Текст книги "Возмездие (СИ)"
Автор книги: Lana Fabler
сообщить о нарушении
Текущая страница: 59 (всего у книги 91 страниц)
– Чего не могу сказать о вас, – тут же съязвила Эмине Султан. – И, кстати говоря, вы забыли добавить, что я – супруга султана и мать троих его детей.
– Михримах Султан – дочь вашей сестры Севен Султан, а также жена великого визиря Искандера-паши, – с теплотой посмотрев на ту, продолжила Хафса Султан, сделав вид, что не услышала реплики Эмине Султан.
– Рада познакомиться с вами, султанша, – скромно для своего положения улыбнулась Михримах Султан, и Эдже почувствовала, как защемило сердце – она была так похожа на Севен, что, казалось, будто это сестра находится перед ней.
– Филиз Султан – первая жена султана и мать Эсмы Султан и шехзаде Мурада.
Посмотрев на эту степенную печальную женщину, которая держалась со спокойным достоинством, Эдже только кивнула, и Филиз Султан ответила ей тем же. Очевидно, судьба ее была незавидной. Она была первой из жен, но, видимо, оказалась позабыта.
– А это – сестра нашего повелителя Нилюфер Султан.
Когда их взгляды пересеклись, Эдже снова не сдержала улыбки, и Нилюфер Султан, смотревшая на нее с откровенным интересом, тоже неожиданно улыбнулась, что преобразило ее резкие черты.
– А вы третья супруга султана? – повернувшись к Хафсе Султан, уточнила Эдже, не понимая, кем та является.
Хафса Султан рассмеялась, но неестественно, будто делала это, не имея ни малейшего желания смеяться.
– Что вы, помилуй Аллах? Я – дочь Хюмашах Султан, если вы ее помните, и повелитель ценит меня, как близкого друга и своего советника.
– А держитесь подобно Валиде Султан, – отучившись от необходимости обдумывать свои слова за годы пребывания в положении королевы, которой никто не смеет и слова против сказать, ухмыльнулась Эдже. – Не будучи женой султана и даже не являясь его близкой родственницей, вы смогли добиться такой власти… Это дорогого стоит.
– Да уж, этого не отнять, – язвительно заметила Эмине Султан, которая явно находилась во враждебных отношениях с султаншей и искала повод задеть ее. – Хафса Султан дорого заплатила за обладание властью, а именно жизнями невинных.
Эдже продолжила усмехаться, позабавленная происходящим, а обе женщины обратили друг к другу полыхающие от ненависти взоры в установившемся всеобщем неловком молчании. Филиз Султан и Эсма Султан обменялись взглядами, озадаченные резким ухудшением отношений султанш, но Эсма Султан тут же отвернулась. Она пребывала в смятении, не зная, надеяться ли ей на то, что Серхат прибыл вместе с генуэзской королевой, на службу к которой перешел, или же его уже нет в живых? Судьба, верно, все еще не насладилась ее страданиями, и потому в день ее свадьбы, когда у нее уже нет пути для отступления, она решила вернуть ей любимого, теперь уже и вовсе недостижимого, или же принести весть о его смерти. Оба известия одинаково подействуют на нее – она будет сломлена. Уже сейчас тоска в ее сердце столь разрослась, что ей хотелось взвыть как зверю или разразиться громкими рыданиями, которые она в последнее время так старательно в себе подавляла.
– Известно, после минувшего военного похода к вам на службу перешел один из приближенных повелителя Серхат Бей, – избавив ее от мук неизвестности, заговорила Нилюфер Султан с невозмутимым видом, словно говорила о погоде. – Надо полагать, он прибыл с вами?
– Да, он так же здесь, – ответила ей Эдже и загадочно улыбнулась. От нее не укрылись промелькнувшие радость и облегчение в ее взгляде. Значило ли это, что чувства Серхата вопреки его уверенности были взаимными? Нилюфер Султан уж точно не была равнодушной, но испытывала ли она к нему дружескую привязанность или же это было нечто большее? По ее поведению трудно было судить.
Эсма Султан не сдержала судорожного вздоха. Он здесь, но для нее все равно, что мертв. Теперь она принадлежала другому мужчине и не смела даже глаз на него поднять, не то, что грезить о любви. Осознание безвыходности ее положения сдавило ее грудь, и султанше вдруг стало трудно дышать.
