Текст книги "Возмездие (СИ)"
Автор книги: Lana Fabler
сообщить о нарушении
Текущая страница: 42 (всего у книги 91 страниц)
Фатьма Султан прекрасно знала о том, что Али-паша умер в военном походе, и его тело просто выбросили за борт, дабы избежать распространения болезней в войске. Но сказать об этом девочке было выше её сил. Тем, о чём она сообщила, было заверение, что ждать писем не нужно, так как Али-паша умер – умер как герой в пылу сражения, и похоронили его со всеми почестями, воздав хвалу его смелости. Нергисшах несколько дней не покидала постель, плача и тоскуя, но медленно ожила и вернулась к прежней жизни, хотя теперь в её карих глазах осел осадок совершенно не детской печальной мудрости.
В это утро они привычно прогуливались по берегу озера. Охрана следовала за ними немного поодаль. С мягкой полуулбыкой Фатьма Султан тёплым взглядом касалась рябой от порывов ветерка поверхности озера, сверкающей в солнечном свете. Нергисшах шла рядом, смотря себе под ноги. На обеих были простые платья из парчи бежевого цвета и ни одного украшения.
– Что, милая? – повернувшись к ней, заботливо спросила Фатьма Султан, когда девочка удручённо вздохнула.
– Я подумала… – нерешительно заговорила Нергисшах и, помедлив, вопросительно взглянула на неё. – Мы всегда будем жить здесь вот так, вдвоём?
– А ты хотела бы, чтобы с нами жил кто-то ещё? – добродушно усмехнулась Фатьма Султан, приобняв её за плечи в оберегающем жесте.
– Иногда я думаю о Стамбуле, о нашем дворце, где жили я, мама и папа… Так хочется… ну, я не знаю, снова увидеть всё это.
– Нет, Нергисшах, – перестав улыбаться, серьёзно ответила ей тётя, но её взгляд оставался мягким. – Ты не будешь жить здесь всегда. В своё время ты вернешься в Стамбул, – она умолчала о том, что станет поводом для этого. Однажды династия задумается о судьбе Нергисшах, стоит ей подрасти, и выдаст её замуж, не учитывая её желаний. Такова судьба всех султанш по рождению. – В столице нет места добру и чистоте, которых ты полна, но, возможно, ты сможешь вопреки всему обрести счастье. Пусть ничто не омрачит и не озлобит твоё сердце. Я бы этого очень хотела…
Последние её слова прозвучали с горечью, но Фатьма Султан действительно желала племяннице лучшей жизни, нежели у неё. Она сама не была счастлива, но и несчастной её нельзя было назвать. Султанша жила на грани скуки и спокойствия, не имея никаких иных целей в жизни, кроме как вырастить Нергисшах в любви и ласке и помочь ей обрести более счастливую судьбу, чем та, которая досталась ей.
Дворец Хюррем Султан.
До сих пор Хюррем Султан находилась в неведении относительно положения мужа. Новостей от него всё ещё не было. Султанша тщетно пыталась что-либо разузнать. Она была не на шутку встревожена и обеспокоена, потому, как и обещала, приняла решение отправиться в Сивас. Несмотря на все уговоры и мольбы сестры Гевхерхан Султан, увещевавшей её, что с Альказом-пашой не могло случиться ничего плохого, Хюррем Султан этим утром отдала слугам приказ собрать её вещи.
– Хюррем, – хмурясь, проговорила Гевхерхан Султан и, подойдя к сестре, с мрачным видом стоявшей у окна в своих покоях, положила ладонь ей на плечо. – Что-то мне тревожно. Может, не стоит тебе ехать? Подождём ещё… Уверена, вскоре…
– Я больше не буду ждать! – гневно процедила Хюррем Султан и, дёрнувшись, скинула с плеча её руку. – Мой муж пропал! Он в беде, и я должна помочь ему.
– Откуда ты знаешь, что он попал в беду? – беспомощно спросила Гевхерхан Султан.
– Я это чувствую.
– Даже если окажется, что ты права, и Альказ действительно попал в беду, что ты сможешь сделать там, в Сивасе? Я беспокоюсь за тебя. А если что-то случится? Тем более, ты оставишь детей одних?
– Я оставлю их с тобой и, уверена, с ними ничего не случится, – решительно ответила Хюррем Султан. – Живите с Фюлане и Искандером в нашем дворце столько, сколько пожелаете.
