Текст книги "Возмездие (СИ)"
Автор книги: Lana Fabler
сообщить о нарушении
Текущая страница: 18 (всего у книги 91 страниц)
Жизнь покинула его, и рыдающая Фелисия даже не осознавала, погружённая в свои ужас и потрясение, что её схватили и куда-то поволокли. Она лишь успела схватить с земли выпавшую вместе с другими вещами из сумки Берка деревянную фигурку лани, которую он вырезал для неё и подарил ещё на корабле Махмуда Реиса.
Очнулась она, уже находясь в таком же тесном и тёмном трюме корабля, какой был на корабле Махмуда Реиса. Только здесь были рабыни славянки, а не венецианки. Анна оказалась рядом и, заметив, что Фелисия пришла в себя, бросилась к ней и обняла.
Одна ночь свободы и вновь рабство. Фелисия была сломлена этим, как и смертью Берка. Она успела к нему привязаться, если не влюбиться. Он рискнул всем, чтобы спасти её и даровать ей свободу, отдал свою жизнь, а, оказалось, все его жертвы напрасны. Она снова в рабстве, лишённая воли к жизни.
Ситуация осложнялась тем, что они не могли общаться с другими рабынями славянками, будучи венецианками. Их считали чужими, а потому невзлюбили, игнорировали и смеялись над ними, высмеивая их внешность или поведение.
Анне легко удавалось не обращать на это внимания, но вот Фелисия, спустя неделю пребывания в трюме, когда она уже немного оправилась от своей боли, не могла это игнорировать. Она тяжело переживала насмешки и издевательства, с детства привыкшая ко всеобщему обожанию и раболепному поклонению.
Конфликт нарастал и, в конечном счёте, привёл к тому, что однажды утром Фелисия проснулась с неровно обрезанными волосами, которые теперь едва ли достигали плеч. От зависти и злобы рабыни обрезали её роскошные густые каштановые волосы.
Разгневанная, Фелисия устроила драку, за что была наказана пиратами десятью ударами розг, которые едва не убили её, изнеженную и не знавшую насилия. А после её, с истерзанной спиной, из ран на которой сочилась кровь, привязали к столбу в трюме, чтобы остальные рабыни видели, что случается с бунтарками.
Анна заливалась слезами от жалости и страха, сидя рядом с ней и подставив своё плечо, на которое Фелисия обессиленно положила голову. Остальные же рабыни издевательски усмехались и выглядели самодовольными.
К вечеру Фелисию отвязали, и она около трёх дней приходила в себя после полученных наказаний. Анна как могла ухаживала за ней, и спустя ещё неделю раны на спине девушки от ударов розг срослись и стали понемногу заживать.
В одно, казалось бы, совершенно обычное утро двое пиратов спустились в трюм и, пробежавшись критическими взглядами по пленницам, выбрали нескольких из них. В их число вошла и Фелисия, уже полностью поправившаяся. Ничего не понимая, она покорно вышла из трюма под бдительными взглядами пиратов.
Сощурившись от яркого солнечного света, девушка огляделась, как и все рабыни, вышедшие вместе с ней палубу, и растерянно замерла. Она увидела Махмуда Реиса в окружении его воинов, также ей знакомых, который вальяжно стоял на палубе и оценивающе разглядывал представленных ему рабынь.
Вот его карие глаза мимолётно коснулись её, направились было к следующей в ряду рабыне, но тут же вернулись к ней. Изумление и насмешка наполнили их.
Медленно он подошёл к ней и, протянув смуглую руку, коснулся её подбородка и слегка приподнял его. Его лицо исказила усмешка.
– Судьба – рабство. Не убежать, – на ломанном итальянском языке произнёс он, отчего Фелисия горько вздохнула. Возможно, он прав? – Жаль, – коснувшись её обрезанных каштановых волос, сухо добавил он и отвернулся.
Бегло посмотрев на остальных рабынь, Махмуд Реис что-то сказал на турецком языке, после чего началась суматоха. Большинство рабынь увели обратно в трюм, а вот сдержанно-напряжённую Фелисию и ещё двух славянок, дрожащих от страха, связали по рукам и подтолкнули к воинам Махмуда Реиса.
