Текст книги "Возмездие (СИ)"
Автор книги: Lana Fabler
сообщить о нарушении
Текущая страница: 70 (всего у книги 91 страниц)
Дорога во дворец Михримах Султан.
Очнувшись, Михримах Султан растерянно заморгала и удивилась, обнаружив себя в сотрясающейся карете, лежащей головой на коленях обеспокоенной Гюльшан-калфы.
– Что происходит?.. – медленно сев и положив ладошку поверх лба, так как голова полнилась болью, спросила султанша.
– Искандер-ага принес вас на руках к карете и велел отвезти во дворец, чтобы вас осмотрели лекари. Мы так испугались за вас, султанша! Дай Аллах, с ребенком ничего не случилось. Вы потеряли сознание, когда увидели упавшего с лошади шехзаде Сулеймана. Так нам сказал конюх.
– О, Аллах! – вспомнив недавние события, ужаснулась Михримах Султан, и глаза ее заволокло пеленой слез. – Бедный мальчик… До сих пор перед глазами стоит он, лежащий на земле со сломанной шейкой. Гюльшан, я едва рассудка не лишилась! Страшно подумать, что теперь будет… Такое горе для нашей династии! Повелитель, верно, еще не знает. Трудно представить, что с ним станется, когда он узнает о смерти сына.
– Поверить не могу… – потрясенно выдохнула Гюльшан-калфа. – Как же так вышло, что шехзаде остались без присмотра, да еще верхом?
– С ними был Серхат Бей. Он проводил занятие по верховой езде, и вдруг… Мы с Искандером услышали конское ржание и его возглас, позвавший шехзаде, а после… Увидели то, о чем я рассказала. Его казнят, Гюльшан?
– Сомневаюсь, что после такого его оставят в живых, – мрачно ответила калфа. – Он виновен в смерти шехзаде. Повелитель будет вне себя от гнева. А представьте горе матери мальчика, султанша. Бедная…
Михримах Султан стушевалась при упоминании Эмине Султан. Конечно, даже она со своим светлым и добрым сердцем на дух ее не выносила из-за чувств мужа к ней, да и в силу ее неприятного характера. Но никому, даже Эмине Султан, она бы не пожелала пережить такое горе, как смерть ребенка. Ее невольно наполнила жалость к ней.
– Султанша, вы, надеюсь, в порядке? Вам ведь нельзя волноваться… Паша жизни меня лишит, когда узнает о случившемся с вами.
– Со мной все хорошо, Гюльшан, – неуверенно улыбнулась Михримах Султан и погладила живот. – Вроде обошлось. Паше не стоит знать, что я теряла сознание, иначе он будет разгневан. Хорошо?
– Как вам угодно.
Спустя некоторое время…
Топкапы. Покои Бельгин-хатун.
С возвращением аппетита и силы наполнили ее. Бельгин больше не лежала в постели с видом умирающей, хотя нездоровая бледность и худоба никуда не делись. Она уже могла покидать ложе, чтобы пройтись по покоям и даже выглянуть на балкон, что теперь был в ее распоряжении. Девушка любила любоваться открывающимся с него видом на дворцовый сад, который в эту пору цвел и благоухал.
Там ее и нашла Айнель-хатун, когда зашла проведать фаворитку. Бельгин стояла у перил и, обернувшись, мило ей улыбнулась, но насторожилась, когда хазнедар не ответила ей привычной улыбкой.
– Что такое, Айнель?
– Я зашла, чтобы сообщить… Большое горе во дворце, Бельгин. Сын повелителя, шехзаде Сулейман, утром упал с лошади и сломал шею.
Та растерялась и широко распахнула голубые глаза, а после вдруг нетвердо покачнулась. Испугавшись, Айнель-хатун поспешила подхватить ее под локоть.
– Тише, Бельгин, – она осторожно повела ее обратно в покои, чтобы уложить в постель. – Тебе нельзя волноваться.
– Аллах… Как же так вышло, Айнель?.. А где… где повелитель? – тревожно лепетала Бельгин, часто дыша, как от нехватки воздуха.
– Мальчика отнесли в лазарет, и султан там, скорбит над его телом, как мне сказали. Идрис-ага шепнул, что наш господин не сдержал слез, когда увидел сына мертвым. Обнимал его и плакал.