– Может, нам поговорить с повелителем? Уж ему-то должно быть что-то известно о происходящем в Сивасе.
– Не смеши меня! – раздражённо воскликнула Хюррем Султан. – Даже он под властью Хафсы. Что она ему нашёптывает, тому он и верит. Ты слышала? Стоило ей пожелать, как объявили об отправлении в санджак шехзаде Мурада и о свадьбе Эсмы Султан. Филиз Султан сослана, а Эмине Султан, как я слышала, теперь отлучена от повелителя, и всё потому, что Хафсе это выгодно. Она хочет одна властвовать в Топкапы. Клянусь, такого никогда не было! Даже наша валиде вела себя скромнее и порядочнее. Эта женщина словно дьявол! И произошедшее с Альказом её рук дело, я не сомневаюсь. Если он пострадает, я заставлю её пожалеть о том, что на свет родилась!
Гевхерхан Султан промолчала, поджав губы, потому как поняла, что спорить бесполезно. Если сестра что-то для себя решила, её трудно было переубедить.
– Валиде, – в покои спешно вошла Фюлане Султан, и её лицо выражало тревогу и волнение. – Госпожа.
– Что? – шагнула к ней в напряжении Хюррем Султан. – Вести от Альказа?
– Нет, – нервно сглотнув, ответила Фюлане Султан. – Искандер вернулся из Топкапы. Он узнал, что происходит в Сивасе и, я думаю, вам лучше самой это услышать.
Тревожно переглянувшись с сестрой, Хюррем Султан поспешила в холл, где прежде стоявший у окна хмурый Искандер, заметив её, поспешил навстречу и, мельком переглянувшись с матерью через плечо Хюррем Султан, беспокойно посмотрел на тётю.
– Что? – напряжённо спросила та, вглядываясь в его лицо, словно ища в нём ответ. – Что ты узнал?
– Утром повелитель катался верхом, и он был в конюшне, когда хранитель султанских покоев Ферхат-ага пришёл с письмом из Трабзона. Я был всему свидетелем. Его написала Карахан Султан, мать шехзаде Махмуда, брата повелителя, который управляет Трабзоном. В письме она сообщила о том, что… – Искандер запнулся, но заставил себя продолжать: – В общем, по её словам Альказ-паша… поднял восстание. Волна мятежей и недовольства, всколыхнувшая Анатолию, якобы была пущена им самим и, приехав в Сивас, паша объявил Анатолию новым государством, себя его ханом, а Сивас – его столицей. Сообщается также, что бейлербей Анатолии Ферхат-паша был заточён им в темницу.
Ошеломлённо выдохнув, Хюррем Султан заморгала, не в силах поверить в услышанное, и оперлась на руку подошедшей к ней Гевхерхан Султан, которая хмуро взглянула на сына.
– Что ты говоришь, Искандер? Быть того не может! Разве мог Альказ-паша совершить подобное? Да к тому же, нельзя верить словам этой предательницы.
– По всему, это правда, – мрачно ответил юноша. – Повелитель был разгневан письмом Карахан Султан, но он не желал верить ей. Он хотел было отправиться в Топкапы, чтобы всё выяснить, но пришла сама Хафса Султан. Они отошли в сторону и разговаривали. Судя по тому, что сказал повелитель, а сказал он: «Он поплатится жизнью за своё предательство», султанша подтвердила обвинения против Альказа-паши.
– Конечно, она подтвердила! – с дрожащим от гнева голосом процедила Хюррем Султан. – Она, как о письме прознала, решила воспользоваться случаем и тем самым избавиться от Альказа. Я должна… должна поговорить с повелителем!
– Простите, султанша, но сомневаюсь, что это поможет. Повелитель был так разгневан. Он пожелал немедленно отправиться в Сивас и… лично покарать Альказа-пашу.
Сглотнув, Хюррем Султан зажмурилась, пытаясь совладать с собой. Ей нельзя опускать руки и бросаться в рыдания. Она должна помочь мужу, которого безжалостно оклеветали. Она была уверена, что даже это письмо якобы от Карахан Султан написала сама Хафса, чтобы потом подтвердить собственную ложь и тем самым подписать смертный приговор Альказу. Злоба невиданной доселе силы овладела султаншей. Резко вырвавшись из объятий сестры, Хюррем Султан спешно покинула холл, и во взгляде её темно-карих глаз полыхало жаркое пламя ярости. Гевхерхан Султан и Фюлане Султан, обеспокоенно переглянувшись, поспешили за ней.