Осознав, что он купил её, решив забрать на свой корабль, где её ждали покинутые подруги, Фелисия, оттолкнув плечом сопровождавшего их пирата, подбежала к Махмуду Реису, о чём-то разговаривавшему с другим пиратом – капитаном этого судна.
Её тотчас же схватили и поволокли прочь от них, но Махмуд Реис властно вскинул руку, и Фелисию отпустили.
– Купите Анну, – смотря на него умоляюще, воскликнула девушка. – Прошу вас. Без неё не смогу…
Махмуд Реис некоторое время молчал, задумчиво разглядывая её с привычной усмешкой на лице, а после что-то коротко сказал капитану этого судна. Напрягшись, Фелисия ждала, что произойдёт дальше. К её изумлению, из трюма вывели испуганную Анну.
Недоверчиво посмотрев на Махмуда Реиса, потерявшего к ней всякий интерес, Фелисия подошла к подруге и двум другим купленным рабыням. Их на лодке перевезли на корабль Махмуда Реиса и, войдя в трюм, Анна и Фелисия были встречены подругами с жалостью и в то же время с радостью.
История их бегства, а также жизни на другом корабле пиратов поразила и напугала других рабынь, все им сочувствовали, особенно Фелисии. Она, к собственному изумлению, стала кем-то вроде героини и возобладала ощутимой толикой авторитета. Мстительно желая отыграться на издевавшихся над ней славянках, с помощью своего новообретённого авторитета Фелисия настроила против них остальных рабынь, и теперь уже над ними издевались и насмехались.
Но всё это было днём, когда Фелисия притворялась, что она в порядке. По ночам же, о чём знала только Анна, девушка давилась рыданиями, прижимая к себе деревянную фигурку лани.
И только несколько дней назад Фелисия действительно стала приходить в себя, ночные истерики прекратились, а она стала понемногу есть под давлением Анны.
Шли дни, складываясь в недели, и наконец корабль Махмуда Реиса достиг берегов Османской империи. Любопытно выглядывая в маленькие круглые окна, рабыни разглядывали порт, в котором остановился корабль, но вскоре их, предварительно связав, вывели из трюма.
Оказалось, в Османской империи властвовала зима, и от холода рабыни, одетые в льняные длинные рубашки и тоненькие драные накидки, дрожали. Махмуд Реис, наблюдавший за тем, как его товар ведут на невольничий рынок, что-то приказал своим воинам на турецком языке, когда мимо него проходили Фелисия с Анной. Их тут же остановили и подвели к нему.
Не зная, чего ожидать, напряжённая Фелисия растерянно оглядывалась в османском порту, чувствуя на себе странные взгляды мужчин, сновавших здесь. Но неожиданно её подбородка коснулись чьи-то жёсткие мозолистые пальцы и, вздрогнув, она испуганно посмотрела на Махмуда Реиса, заставившего её смотреть ему в глаза.
– Вы нас освобождаете? – недоверчиво и с надеждой пролепетала она, но тут же нахмурилась, так как Махмуд Реис хрипло и явно издевательски рассмеялся.
– Особый подарок, – ответил он. – Ты и другие. Быть благодарна. Потом, если повезти.
Непонимающе нахмурившись, Фелисия посмотрела на стоявшую рядом Анну, но та растерянно пожала плечами. Услышав позади себя перешёптывание, Фелисия обернулась и увидела, что вместе с ними к Махмуду Реису подвели ещё пять рабынь. И все они, словно ожидая помощи или чего-то ещё, косились на Фелисию.
Особый подарок? Она не понимала, что это могло бы значить. Махмуд Реис явно имел какие-то планы насчёт них, семерых девушек и, очевидно, они не станут товаром на невольничьем рынке Стамбула. Их погрузили в закрытую тесную тележку, похожую на короб на колёсах, и заперли её дверцы, предварительно оставив в углу тележки ведро для естественных нужд.
Рабыни, испуганно переглядываясь, поначалу молчали, сотрясаясь в тележке, увозившей их из Стамбула навстречу неизвестности.
– Лис, – позвала одна из рабынь, Беатрис. – Что он сказал? Куда нас везут?
– Сказал, что мы – особый подарок, – мрачно ответила Фелисия, посмотрев на неё. – Якобы, должны быть благодарны за это.
