─ Время позднее, а у меня завтра первое заседание в совете. Если пожелаете, переоденьтесь в гардеробной, и ляжем спать.
Растерянная Эсма Султан некоторое время не двигалась, смотря на мужа, который невозмутимо, словно ее и не было здесь, раздевался, а после, опомнившись, покраснела от смущения и поспешила скрыться в гардеробной, где, затворив двери, прислонилась к ним спиной и облегченно выдохнула. Давуд-паша растоптал все ее ожидания, и ей не верилось, что он не только не стал настаивать на первой брачной ночи, но и выразил понимание относительно ее чувств к другому мужчине.
Подобное не укладывалось в ее голове, но в глубине души султанша была ему благодарна и испытывала облегчение от того, что стала женой такого человека, который за несколько минут разговора убил в ней неприязнь, что она заведомо питала в отношении его, и вызвал уважение к нему. Все же Давуд-паша действительно годился ей в отцы, и Эсма Султан неосознанно испытывала к нему то почтение юной девушки ко взрослому мужчине, превосходящего ее возрастом, умом и жизненным опытом.
Ей удалось избежать исполнения супружеского долга благодаря благородству мужа, но не делить с ним ложе было невозможным. Эсма Султан, представив, что появится перед ним в одной сорочке и, что еще хуже, ляжет с ним в одну постель, изнемогала от смущения и страха, но не оставаться же ей на всю ночь в гардеробной? Делать нечего и, скрепя сердце сняв с себя платье и драгоценности, девушка переоделась в сорочку, сознательно тянула время, расплетая волосы из прически и затем старательно расчесывая их гребнем, после чего, наконец, осмелившись, вышла из гардеробной. Давуд-паша, уже переодевшийся в простые штаны и свободную белую рубашку, стоял к ней спиной возле письменного стола в руках с небольшим клочком бумаги, очевидно, получив важное и потому столь позднее послание.
─ Все в порядке, надеюсь? ─ осторожно спросила Эсма Султан, оказавшись в постели и спешно спрятавшись под одеялом.
─ Искандер-паша предупредил меня об одном важном обстоятельстве, касающемся завтрашнего заседания совета, ─ объяснил Давуд-паша и поджег послание, подойдя к подсвечнику.
После он задул горящие в нем свечи, и в покоях воцарилась темнота, в которой Эсма Султан различила его приближающиеся к ложу шаги, отчего напряглась всем телом под одеялом. Когда Давуд-паша лег в постель рядом с ней, его плечо коснулось ее плеча, и она хотела было отодвинуться, но ложе было, по ее мнению, непозволительно узким для двух человек, и двигаться ей было некуда. Долгое время она лежала без сна, смотря в темный потолок и прислушиваясь к размеренному дыханию уже, очевидно, спящего мужа, и соприкосновение их плеч уже не напрягало ее и не пугало, как прежде, а дарило чувство защищенности и неожиданный покой, в котором она так нуждалась в последнее время. От плеча Давуда-паши исходило тепло, и вскоре, привыкнув к нему и расслабившись, Эсма Султан провалилась в сон.
Топкапы. Покои шехзаде Мурада.
Когда явившаяся по его приказу лекарша Дильнар-хатун осмотрела Ассель, то наградила шехзаде Мурада, ожидающего подтверждения того, что его фаворитка больна, неожиданной улыбкой, чем привела его в замешательство, а саму Ассель в томление, полное надежды.
─ Хорошо, что это открылось сейчас, перед вашим отъездом, шехзаде, и ребенку ничего не угрожает. Поздравляю, хатун беременна.
Ассель зажмурилась от радости, озарившей ее, а шехзаде растерянно уставился на лекаршу, медленно осознавая услышанное.
─ Беременна?..
─ Вы удивлены? ─ с иронией улыбнулась Дильнар-хатун и, взяв в руки свой сундучок, добавила: ─ Хатун, будь осторожна. Побольше отдыхай, старайся не нервничать и следи за тем, что ешь. Дай Аллах, родишь славного наследника.
─ Аминь! ─ с широкой улыбкой выдохнула Ассель, и даже недомогание и тошнота не могли омрачить ее счастье.
Шехзаде молчал до тех пор, пока двери за ушедшей лекаршей на захлопнулись, и только тогда посмотрел на Ассель, что с волнением наблюдала за ним с ложа, не без страха ожидая, какой будет его реакция.
─ Вы… вы рады, шехзаде? Эта новость, очевидно, ошеломила вас.
─ Да, я не ожидал, но… конечно я рад, Ассель, ─ выдавил улыбку тот. Подойдя к ложу, он опустился на него и с неловкостью погладил фаворитку по щеке, что блаженно прильнула к его руке. ─ Думаю, валиде тоже будет рада.