Топкапы. Гарем.
Привычно проводив шехзаде в школу, Элмаз, которая не решилась заглянуть в покои Эмине, поскольку знала, что та по-прежнему злопыхает и строит планы по уничтожению Хафсы Султан, вошла в ташлык и огляделась. Наложницы бездельничали, болтали и смеялись. Калфы и евнухи расхаживали по ташлыку и тоже вели разговоры между собой. Всё было тихо и мирно.
Вздохнув, Элмаз случайно подняла взгляд на этаж фавориток и тут же замерла в напряжении. На балконе стояла невысокая худенькая блондинка с ангельским лицом и по-детски наивным и чистым взглядом. Бельгин-хатун. Та, которой посчастливилось спустя столько лет «правления» Эмине в гареме стать фавориткой повелителя. Судя по тому, что она бывала в султанских покоях каждую ночь с тех пор, как впервые отправилась на хальвет несколько дней назад, она смогла увлечь повелителя. Неудивительно, подумала Элмаз. Она юная, пусть не особенно красивая, но милая, и было в ней какое-то естественное очарование. Она описала бы это как внутреннее сияние. Наверное, размышляла Элмаз, это объяснялось тем, что у таких людей светлая и чистая душа, которая как бы излучает свет, наполняя им взгляд, улыбку и лицо.
Бельгин-хатун, обернувшись на подошедшую к ней калфу, имени которой Элмаз не знала, ушла вместе с ней в свою комнату. Эта рабыня стала фавориткой султана только благодаря содействию Хафсы Султан. Элмаз надеялась, что вскоре придёт и её час. Она ждала этого с самозабвением, не сознавая, какие это может повлечь последствия, особенно в её отношениях с Эмине. Но жажда любви и естественно следовавшего за ней материнства влекли её в тысячу раз сильнее того страха, которым полнилось её сердце перед гневом Эмине.
– Элмаз-хатун, – раздался за её спиной голос и, обернувшись, девушка увидела Идриса-агу, который, оглядевшись в ташлыке, жестом велел ей следовать за ним.
Подумав, что у Хафсы Султан вновь какое-то поручение для неё, что было вполне ожидаемо, учитывая ухудшение отношений госпожи с Эмине, Элмаз поспешила за ним. Они привычно остановились в закоулке подальше от чужих глаз и ушей.
– У госпожи есть что-то для меня? – шёпотом спросила Элмаз, готовая на всё, лишь бы её час пришёл скорее.
– Нет, – покачал головой Идрис-ага, и в его взгляде почему-то было сожаление. – Я позвал тебя, так как госпожа решила, что тебе нужно узнать правду.
– О чём вы? – с непониманием переспросила девушка, и её брови сошлись на переносице.
– Наша госпожа никогда и не думала отправлять тебя в покои повелителя. Это невозможно.
Элмаз растерянно уставилась на Идриса-агу и неверяще усмехнулась.
– То есть… как невозможно? Она же… госпожа обещала мне!
– Как бы я не был предан Хафсе Султан, она не тот человек, которому можно довериться. Ты стала жертвой собственных несбыточных мечт, хатун.
Отчаяние сдавило горло Элмаз и, обхватив пальцами шею, она тяжело задышала. Её грудь высоко вздымалась и тут же опускалась.
– Что же… Что же мне теперь делать? Я же предала Эмине… Ради этого предала её!
– У тебя нет выхода, кроме как продолжить нести верную службу нашей госпоже и молчать о своём предательстве, иначе… – Идрис-ага на последних словах многозначительно умолк, и Элмаз в ужасе повернулась к нему.
– Нет… Нет! Я тебе не верю! Госпожа не могла так поступить. Она же обещала!
– Тихо, – шикнул на неё евнух и, выглянув из закоулка, осмотрелся, но, никого не увидев, вернулся и схватил за предплечье всё ещё не вернувшую самообладание Элмаз. – Не будь глупой! Плевать ей на все эти обещания. Хочешь остаться в живых? Тогда держи рот на замке и покорно выполняй всё, что скажут, а иначе однажды ночью из дворца вынесут твоё бездыханное тело.