– И что нам делать?
Вздохнув, Фелисия огляделась и поняла, что все смотрят на неё, словно ожидая какого-то плана бегства и спасения.
– Я не знаю, – честно призналась она. – Не знаю…
Комментарий к Глава 8. Неизбежность судьбы
Буду благодарна, если отметите замеченные вами ошибки и опечатки, а также очень надеюсь на ваши отзывы.
========== Глава 9. Отравленное сердце ==========
Утро следующего дня.
Топкапы. Покои Валиде Султан.
Идрис-ага, подхватив девушку под локоть, вытянул её из длинного ряда наложниц и вопросительно взглянул на Хафсу Султан. Та, восседая на тахте, придирчиво и деловито оглядела предложенную им рабыню и, лишь поджав губы, без слов дала отрицательный ответ.
Толкнув рабыню обратно в ряд, Идрис-ага беглым взглядом пробежался по тем наложницам, которых ещё не предложил, а их осталось лишь три из уже десяти предложенных, и выбрал наиболее красивую.
– Подойди-ка, – поманил он рукой высокую девушку с длинными и блестящими чёрными волосами, взгляд которой был опущен в пол. – Шевелись!
Когда рабыня покорно подошла к нему, Идрис-ага снова повернулся к Хафсе Султан и испытал толику облегчения, заметив, что султанша задумалась.
– Твоё имя? – со спокойной властностью спросила она, видимо, удовлетворённая красотой наложницы.
– Офелия, – дрожащим от волнения голосом ответила та.
Хафса Султан раздражённо вздохнула.
– Снова гречанка, – недовольно произнесла султанша и выразительно посмотрела на поникшего Идриса-агу, кивнув в сторону дверей. Тот, поняв очередной молчаливый приказ, взмахнул рукой, велев десяти наложницам покинуть покои.
Когда двери за ушедшими девушками закрылись, Идрис-ага подошёл к Хафсе Султан и беспокойно нахмурился.
– Ни одна не смогла вас удовлетворить?
– Все красавицы, но пустые, – устало вздохнув, отозвалась султанша. – Я ищу не просто наложницу на одну ночь, а девушку, способную стать фавориткой, потеснившей Эмине Султан в сердце повелителя и сумевшей на него влиять в угоду мне в том, в чём я не могу. В этом случае нужно нечто большее, чем просто красота. Ум. А ещё… какая-то особенность. Непосредственность. Вспомни, как начинались истории Хюррем Султан, Сейхан Султан, да той же Эсен Султан и даже Эмине Султан. Помимо красоты они обладали толикой ума и у каждой из них была своя особенность, выделявшая их из серой массы наложниц.
– Особенность? – задумчиво переспросил Идрис-ага. – Объясните, что вы имеете в виду, султанша. Возможно, поняв, что вам нужно, я смогу, наконец, угодить вам и найти нужную девушку.
– Особенность Хюррем Султан – её умение несмотря ни на что не забывать об улыбке и смехе, за что её любил султан Сулейман. Даже назвал её “смеющаяся”, – почему-то печально улыбнувшись, произнесла Хафса Султан. – Жаль, её весёлый нрав не передался её дочери, в потомстве которой родилась я. Мне досталось холодное равнодушие и рассудительность Михримах Султан. Порой я рада, что живу разумом, а не чувствами, но иногда мне так хочется отпустить себя…
Задумчиво смотря куда-то в пространство, Хафса Султан опомнилась и, напряжённо посмотрев на Идриса-агу, с неудовольствием отметила про себя, что сказала лишнее.
– А Сейхан Султан? – спросил Идрис-ага, но, поразмыслив, сам поспешил дать ответ. – Непокорность и смелость, не так ли?
– Женщина, оказавшаяся дочерью одного из главных врагов османов, покорила сердце султана Мехмета не красотой, – кивнула русоволосой головой султанша. – Моя валиде рассказывала мне о ней и утверждала, что Сейхан Султан с трудом можно было назвать красивой. Её облик, как и дух, был диким и грубым. Она пошла против всех, добилась едва ли не больше того, чего смогла добиться Хюррем Султан, но поплатилась за это смертью от руки соперницы, которую давным-давно записала в проигравшие. Но даже после смерти она не оставила места для других женщин в сердце султана Мехмета.