Бельгин овладел страх за душевное состояние повелителя вместе с глубоким сочувствием к его горю.
– Могу ли я пойти туда? – неуверенно спросила она.
– Не стоит, – покачала черноволосой головой Айнель-хатун, присев рядом с ней, уже лежащей в постели. – Тем более, в твоем состоянии не стоит покидать покои. Ты только стала поправляться.
– Как я могу думать о себе, когда повелитель нуждается в поддержке? – возмутилась девушка, подорвавшись с подушек. – Его должен кто-то утешить, Айнель! Помочь пережить утрату.
– И его утешат, – терпеливо отозвалась та. – Прошу, Бельгин, раз о себе не думаешь, вспомни о ребенке. Лекари запретили тебе много двигаться и волноваться. Оставайся в покоях, а повелитель, если пожелает, сам придет к тебе за утешением.
– Скажи, как есть: мне там сейчас не место, – удрученно улыбнулась Бельгин и по тому, как посмотрела на нее хазнедар, поняла, что оказалась права. – Раз так, я не посмею тревожить повелителя и его семью в момент скорби. А как… как Эмине Султан? Представить трудно, что она сейчас переживает.
– Она не знает ни о чем.
– Возможно ли, чтобы ей не сообщили? – ошеломилась Бельгин.
– Ты не знаешь? – удивилась поначалу Айнель-хатун, а после опомнилась: – Впрочем, откуда тебе знать? Я ни о чем тебе не говорила, чтобы не тревожить.
– Не говорила о чем?
– Эмине Султан, как оказалось, причастна к смерти Валиде Султан. Хафса Султан выяснила, что это она ее отравила, но делала это понемногу, чтобы все подумали, будто валиде умерла от болезни. Этим утром повелитель в гневе велел заключить ее в темницу. Она все еще там, и завтра должна была решиться ее судьба, но теперь… Один Аллах ведает, что с ней будет. Может, из скорби по их сыну султан помилует ее? Сейчас, после случившегося с шехзаде, о ней все позабыли. Так и томится в темнице.
Бельгин вовсе растерялась от услышанного и не знала, как на это реагировать. Она побаивалась Эмине Султан и не понаслышке знала, что человек она скверный. Султанша грозилась расправиться с ней, когда она стала фавориткой, и унижала ее. Но сейчас Бельгин питала к ней жалость.
– Надеюсь, ее все же помилуют.
– По мне так лучше бы ее после всего этого выслали из дворца. Повелитель, я уверена, никогда не удостоит Эмине Султан своим прощением. Известно, он боготворил свою матушку. Ее правление закончилось.
– И началось правление Хафсы Султан, – безрадостно заключила Бельгин.
– Именно. Нам нужно быть настороже. Кто знает, какие еще коварные планы роятся в ее голове?
Бельгин вздохнула, понимая, что Хафса Султан даже более опасна, чем попавшая в опалу жена султана. От Эмине Султан хотя бы было известно, чего ожидать, а вот Хафсу Султан так просто не разгадаешь. В один день она могла быть рядом в своих целях, а в другой – равнодушно избавиться от тебя ради тех же целей.
Топкапы. Гарем.
Разочарование сильно ранило гордую Нефизе. Она всю ночь провела в слезах, сознавая, что не смогла очаровать повелителя, как самоуверенно полагала, и что ей не суждено стать султаншей, так как Хафса Султан велела, чтобы она пила отвар, который не позволит ей забеременеть. От обиды она озлобилась, и в ней заполыхало желание добиться своей мечты вопреки всему. Она найдет способ, как обхитрить Хафсу Султан, и попытается очаровать повелителя, когда ее отправят к нему в другой раз. Сделает все возможное, пойдет на любую хитрость, но добьется своего и превратится в госпожу.
Чтобы не поставить под сомнение свой авторитет в гареме, Нефизе большую часть дня старательно приводила себя в порядок, став еще более красивой, чем обычно. Изящно уложила свои длинные темные волосы, ярко подвела краской глаза, нарядилась в атласное синее платье, которое ей принесли евнухи в числе других милостивых даров султана своей новой фаворитке. Постояла еще немного перед зеркалом, заставляя себя улыбаться, а когда улыбка стала казаться более-менее искренней, вышла из комнаты, в которую ее переселили утром.