Отпустив её, Идрис-ага ушёл и, пребывая в отчаянии, Элмаз спрятала лицо в ладонях и приглушённо разрыдалась.
Тем временем в ташлыке Ассель, которая теперь жила в нём с остальными рабынями, будучи наложницей в гареме шехзаде Мурада, скучающе сидела в уголке. Подружиться с кем-либо ей так и не удалось. Девушки, также отобранные в гарем шехзаде, смотрели на неё озлобленно, как на соперницу, коей она и являлась для них, а девушки из султанского гарема с высокомерием и насмешливостью, очевидно, считая, что им повезло больше. Особенно надменно вели себя три девушки – Нефизе-хатун и её подруги-прислужницы Хадижа-хатун и Ясмин-хатун. Красавица Нефизе обладала тошнотворно злобным и завистливым нравом и вела себя в гареме как госпожа. Хафса Султан купила её для повелителя, но, к несчастью Нефизе, выбрала не её, а Бельгин-хатун, которая теперь была фавориткой. Ассель тайком злорадствовала, что эта змея осталась ни с чем.
Ассель очень мучилась из-за своего чувства к шехзаде и скучала по Нилюфер Султан. Теперь госпожа даже не смотрела в её сторону, делая вид, что её не существует. Ассель понимала, что она на неё обижена и разозлена из-за предательства, ведь она, не раздумывая, перешла на службу к Филиз Султан, когда та пообещала в обмен на преданность даровать ей путь в покои своего сына. К несчастью, шехзаде её не принял, предпочтя ей встречу с Дафной, а Филиз Султан покинула Топкапы и больше не могла ей помочь.
– Я гляжу, тебе скучно без дела сидеть? – раздался голос какой-то калфы. – Иди лучше помоги в прачечной.
– Но я… – растерялась Ассель.
– Иди-иди! Ты тоже, хатун. И нечего хмуриться! Мирше-хатун велела послать кого-нибудь в прачечную.
Со скорбным видом Ассель поднялась с тахты и поплелась вместе с другой рабыней из султанского гарема в прачечную, но стоило им выйти из ташлыка, как они встретились с шедшими им навстречу Нилюфер Султан и Дафной, облачёнными в мужские одежды. Ассель с грустью подумала, что они, наверно, собираются на охоту. Ей так хотелось вновь оседлать свою кобылу и отправиться с ними в лес, на природу, но теперь это было невозможно.
– Госпожа, – опустив светловолосую голову, поклонилась Ассель.
Нилюфер Султан даже не взглянула на неё и, высокомерно вздёрнув подбородок, обошла. Дафна, скользнув обвиняющим взглядом по Ассель, поспешила за ней.
– Султанша, подождите! – не сдержалась Ассель и бросилась им вслед. – Прошу вас, госпожа моя, выслушайте!
Нилюфер Султан замерла и, медленно обернувшись, наградила Ассель угрюмым взглядом, в котором не было ни капли милосердия.
– Твоя госпожа сослана в Старый дворец. И если ты ещё хоть раз осмелишься заговорить со мной, клянусь, я велю вышвырнуть тебя из дворца!
Из ташлыка наложницы любопытно наблюдали за разыгравшейся сценой и, униженная и расстроенная, Ассель стояла и смотрела, как Нилюфер Султан с Дафной уходят.
– Что ты здесь встала, хатун? – раздался у неё за спиной скрипучий сухой голос.
Вздрогнув, Ассель обернулась и испуганно поклонилась стоявшей перед ней Мирше-хатун, опирающейся на трость.
– Меня отправили в прачечную помочь.
– Ну так иди!
Ассель покорно сделала несколько шагов, но Мирше-хатун окликнула её с задумчивым видом.
– Ты, кажется, и есть Ассель-хатун? Та, что раньше служила Нилюфер Султан, а после была отобрана Филиз Султан в гарем шехзаде?
– Да, это я, – настороженно ответила девушка, не зная, чего ожидать.
– Из Старого дворца пришло письмо. Гонец сказал, что Филиз Султан велела передать его тебе.
С этими словами Мирше-хатун достала из-за позолоченной бляшки пояса маленькое письмо, перевязанное шнурком, и с хмурым взглядом передала его растерянной Ассель.