– Что с тобой, Эсма? – забеспокоилась Филиз Султан, подавшись к ней. – Тебе плохо?
– Эсма? – испуганно воскликнула Михримах Султан и, поняв, что ее так подкосило, посмотрела на Нилюфер Султан, хмуро наблюдающую за тем, как та задыхается. – Ей плохо! Нужно отвести ее в лазарет!
Хафса Султан помогла мертвенно-бледной и тяжело дышащей Эсме Султан подняться на ноги, и та оперлась на руки подоспевшей матери и Михримах Султан, подхватившей ее с другой стороны. Они не успели сделать нескольких шагов, как Эсма Султан осела в их руках и без чувств повалилась на траву.
– Эсма?! Эсма! – в панике кричала Филиз Султан, пытаясь привести ее в чувство ее со слезами на глазах. – Скорее лекаря!
Комментарий к Глава 31. Путь в прошлое
Буду благодарна, если отметите замеченные вами ошибки и опечатки, а также очень надеюсь на ваши отзывы.
========== Глава 32. Опаленные любовью ==========
Вечер.
Дворец Хюррем Султан.
Боль и скорбь способны убивать точно так же, как и болезнь. Она чувствовала себя так, словно безнадежно больна, и только смерть способна избавить ее от мучений – не физических, а душевных. Пламя жизни и само желание жить угасли в ней, оставив после себя тлеющие угли. Лишь дети и медленно созревающее в ней понимание того, на ком лежит вина за случившееся с ее мужем, удерживали Хюррем Султан в этом мире. Отчаяние ее обратилось в неестественное равнодушие, что пустотой отзывалось в груди, а гнев, прежде обращенный на судьбу, теперь, по мере осознания, был перенаправлен на виновников трагедии.
Султанша помнила, что предчувствовала беду, однако муж отказался поверить ей, как помнила и то, что предупреждала Хафсу Султан – если что-то случится с Альказом-пашой по ее вине, она уничтожит ее и заставит поплатиться за содеянное. Теперь у ее мужа, несправедливо обвиненного в предательстве и убитого вдали от дома и семьи, даже нет собственной могилы, у которой она могла бы его оплакать, а Хафса Султан продолжает властвовать в Топкапы, как ни в чем не бывало.
Гнев невиданной силы подобно буре, способной уничтожить все, что окажется у нее на пути, поднялся в ней. Хюррем Султан прежде не знала такого сильного и необузданного чувства, овладевающего всем разумом и пламенем текущего по венам, как та ненависть, что родилась в ней. Она тут же заполнила собой все мысли и чувства, став всеобъемлющей, и вызвала не менее горячее стремление во что бы то ни стало воздать по заслугам тем, кто сотворил это с нею и с ее семьей. Лишь оно и дало ей силы собрать себя по крупицам и покинуть ложе. Хюррем Султан брела по своему дворцу, как привидение, и, словно бы она и вправду была им, сестра и ее дети обратили к ней испуганные и полные тревоги взгляды, когда она вошла в холл. Они трапезничали, но, стоило ей появиться, Гевхерхан Султан в беспокойстве поднялась из-за столика и поспешила к ней навстречу.
– Хюррем? Зачем ты встала? Иди, приляг, тебе нужно…
– Я знаю, что мне нужно, – оборвала ее та и наградила мрачным взглядом, в котором полыхал затаенный, но горячий гнев. – Пока я жива, она ни одного дня и ни одной ночи не будет знать покоя!
Напрягшись, Гевхерхан Султан обернулась на своих детей, встревоженно наблюдающих за ними.
– Искандер, Фюлане, идите к себе.
Те, переглянувшись, покорились воле матери и, поднявшись с подушек, вдвоем покинули холл, в котором с их уходом воцарилась гнетущая тишина. С нежностью обхватив плечи сестры, Гевхерхан Султан подвела ее к тахте и усадила, а после села рядом и сжала ее руку в своей ладони. Та выглядела пугающе: бледная, почерневшая от горя, а глаза пустые, как у мертвеца.
– Как ты себя чувствуешь, Хюррем? Ты вот уже сутки ничего не ела. Идем за стол.