– Эсен Султан отличалась спокойствием и любовью к правде, пусть она даже была ей во вред, – продолжал Идрис-ага, но вдруг непонимающе нахмурился. – Думаете, этим она покорила султана Орхана? Гюльхан Султан, которую она потеснила, тоже была по-своему привлекательна и, без преувеличения, красива.
– Есть в ней что-то… Кажется, будто она вмещает в себя особенную чувственность. Вокруг неё ореол печальной романтичности. А султан Орхан, видимо, именно чего-то необычного и искал после приземлённой Селин, пылкой Гюльхан и излишне благодетельной и чистой, оттого скучной Дэфне.
– Но что есть в Эмине Султан, кроме красоты? – недоумевал главный евнух. – Пытаюсь приписать ей какую-нибудь особенность, но ничего не приходит на ум.
– Ты прав, – усмехнулась Хафса Султан. – Кажется, будто в ней нет иных достоинств, кроме красоты. Но и у неё есть особенность. Она умеет любить. Ты когда-нибудь замечал, как она смотрит на повелителя? Не берусь описать. Во взгляде Филиз этого нет, вот в чём причина того, что её с такой лёгкостью потеснили. Эмине сделала повелителя центром своей жизни. Даже дети для неё менее важны. Она готова рисковать всем, лишь бы сохранить привязанность султана к себе. Она, не думая о последствиях, отравила Валиде Султан, став одной из главных причин её смерти. И это лишь потому, что валиде решила оказать Филиз поддержку в отношениях с повелителем. Это даже не любовь, Идрис. Это одержимость.
Тот мрачно нахмурился в ответ.
– Раз так, Эмине Султан не позволит вам создать новую фаворитку.
– Разумеется, она будет пытаться мне помешать, но, как я уже сказала, я живу разумом, а Эмине – чувствами. И в этом моё главное преимущество перед ней. Гнев, ревность, отчаяние – чувства, неизбежно ведущие к краху. И я хочу использовать эти чувства против Эмине. Раз она не желает принимать мою власть, я заставлю её это сделать, а заодно отвлеку от попыток лишить меня этой власти новой фавориткой. Но борьба с Эмине и контроль над гаремом не единственное, чем я намереваюсь заниматься.
– Что ещё, султанша? – напрягся Идрис-ага.
– Мехмет-паша должен стать великим визирем, – твёрдо ответила Хафса Султан. – Мои дед и отец занимали эту должность. Я хочу, чтобы теперь она принадлежала моему мужу. Он не может стать ни одним визирем, потому что все эти три должности заняты. И первым на нашем пути стоит третий визирь Альказ-паша. Сначала он, после Али-паша, а уже затем Искандер-паша – от всех нужно избавиться. Иначе не выйдет. И я хочу помочь своему мужу. Пока он в военном походе с повелителем и остальными государственными деятелями, я избавлюсь от Альказа-паши, оставленного регентом престола. Сыграем на его благородстве и жажде справедливости.
– Что у вас на уме? – испуганно спросил главный евнух и вздрогнул от коварной ухмылки, что расцвела на по-детски милом и невинном лице султанши.
Топкапы. Покои Филиз Султан.
Айше-хатун то и дело беспокойно поглядывала на свою госпожу, сидевшую на тахте и мрачно смотревшую куда-то в пространство. Наконец, не выдержав, она отложила в сторону вышивку и, поднявшись с подушки, на которой сидела у ног Филиз Султан, пересела на тахту рядом с ней.
– Султанша, – мягко коснувшись её бледной руки, прошептала Айше-хатун. – Что с вами? Тоскуете по шехзаде и повелителю?
Горько улыбнувшись, Филиз Султан медленно, будто неохотно, перевела на неё взгляд тёмно-серых глаз.
– Тоскую, – призналась она. – Но не только это меня гнетёт…
– Что же ещё? Я могу вам чем-то помочь?
Филиз Султан некоторое время молчала и вглядывалась в лицо своей служанки, верной и любящей. Похоже, единственной, кто её любил.
– На что ты готова ради меня, Айше?
Растерявшись, Айше-хатун настороженно прищурилась, но всё же ответила то, что было истиной и что от неё требовалось.
– Я всё для вас сделаю, госпожа.