Подойдя к деревянным перилам этажа фавориток, она высокомерно поглядела вниз и махнула рукой наложницам, которые посмотрели на нее кто с завистью, а кто с восхищением. Изображая счастье и довольство, она спустилась по лестнице вниз и сразу же оказалась в окружении подруг, которые наперебой расспрашивали ее о султане и изумлялись ее новому наряду.
– Вы представить себе не можете, какой у султана взгляд, когда вы с ним наедине, – наслаждаясь всеобщим вниманием, рассказывала Нефизе, сидя на тахте в кругу любопытных наложниц, мечтающих оказаться на ее месте.
Афсун вышла из своей комнаты и нахмурилась, когда услышала ее голос. Подойдя к перилам, она прислушалась.
– Какой? – жадно подалась к Нефизе одна из ее преданных подруга Хадижа.
– От него по всему телу бежит дрожь, – ухмыльнулась та с загадочным видом.
Афсун, хмыкнув, отошла от перил и неторопливо спустилась вниз, насмешливо слушая хвастливые откровения новой фаворитки. Когда ее заметили, разговор сошел на нет. Нефизе одарила ее высокомерным взглядом с привычным оттенком превосходства.
– Что такое, Афсун? Тоже захотелось послушать о моей ночи с султаном? Уверена, там, в Трабзоне, вряд ли ты удостоилась такого его взгляда, так что я понимаю твое любопытство.
Наложницы захихикали, и Афсун, которую это задело, впервые за время своего пребывания в гареме не сдержалась.
– Как все было в Трабзоне знаю лишь я, да султан. Поверь, Нефизе, я не смогла заметить, какой у повелителя был взгляд в ту ночь. Было совсем не до того, чтобы заглядывать в его глаза. Но тот взгляд, которым он меня одарил, когда я пришла к нему с новостью о своей беременности, был в тысячу раз дороже, чем все взгляды, которыми он мог смотреть на тебя.
Гарем ошеломленно замер. Нефизе оскорбилась и растерялась от неожиданного ответного удара со стороны всегда тихой и слабой Афсун. Последняя, удовлетворенно улыбнувшись, развернулась и неторопливо ушла, провожаемая удивленными взглядами. Тут в ташлык вошел Идрис-ага и обратил на себя всеобщее внимание непривычно серьезным видом.
– Что вы здесь хохочете? Постыдились бы, неблагодарные!
– А чего нам стыдиться? – в недоумении откликнулась одна из наложниц.
– Думай, что говоришь! – смерив ее строгим взглядом, процедил евнух. – У нашей династии беда. Если вы еще не знаете, шехзаде Сулейман погиб, упав с лошади на занятиях утром. Повелитель и вся его семья переживают огромное горе. Чтобы я ни звука не слышал, иначе останетесь без ужина!
Гарем зароптал, испуганный новостью, и девушки растерянно заозирались друг на друга.
Топкапы. Дворцовый лазарет.
Двери со скрипом отворились, и в лазарет с осторожностью вошла Хафса Султан. Она в нерешительности замерла у порога, увидев, что повелитель, сгорбившись, неподвижно сидит на кровати, на которой покоился его погибший сын, и смотрит на него пустым взглядом. Лицо шехзаде Сулеймана было таким невинным и безмятежным, что, казалось, он просто заснул. Блестящие золотистые волосы обрамляли его еще детское лицо, руки лежали вдоль тела, а на кафтане было несколько грязных пятен. Видимо, пыль налипла на ткань, когда он выпал из седла на землю.
– Государь, простите, если потревожила вас.
Султан Баязид не откликнулся, словно ее здесь и не было. Продолжал невидящим взглядом лицезреть сына. Сочувствие, несвойственное ей, наполнило взор Хафсы Султан, и она подошла к нему со спины. Помедлила, но все же положила ладонь на плечо повелителя и сжала его.
– Знаю, потеря ваша невосполнима, но знайте, что мы все, ваша семья, в этот трудный момент сочувствуем вам и скорбим по нашему бедному шехзаде, ставшему жертвой ужасной случайности.
– Эта ужасная случайность произошла по вине человека, которому я доверил своих сыновей, – наконец, заговорил повелитель, но голос его был полон тлеющего гнева.
