Текст книги "Возмездие (СИ)"
Автор книги: Lana Fabler
сообщить о нарушении
Текущая страница: 67 (всего у книги 91 страниц)
Она и сама хотела задать этот вопрос, потому растерялась, не зная, что ответить.
– Кто ты? – повторился вопрос все тем же жутковатым голосом.
– Мое имя Афсун, а прежде меня звали Расия.
– Дочь Рахиль, – отозвалась тень, и Афсун испугалась, услышав имя своей матери.
Ничего не понимая, Афсун настороженно смотрела на нее, стоящую в отдалении, и не решалась приблизиться. Стояла и вдыхала холодный воздух, наполненный влажным ароматом леса, а ветер трепал ее сорочку.
– Зачем же ты пришла, Афсун? – спросила тень с раздражением, словно она ее бесцеремонным образом потревожила.
– Я… не знаю, – растерялась девушка. – Это же сон. И мне все это снится без моего на то желания.
– Ты еще не знаешь, чем обладаешь, – насмешливо протянул голос. – Тебе предстоит пройти темный путь… Там, где ты оказалась, одна лишь смерть. Она и тебя пожелает коснуться, но тебе удастся обмануть ее и не раз.
– Вы это… видите? – удивленно переспросила Афсун. – Но кто вы? И почему мне снитесь?
– Ты скоро станешь матерью, но не ты одна. Родятся два мальчика – один светлый и ясный, как солнечный день, а другой – темный, словно ночь, полная мрака. Обоим суждено будет полюбить лунный свет, но известно, что луна светит лишь в ночи, и один из них будет отвержен. Когда же солнце погаснет, один из них погибнет, а другому путь во тьме осветит луна, и тогда он вступит на этот путь, преисполненный желанием мести, который приведет его в никуда.
– Ничего не понимаю… – хмурясь, воскликнула Афсун, но увидела, что тень отступает и тает в темноте. – Подождите!
Сон стал каким-то вязким, а перед глазами все затуманилось. Вдруг Афсун резко открыла глаза и, задыхаясь, села в постели. Она тут же вскрикнула и отдернула обожженную руку от полыхающего медальона и, осмотрев ее, увидела круглый ожог, который расползся на внутренней стороне ладони. Ошеломленная сном, она сжала руку в кулак и поморщилась от боли, рожденной ожогом. Афсун мрачно и испуганно посмотрела на висящий на шее медальон, который здоровой рукой сорвала с шеи и отбросила на пол, как какое-то мерзкое существо. Страх тлел у нее в душе, но он оседал, а сон уже потерял свои очертания. Она уже не помнила так ясно то, что услышала, а когда спустя время Афсун заснула, то уже приняла решение наутро избавиться от медальона и забыть об этом сне, который помнила уже смутно.
========== Глава 37. Яд ревности ==========
Дворец санджак-бея в Трабзоне.
Дворцовый сад.
Овеваемая теплым ветром, Карахан Султан стояла среди зарослей в обществе служанок и с тенью улыбки наблюдала за ходом тренировки. С блестящим умением, от которого захватывало дух, сын управлялся с мечом и вел поединок сразу с тремя противниками, выглядя при этом совершенно уверенно. На его красивом лице горел азарт, а глазами владела та необузданность, с которой он всегда вел бой. Бывало, в запале он забывался и убивал слуг. И тогда Карахан Султан чувствовала беспокойство. Эта необузданность и жестокость, которые порою просыпались в сыне, ее пугали.
Султанша знала, что сама взрастила в нем пороки, питая их своей безмерной любовью и беспрестанными уверениями в том, что ему суждено стать повелителем мира. Махмуд по своей природе был опасным человеком, но пока он был юн, его мать еще могла с ним совладать и направить его бешеную энергию в безопасное русло. Что будет дальше Карахан Султан боялась предположить.
Понаблюдав еще немного, она вышла на поляну, и тренировка тут же прервалась. Шехзаде обернулся на мать и обезоруживающе ей улыбнулся, после чего небрежно передал меч одному из слуг и, на ходу утирая поданным ему полотенцем блестящий от пота оголенный торс, направился к ней. Служанки, сопровождающие султаншу, при приближении этого красивого человеческого зверя засмущались и заволновались.