– Не хочу, – сухо ответила та, вырвав руку. – У меня есть единственное желание, и ты уже знаешь, какое, – с яростью смотря перед собой и сотрясаясь мелкой дрожью, Хюррем Султан процедила: – Она познает ту же участь, которую даровала мне. Клянусь, я не остановлюсь, пока она не похоронит своего мужа! Даже тогда я не оставлю ее в покое… Я лишу ее всего, что она имеет, – всей власти и всех богатств! Она умрет так же, как умер Альказ – ее казнят, как предательницу.
Напуганная услышанным, Гевхерхан Султан не знала, что ей делать. Она понимала, что жажда возмездия неизбежно опалит ее сестру, но не думала, что это случится так скоро.
– Послушай, милая, ты не должна забывать, что у тебя есть дети, – решив надавить на то единственное, что еще могло отвлечь сестру от мести, мягко заговорила она. – Теперь, лишившись отца, они как никогда прежде нуждаются в тебе! Они напуганы, так как не понимают, что случилось. Ты должна все им объяснить или хотя бы успокоить, ты слышишь?
При упоминании детей Хюррем Султан словно бы слегка ожила и повернулась к сестре со страдальческим видом.
– Как я смогу им объяснить, Гевхерхан? – с медленно нарастающей истерикой воскликнула она. – Что я им скажу? Что их отца, возвращения которого они так ждали, убили? – дрожа, она подорвалась с тахты и, задыхаясь от подступающих рыданий, закричала: – Что они больше никогда его не увидят?!
– Тихо, Хюррем! – испугалась Гевхерхан Султан и, поднявшись, подошла к рыдающей сестре и крепко ее обняла. Хюррем, зажмурившись от боли, терзающей ее изнутри, положила голову на ее плечо и отчаянно вцепилась пальцами в ткань платья на спине сестры. – Все наладится… Мы это переживем, дай Аллах.
Подавив в себе рыдания спустя некоторое время, Хюррем Султан отстранилась и, переместив взгляд воспаленных мрачных глаз на сестру, пытливо вгляделась в ее лицо.
– Я хочу знать, могу ли я рассчитывать на тебя. Знай, Гевхерхан, кроме тебя у меня больше никого не осталось, но если ты пожелаешь уехать, чтобы не участвовать в этом, я пойму.
Гевхерхан Султан со смятением смотрела на нее несколько мгновений, теряясь в том, какое же решение ей принять, и, сделав выбор, она положила ладонь на влажную от слез щеку сестры.
– Я тебя не оставлю, что бы ни было. Если ты желаешь отомстить за смерть Альказа, я… сделаю все, что смогу, чтобы помочь тебе в этом, если так ты сможешь обрести покой.
Выдавив подобие благодарной улыбки, Хюррем Султан выдохнула с облегчением.
– Гевхерхан? – поколебавшись, воскликнула она через миг.
– Что?
– Приведи детей.
Одобрительно улыбнувшись, Гевхерхан Султан напоследок погладила ее по щеке, а после убрала руку и направилась к дверям, а Хюррем Султан снова погрузилась в свое мрачное состояние. Смотря в окно, за которым властвовал поздний темный вечер, султанша чувствовала, как в ней бурлит неуемная жажда мести и, словно одержимая, она изнемогала от желания приступить к воплощению своих кровавых замыслов.
Топкапы. Покои Филиз Султан.
Филиз Султан обеспокоенно наблюдала за дочерью, полной печали, что стояла у зеркала, пока служанка Фидан-хатун застегивала на ее шее бирюзовое ожерелье Дэфне Султан, которое госпожа получила от повелителя в подарок на свадьбу. Султанша понимала, чем было вызвано безрадостное состояние дочери, ведь она уже и сама надеялась, что никогда более не увидит Серхата Бея. Ее Эсма только-только смирилась с судьбой, как он неожиданно для всех вернулся и разбередил ее душу.
Свой обморок на празднике дочь объяснила тем, что от волнения весь день ничего не ела, вот и обессилела, но Филиз Султан сознавала, что она попросту была ошеломлена возвращением Серхата Бея и сломлена тем, что в этот день выходила замуж за другого мужчину. Султанша понимала дочь и искренне ей сочувствовала, но не показывала этого, чтобы не потакать ее отчаянию и тоске, из-за которых она может совершить глупости. До сих пор они ни разу не заговаривали о Серхате Бее.