– Будь осторожна, девочка. Султанши борются друг с другом руками своих служанок, но господ не волнуют жизни слуг. Постарайся держаться от этого подальше, если хочешь остаться в живых.
Престарелая хазнедар, опираясь на трость, ушла, а Ассель спрятала письмо в лифе платья и, воровато оглядевшись, поспешила в прачечную. По пути она улучила минуту и, затаившись в одном из коридоров, достала письмо и спешно прочитала его.
«Ты поклялась служить мне верой и правдой. Надеюсь, я могу положиться на тебя. Отныне ты будешь моими глазами и ушами в Топкапы. Будешь писать обо всём, что там происходит, а особенно в отношении повелителя, шехзаде и Эсмы Султан. Не беспокойся. О своём обещании я не забыла. Ты станешь фавориткой моего льва, но я благоприятствую этому только потому, что таким образом ты сможешь быть рядом с ним и знать гораздо больше о том, что происходит с моим сыном. Я написала письмо Мирше-хатун, и в нём она получила от меня приказ отправить тебя этой ночью к шехзаде. От тебя зависит, сможешь ли ты быть рядом с ним, так что старайся изо всех сил, чтобы понравиться моему сыну. И, напоследок, будь осторожна. Никто не должен знать о нашей переписке. Письма будешь передавать через Мирше-хатун. Она, к счастью, помнит о моей близости с Валиде Султан и согласилась помочь мне».
Счастливо заулыбавшись, Ассель прижала заветное письмо к груди и мечтательно прикрыла глаза, представив, что уже сегодня ночью она, наконец, будет рядом с шехзаде, завладевшим её сердцем. Ради возможности быть с ним, в его объятиях, она была готова на всё, что угодно, и в этом свете приказ Филиз Султан писать ей о событиях в Топкапы казался незначительным и крайне лёгким в исполнении.
Предместья Топкапы.
Лес полнился буйно цветущей зеленью, сквозь которую с трудом пробивались солнечные лучи, отчего в чаще было темно и влажно. Воздух был напоен запахом трав, а среди ветвей раздавалось разнобойное щебетание птиц. По маленькой лужайке расхаживали, пощипывая траву, три лошади. Неподалёку, где протекал родник, возле журчащего потока на поваленном дереве сидели названные брат и сестра и наслаждались временем, проводимым вместе.
Оба, и шехзаде Мурад, и Нилюфер Султан пребывали в невесёлых раздумьях, но воцарившиеся молчание их не тяготило. Дафна, почувствовав себя неловко в обществе шехзаде, ушла прогуляться, озвучив в качестве предлога желание нарвать трав и цветов, чтобы собрать букет для госпожи.
– Что тебя тяготит? – повернувшись к шехзаде, Нилюфер внимательно вгляделась в его красивый профиль.
Он промолчал и вздохнул. Ей не нужно было слов, чтобы понять.
– Что между вами произошло тогда, у меня на террасе, когда я вас оставила? С тех пор Дафна сама не своя, словно её что-то тревожит. И ты мрачнее тучи.
– Что произошло? – с горечью усмехнувшись, отозвался Мурад. – Я в порыве любви упал перед ней на колени, а она вырвалась, холодно попросила оставить её в покое и ушла, оставив меня, униженного, на коленях.
Нилюфер опустила взгляд в землю под ногами, почувствовав сожаление и жалость. Не одна она страдала из-за любви, которая словно была призвана мучить и терзать людей.
– И знаешь, что, Нилюфер? – с мрачной решимостью проговорил Мурад. – Я оставлю. С меня довольно! Из-за этих… чувств я забыл о том, кто я есть. А я – шехзаде. Будущее этого государства, судьба которого однажды окажется в моих руках. И я не стану больше унижаться перед кем бы то ни было. Если мои чувства не находят ответа, что же, пусть так. Значит это не нужно мне.
– Думаешь, так просто убить в себе чувства, а уж тем более любовь? – выдав себя с головой болью в голосе, скептично взглянула на него султанша. Но Мурад, увлечённый собственными страданиями, не обратил на это внимания. – Мурад, не сдавайся. Дафна… Я не знаю иной девушки, которая была бы достойна твоих чувств.