– Валиде, – взяв ее руку, Махмуд в знак приветствия поцеловал ее. – У вас что-то важное? Обычно вы не тревожите меня на тренировке.
– Я захотела прогуляться, увидела тебя и не смогла пройти мимо. Мой лев, ты так силен, что, верно, способен совладать с целым войском.
Шехзаде рассмеялся своим рокочущим грудным смехом, так похожим на редкий смех султана Орхана, и улыбнулся с самоуверенным и польщенным видом.
– Ваша вера в меня безгранична, валиде. И я высоко ценю ее.
Она взял ее руку и снова поцеловал. Карахан Султан совершенно растаяла и даже позабыла, что хотела ему сказать, но опомнилась и посерьезнела.
– Сын, я получила весть из столицы от Махмуда Реиса. Он сообщает, что готовится поход. Повелитель пойдет против персов.
Шехзаде Махмуд тоже перестал ухмыляться и внимательно вгляделся в ее зеленые глаза, похожие на два изумруда.
– А говорите ничего важного. Вы ведь понимаете, что это значит? Вы все повторяли, что еще не время, и я покорно ждал. Ждал долго – целые годы. Удобнее момента, чем поход, быть не может. Мой брат с войском и большинством пашей и беев покинет столицу, оставив ее беззащитной.
– В этом деле нельзя торопиться, Махмуд, – предостерегающе произнесла Карахан Султан. – Да и что ты намерен делать? С двухтысячным войском нам не взять столицу. А если каким-то чудом и удастся, то, когда вернется султан Баязид с армией, в которой несколько десятков тысяч воинов, нам не выстоять против него. Однажды я уже допустила ошибку, поторопившись, и, если мы ее повторим, нас уже не помилуют.
– И что же вы предлагаете? – раздраженно спросил шехзаде, сурово нахмурив брови. – Ждать еще несколько лет, пока он будет править, сидя на моем троне? Или когда он, одумавшись, решит казнить меня и ваших внуков, почувствовав угрозу в моих подрастающих сыновьях?
– Не горячись, – мягко воскликнула султанша и, стремясь успокоить пылкого сына, положила ладонь на его оголенное плечо. – Я знаю, что ты устал ждать. Но мы ждали столько лет. Подождем еще немного. Нужно все продумать. У нас есть лишь Махмуд Реис, да Онур Бей, наместник Эрзурума. Это, по-твоему, достаточная сила, способная перевернуть государство? Нам нужны еще союзники, и теперь, когда твой брат выделил нам золото из государственной казны, мы можем ими заручиться.
– У вас уже есть что-то на уме? – ухмыльнулся шехзаде Махмуд, всегда гордившийся расчетливостью матери.
На красивом лице Карахан Султан расцвела точно такая же, как у ее сына, ухмылка, полная самодовольства.
– Разве когда-то не было?
Покои Бахарназ Султан.
Шли дни, и пошатнувшееся было здоровье Бахарназ Султан восстановилось, но сама султанша прежней уже не стала. Горечь осела на дне ее золотых глаз, а улыбка перестала трогать губы. Во взгляде ее затаилась злоба, которая не предвещала ничего хорошего.
Муки, которые ей пришлось пережить во время операции, и боль от потери всех тех детей, которых она еще могла бы родить, изменили ее, открыв в ней какую-то темную сторону. Теперь Бахарназ Султан часто проводила время, сидя на тахте у окна, и смотрела в него невидящим взглядом, в котором тлел гнев. Ей хотелось, чтобы ее враги терзались от той же боли, что она пережила, хотя султанша и понимала, что виновны в этом они не были.
За время ее вынужденного затворничества между нею и шехзаде Махмудом пролегла пропасть, и Бахарназ Султан это чувствовала во всей полноте. Он не приходил, чтобы узнать, почему она вдруг заперлась в покоях и не покидает их. Ему было достаточно знать, что ей нездоровится. Шехзаде оставил ее в покое и только раз пришел проведать: наскоро пожелал выздоровления, чинно поцеловал в лоб и, немного поиграв с детьми, ушел.
Бахарназ Султан знала, что пока она умирает от боли и тоски по нему, он каждую ночь развлекается с другими женщинами. Его внимания удостоилась даже забытая Гюльнур Султан, которая теперь, на удивление всему гарему, стала часто принимать его в своих покоях. Альмира-хатун объясняла это тем, что шехзаде Мехмет болен, но ее госпожа не верила в это. Он просто забыл ее.