– Ну вот и все, – вздохнула она, когда дочь, наряженная к встрече с мужем, отошла от зеркала и растерянно поглядела на нее. – Ты красавица, Эсма. Дай Аллах, ты будешь столь же счастливой. Давуд-паша будет безмерно рад, что повелитель соединил вас. Ты подаришь ему детей… У вас будет чудесная семья, милая. Нужно лишь пережить это трудное время сейчас, а после ты привыкнешь, освоишься в новой жизни и примешь свою судьбу.
– Что это за судьба, валиде? – с несвойственной ее нежному возрасту печалью отозвалась Эсма Султан. – Мириться с тем, что претит, покоряться чужой воле, молчать о своих чувствах и желаниях, всю жизнь провести в браке с нелюбимым мужчиной и в сердце с другим – по-вашему, я достойна такой судьбы? Я думала… Ведь я султанша! Дочь правителя мира, как вы говорили, но это не значит ровным счетом ничего. У меня нет права голоса, я не могу сама решать свою участь и лишена возможности обрести счастье. Я словно пленница! О другой судьбе я мечтала… Покойная бабушка всегда говорила, что каждый человек на своем веку познает любовь, и я грезила о взаимной и счастливой, как у нее с султаном Орханом или у вас с отцом. Конечно, сейчас вы с повелителем отдалились друг от друга не без участия Эмине Султан, но прежде ведь и вы жили в любви и счастье. А что же я? Мне этого не дано познать?
С болью смотря на нее, Филиз Султан подошла к дочери и обняла ее, не зная, как еще утешить.
– У тебя еще вся жизнь впереди, а ты себя хоронишь. Поверь моему опыту, Эсма, чувства переменчивы. Сегодня твое сердце желает одного, а завтра – другого. Теперь для тебя существует один-единственный мужчина, который может и должен занимать твои мысли, – муж. Ни о ком больше не думай! Это ниже твоего достоинства. Не унижайся перед рабами, жизнь которых ничего не стоит в сравнении с твоей. Ты… забудешь. И будешь благодарна мне за то, что я уберегла тебя от ошибок.
– Нет сил прощаться с вами, валиде… – отстранившись, с тоской в голосе призналась Эсма Султан. Она заглянула в родное лицо матери, пусть и редко понимавшей ее, но все равно любимой, и ощутила себя ужасно одинокой, зная, что видит ее в последний раз перед долгой разлукой. – Как я буду здесь без вас и Мурада? Прежде я находила опору в ваших советах и его поддержке…
– Дальше тебе придется идти без нас, Эсма, но теперь у тебя есть муж и, в конце концов, повелитель будет по-прежнему рядом, а он, как известно, души в тебе не чает. Есть и Михримах. Она тебя не оставит.
От прощания с матерью в темных глазах Эсмы Султан заблестели слезы и, напоследок ее обняв, девушка зажмурилась, и они покатились по ее щекам. Она и не ведала, что на самом деле за всей этой толщей непонимания и обид в ней таится глубокая любовь к матери. Она только сейчас поняла, как та дорога ей, но было слишком поздно, чтобы это как-то повлияло на их отношения.
– Ну все, милая, – тем временем поцеловала ее в лоб Филиз Султан и нежно погладила по щеке. – Тебе пора. Обещай писать мне обо всем, что с тобой происходит. Я буду волноваться. Как-нибудь приедешь к нам в Манису, да? Не расстраивайся.
– Валиде…
Эсма Султан, не удержавшись, снова крепко обняла мать и с трудом оторвалась от нее, чтобы после, сквозь слезы улыбнувшись, покинуть ее и отправиться навстречу новой жизни.
Топкапы. Покои шехзаде Мурада.
По обыкновению шехзаде Мурад проводил вечер в обществе своей фаворитки Ассель-хатун, которая пусть и не вызывала в нем нежных чувств, но стала привычной и по-своему родной. В этот вечер, в отличие от прошлых, ему не удалось сохранить вид человека, которого ничего не тяготит и не мучает. Завтра утром он навсегда покинет Топкапы, а с ним и Дафну, которая останется во дворце со своей госпожой.