Хафса Султан вздохнула, понимая, что вскоре произойдет.
– Вы желаете его казни, государь?
– Мой сын мертв! – как если бы она этого не понимала, яростно процедил он. – По-твоему, Хафса, я могу иметь иное желание?!
Он поднялся и отошел от кровати, на которой покоился шехзаде Сулейман. Хафса Султан покосилась на мальчика и подошла к повелителю, решив осторожно разузнать о том, что ее интересовало больше желания посочувствовать.
– Повелитель, а что насчет Эмине Султан? Ей еще не известно о случившемся? И повлияет ли это на ее судьбу?
В этот раз султан Баязид молчал долго, хмуро смотря в окно, но султанша терпеливо ждала его ответа, зная, что от него зависит, останется ли жива Эмине Султан или же все-таки будет казнена, несмотря на гибель сына.
– Смерть сына не снимает с нее вины за совершенное с моей матерью, – наконец, твердо произнес он, и даже на его лице отразилось то отторжение, которое он теперь питал по отношению к когда-то любимой жене. – Завтра, перед казнью, ей сообщат о том, что случилось с Сулейманом.
– Но почему не сейчас? – осторожно спросила Хафса Султан, скрывавшая довольство, рожденное решением повелителя о казни ее соперницы. – Разве она не должна знать об этом? Ведь это и ее сын.
– В этом все и дело, Хафса. Какие бы преступления она не совершила, Эмине – мать, а я… не настолько жесток, чтобы подвергать ее тем же страданиям, которые сейчас испытываю я. Она не успеет испытать всей боли от смерти сына, как… сама простится с жизнью, – последние слова дались ему с трудом, и было видно, что гнев в нем борется с горьким сожалением и жалостью.
– Тогда, возможно, ей лучше вовсе не знать об этом?
– Как ты сказала, она все же должна знать.
– Я поняла, – отозвалась султанша и, помедлив, добавила: – Если вам угодно, я займусь подготовкой к похоронам.
Увидев, что султан отрешенно кивнул, она поклонилась и вышла, оставив его наедине с мертвым сыном и скорбью.
Топкапы. Покои Эмине Султан.
Элмаз уже довольно долгое время сидела на ложе в покоях сестры и поглаживала по золотым волосам лежащего головой у нее на коленях Османа. Он вздрагивал от приглушенных рыданий, которых стыдился, но не мог подавить. Элмаз и сама не могла сдержать слез, которые лились у нее по щекам. Весть о смерти Сулеймана настигла ее, когда она встретилась в одном из коридоров с Идрисом-агой. Он и сообщил ей о случившемся и он же подхватил ее, когда она едва не лишилась чувств от овладевшего ею потрясения.
Придя в себя, она первым делом отправилась в лазарет, чтобы собственными глазами увидеть Сулеймана, но ее туда не пустили, так как сам повелитель пришел увидеть тело погибшего сына. Элмаз бросилась было в подземелье, чтобы обо всем сообщить сестре, но Айнель-хатун остановила ее, сказав, что султан велел не говорить той о случившемся сегодня. Растерянная Элмаз не стала противиться и начала искать Османа, догадываясь, в каком он пребывает состоянии. Она нашла его в покоях матери, плачущем на ее ложе.
– Это я виноват, – вдруг нарушил установившееся молчание Осман.
Элмаз нахмурилась и позволила ему поднять голову с ее колен, а после с непониманием воззрилась на него.
– Что ты говоришь, милый? Как ты можешь быть в этом виновен?
– Утром, перед занятиями… – сокрушенно заговорил мальчик. – Я насмехался над ним, а Сулейман… он, конечно, разозлился. Мы с ним поспорили, что один из нас первым прискачет к Охотничьему домику. Я же знал, что он в седле еле держится… Сулейман и сам это знал, но хотел доказать мне, что не такой уж он слабак, как я считал. Если бы не этот спор, он бы и не сел в седло. Я слышал, как вчера он говорил с Серхатом Беем и попросил заниматься с ним отдельно, без меня, так как смущался моих насмешек. В это утро, если бы не спор, он не пришел бы на занятия.