Теперь стало ясно, на чем основывалась их “любовь”. Она была плодом стараний одной только Бахарназ Султан, которая не позволяла интересу шехзаде угасать и ревностно боролась с соперницами. Когда же она ненадолго остановилась, шехзаде с легкостью забыл ее и увлекся другими фаворитками, которые, в отличие от нее, были у него перед глазами, здоровы и полны сил.
Султанша поверить не могла, что это все же случилось. Она забыта. Брошена. Как те фаворитки, над которыми в свое время издевалась и потешалась, убежденная, что никогда не окажется на их месте. Это стало сильным ударом для Бахарназ Султан, и она на время растерялась, не зная, что со всем этим делать. Боль, испытываемая ею, питала ее гнев, и султанша с каждым днем все сильнее полнилась этим горячим и злым чувством.
Ее снедало желание показать всем, что она не сломлена, несмотря ни на что. Если гарем считает, что она повержена, она докажет, что тот ошибается. Да, она упала, но она еще поднимется все с той же гордо поднятой головой и вернет себе то, что потеряла – власть и шехзаде.
– Как вы себя чувствуете? – раздался голос Альмиры-хатун, едва она вернулась в покои.
Бахарназ Султан даже не повернула головы и продолжила свое ставшее привычным занятие – хмуро смотрела в окно, за которым царил ясный солнечный день. Вздохнув, служанка подошла и присела рядом, обеспокоенно оглядев госпожу.
– Хвала Аллаху, ваши боли прекратились. Но я волнуюсь. Вы так мрачны… Может, они снова вас беспокоят?
– Моя боль и не прекращалась, Альмира, – усмехнулась Бахарназ Султан, наконец, поглядев на нее. – И если я продолжу бездействовать, она останется со мною навсегда. Я должна вернуть шехзаде, иначе… Он был моей опорой в гареме, а теперь я лишилась ее и вряд ли устою одна. Нужно избавиться от всех, кто угрожает моей власти над Махмудом. Элиф, Нуране… Теперь еще и эта Гюльнур. Я уже и не думала, что она когда-нибудь снова окажется в его объятиях, но, верно, недооценила ее.
– Что вы намерены делать, султанша? Может, вам пока не стоит… тревожить себя?
– Мы хотели избавиться от этой Нуране, но так, чтобы подозрения не пали на меня, – будто не слыша ее, мрачно говорила та. – И я знаю, как это сделать.
Договорить она не смогла, поскольку двери в покои отворились, и в них вошла сама Карахан Султан, отчего атмосфера в опочивальне тут же наполнилась напряжением. Переглянувшись со служанкой, Бахарназ Султан поднялась и поклонилась.
– Султанша.
– Здравствуй, Бахарназ, – прохладно улыбнулась Карахан Султан, скользнув по ней оценивающим взглядом. – Я слышала, что тебе нездоровится и зашла проведать. Долго длится твое недомогание. Упаси Аллах, что-то серьезное?
– Нет, всего лишь головные боли. Теперь уже я в порядке, – выдавила улыбку Бахарназ Султан, но ее золотые глаза смотрели жестко. – Вам не о чем беспокоиться.
Карахан Султан покивала все с той же холодной улыбкой и почему-то выглядела так, словно пыталась скрыть насмешливость, с которой смотрела на фаворитку.
– А я-то подумала, что твое недомогание вызвано беременностью. Махмуд бы так обрадовался. Что же, жаль…
Вздрогнув как от удара, Бахарназ Султан напряглась, и напускная улыбка оставила ее красивое, но бледное лицо.
– Вы… знаете? – усмехнулась она, и в уголках ее губ поселилась горечь.
– Неужели ты думаешь, что в этом дворце что-нибудь случается без моего ведома? – чуть высокомерно отозвалась Карахан Султан. – Конечно, лекарша сообщила мне о той операции, которую провела тебе. Я бы могла тебе посочувствовать, Бахарназ, но ты сделала все, чтобы лишить меня каких-либо светлых чувств к тебе. Единственное, чего могу пожелать, это терпения. Тебе оно понадобится в свете последних событий. Мой лев, как видно, остыл к тебе. Теперь он обратил свой взор на других женщин и, похоже, счастлив и без этой твоей нерушимой любви, о которой ты кричала.