─ Конечно, будет! ─ с сияющими глазами воскликнула Ассель и, перехватив его руку, положила ее на свой живот. ─ Скоро я подарю вам сына или дочь, если так будет угодно Аллаху.
Шехзаде Мурад не нашелся, что на это ответить, потому что еще не знал, как ему реагировать на ее беременность. Он терялся в том, радоваться ему или же огорчаться, поскольку пока еще совсем не представлял себя в роли отца.
─ Мурад? ─ нежный голос Ассель вырвал его из раздумий.
─ Что?
─ Могу я остаться с тобой этой ночью? Так хочется, чтобы ты был рядом.
─ Разумеется, оставайся, ─ сухо ответил он. ─ Лекарша сказала, что тебе нужно больше отдыхать, поэтому засыпай.
─ А ты?
─ И я тоже, ─ с толикой раздражения, из тактичности подавленного, ответил юноша.
Он поднялся с ложа и стал в задумчивости расстегивать пуговицы кафтана, все еще не смирившись с мыслью, что вскоре станет отцом.
Топкапы. Покои Эдже Султан.
Она стояла на залитой лунным светом террасе и, кутаясь от вечерней прохлады в шерстяную накидку, наброшенную поверх сорочки, взглядом, полнившимся грустью, скользила по открывающейся с балкона панораме залива, над которым высилось темное небо, щедро усыпанное холодно и равнодушно мерцающими звездами. Она только вернулась в Стамбул спустя годы, как уже прощалась с ним. Возвращение на родину было в большей степени продиктовано ее стремлением оказаться в Египте, чтобы найти Артаферна, оставившего ей подсказку, как его отыскать, однако она не знала, что будет делать, когда окажется в Египте, отправиться в который планировала как можно скорее.
В записке, обнаруженной ею в рукоятке кинжала, переданного ей Артаферном через Долорес, было еще одно слово, и оно не давало Эдже покоя, которая жаждала разгадать его смысл. Хатшепсут. Что это? Город или чье-то имя? А, может, нечто совершенно иное? Разгадать смысл этого слова и понять, что им хотел сказать Артаферн, Эдже намеревалась, побывав в богатой дворцовой библиотеке и просмотрев книги о Египте, так что ей придется задержаться на некоторое время в Стамбуле ради проведения этого вынужденного исследования. Она не знала, с чего ей начать и что именно искать, но сдаваться не собиралась. Артаферн где-то там, среди золотых песков Египта и, возможно, он нуждается в ней, будучи вовлеченным в опасную авантюру, в которую был отправлен ее тетушками по неизвестным причинам.
При мысли об Артаферне сердце Эдже болезненно сжималось. Она не видела его столько времени, что черты его лица неизбежно потеряли свои очертания в ее памяти, а тоска по нему становилась с каждым днем разлуки все сильнее и мучительнее. Для нее неважны были оставленная ею Генуя и потерянный трон, оказавшийся в руках предавших ее алчных тетушек, в сравнении с желанием найти Артаферна и воссоединиться с ним. Рядом с ним она словно была цельной: его трезвый ум и рассудительность дополняли ее горячий нрав и порою безрассудную смелость. Разделенная с любимым, Эдже словно потеряла часть себя и мучилась от этого, как от болезни.
Нет, она не вернется в Геную, что бы там не происходило, пока не найдет Артаферна, и пусть на это уйдут годы, но она будет искать до тех пор, пока не найдет его – живым или мертвым. Завтра поутру она планировала поговорить с султаном Баязидом и объяснить ему, что пока не планирует вернуть себе трон Генуи и просит у него позволения отправиться в Египет с ее людьми с возможностью свободно вести поиски.
Длительное плавание и не менее долгий сегодняшний праздник утомили ее и, вернувшись в покои, Эдже с облегчением оказалась в удобной и мягкой постели впервые за невообразимо долгое время. Кажется, в последний раз она спала с удобством в кровати еще до военного похода во дворце Альберго, будучи тогда королевой. С тех пор она засыпала либо в тесной каюте качающегося на волнах корабля, либо в сырой и холодной темнице, либо в грязной и зловонной комнате дешевого трактира.
Едва голова ее коснулась подушек, как изнеможенная скитаниями женщина заснула, и ей привиделся весьма странный сон, в котором она, будучи в незнакомом ей месте, похожем на древнеегипетский храм, лежала, облаченная в свободную длинную тунику и тяжелые золотые драгоценности, на широком каменном пьедестале, не имея возможности пошевелиться, так как руки и ноги ее были скованны золотыми цепями. Со всех сторон до нее доносилось многоголосое бормотание на неизвестном ей языке, пугающее своей идеальной синхронностью, а в высоком потолке прямо над ней было большое круглое отверстие, через которое виднелось лазурное небо. Ее грудь сдавливало необъятное чувство тревоги, и по неизвестным ей причинам Эдже жаждала, когда сквозь отверстие в потолке на нее прольется солнечный свет, словно бы он мог положить конец всему этому пугающему действу. Вдруг что-то словно вытянуло ее из странного сна. Распахнув глаза, Эдже резко села в постели в своих покоях в Топкапы, и тревога по-прежнему душила ее, будучи единственным, что она принесла с собой из сна в реальность.