Осман замолчал, смотря куда-то в пустоту, и плечи его были сгорблены, как от непосильной ноши. Элмаз переполнила жалость к нему и, подавшись вперед, она обняла его за плечи и прижала его голову к своей груди. Мальчик тут же обхватил ее руками, отчаянно, как будто только этого и ждал.
– Не вини себя, дорогой. Все произошло по воле Всевышнего. Это могло случиться когда-угодно. Например, завтра, на его отдельных занятиях с Серхатом Беем, или через неделю. Это случайность, не имеющая к тебе отношения. И Сулейман, который уже вознесся на небеса, это знает. Ты не виноват.
– А где мама? – вдруг спросил Осман и отстранился. – Я думал, отец позволит ей вернуться, где бы она не была.
Не желая травмировать мальчиков, Элмаз сообщила им поутру, что их мать за какой-то проступок уехала из дворца, но недалеко, ожидая, когда повелитель вынесет решение о том, какое она должна понести наказание. О том, что их мать заточена в темницу и ждет казни, они и не догадывались.
– Она… все еще там, куда уехала, – осторожно ответила Элмаз. – Повелитель, верно, слишком уж разгневан на нее, потому и не позволил ей вернуться. Но я верю, что он смилуется, и тогда твоя мама снова будет с тобой и Айнур.
Осман кивнул, вроде бы удовлетворенный ее ответом, и поглядел в детскую, где в колыбели спала его сестра.
– Да, ты, наверно, права, Элмаз. Мама не может оставить нас с Айнур, ведь так?
– Конечно, не может, – сквозь слезы улыбнулась Элмаз, и чувство вины стальными тисками сдавило ее грудь. Это ведь она была повинна в том, что случилось с Эмине. Возможно, она станет палачом сестры и оставит ее детей без материнской любви, в которой они сейчас так нуждались. Что же она наделала? – Все будет хорошо, милый. Вот увидишь. Эти темные дни закончатся, и наши жизни вновь осветит солнце.
Осман немного помолчал и вдруг нахмурился.
– А что будет с Серхатом Беем? Его… казнят?
Элмаз знала, что племянник спросит о нем. Для него Серхат Бей стал идеалом воина и мужчины всего за пару занятий. Увлеченный воинским искусством Осман внимал ему с восхищением и надеялся когда-нибудь стать хоть немного похожим на этого воина. Конечно же, он будет тревожиться о его судьбе.
– Не знаю. Но я думаю, что повелитель его не помилует. Все же получается это Серхат Бей не доглядел, раз Сулейман погиб на его занятиях.
– Но это несправедливо! – горячо возмутился Осман и вскочил с ложа – такой же вспыльчивый и импульсивный, как мать. – Сулейман не удержался в седле. В чем тут вина Серхата Бея?!
– Осман, прошу тебя! – воскликнула Элмаз, когда от его крика проснулась и заплакала Айнур. – Ты ее напугал.
Она поднялась с ложа и поспешно направилась в детскую, где взяла на руки извивающуюся от рыданий Айнур. Пока она пыталась ее успокоить, Осман гневно насупился и вышел из покоев.
Вечер.
Топкапы. Султанские покои.
Оказавшись в покоях, Искандер-паша огляделся, но обнаружил их пустыми. Пройдя на их середину, он выглянул на балкон и напрягся, увидев повелителя стоящим у перил. Во всей его позе читались боль и скорбь. Выдохнув, паша направился к нему и, подойдя, поклонился.
– Повелитель. Я пришел сразу, как узнал. Простите, я уезжал на верфь взглянуть, как строятся корабли для готовящегося похода.
– Я знаю, Искандер, – мрачно ответил султан Баязид, даже не повернувшись к нему. – Я и велел тебе побывать на верфи.
– Примите мои глубочайшие соболезнования. Я был потрясен, узнав о случившемся с шехзаде. Поверить не могу, что такое могло произойти.
– Но произошло, – усмехнулся повелитель, обернувшись на него бледным хмурым лицом. – И тот, на ком лежит вина за это, поутру будет казнен, – твердо добавил он.
– Я понимаю ваш гнев, повелитель, но… Серхат Бей служит Эдже Дориа. Позволит ли она казнить своего слугу?