– Раз так… – вздохнула Филиз Султан и, поднявшись с тахты, подошла к настенному шкафу, из которого достала стеклянный пузырёк, наполненный прозрачной жидкостью. – Лекарша Дильнар-хатун сказала, что это снотворное в больших дозах опасно, верно?
Начиная осознавать, чего от неё хочет госпожа, Айше-хатун неохотно кивнула в знак подтверждения.
– Три капли этого снотворного заставляют заснуть, а если выпить больше, то можно уже не проснуться, – мрачно произнесла Филиз Султан. – Я хочу, чтобы следующим утром Эмине не проснулась.
– Что вы, султанша?! – ужаснулась Айше-хатун и, вскочив с тахты, спешно подошла к по-прежнему мрачной госпоже. – Вы хоть представляете, чем это может обернуться для вас? Умоляю, забудьте об этом…
– В день, когда повелитель покинул Топкапы, она подловила меня в коридоре и сказала, что отныне каждый мой вздох – милость, оказанная ею. Что же, я подобной милости ей оказывать не желаю. Пусть умрёт! И этот ребёнок пусть умрёт вместе с ней…
Натужно сглотнув, Айше-хатун в недоверчивом ужасе смотрела на свою госпожу и не узнавала её в этой несчастной, отчаявшейся и сломленной собственными терзаниями женщине.
– Это великий грех! Если повелитель узнает, что за смертью Эмине Султан стоите вы, то казни не избежать ни мне, ни вам. Прошу вас, не…
– Я и так уже мертва, Айше, – перебив её, покачала темноволосой головой Филиз Султан и настойчиво протянула ей пузырёк со снотворным. – А за себя не беспокойся. Если что, я помогу. Только сделай то, о чём прошу, иначе я с ума сойду, видя её счастье и как она рожает детей, о которых мне и мечтать бесполезно. Ты же не хочешь, чтобы мне было больно?
Сдавшись, Айше-хатун неуверенно забрала пузырёк со снотворным и, мрачно посмотрев на него, молча кивнула. Филиз Султан, облегчённо выдохнув, положила руку на её плечо и сжала его.
– Этой ночью, – раздался в покоях её пронизывающий шёпот.
Топкапы. Покои Эмине Султан.
Восседая на тахте на привычном месте у окна, из которого открывался вид на увядший дворцовый сад, Эмине Султан задумчиво наблюдала за тем, как её сестра Элмаз-хатун помогала шехзаде Сулейману надевать тёмно-зелёный кафтан.
Шехзаде Осман вальяжно сидел рядом с матерью и играл с яблоком, подбрасывая его в воздух и ловя одной рукой.
– Опять в школу, – раздражённо вздохнул он, снова подбросив яблоко и поймав его.
– Вам необходимо получить образование, шехзаде, – тепло улыбнулась ему Элмаз-хатун, поправив воротник кафтана Сулеймана.
– Что толку от этого образования? – насмешливо хмыкнул Осман, положив яблоко обратно в большое блюдо с фруктами. – Повелителем мне не стать.
Эмине Султан, услышав его слова, напряглась и с толикой возмущения повернулась к сыну, который, заметив это, напряжённо переглянулся с Элмаз-хатун. Та неодобрительно поджала губы. Оба понимали, что произойдёт дальше. Шехзаде Сулейман злорадно ухмыльнулся, понимая это не меньше их.
– Что ты сказал, Осман? – раздался в покоях полный возмущения голос Эмине Султан. – У всех вас равные права на престол. И шехзаде Мурад ни чем не лучше вас! Мне непонятно то, как вы его возвеличиваете и ставите выше себя. То, что он старше, ничего не меняет!
– Да, валиде, – покорно отозвался шехзаде Осман и, не желая дальше слушать это, поднялся с тахты. – Пора на занятия.
– После занятий возвращайтесь в покои, – уже более спокойно проговорила Эмине Султан и, посмотрев на старшего сына, добавила: – Особенно это тебя касается, Осман. В такой холод конные прогулки и уже тем более тренировки ни к чему. Упаси Аллах, заболеешь.
Отвернувшись и направившись к дверям, шехзаде Осман закатил тёмно-карие глаза, чтобы этого не видела мать. Элмаз-хатун, заметив это, подавила улыбку.