Насладившись болью и отчаянием в золотых глазах, прикованных к ней, Карахан Султан развернулась и степенно покинула покои. Альмира-хатун с сожалением посмотрела на госпожу и, подойдя к ней, помогла ей добраться до тахты. Ее всю трясло от гнева и унижения, а в глазах блестели слезы обиды.
– Будет вам, султанша, – увещевала она. – Не слушайте то, что говорит Карахан Султан. В ее словах лишь яд.
– Я сотру эту насмешку с ее лица! – яростно процедила Бахарназ Султан и, судорожно вдохнув в попытке остановить подступающую истерику, с полыхающим взором повернулась к испуганной служанке. – Раздавлю всех этих рабынь, а после… После настанет черед Карахан Султан. И на этот раз я не остановлюсь, пока не увижу в ее глазах те же чувства, которые она сегодня видела в моих.
– Султанша…
– Альмира, найди девушку в гареме и поручи ей кое-что, – как одержимая, горячо заговорила Бахарназ Султан. – Если все удастся, с той охоты, на которую Нуране едет с шехзаде, она не вернется.
Покои Гюльнур Султан.
Гюльнур Султан и не помнила, когда она была столь же счастлива, как в эти дни и особенно ночи. Гарем бурлил от удивления и негодования, потому что теперь шехзаде отдавал свое предпочтение ей, и за эти две недели был только с ней, не зовя к себе ни Бахарназ Султан, ни других султанш, ни даже ту новую фаворитку Нуране-хатун.
Конечно, она не была глупа и видела, что Махмуд не выглядит влюбленным в нее и приходит не потому, что его чувства запылали с новой силой. Ему с ней было спокойно и уютно, к тому же, он беспокоился за сына, который так и не поправился. Но султанша была согласна и на это, лишь бы быть рядом с любимым спустя годы его пренебрежения.
Непрекращающаяся болезнь сына была единственным, что могло омрачить счастье Гюльнур Султан. Она делала все, что предписывали лекари, но шехзаде Мехмет не шел на поправку. Его мучил кашель, и он становился все сильнее, что вызывало беспокойство у его матери. Жар то поднимался, то сходил на нет, и стоило им только обрадоваться начавшемуся улучшению состояния мальчика, как он снова изнемогал от подступивших жара и кашля.
Этим утром, едва проснувшись, Гюльнур Султан поднялась с ложа и, покосившись на спящего шехзаде Махмуда, раскинувшегося на подушках, поспешила в комнату сына. Он спал, но, прикоснувшись к его лбу, султанша нахмурилась, так как он был горячим. Поцеловав сына, Гюльнур Султан разбудила его и дала микстуру, после чего услышала приближающиеся шаги за спиной. В комнату вошел сонный шехзаде Махмуд без рубашки и поглядел на сына, который как раз в этот момент закашлялся.
Гюльнур Султан поднялась с кровати, уступая ему место, и когда шехзаде сел рядом с сыном, положила ладонь на его широкое плечо.
– Плохо тебе, сынок? – потрепав сына по темноволосой голове, с заметным беспокойством спросил шехзаде Махмуд.
Шехзаде Мехмет с грустным видом покивал и протянул ручки к отцу. Тот, улыбнувшись, взял его и посадил к себе на колени. Мальчик прижался к его груди и снова закашлялся. Шехзаде Махмуд обернулся на фаворитку с тревогой во взгляде, и та ответила ему точно таким же взглядом.
После, когда сын снова заснул, шехзаде ушел, сославшись на дела и пообещав прийти позже, как освободится. Попрощавшись с ним, Гюльнур Султан вернулась к сыну и не отходила от него все утро, со страхом в синих глазах смотря на него, спящего, и молясь Всевышнему, чтобы он послал исцеление ее сыну.
Комната Нуране-хатун.
Нуране читала принесенную по ее просьбе Радмиром-агой книгу, когда двери отворились. Оторвавшись от чтения, фаворитка подняла голову и удивилась, увидев вошедшую следом за Анной черноволосую смуглую девушку. Ее лицо было смутно знакомым, и она улыбалась так, будто они были добрыми подругами.
– Что такое, Анна? – положив книгу рядом с собой на тахту, озадаченно спросила Нуране.
– Это Халиде, ты помнишь ее? – ответила Анна. – Она когда-то готовила тебя к первому хальвету.