– Кого волнуют мои чувства? Тем, к кому я их испытываю, они не нужны, а мне самому приносят одни только страдания. И я решил, что лучше всего ничего не чувствовать. В моем положении это принесёт пользу, ведь я должен научиться ставить долг превыше чувств. А мой долг – должным образом подготовиться к своему будущему и… подарить династии наследников, чтобы доказать свою способность продолжить османский род.
– Что? – непонимающе нахмурилась Нилюфер. – Пока ты здесь, тебе нельзя иметь… детей, – она произнесла последнее слово с ярко-выраженной неприязнью.
– Через месяц я уезжаю в Манису, – сухо ответил Мурад, угрюмо смотря на ручей. – В любом случае мои дети не успеют родиться здесь.
– Думаешь, эти глупые рабыни из гарема, что тебе собрала мать, помогут забыть Дафну?
– Я больше не хочу говорить о ней! Я должен иметь наследников, и только мой гарем может помочь мне с этим, так что да, я намерен… вести себя так, как должен вести себя шехзаде. Всё, что должно меня беспокоить, это я сам и моё будущее, а не… глупые чувства.
– Мурад, – в смятении воскликнула Нилюфер, но тот раздражённо поднялся на ноги, не желая продолжать разговор, и направился к своему серому коню по имени Ветер. – Куда ты?
– Пожалуй, вернусь во дворец. Охотьтесь без меня.
По-прежнему неловко забравшись в седло, Мурад ускакал, скрывшись среди зелёной густой листвы. Проводив его печальным взглядом, Нилюфер вздохнула. Через мгновение на поляну вышла напряжённая Дафна с полевыми цветами в руках, но, заметив, что шехзаде нет, нахмурилась и огляделась, словно ища его.
– Он вернулся во дворец, – взглянув на неё, проговорила султанша.
– Понятно, – неопределённо отозвалась Дафна и, подойдя к своей госпоже, показала ей букет. – Вот, собрала ваши любимые цветы.
Нилюфер приподняла уголки губ, увидев простые жёлтенькие полевые цветы, которые она действительно любила, но названия которых не знала. Они росли и в предместьях Старого дворца. Именно благодаря им она и полюбила жёлтый цвет.
– Скоро полдень. Если хотим кого-нибудь поймать, охотиться нужно начинать сейчас.
Дафна бережно привязала букет к своему седлу, в которое села вслед султанше, тоже взобравшейся на свою Карасу. Они погнали лошадей по лесной чаще, держа наготове луки.
Топкапы. Гарем.
– Хюррем! – испуганно окликнула сестру Гевхерхан Султан, но та, не слыша, неслась подобно разгневанной фурии по золотому пути. – Аллах милостивый, остановись же!
Она и Фюлане Султан, подхватив подолы платьев, едва ли не бежали следом за полыхающей от ярости Хюррем Султан. Та, встретив у дверей покоев султана Ферхата-агу, настороженно преградившего ей путь, грозно посмотрела на него.
– С дороги!
– Простите, госпожа, но повелитель не может принять вас, – сдержанно ответил Ферхат-ага.
– Прошу, Хюррем, успокойся, – нагнав её, выдохнула Гевхерхан Султан, но вновь её слова не нашли отклика. – Ты слышишь? Упаси Аллах навлечёшь на себя гнев повелителя!
– Сообщи, что я хочу поговорить, – процедила Хюррем Султан, не сводя потемневших от гнева глаз с хранителя султанских покоев.
– Сожалею, но повелитель не может принять вас, так как его нет в покоях. Он на мужской половине дворца обсуждает ситуацию в Сивасе с Советом Дивана.
Выдохнув, Хюррем Султан изнеможённо закрыла глаза, чувствуя, как руки сестры обнимают её за плечи в тщетной попытке успокоить.
– Хюррем, вернёмся во дворец? Тебе нужно остыть… А уже после думать, что делать.
– Валиде права, госпожа, – встряла Фюлане Султан, беспокойно смотря на тётю. – Нам нужно быть осторожными, чтобы не усугубить ситуацию.
– Это всё она… – словно обезумевшая, дрожащим голосом проговорила Хюррем Султан, с ненавистью смотря перед собой.
– Хюррем! – воскликнула Гевхерхан Султан, когда сестра сорвалась с места и направилась обратно в гарем. Они с Фюлане Султан напряжённо переглянулись. – Она идёт к Хафсе… – беспомощно прошелестела женщина. – Вряд ли разговор, который состоится между ними, приведёт к чему-то хорошему. Идём, Фюлане.