– Мам, пусть говорит, что хочет, – подойдя к ней, миролюбиво сказал шехзаде Сулейман. Он был больше похож на мать, понимал её лучше и знал, как её успокоить, в отличие от старшего брата. – Он просто учиться не хочет. Лишь бы мечом махать…
– Это мне и не нравится, – вздохнула Эмине Султан, приобняв за плечи севшего рядом с ней младшего сына. – Рада, что ты думаешь иначе, чем Осман. Учителя довольны тобой. Особенно твоими успехами в истории. Молодец, сынок. Сейчас важнее всего учёба.
Довольно улыбнувшись, Сулейман засиял от гордости и от материнской похвалы. В то время, как его брат Осман всегда стремился к отцу и старшему брату Мураду, он почему-то тянулся к матери. Только она его понимала и ценила все его старания, которые он прикладывал в учёбе. И хвалила его, что было для него очень важным. Это только подстёгивало его к ещё большему старанию, в отличие от насмешек Османа и снисходительных улыбок Мурада и отца.
– Иди, – поцеловав его в висок, улыбнулась Эмине Султан. Сын поднялся с тахты и поцеловал её руку. – И постарайтесь хотя бы сегодня обойтись без драк.
Улыбнувшись, шехзаде Сулейман покинул покои. Элмаз-хатун, проводив его тёплым взглядом, как будто вспомнила о чём-то и тут же помрачнела.
– Что такое? – заметив это, непонимающе спросила Эмине Султан. – Ты сегодня сама не своя. И я слышала, как ночью ты плакала. Тебя кто-то обидел, Элмаз?
С мгновение Элмаз-хатун выглядела так, будто борется с собой, а после натянуто улыбнулась.
– Ничего. Просто… Повздорила с одной наложницей, но всё это – глупости. Тебе не о чем беспокоиться.
Кивнув русоволосой головой, Эмине Султан устало вздохнула и, неосознанно положив руку поверх своего живота, рассеянно погладила его. С затаённой болью и завистью во взгляде проследив за этим движением, Элмаз-хатун села на тахту рядом с ней.
– В гареме всё спокойно?
– Да, Эмине.
Неожиданно раздался стук в двери и, получив позволение, в покои вошёл Идрис-ага. Увидев его, женщины тут же напряглись и мельком переглянулись между собой. Они знали, что теперь главный евнух служит Хафсе Султан.
– Султанша, – поклонился Идрис-ага и, обернувшись через плечо, махнул рукой. В покои вошёл евнух, держа в руках маленькую шкатулку.
– Что это? – насторожилась Эмине Султан.
– Османский флот пока ещё в Мраморном море, и оттуда для вас пришёл подарок. Гонец привёз письмо от повелителя к Хафсе Султан и этот подарок, предназначенный вам, но неизвестно, от повелителя он или от кого-то другого.
– От повелителя, конечно! От кого же ещё? – засияв от радости, воодушевлённо воскликнула Эмине Султан и нетерпеливо махнула рукой, приказывая евнуху приблизиться. Забрав шкатулку, она спешно открыла её и ахнула.
Элмаз-хатун любопытно наклонилась к ней и тоже заглянула в шкатулку.
– Можете идти, – даже не удостоив евнухов взглядом, велела Эмине Султан.
Поклонившись, они покинули покои, и только тогда Эмине Султан достала из шкатулки большое и изысканное золотое кольцо с большим овальным изумрудом.
– Какое красивое… – выдохнула Элмаз-хатун, в тысячный раз борясь с завистью. – Наверное, повелитель сам его сделал. Ты же говорила, что видела, как он работал над каким-то украшением с изумрудами, когда приходила к нему в попытках помириться.
Любовно погладив сверкающий изумруд глубокого зелёного цвета, темнее, чем её глаза, Эмине Султан надела его на безымянный палец левой руки и, любуясь кольцом, вытянула руку вперёд.
– Мне показалось, что он работал над ожерельем… – задумчиво протянула султанша. – Хотя, может, я плохо разглядела? Элмаз, выходит, он забыл о своей обиде! Мои мольбы были услышаны…
Счастливая Эмине Султан всё не могла налюбоваться кольцом, а Элмаз-хатун с горькой улыбкой пыталась разделить её радость, но не могла. Слова Хафсы Султан эхом отзывались в её голове, а зависть безжалостно душила её.