Топкапы. Покои Нилюфер Султан.
Нилюфер Султан в этот вечер была слишком увлечена собственными мыслями о возвращении Серхата Бея и о том, к чему это приведет, особенно в их отношениях, которые она, к слову, развивать не намеревалась, в чем себя убеждала, потому не сразу заметила, как удручена Дафна, сидящая рядом с ней на террасе. Поразмыслив над возможными причинами этого, султанша пришла к выводу, что ее служанка скорее всего опечалена завтрашним отъездом шехзаде Мурада в санджак.
─ Дафна, еще есть время, ─ произнесла она, чем удивила ту, повернувшуюся к ней с непониманием на лице. ─ Напиши ему записку с просьбой о встрече и расскажи о том, что чувствуешь к нему. Поутру я подарю тебя в его гарем, если…
─ Госпожа, что вы?.. ─ ошеломилась Дафна, потупив взор. Было видно, что она борется с собой, как и то, что она еще не до конца разобралась в том, что чувствует. ─ Это все глупости, да и посмею ли я назначать шехзаде встречу посреди ночи, будучи простой служанкой? Упаси Аллах, кто-нибудь об этом узнает или увидит нас!
─ Но ты не отрицаешь своих чувств к нему? ─ прищурившись, с улыбкой уточнила Нилюфер Султан.
─ Я… не знаю, госпожа, что чувствую. Возможно, я просто задета тем, что перестала его интересовать, вот и все.
─ Это не стало бы причиной тоски, что владеет тобой в последнее время. Погляди на себя, ты же влюбилась, но отрицаешь это, боясь неизвестно чего. Говорю тебе, напиши ему! Не упускай свой последний шанс. Он же завтра уезжает навсегда! Мурад придет, он ни за что не отвергнет тебя. Я уверена в этом, ведь я знаю его слишком хорошо, чтобы ошибаться.
Поколебавшись, Дафна, все же уступив натиску госпожи, отчаялась написать послание с просьбой о встрече в саду, но не знала, как его передать, на что Нилюфер Султан просто взяла ее записку и, выглянув в коридор, велела служанке у дверей отнести ее в покои шехзаде Мурада с наказом передать ему, что оно от нее.
─ Но что я ему скажу? ─ Дафна тревожилась не на шутку, расхаживая по покоям в ожидании ответа. ─ Аллах, и зачем я послушала вас?! Не стоило писать эту записку… Шехзаде ведь даже не смотрел в мою сторону в последнее время!
─ Прекрати, ─ снисходительно усмехалась Нилюфер Султан, наблюдая за ней с тахты, на которой сидела, и лениво листая «Божественную комедию». ─ Ты еще поблагодаришь меня, когда завтра утром будешь покидать дворец вместе с Мурадом, счастливая в преддверии новой жизни.
Раздался стук в двери, и девушки, замерев, обратили друг к другу взгляды: Дафна ─ взволнованный, а султанша ─ торжествующий.
─ Ну, вот видишь? ─ хмыкнула Нилюфер Султан. ─ А ты переживала.
Неожиданно для самой себя окрыленная радостью Дафна, которая теперь уже и сама сознавала, что подобные чувства не могут быть вызваны одним лишь задетым самолюбием, поспешила к дверям и, взяв из рук служанки послание, дрожащими руками развернула его под насмешливым взглядом своей госпожи. Однако в следующее мгновение на лице ее сначала проступило недоумение, а после горечь наполнила ее прежде сияющие глаза, и она вся поникла.
─ Что там? ─ заметив перемену ее настроения, насторожилась Нилюфер Султан и отложила книгу на тахту рядом с собой.
─ Взгляните сами, ─ подойдя к ней, Дафна протянула ей послание.
С хмурым лицом султанша забрала его и пробежалась взглядом по написанному. «Султанша, я прошу прощения за свою дерзость и надеюсь увидеть вас в этот час в саду в ореховой роще. С.» ─ гласило послание, со всей очевидностью написанное не рукой шехзаде. Сердце Нилюфер Султан гулко забилось в ее груди, и поначалу она ощутила прилив необъятной радости, но быстро подавила ее в себе и, решительно поднявшись, подошла к подсвечнику и сожгла записку.
─ Что вы делаете, госпожа? ─ наблюдая за тем, как та возвращается на тахту и показательно берет в руки книгу, недоумевала Дафна. ─ Он же ждет вас!
─ Не дождется, ─ отрезала та, смотря в книгу.