Теперь ему казалось беспросветной глупостью притворяться, что он не питает к ней былых чувств, как он поступал все эти дни, оскорбленный ее очередным холодным ответом. От обиды шехзаде не желал смотреть на нее, а теперь, изнемогая от желания лицезреть любимую, осознавал, что это невозможно, и чувствовал себя так, словно совершил непоправимую ошибку. Приложи он больше усилий, Дафна могла бы ответить на его чувства, и тогда бы Нилюфер, которая желала их воссоединения, подарила бы девушку в его гарем.
Ассель видела, сколь он мрачен и задумчив, и с болезненной ревностью сознавала, чем это объяснялось, но делала вид, что ничего не замечает и улыбалась, как никогда. У нее были причины радоваться: наконец, они с Мурадом уезжают в Манису подальше от Дафны, где у них начнется новая жизнь, в которой, возможно, он полюбит ее. Она станет его женой, султаншей и матерью его детей. О большем она и не мечтала…
Однако радости ее мешало плохое самочувствие, которое мучило ее вот уже неделю. Девушка боялась, что захворала, поскольку крепким здоровьем не могла похвастаться, но было место и надежде на беременность. В конце концов, она уже столько ночей провела в покоях шехзаде. К лекарше она не ходила, так как боялась, ведь шехзаде было запрещено иметь детей в Топкапы. Лучше ее беременность, если она, конечно, имеет место быть, откроется в Манисе, где будет уже безопасно для ребенка.
Оба по личным причинам не испытывали аппетита, и ужин стоял нетронутым на столике, за которым они сидели. Ассель все не умолкала, пытаясь отвлечь шехзаде от его мыслей о Дафне, но тот лишь изредка кивал с отсутствующим видом и молчал.
Перед встречей она чувствовала себя сносно, если не учитывать слабой тошноты, ставшей привычной за неделю, но состояние ее ухудшилось в течение вечера. От одного только взгляда на блюда ее воротило, а тошнота становилась все сильнее, и Ассель уже не могла изображать оживление и радость.
Умолкнув, она нахмурилась и приложила руку к своему животу, прислушиваясь к себе. Шехзаде Мурад, удивившись тому, что она вдруг прервалась, пришел в себя и с недоумением посмотрел на свою фаворитку, как вдруг она, словно ужаленная, вскочила из-за стола, прижав ладонь ко рту, но споткнулась о подушку, на которой прежде сидела, и упала, после чего ее вырвало прямо на ковер.
– Ассель?
Испугавшись, растерянный шехзаде Мурад поспешно поднялся и помог ей встать, но девушка едва стояла на ногах, и он подхватил ее на руки и донес до ложа. Ассель покраснела, видимо, от смущения, и выглядела весьма болезненно. И как он прежде этого не заметил?
– Что с тобой? – уложив ее поверх покрывала, шехзаде с тревогой оглядел фаворитку. – Тебе плохо? Я пошлю за лекаршей.
– Нет! – испуганно выдохнула Ассель, но осеклась и уже спокойнее добавила: – Ничего страшного… Наверное, съела что-то не то. Простите, что вам пришлось это видеть.
– Ты больна, неужели сама не видишь? – твердо воскликнул он и, развернувшись, подошел к дверям, приоткрыв их. – Приведите лекаршу.
Ассель, лежа на кровати, прикусила губу в страхе, что ее беременность, о которой она догадывалась, откроется. Что станет с ее ребенком? Верно, ничего, ведь уже завтра они с шехзаде уезжают в санджак. Возможно, зря она накручивает себя? Если окажется, что она и вправду ждет ребенка, то станет счастливее, чем любая из женщин в этом дворце. Она будет матерью и султаншей, если у нее родится сын, и вот тогда уже Мурад ни за что не сможет отказаться от нее. Он поймет, что лишь она и нужна ему, и будет у них своя семья, полная любви и согласия, а после, спустя годы, она вернется в Топкапы уже в качестве супруги султана и матери его наследников. Ассель страстно мечтала об этом, моля Всевышнего и судьбу даровать ей такое будущее.
Топкапы. Покои Валиде Султан.