Топкапы. Покои Валиде Султан.
– Филиз Султан отвечает за гарем своего сына и, если она пожелала отправить к нему эту рабыню, пусть так, – степенно проговорила Хафса Султан, услышав от Мирше-хатун, отчитывающейся перед ней за дела гарема с учётными книгами и документами, о том, что Ассель-хатун велено отправить этой ночью в покои шехзаде. – А что насчёт…
Султанша не успела договорить, так как двери в покои с грохотом распахнулись. Возмущённо повернув к ним голову, Хафса Султан увидела влетевшую в покои Хюррем Султан, которая со всей очевидностью пребывала в состоянии ярости. За ней маячили испуганные Гевхерхан Султан и её дочь Фюлане. Их визит не был неожиданным, но Хафса Султан с наигранным изумлением учтиво произнесла:
– Чем обязана вашему визиту? Я, кажется, говорила, чтобы вы больше не переступали порог этих покоев.
Мирше-хатун с сожалением посмотрела на Хюррем Султан, грудь которой часто вздымалась от сбившегося дыхания, а в глазах царили гнев и таившийся за ним страх.
– И я говорила вам кое-что, но вы, похоже, предпочли легкомысленно проигнорировать моё предупреждение, – озлобленно ответила Хюррем Султан, дёрнув плечом, когда Гевхерхан Султан положила на него руку в молчаливой просьбе остановиться. – Или, может, вы забыли сказанное мной? Я напомню. Не стоит вставать у меня на пути!
На обманчиво миловидном лице Хафсы Султан появилась её знаменитая ледяная улыбка, за которой неуловимо таилась угроза.
– У вас на пути? Разве у вас есть свой путь? Вы – жена предателя и изменника, судьба которого предрешена. С его смертью вы и вовсе станете никем. Тогда почему я должна помнить о ваших угрозах, а уж тем более бояться их?
Гевхерхан Султан, всегда сдержанная и миролюбивая, посмотрела на неё с нескрываемой злобой.
– Что вы такое говорите? – возмутилась она, но никто не обратил внимания на неё.
Сейчас Хюррем Султан казалась полностью потерявшей над собой контроль, дикой и опасной. Всё ещё тяжело дыша, она медленно подошла к насторожившейся Хафсе Султан, которая неосознанно положила ладонь на свой живот в защитном жесте.
– Если с моим мужем что-то случится, я заставлю вас пожалеть о том, что вы живёте и дышите! Я каждый миг вашей жизни превращу в адские муки! С наслаждением я буду созерцать то, как вы станете молить о пощаде, и с не меньшим наслаждением нанесу последний удар, который уничтожит вас.
Подобные слова, облеченные в голос, полный кристально чистой ненависти и боли, подобно облаку тьмы нависли над Хафсой Султан, но она проявила выдержку и сохранила невозмутимый вид.
– Я много раз слышала подобное, но, уверяю вас, если кто-либо попытается причинить вред мне и моей семье, я способна даже на большую жестокость, чем та, о которой вы меня предупреждаете. А сейчас, будьте любезны, покиньте эти покои или же я буду вынуждена позвать охрану.
– Будь ты проклята! – в ярости процедила Хюррем Султан и, напоследок одарив Хафсу Султан мрачным взглядом, ушла.
Фюлане Султан тут же последовала за ней, а Гевхерхан Султан задержалась и с неожиданным сожалением посмотрела на Хафсу Султан.
– Для чего вы делаете всё это? Сеете эту жестокостью, проливаете реки крови, рушите семьи, лишаете детей родителей, а государство – ценных деятелей. Если ради власти, поверьте, она того не стоит, ведь однажды вам за всё придётся расплачиваться.
Договорив, она развернулась и ушла, оставив после себя разлитое в воздухе напряжение. Мирше-хатун осторожно взглянула на Хафсу Султан. Она хмуро смотрела перед собой.
– Вам нужно быть осторожнее, госпожа. Аллах мне свидетель, вы нажили себе слишком много врагов.
– Мирше-хатун! – предупреждающе воскликнула та.
– С вашего позволения, – опустив взгляд, с трудом поклонилась престарелая женщина и, стуча тростью, медленно удалилась.
Генуя.