– Здравствуй, Нуране, – с улыбкой шагнула к ней Халиде. – Неужели и вправду забыла меня?
– Нет-нет, помню, – виновато улыбнулась ей Нуране и, поднявшись с тахты, подошла и взяла ее за руки. – Это ведь ты объяснила мне, что к чему в таком месте, как гарем. Я твоей доброты никогда не забуду. Проходи, садись.
– Прости, что я заявилась ни с того, ни с сего. В гареме только тебя, да теперь Гюльнур Султан обсуждают. Говорят, ты заперлась в комнате или потому что умираешь от яда, который тебе подложила Бахарназ Султан, или потому что слегла от недомогания, вызванного беременностью. Я забеспокоилась и решила узнать, что с тобой на самом деле. Радмир-ага позволил мне навестить тебя и велел Анне проводить к тебе.
– Это все глупые сплетни, – отмахнулась Нуране и рассмеялась над их нелепостью. – Я жива и здорова, да и рожать пока не собираюсь.
– Хвала Аллаху, – отозвалась Халиде и, оглядевшись в комнате, с легкой завистью поглядела на фаворитку. – Когда-то ты плакала, мечтая вернуться домой, а теперь, как вижу, счастлива здесь. Сам шехзаде тобою увлечен, у тебя теперь своя комната, красивые платья и драгоценности, – она скользнула взглядом по бирюзовому медальону, покоящемуся на груди Нуране. – Я рада, что у тебя все… так сложилось.
– Спасибо, Халиде, – с искренней признательностью произнесла Нуране. – И я рада, что ты заглянула. Приходи почаще.
Анна, стоя в стороне, умиротворенно наблюдала за ними, радостная, что у Нуране в гареме есть хотя бы одна подруга, которая не желает ей гореть в адском пламени за то, что она привлекла внимание шехзаде.
– Смотри, что я тебе принесла, – опомнившись, воскликнула Халиде и вынула из-за пояса серебряную цепочку с кулоном в виде коричневого матового камушка с черными прожилками. – Этот камень называется тигровый глаз. Защищает от сглаза и оберегает. Мне его когда-то подарила мама еще до того, как я… оказалась здесь. Хочу подарить его тебе. Тебе сейчас он нужнее, учитывая, как на тебя обозлился гарем.
– Что ты? Не нужно, – отодвинув от себя ее руку, смутилась Нуране. – Это твоя память о прошлом, о маме. Я не приму.
– Пожалуйста, возьми его, – улыбнулась Халиде и, взяв руку Нуране, вложила в нее подвеску. – Я хочу хоть как-то тебе помочь. Это в знак нашей дружбы, хорошо? Носи и вспоминай меня с теплом. Он тебя защитит от всего плохого.
Вздохнув, Нуране сдалась и кивнула, с благодарностью посмотрев на девушку.
– Ну ладно, мне пора идти. Радмир-ага велел заглянуть к тебе ненадолго.
Поднявшись, девушки снова сжали руки друг друга, после чего Халиде ушла. Анна, проводив ее взглядом, с улыбкой подошла к Нуране и с любопытством поглядела на кулон, который рассматривала та.
– Красивый камень. Тигровый глаз?
– Если нравится – забирай, – тут же протянула к ней раскрытую ладонь Нуране и тепло улыбнулась. – Я все равно не буду его носить. Мне, конечно, дорог подарок Халиде, но тот, что сделал мне Махмуд Реис, много дороже.
Отдав Анне подвеску, она уже привычным жестом сжала в руке свой бирюзовый медальон и на мгновение загрустила, вспомнив о Махмуде Реисе. Она все надеялась, что однажды он приедет, чтобы снова навестить шехзаде Махмуда, но он все не приезжал. Когда-нибудь они все же увидятся вновь, и Нуране с теплом ждала этой встречи.
Довольная Анна тем временем надела на шею кулон с тигровым глазом и подбежала к зеркалу. Нуране со снисходительной усмешкой наблюдала за ней и, подойдя сзади, обняла за плечи. Вдвоем они смотрели на свое отражение в зеркале, где они, юные и довольные, улыбались, обнимая друг друга. Нуране была рада, что обрела преданную подругу в Анне, с содроганием представляя, какой была бы ее жизнь здесь без нее.
Вечер.