– Она здесь гостья и только. К тому же, завтра Эдже Султан покидает нас и отправляется в Египет на поиски какого-то своего соратника, без которого не желает возвращаться в Геную. В этом вопросе ее мнение учитываться не будет.
– Раз так, я не смею вмешиваться, – сдержанно отозвался Искандер-паша.
Он слышал и о том, что Эмине Султан уличили в отравлении покойной валиде и посадили в темницу до вынесения решения об ее наказании. Узнав, что повелитель раздумывает над ее казнью, паша пришел в неописуемый ужас. Он должен был что-то сделать, чтобы спасти ее, иначе… Он не представлял, как будет жить дальше, зная, что его любимая женщина погибла, хотя могла бы спастись, сделай он хоть что-нибудь.
– Повелитель, мне также стало известно о том, что Эмине Султан вызвала ваш гнев. Говорят, будто бы она отравила вашу матушку. Мне сообщили, что вы велели посадить султаншу в темницу и решили… казнить ее. Не мне давать вам советы, но я все же осмелюсь. Возможно ли, государь, казнить жену, султаншу и мать ваших детей? Мне кажутся несправедливыми обвинения Хафсы Султан в ее адрес. Известно, султанши не ладят. Кто знает, может это…
– Я знал, что ты станешь меня отговаривать, – мрачно перебил его султан Баязид и полностью повернулся к паше. – Знал бы ты, как тяжело мне было принять это решение. Ты и сам знаешь, как я был привязан к этой женщине, но… Все, что было в моем сердце, сгорело и превратилось в пепел, стоило мне узнать, что она, моя Эмине, стала причиной смерти матушки. Ты говоришь, эти обвинения ложны. Возможно, я бы тоже так посчитал, будь Эмине чиста. Но и прежде ее уличали в преступлениях, за которые я должен был бы если не казнить ее, то выслать из дворца, однако этого не делал из своей слабости перед любовью к ней. Я закрывал глаза на то, что она проявляла неуважение к матушке, к Филиз, к моему Мураду. Думаешь, я не знал об этом? Знал, но не мог долго на нее гневаться и прощал. Я убеждал себя, что она не виновата, когда Хафса дважды говорила мне о том, что Эмине покушалась на мой гарем, на моего ребенка в утробе Бельгин. И снова простил. Но никогда, никогда я не смогу простить того, что Эмине сотворила с матушкой. Валиде была и без того больна, с трудом держалась в этом мире, претерпевая мучительные боли, а она… она воспользовалась этим и, желая поскорее избавиться от нее, велела подливать яд в еду матушки. Ты бы, Искандер, смог простить такое? Забыть?
Искандер-паша смотрел на него привычно сдержанно, и взгляд его голубых глаз был угрюм. Он мог ответить правду. Наверное, его чувства были в тысячу раз сильнее, а его страсть – неукротима, раз он готов был простить этой женщине все, абсолютно все. Возможно, окажись паша на месте повелителя, он бы разгневался, как и тот, оскорбился бы, но никогда не смог бы принять решение об ее казни.
Мыслимо ли, чтобы он собственными руками лишил себя возможности видеть ее или простого знания того, что она жива? А жива она – и он жив, пусть и полыхающий от гнева. Но эта правда стала бы его концом. Поэтому паша промолчал, виновато опустив взгляд, и султан Баязид по неведению счел это согласием со сказанным им.
Дворец Эсмы Султан.
В этот вечер они также встречали пашу к ужину, за весь день впервые увидевшиеся. Эсма Султан вплоть до ужина пребывала в своих покоях, не желая встречаться с нахальной и язвительной дочерью мужа, а Сельминаз в это время хозяйничала во дворце, полагая, что юная жена ее отца признала свою слабость и потому не показывалась ей на глаза, не подозревая о тайных планах султанши относительно себя.
Давуд-паша вошел в холл без своей теплой улыбки, и девушки тут же насторожились. Сельминаз подалась ему навстречу с искренним беспокойством на лице. Эсма Султан удивлялась, как эта неприятная девица преображалась всякий раз при появлении паши, становясь ласковой и любящей дочерью. Все-таки и в ней жило что-то светлое…
– Отец, что-то случилось? На вас лица нет.