Михримах Султан прежде никогда не видела Хафсу Султан в подобном состоянии. Она всегда оставалась сдержанной и невозмутимой, но в этот вечер в гневе расхаживала перед камином, шурша подолом платья и с полыхающим взором смотря в пространство. Глаза ее пугали – в них таилось темное и злобное чувство, неясное для Михримах Султан, но оно явно несло в себе угрозу. Сидя на софе, она встревоженно наблюдала за тетушкой, не зная, как себя с ней вести, когда она находится в таком настроении.
– Чем вы так разгневаны, госпожа? – решив все же нарушить молчание, осторожно спросила девушка. – Это связано с Эмине Султан?
– Ты еще спрашиваешь, Михримах? – резко повернувшись к ней лицом, раздраженно воскликнула Хафса Султан. – Я думала, что уничтожила ее за все то, что она сотворила, а эта змея отравила своим ядом повелителя и сумела избежать наказания за такой проступок, как покушение на гарем султана и на члена династии, которого она носит под сердцем. Аллах, я не ведаю, что она могла ему сказать!
Поджав губы, Михримах Султан сочла за лучшее промолчать. Она и сама расстроилась, что Эмине Султан осталась безнаказанной и не покинула дворец, а ведь она уже было понадеялась, что больше никогда не увидит эту женщину, каждый взгляд на которую рождал в ее сердце боль, зависть и жгучую ревность. Не будь ее, Искандер-паша любил бы ее, свою жену, но Эмине Султан была и, похоже, исчезать не намеревалась.
– Слышала, что она говорила на празднике? – продолжала горячо негодовать Хафса Султан. – Возомнила, что победа за ней, и открыто демонстрировала свое торжество, не сознавая по глупости, что я не из тех людей, кто забывает такие слова, брошенные в лицо при всех!
– Да, Эмине Султан была груба по отношению к вам, – пролепетала Михримах Султан и опасливо поглядела на тетушку. – А что вы будете теперь делать? Прошу, госпожа, будьте осторожны! Видите, как она смогла, несмотря на очевидную вину, избежать наказания и, причем, не в первый раз. Кто знает, что у нее на уме? Она опасна!
Хафса Султан, обратив к ней острый, как лезвие кинжала, взгляд, надменно усмехнулась.
– В этом дворце кого и стоит опасаться, так это меня, Михримах.
Та растерянно моргнула и потупила взгляд, но Хафса Султан подошла к ней и, приподняв пальцами ее подбородок, заглянула в испуганные и наивные серые глаза.
– Твое чистое и доброе сердце меня порою удивляет… Я все пытаюсь найти в тебе частицу себя, но вижу лишь твою мать, и это печалит меня. Я хотела бы, чтобы ты стала моей опорой, Михримах, ведь только ты у меня и есть, но, я вижу, ты слишком мягкая и невинная для этого.
Слыша разочарование и досаду в ее голосе, Михримах Султан оскорбилась, но в меньшей степени, чем почувствовала разочарование по отношению к самой себе. Ей хотелось бы оправдать надежды женщины, которой она восхищалась, и стать подобной ей – сильной, умной, уверенной в себе и столь же влиятельной, но она действительно была слишком мягкой для этого. Ей не хватало внутреннего стержня и неизвестно, чья это была вина – природы, даровавшей ей такой характер, или же матери, которая изнежила ее своей заботой и опекой.
– Хотела бы я стать хотя бы немного похожей на вас, – сердечно призналась она, с преданностью смотря на тетушку, и та снисходительно ей улыбнулась.
– Зачем быть похожей на меня? Ты сама должна стать такой женщиной, чтобы другие желали походить на тебя, и лишь оставаясь самой собой, а не подражая кому-либо, ты сможешь этого достичь. Я знаю, что в тебе есть и твердость, и ум, и честолюбие, просто они еще крепко спят, не будучи необходимыми. В тебе моя кровь, а, значит, ты не можешь быть слабой. Тебе надобно пробудить в себе эти качества, а чтобы сделать это, пора перестать прятаться. Выйди из тени – моей и мужа. Чтобы обрести силу, нужно бороться, ведь борьба и есть естественный путь силы.