Покои Элиф Султан.
Всегда солнечная и лучезарная Элиф Султан в этот вечер была непривычно тиха и задумчива. Сидела на тахте и вышивала, пока ее дети играли в стороне. Ее служанка, которая нянчилась с детьми, впервые видела ее в таком состоянии и потому была обеспокоена, но спрашивать, в чем дело, не решалась. Между ними не было доверия – Элиф Султан держала слуг на расстоянии, доверяя только двум людям в этом дворце – покровительнице Карахан Султан и подруге Гюльнур Султан.
Правда, доверие к последней неожиданно пошатнулось за прошедшие дни. Элиф было стыдно за свои мысли, но она изнемогала от ревности, видя, как ночь за ночью шехзаде Махмуд проводит с когда-то забытой им Гюльнур. Более того, она… злилась. Злилась как на себя за испытываемые чувства, так и на сложившиеся обстоятельства. Подруга, которую она никогда не считала своей соперницей, вдруг стала ею. Султанша боялась, что та займет ее место, но даже самой себе стыдилась в этом признаться.
Карахан Султан, конечно, пока поддерживала ее, но в вопросе того, кто окажется в покоях шехзаде, она, бывало, проигрывала сыну, который иногда удивлял всех своим выбором. Элиф понимала, что Карахан Султан поддерживает ее потому, что она верна ей и не представляет угрозы, но ведь и Гюльнур была таковой. Она могла выбрать новую подопечную, видя, что интерес сына остыл к ней, Элиф, и вспыхнул к Гюльнур.
Элиф боялась этого, ведь если такое случится, она останется беззащитной перед лицом Бахарназ, которая давно жаждала избавиться от нее. Без защиты Карахан Султан Элиф с ней не справится, что сама и понимала. Ей было важно сохранить покровительство Карахан Султан, а чтобы добиться этого, нужно было вернуть к себе внимание шехзаде. Ведь иначе султанша сочтет, что она бесполезна, поскольку уже не может оказывать влияние на ее сына (а именно для этого Карахан Султан и поддерживала ее – чтобы через нее влиять на сына и узнавать больше о его делах и мыслях).
– Ясемин, – вдруг очнувшись от раздумий, позвала служанку Элиф.
Та, пересадив Мелек с колен на тахту, подошла к ней и поклонилась, ожидая приказаний.
– Сходи и узнай, где сейчас шехзаде.
Служанка отправилась исполнять поручение, а Элиф с улыбкой подошла к дочери и, наклонившись, поцеловал ее в лоб, после чего заглянула в детскую, где в колыбели спал младенец Мустафа.
Вскоре Ясемин-хатун вернулась и доложила о том, где сейчас шехзаде, отчего ее госпожа невесело усмехнулась, словно этого и ожидала.
– Идем, милая, – она взяла дочь на руки и направилась к дверям. – Хочешь увидеться с папой?
Мелек радостно заулыбалась и пролепетала “да”. Прижимая к себе дочь, Элиф миновала ташлык, где сновали наложницы, после чего прошла коридором, ведущим к покоям Гюльнур. Остановившись возле дверей, она помедлила, выдохнула, чтобы собраться с мыслями, и заставила себя улыбнуться настолько очаровательно, как только умела.
Когда султанша вошла в покои, то увидела следующую картину, от которой внутри нее все непроизвольно сжалось: шехзаде сидел на ложе без кафтана в свободной льняной рубашке, а рядом с ним в постели поверх покрывала полулежала Гюльнур уже в ночном одеянии, состоящем из полупрозрачной сорочки и небрежно наброшенного поверх нее синего шелкового халата. Она обнимала лежащего подле нее сына, который что-то рассказывал отцу, то и дело кашляя в промежутках между короткими обрывистыми детскими предложениями.
Все трое умолкли и обернулись на нее в недоумении. Элиф ощутила себя ужасно – словно она совершенно бесцеремонно ворвалась в покои и разрушила их идиллию. Впрочем, так все и обстояло, отчего сердце ее обожгло еще большей ревностью и куда более глубоким страхом, чем прежде. Но она нашла в себе силы изобразить растерянность и, поклонившись, придала своей улыбке виноватое выражение.
– Простите, шехзаде, что побеспокоила. Я не знала, что вы здесь. Мы с Мелек хотели навестить Мехмета. Дай Аллах, он поправляется?