Давуд-паша скользнул рукой по ее щеке, но взгляд его обратился к настороженной жене, стоявшей в отдалении у длинного обеденного стола, накрытого к трапезе. Сельминаз тоже обернулась на нее, и ее зеленые глаза сразу же приобрели выражение неприязни.
– Султанша, у меня для вас плохая весть. Не знаю, право, как сообщить об этом…
– О чем же? – напряглась Эсма Султан и невольно сделала несколько шагов к нему. – Что произошло? Не пугайте меня, паша.
– Утром случилась трагедия, – смотря на нее с горечью, заговорил Давуд-паша. – На занятиях по верховой езде шехзаде Сулейман упал с лошади и… свернул шею.
Ахнув от ужаса, Эсма Султан прикрыла рот ладонью, а другой рукой схватилась за спинку стула, возле которого стояла, чтобы удержаться на подогнувшихся ногах. Паша поспешил к ней и под ревнивым взглядом дочери обнял ее как-то совсем по-отечески. Не так, как это делает муж. Это обстоятельство вызвало еще большую ревность Сельминаз, как если бы отец обрел еще одну дочь и предпочел ту в обход нее. Эсма Султан не ответила на утешающее объятие мужа, но в потрясении схватилась пальцами за ткань его кафтана на груди.
– Идемте, госпожа, я провожу вас в покои.
Поддерживая ее, дрожащую от рыданий, Давуд-паша увел жену из холла и, когда они оказались в супружеских покоях, бережно усадил на ложе и сам опустился рядом. Он терпеливо ждал, когда она придет в себя, и не трогал ее, просто будучи рядом. Эсма Султан вскоре перестала плакать, и глаза ее лихорадочно заблестели. Она вдруг поднялась с ложа и суетливо направилась в гардеробную.
– Куда вы, султанша? – озадачился Давуд-паша. – Не стоит ехать сейчас в Топкапы. Уже очень поздно. Да и повелитель никого не желает видеть. Полагаю, будет лучше, если вы поедете завтра утром.
Эсма Султан уже неспешно вернулась в покои с платком в руке и потерянно посмотрела на него.
– Представить не могу, каково ему… Отец, верно, с ума сходит. Я должна быть рядом!
– И вы будете, но завтра, – успокаивающе ответил паша и, поднявшись, подошел к ней. – Поверьте, так будет лучше.
Все же кивнув, Эсма Султан позволила платку выскользнуть из ее пальцев, а сама в поисках поддержки подалась к мужу и спрятала заплаканное лицо у него на груди. Давуд-паша обнял ее одной рукой за плечи, а вторую положил на ее волосы, темными локонами лежащими на плечах и спине девушки. Они стояли так некоторое время, окутанные вечерней полутьмой и тишиной. Но вдруг султанша напряглась в руках мужа, и он, почувствовав это, отстранился, чтобы заглянуть в ее лицо и понять, в чем дело.
– А кто… кто проводил занятие? – дрожащим испуганным голосом спросила Эсма Султан.
– Серхат Бей. Повелитель очень разгневан, велел заточить его в темницу. Утром будет исполнена его казнь.
Эсма Султан мгновение в ужасе смотрела на мужа, не понимающего ее реакции на его ответ, а после безвольно обмякла в его руках.
– Султанша! – в тревоге встряхнул ее Давуд-паша, но видя, что она потеряла сознание, подхватил ее на руки и положил на ложе поверх изумрудно-зеленого покрывала. – Госпожа? – сев рядом, он легко похлопал ее по щекам, чтобы привести в чувство, но та не реагировала.
Решив, что она придет в себя, когда ее тело это позволит, паша оставил девушку в покое. Помедлив, протянул руку и убрал локон, упавший на ее побледневшее лицо.
– Что же, теперь понятно, кто был причиной ваших страданий, – задумчиво протянул он, смотря на жену.
В зеленых глазах его, обращенных к ней, теплилось печальное сожаление. Вздохнув, паша вскользь коснулся ее щеки и поднялся с ложа, чтобы позвать служанок, которые позаботятся о султанше, когда она очнется.
Топкапы. Подземелье.
Он сидел на каменном полу, положив руки на согнутые колени и откинувшись головой на стену. Темнота и холод действовали угнетающе, но Серхат не поддавался этому и хмуро смотрел в потолок. Он понимал, что, скорее всего, это его последняя ночь. Но страха перед смертью в нем не было. Его переполняли лишь сожаление о том, что не смог обеспечить безопасность доверенных ему шехзаде, и тоска по любимой, которую он, верно, больше не увидит перед смертью.