– Но… мне страшно, – пролепетала Михримах Султан, однако услышанное ее вдохновило, и надежда зажглась в ее душе. Что, если она и вправду может стать той, кем мечтала быть?
– Так и должно быть. Страх порождает силу, когда, одержав над ним победу, мы вопреки всему добиваемся желаемого.
Михримах Султан улыбнулась, но разговор их был неожиданно прерван явившимся в покои Идрисом-агой, который, поклонившись, боязливо поглядел на свою госпожу. Та, перехватив его взгляд, с прохладной улыбкой повернулась к племяннице.
– Уже поздно, Михримах. Тебе пора возвращаться в свой дворец, если не хочешь, чтобы Искандер-паша волновался.
─ Да, вы правы. Мне пора, ─ поняв, что ей нужно уходить и оставить их одних, Михримах Султан поднялась с софы и поклонилась. ─ С вашего позволения.
Идрис-ага отступил в сторону, пропуская султаншу к дверям, и когда те за ней закрылись, он поспешил заговорить:
─ Госпожа, я только что получил приказ от повелителя пригласить в его покои Эмине Султан. Похоже, она вернула себе его расположение. Что же нам делать? Бельгин окажется забыта, а от других фавориток Эмине Султан начнет избавляться, да и покои султана теперь будут заняты ею, так что нам и не удастся кого-либо отправить к нему, чтобы снова отдалить их друг от друга.
Хафса Султан ожидала этого и потому не была удивлена услышанным, но ее серые глаза наполнились несвойственной ей горячей злобой и мраком злонамеренности. На мгновение она задумалась, как будто неожиданно пришла к какому-то занятному умозаключению, и вдруг на ее лице расцвела самодовольная мрачная улыбка.
─ Она вздумала объявить мне войну, Идрис, и наивно полагает, что я поступлю также. Будь она достойным противником, я бы, скорее всего, так бы и поступила, но Эмине не из тех, в ком я могу найти врага, которого бы опасалась. Она лишь досадное недоразумение, не вовремя оказавшееся на моем пути, и мне остается только одно ─ избавиться от нее, чтобы не путалась под ногами. В то время, как жизнь моего мужа висит на волоске, да и мое положение шатко, как никогда, я должна еще и этим заниматься! Я не желаю тратить время и силы на Эмине, поэтому избавлюсь от нее одним сокрушительным ударом. Полагаю, ты знаешь, что я намерена делать.
─ Разоблачите ее в причастности к смерти Валиде Султан? ─ пораженно уставился на нее евнух. ─ Но… Поверит ли вам повелитель, особенно, когда его отношения с Эмине Султан наладились, а ваши с ним, наоборот, полны напряжения и сомнений?
─ А для чего нам, по-твоему, Элмаз-хатун? Самый близкий человек к Эмине, к тому же, ее родная сестра ─ выступив свидетелем против Эмине, она развеет все сомнения. Как кстати, что она уже служит мне и сделает все, что я прикажу.
─ Вынужден вас предупредить, что, не получив обещанной ночи в покоях султана, она… разочаровалась в вас, и потому не вызывает во мне доверия. Стоит ли надеяться на нее в таком опасном деле?
─ Значит, нужно сделать так, чтобы она вновь поверила мне, ─ коварно ухмыльнулась Хафса Султан. ─ Идрис, пообещай ей ночь с султаном и припугни, что, если откажется, не только останется ни с чем, но и жизни лишится, и это не пустая угроза. Ведь если она откажется, то непременно обо всем доложит Эмине, а этого допустить нельзя, и тогда нам придется заставить ее замолчать.
─ На этот раз вы также даете ей пустое обещание? ─ уточнил напряженный Идрис-ага.
Ему было жаль девушку, которая стала разменной монетой в кровавой борьбе за власть. Ради сохранения собственной жизни и исполнения мечты она должна будет предать родную сестру и стать причиной ее неминуемой гибели.
─ Почему же? ─ насмешливо хмыкнула султанша. ─ Если сделает все, что от нее потребуется, то и получит свою награду ─ станет фавориткой. Завтра же поговори с Элмаз. Нужно действовать немедленно, пока Эмине не вернула себе былое положение. А теперь оставь меня.
─ Я все понял, госпожа. Доброй вам ночи.