Она многое пережила, но в темнице была заточена впервые. Темнота, сырость, холод, голод и давящее чувство безнадёжности угнетали, отравляли изнутри и лишали надежды на спасение. Серхат отдал ей свой плащ, чтобы она не окоченела на холодном каменном полу, и сидел рядом, подставив своё плечо, на которое Эдже положила голову. От бессилия, вызванного голодом, она то проваливалась в сон, то просыпалась, находясь на грани реальности. Они не разговаривали, потому как говорить было не о чем. Каждый был уверен, что в живых отсюда не выберется, а значит, всё, что осталось за пределами темницы, уже не имело значения. Впереди смерть.
Казалось, прошла вечность после того, как железная дверь темницы захлопнулась за гвардейцами, затолкнувшими их внутрь, но вдруг тишину разрезал скрежет открывающегося засова. Эдже приподняла голову с плеча Серхата, а он поднялся и вышел вперед в бессмысленном желании её защитить, но тут же растерянно отступил.
Эдже, которая с трудом поднялась на ноги, опираясь рукой о влажную стену, выглянула из-за его плеча и невесело усмехнулась, увидев два женских силуэта. Гвардеец вошёл в темницу с горящим факелом в руках, свет которого рассеял царивший в ней мрак. Силуэты превратились в двух красивых холёных женщин с золотыми волосами и ядовитыми улыбками.
– Мои дорогие тётушки, – с мрачной иронией проговорила Эдже, выступив перед напряжённым Серхатом. – Неужели вы соизволили отвлечься от уничтожения моего государства и снизошли до того, чтобы спуститься в подземелья и поприветствовать любимую племянницу, по вашей милости заточённую в темнице?
Валенсия Серпиенто в кричаще роскошном платье из зелёной парчи, усыпанная драгоценностями из серебра с драгоценными камнями, которые неистово сверкали в неровном свете факела, степенно подошла к ней, всё же сохранив дистанцию ради своей же безопасности. На её золотоволосой голове покоилась корона, но не та, которую носила Эдже. Это был тонкий серебряный венец, украшенный изумрудами.
– Ну здравствуй, Эдже. Всё же зря я надеялась на то, что в тебе есть толика ума. Ты вернулась в Геную, зная, что здесь тебя ждёт смерть.
– Я готова разделить участь моего государства, которое вы убиваете.
– Если в этом мире и есть государство, кое ты можешь назвать своим, это империя варваров, в которой ты родилась и выросла, – надменно произнесла Валенсия. – Я, Каролина, Рейна и даже твоя мать Ингрид – мы воистину можем считать Геную своей родиной и своим государством, так как наш отец – великий Андреа Дориа, её правитель. А ты – чужая! Кому нужна на троне дочь варвара? Ты словно опухоль, которую, чтобы Генуя излечилась, нужно вырезать. Что мы и сделаем! Поутру состоится твоя казнь, и весь генуэзский народ увидит, как в торжестве справедливости мы, истинные представительницы рода Дориа, избавим государство от самозванки, возомнившей себя его королевой.
Эдже мрачно смотрела на неё, заставив страх перед грядущей смертью молчать. Она уже догадывалась о том, что услышит в ответ на вопрос, который собиралась задать, но всё же дрожащим голосом проговорила:
– Где Артаферн? Что вы с ним сделали?
Ядовитая улыбка, что расцвела на красивом лице Каролины, выступившей из тени старшей сестры, словно лезвием кинжала полоснула по сердцу Эдже, в ужасе отступившей на шаг назад. Он мёртв.
На неё смотрели копии женщин, которых она любила всем сердцем и которые были для неё идеалом. В чертах Валенсии она видела красоту и гордую осанку Рейны, её безжалостный взгляд и самодовольную улыбку с оттенком надменности. Сёстры-близнецы были одновременно и похожи, и разительно отличались друг от друга. То же самое можно было сказать о Каролине и о её матери, Ингрид или, как её называли в Османской империи, Сейхан Султан. Лицо с дикой, неправильной, но притягательной красотой и неуемная жажда власти во взгляде.
– Ты отправила его с жалкой горсткой кораблей на верную смерть, которую он и встретил в муках и страданиях, – не без наслаждения произнесла Каролина, жадно вглядываясь в лицо Эдже и словно впитывая в себя её ужас и боль.