Мужчина со светлой грустью вспоминал их последнюю встречу, счастливое сияние глаз Нилюфер Султан и ее тихий смех, когда он целовал ее, как вдруг услышал чьи-то шаги, эхом отзывающиеся в подземелье. Чуткий слух Серхата различил звук шагов даже нескольких человек. Он, настороженный, поднялся с пола. В темноте за решеткой обрисовались чьи-то силуэты. Подойдя ближе, Серхат узнал свою госпожу, облаченную в дорожные мужские одежды и плащ, капюшон которого она торопливо скинула с головы.
– Госпожа, что вы делаете? – удивился Серхат, увидев, как один из воинов подошел к его темнице со связкой ключей в руках. – Повелитель вам этого не простит.
– И черт с ним! – ухмыльнулась Эдже и, когда ее воин открыл решетку, положила руку на плечо вышедшего из темницы Серхата. – Неужели ты думал, что я позволю им казнить тебя? Без тебя мне не справиться. Мы покидаем Стамбул немедленно. Ждать до утра нет смысла. Придется добираться до Египта своим ходом без султанских лошадей и воинов, но мы с тобой выбирались из куда худших ситуаций, верно?
– Как вы смогли попасть сюда и тем более завладеть ключами? – настороженно спросил Серхат, когда госпожа жестом велела одному из воинов отдать ему плащ и меч.
– А как ты думаешь? – насмешливо хмыкнула Эдже. – Пришлось расправиться с несколькими охранниками и, пока их не обнаружили, стоит поскорее убраться из этого дворца.
Они направились к выходу из подземелий и прошли мимо темницы, в которой была заточена Эмине Султан. Она слегка привстала с колен, когда заметила их, и в надежде подалась к решетке.
– Выпустите меня! – взмолилась она, видя связку ключей у одного из воинов. – Прошу вас!
Эдже остановилась, а Серхат неодобрительно нахмурился, понимая, что для них непозволительна каждая секунда промедления.
– А вас, султанша, поутру ждет встреча с палачом и его топором, – процедила Эдже, с неприязнью смотря на отчаявшуюся женщину. – Судя по тому, что я о вас слышала, вы ее заслужили.
Ухмыльнувшись, Эдже развернулась и скрылась в темноте вместе со своими людьми, а Эмине Султан, слыша их удаляющиеся шаги, снова откинулась спиной на каменную стену и поникла, почувствовав, как по щекам в который раз полились горькие слезы.
Дворец Хафсы Султан.
Желая вернуть мужу его положение и, наконец, сделать его великим визирем, Хафса Султан решила обсудить с ним это, как и свое решение выдать Нилюфер Султан за Коркута-пашу ради получения его поддержки, поэтому этим вечером приехала в свой дворец. Она давно в нем не была, так как прежде каждая ее встреча с мужем заканчивалась скандалом, и она предпочитала жить в Топкапы.
Прошло достаточно времени с тех пор, как они похоронили новорожденную дочь и простились с возможностью впредь иметь детей. Хафса Султан уже оправилась от горя – она умела подавлять чувства и ставить превыше них разум – и надеялась, что ее муж поступил также. Им пора было начинать действовать как прежде – расчетливо и слаженно.
Но по прибытии домой мужа она не обнаружила. Не понимая, где он может быть в такое время, Хафса Султан вызвала главу дворцовой стражи. Напряженная, она в ожидании его прихода расхаживала по холлу, наполненная непониманием и беспокойством. На Мехмета-пашу это было непохоже.
– Султанша.
Обернувшись, Хафса Султан поглядела на агу и холодно спросила:
– Где Мехмет-паша? В такой час его нет во дворце?
Стражник напрягся и медлил с ответом. Это еще больше насторожило султаншу. Она подошла к нему и высокомерно вскинула русоволосую голову.
– Отвечай. Или язык проглотил?
– Султанша, насколько мне известно, паша… редко остается на ночь во дворце с тех пор, как вы перебрались в Топкапы. Где он, я не могу сказать. Паша уходит, ни о чем нам не говоря.