Махмуд, посмотрев на дочь на ее руках, наградил ее недовольным взглядом, но встал и подошел, после чего без слов забрал дочь, которая с улыбкой приникла к нему. Гюльнур в это время неловко поднялась и запахнулась, смущенно посмотрев на подругу. Та смотрела на нее, и во взгляде Элиф был… упрек?
– Моя красавица, – Махмуд поцеловал дочь в рыжеватые волосы и хмуро поглядел на ее мать. – Зачем ты принесла ее сюда, раз знаешь, что Мехмет болен и может ее заразить?
– Простите, господин, я не подумала, – пролепетала Элиф, удивленная его резким тоном. Он никогда так с ней не говорил, прежде всегда был рад ее появлению. – Надеялась, что он уже поправился, и пришла, чтобы удостовериться в этом.
– Не подумала? – также резко отозвался шехзаде. – А стоило. Мелек, милая, иди с мамой.
– Нет, я хочу с тобой! – стала противиться девочка, но отец непреклонно передал ее матери и погладил по волосам. – Папа… – захныкала она, протягивая к нему ручки.
Взяв одну, Махмуд поцеловал ее и, мимолетно посмотрев на Элиф, кивнул ей на двери, после чего развернулся и направился к ложу, где лежал его больной сын. Элиф чувствовала себя так, словно ее выгоняют, и она в смятении посмотрела на спину вернувшегося на ложе шехзаде, а после на Гюльнур, которая ей улыбнулась. В этой улыбке виделся оттенок вины.
– Элиф, спасибо, что зашла, но Мехмет и вправду еще болен, – чувствуя необходимость, заговорила Гюльнур. – Упаси Аллах, и Мелек одолеет простуда. Ей лучше не быть здесь. Я буду рада тебе завтра утром. Приходи, если пожелаешь.
– Непременно, – уже не чувствуя искренней теплоты к ней, выдавила улыбку Элиф и снова обратила взгляд оливковых глаз на спину шехзаде, который гладил Мехмета по волосам. – Шехзаде, если пожелаете, я хотела бы видеть вас этим вечером в своих покоях, дабы разделить с вами трапезу. Мы с детьми очень скучаем по вам и надеемся, что вы почтите нас своим визитом.
– Посмотрим, – уклончиво ответил он, даже не обернувшись. – А теперь иди, Элиф. Я не хочу, чтобы Мелек тоже заболела.
Покорившись, Элиф поклонилась и на руках с дочерью ушла, трепеща от унижения и обиды. Он открыто показал, что ей и ее дочери предпочитает Гюльнур и ее Мехмета. Горло сжал спазм из-за подступивших слез, но Элиф заставила себя не плакать по пути в свои покои и лишь там, за закрытыми дверьми тайком от дочери и служанки заплакала, отвернувшись к окну и прижимая ко рту ладонь.
Покои Бахарназ Султан.
Обнимая сидящую у нее на коленях Айше, пока Дильназ играла рядом на тахте с игрушкой, Бахарназ Султан с тенью улыбки наблюдала за тем, как Орхан неудержимо бегает по покоям, с воинственными возгласами махая деревянным мечом.
Из него, верно, выйдет такой же прекрасный воин, как и его отец. Теперь, зная, что других шехзаде у нее не будет, султанша испытывала к сыну еще более глубокую любовь и в нем отныне видела свою главную надежду на будущее.
В покои вошла Альмира-хатун и, увидев ее взгляд, Бахарназ Султан проницательно прочла в нем, что та пришла с новостями. Позвав Ильдиз-хатун, она велела ей забрать девочек и увести шехзаде в детскую, после чего, когда они остались наедине, подозвала к себе.
– Ну что там?
– Халиде-хатун сделала все, как я велела, – отчиталась служанка. – Золото она уже получила. Я пригрозила ей держать язык за зубами, если не хочет, чтобы его ей вырезали.
– Дело, конечно, не надежное, но иначе мы не можем покуситься на жизнь Нуране. Придется надеяться на удачу. Ты уверена, что кулон у нее?
– Да, он у Нуране.
– Эта рабыня не подозревает, что наденет на шею, – злорадно усмехнулась Бахарназ Султан. – Надеюсь, она не смекнет, что к чему и не станет его снимать.