─ Вы так страдали, когда он исчез! ─ возмущенная ее поведением, воскликнула служанка. ─ Не смейте отрицать это, госпожа. Я знаю, что у вас на сердце. И, если судить по этому посланию, известно, что на сердце у него. Зачем противиться своим чувствам, когда они взаимны? Он снова здесь, и он ждет вас.
─ Затем, что мне эти чувства не нужны, ─ упрямо заявила Нилюфер Султан и, отбросив книгу, обратила к ней тяжелый полыхающий взгляд. ─ Я пообещала себе, что ни за что не превращусь в изнеженную и слабовольную девицу, подобную моей сестре, которая только и мечтает о любви. Это не для меня! Я не хочу быть от кого-то зависимой, питать привязанность к кому-то… любить. Это значит быть слабой, а я больше всего на свете презираю слабость, и ты это знаешь, Дафна. Потому этот разговор окончен, и впредь не смей говорить со мной об этом, ясно?
Дафна покорилась и, решив сменить тему, предложила госпоже подготовиться ко сну, так как время было уже позднее. Она видела, что Нилюфер Султан явно борется с собой, и в ней ожесточенно сражаются любовь и принципы, но Дафна знала, что любовь сильнее ─ она возвышается над всем в этом мире, и нет силы, способной ее обуздать и подавить ─ потому не была удивлена и лишь печально улыбнулась, когда, вернувшись из гардеробной с сорочкой для госпожи, увидела, как закрываются двери опустевших покоев.
Она даже не захватила плащ, когда, потерпев поражение в борьбе с собой, бросилась в дворцовый сад, не помня себя от опьяняющего сладостного чувства свободы и жажды, наконец, увидеть его. Ночной воздух был прохладен, и султанша дрожала, но, подгоняемая голосом влюбленного сердца, спешно шла по темному в ночи саду, озаренная светом луны. Оказавшись в условленном месте, Нилюфер Султан стала оглядываться, скользя отчаянным взглядом по окружающим ее ореховым деревьям, но тщетно ─ здесь уже никого не было.
Трепет ее сердца сошел на нет и, полная разочарования и досады, султанша шумно выдохнула. Отправься она на встречу сразу же, как получила записку, и успела бы, но она этого не сделала, и, решив, что она его отвергла, Серхат ушел. Зная его, он из гордости и, полагая, что его чувства безответны, ни за что более не совершит первого шага и будет делать вид, словно никакой записки и не было, что не оставит и ей возможности сделать самой этот шаг. Произошедшее оставило после себя неприятный осадок в ее душе, и девушке стало необъяснимо горько и обидно. Развернувшись, Нилюфер Султан побрела прочь из ореховой рощи, как неожиданно за ее спиной раздался его голос, который она никогда бы не перепутала ни с каким другим, сколько бы времени его не слышала:
─ Султанша.
Она стремительно обернулась и увидела обрисовавшийся в темноте среди ветвей деревьев высокий мужской силуэт. Серхат вышел из тени в лунный свет, и султанша смогла увидеть его лицо, как всегда, мужественное и суровое, но темные глаза его, вопреки обыкновению, полнились целым калейдоскопом эмоций, среди которых она различила волнение и какое-то темное, тяжелое чувство, которому она не смогла дать определение. Они стояли, не двигаясь, и в молчании смотрели друг на друга, а пространство вокруг них словно наэлектризовалось и звенело от напряжения. В смятении смотря на него, Нилюфер Султан не знала, что ей делать дальше и как будет правильнее поступить: поддаться своим чувствам или сбежать, пока еще не поздно.
Первым очнулся Серхат и, наконец, двинувшись к султанше, остановился напротив, смотря на нее с высоты своего роста. Но он все не заговаривал, продолжая мучить ее своим молчанием и пытливым взглядом, и словно силился понять, что она чувствует и о чем думает сейчас.
─ Серхат Бей, ─ не выдержав, произнесла Нилюфер Султан намеренно сдержанно, чтобы не выдать себя с головой. ─ Как поживаете? Надеюсь, вы довольны службой у королевы Генуи, ради которой оставили нас? ─ в голосе ее сквозила ирония, но мрачная, в которой и выражалась ее обида, вызванная его поступком.
─ Я – жив, и это главное, а остальное – неважно, ─ отрывисто ответил мужчина, явно ожидавший не такого начала разговора. ─ Своей участью я доволен, иначе зачем бы по своей воле стал ее слугой.
─ Я и не сомневалась, что довольны, ─ задетая его ответом, который вызвал в ней озлобленное чувство ревности, процедила султанша. Она смотрела на него хмурым взглядом, в котором явственно читалось обвинение. ─ Видно, Эдже Дориа вас покорила и, забыв обо всем, вы пожелали стать ее верным слугой, лишь бы иметь возможность быть рядом.