Поклонившись, Идрис-ага развернулся и направился к дверям, как Хафса Султан окликнула его. Обернувшись, он увидел на ее лице странное выражение из смеси неуверенности и досады.
─ Из моего дворца нет никаких вестей?
─ Вы имеете в виду от Мехмета-паши? Нет, ничего.
─ Ступай, ─ резко отозвалась султанша и отвернулась, чтобы скрыть боль, наполнившую ее взгляд.
Разлад в отношениях с мужем угнетал ее много больше, чем она показывала. Хафса Султан полюбила его за довольно короткий срок – едва ли прошел месяц с их свадьбы, как Мехмет-паша отправился в военный поход, растянувшийся на десятилетие. Они встретились, счастливые от того, что оба смогли пронести свои неокрепшие чувства через годы и сохранить их. Будучи оба людьми жадными до власти и почестей, целеустремленными и честолюбивыми, они в крепком тандеме стали прорываться к власти и достигли в этом неоднозначных успехов: Хафса Султан добилась многого, возобладав властью, сравнимой с могуществом Валиде Султан, в то время, как Мехмет-паша остался стоять на месте в должности простого паши и, более того, на время лишившись поддержки в лице жены, в один неосторожный шаг разрушил все то, что они так старательно выстраивали.
Такой человек, как Мехмет-паша не мог не оскорбиться из-за подобного положения вещей. Его болезненно задевало то, что жена оказалась умнее его и добилась столь много в сравнении с ним, так теперь еще и своей жизнью он был ей обязан, а ведь паша всегда считал именно себя доминирующим в их тандеме, а жену – своей советницей и опорой. Оказалось, что Хафса Султан все это время придерживалась другого мнения и лишь милостиво позволяла ему так думать.
Возможно, они смогли бы разрешить этот конфликт, но их отношения пошатнули еще и смерть долгожданной дочери, и приговор о том, что детей у них больше не будет. Султанша об этом не ведала, но паша винил себя в смерти дочери, ведь знахарка предупредила его о том, что за жизнь придется платить жизнью. Жизнь жены он предпочел жизни дочери, и это угнетало его, ведь, предоставь ему снова подобный выбор, он бы оставил жизнь дочери, а не жене, поскольку его отцовская любовь неожиданно оказалась сильнее его привязанности к жене, с которой они невообразимо отдалились друг от друга.
Хафса Султан по-прежнему любила мужа даже несмотря на все то, что между ними происходило, и готова была со временем его простить и примириться, а вот Мехмет-паша, куда более сильнее, чем она, задетый, оскорбленный и сломленный, их воссоединения не желал. Отныне жена вызывала в нем неприятное чувство унижения в силу ее успехов и причиняющие боль воспоминания об умершей дочери, в смерти которой он и был виновен. Их брак, прежде являвшийся нерушимой скалой, треснул, а, как известно, что в одном месте треснуло, то со временем рухнет совсем. Хафса Султан пока еще не желала мириться с этим, а Мехмет-паша это сознавал и был бы рад освободиться, так как отныне его брак приносил ему одни лишь неприятные чувства и болезненные воспоминания.
Оставшись наедине с собой, Хафса Султан перестала держать гордую осанку, и плечи ее опустились, а глаза наполнились печалью. Из сильной и несгибаемой султанши, роль которой так старательно играла, она превратилась в уставшую от бесконечной борьбы женщину, чья семья терпела крах, как и все ее честолюбивые мечты сделать мужа великим визирем и вместе с ним править империей. Опустившись на софу, она подняла руки и сняла с головы тяжелую бриллиантовую диадему, которую положила рядом с собой. Ее взгляд в задумчивости остановился на символе ее власти и могущества, и в голове вспыхнуло воспоминание о словах Гевхерхан Султан: «Для чего вы делаете всё это? Сеете эту жестокость, проливаете реки крови, рушите семьи, лишаете детей родителей, а государство – ценных деятелей. Если ради власти, поверьте, она того не стоит, ведь однажды вам за всё придётся расплачиваться». Была ли она права? Хафса Султан боялась, что да, но даже если и так, она не опустит руки и вопреки всему, даже лишившись того, чем дорожит, продолжит бороться до победного конца, как поступала всегда.