– Если она будет носить этот кулон, не снимая, то через несколько дней испустит дух. Пары яда, в который мы его окунули, при дыхании будут проникать в каждую клеточку ее тела, медленно убивая ее. У нее должен подняться жар. Все будут думать, что она захворала и умерла от лихорадки. Хасан Эфенди сказал, что этот яд очень сильный, и она наверняка умрет.
– Да пошлет Аллах ей смерть! – гневно процедила Бахарназ Султан и даже на миг зажмурилась в исступлении. – Избавимся от нее, и тогда настанет черед Гюльнур. Того и гляди она снова родит после всех этих ночей с шехзаде. Нельзя этого допустить.
– Но она не Нуране, и сделать что-то с ней будет не так просто, султанша. Что у вас на уме?
– Пока не знаю… Но мы что-нибудь придумаем, Альмира. Непременно. Карахан Султан, Элиф, Гюльнур, Нуране – все они уйдут с моего пути. Если понадобится, я утоплю этот дворец в крови, но возьму свое.
Покои Карахан Султан.
В ожидании прихода сына, за которым она послала, Карахан Султан расхаживала по покоям перед горящим камином, пребывая в раздумьях. Она остановилась и обернулась на распахнувшиеся двери, в которые вошел озадаченный шехзаде. Подойдя к матери, он взял ее руку и оставил на ней поцелуй. Тем временем султанша указала служанкам свободной рукой на дверь, и те, склонившись, ушли.
– В чем дело, валиде? Радмир-ага сказал, что вы хотите меня видеть.
– Хочу обсудить то, о чем мы говорили утром, – объяснила Карахан Султан и села на софу, похлопав ладонью по свободному месту рядом с собой, тем самым приглашая сына присоединиться. – Я говорила тебе, что нам необходимо заручиться союзниками прежде, чем мы начнем действовать. Раздумывая, кто мог бы ими стать, я вспомнила об одном человеке. Он был соратником Касима-паши, который поддерживал меня в прошлом. Сейчас этот человек как санджак-бей управляет Дамаском, а это, согласись, важная провинция – один из провинциальных центров. Думаю, его поддержка была бы не лишней. Знаю, ты этого не любишь, но я уже отправила этому бею на днях письмо, в котором поинтересовалась его делами и тем, готов ли он пойти нам навстречу, если это понадобится. Конечно, я упомянула, что его “дружба” будет щедро вознаграждена, поскольку нам сейчас необходимы такие “друзья”, как он.
Шехзаде Махмуд, поразмыслив, хмуро на нее посмотрел.
– Я не одобряю то, что вы ведете подобные дела за моей спиной и, надеюсь, впредь вы будете советоваться со мной в таких вопросах, но решение неплохое. Что это за бей? Полагаете, ему можно доверять?
– Яхья-бей. Человек он рассудительный и, верно, помнит, кому служил его близкий друг, который и даровал ему ту должность, что он занимает по сей день, потому не станет отворачиваться от нас, да и кто откажется от золота?
– И чем он может нам помочь?
– В свое время он поддержит твои притязания на престол и поможет нам в случае чего либо золотом, либо воинами. Для чего еще нужны союзники? Махмуд Реис, к слову, писал также, что и сам ищет поддержку во флоте. Говорит, есть несколько реисов, которые готовы поддержать его, а значит, и тебя, конечно, за то же золото и обещанные должности.
– Выходит, все золото, что выделил мне брат, мы потратим на так называемую “дружбу”? – усмехнулся шехзаде, но вышло это озлобленно.
– Лишь с помощью таких друзей и возможно твое воцарение, мой лев, – отозвалась Карахан Султан и, протянув руку, коснулась пальцами смуглого лица сына. – Кстати, у этого Яхьи-бея есть брат, который весьма удачно служит наместнику Египта Коркуту-паше. Махмуд Реис сообщил об этом, когда я попросила его написать имена тех людей, которые могли бы быть нам полезны. А если сведения того же Махмуда Реиса, а, точнее, его людей в столице, верны, Искандер-паша, нуждаясь в третьем визире, которого не пожелал назначить из уже состоящих в совете пашей, вызвал Коркута-пашу, с которым сблизился в военном походе, в Стамбул, чтобы даровать ему эту должность. Ты видишь, какие это сулит перспективы? Мы можем заручиться поддержкой самого визиря!