Дворец Михримах Султан.
Михримах Султан сочувственно смотрела на сидевшую рядом с ней на тахте Эсму Султан, которая горько плакала и рассказывала о том, что с ней происходит.
– Валиде, как прочла это письмо, пришла в ярость. Я никогда её такой не видела…
– И чем всё закончилось? – напряжённо спросила Михримах Султан, испуганная услышанной историей. – Мне даже представить страшно…
– Она пообещала выдать меня замуж, Михримах, – с болью ответила Эсма Султан и, всхлипнув, покачала темноволосой головой. – Я ведь умру, став женой другого…
Подавшись к ней, Михримах Султан сжала её руку и, печально вздохнув, молча позволила подруге выплакаться. Она понимала её боль, ведь и её она терзала. Та же, пронзающая сердце из-за чувств.
Впервые в своей жизни она была так счастлива в день своей свадьбы. А в первую брачную ночь впервые в своей жизни была столь несчастна.
В ту ночь Искандер-паша, сражённый усталостью и вином, спал, а она, лёжа на самом краю кровати, до самого утра заливалась слезами. Её робкие надежды на счастье разрушились. Она с замиранием сердца ждала, когда впервые увидит его, своего мужа и мужчину, с кем отныне было связано её существование. Воображала, что он, когда его взгляд коснётся её, улыбнётся, разделив все её надежды и ожидания. Но в реальности всё вышло иначе.
Видимо, изнеможённая рыданиями, она заснула под утро, а когда проснулась, обнаружила, что одна лежит в кровати, а её кто-то заботливо накрыл одеялом. Сонно сев в кровати, Михримах Султан тоскливо посмотрела на вторую половину кровати, которая пустовала.
Позвав служанок во главе с Гюльшан-хатун, которая, оказывается, была назначена Искандером-пашой главной калфой их дворца, Михримах Султан позволила им привести себя в порядок.
Она была погружена в свои мысли, полные разочарования и тоски, потому даже не обращала внимания на то, как служанки заплетают её золотисто-светлые волосы в непривычную высокую и элегантную причёску, облачают её в одно из множества роскошных платьев, что были подарены ей мужем, и надевают на неё тяжёлые драгоценности.
Безразлично скользнув взглядом по своему отражению в зеркале, Михримах Султан изумлённо ахнула. Эта молодая женщина, выглядевшая роскошно и, без преувеличения, прекрасно, не могла быть ею. Платье из дорогой золотой парчи, драгоценности из золота, украшенные ослепительно сверкающими бриллиантами, и величественная диадема, которую она никогда прежде не носила.
– Вы прекрасны, султанша, – улыбнулась Гюльшан-калфа, восхищённо оглядев её. – Искандер-паша так щедр…
От упоминания о нём Михримах Султан тут же перестала изумлённо улыбаться своему отражению и, осунувшись, отошла от зеркала.
– Паша… уехал? – робко спросила она.
– Да, султанша. Рано утром. Он просил передать вам, что просит у вас прощения. Не знаю, за что именно.
Михримах Султан рассеянно кивнула и нахмурилась, ощутив на голове непривычную тяжесть диадемы.
Её первый день в новом дворце, должном стать ей домом, прошёл весьма обыденно. Скудно позавтракав, султанша взялась за вышивание, а когда оно ей надоело, принялась читать. Толком не выспавшаяся, она задремала на тахте с книгой на коленях, сидя в своих, то есть в их с мужем, покоях.
Сквозь сон Михримах Султан ощутила, как что-то соскользнуло с её колен и, вздрогнув, проснулась от того, что книга упала на пол. Сонно оглядевшись, она изумлённо обнаружила, что уже наступил вечер. Служанки, видимо, не стали её тревожить, когда приходили зажечь свечи.
Чувствуя себя по-прежнему разбитой, Михримах Султан поднялась с тахты и позвала служанок. Те помогли ей переодеться в достаточно скромное ночное платье, снять драгоценности и распустить волосы из причёски.
Попросив оставить её одну, султанша села на край кровати и принялась с задумчивостью расчёсывать гребнем свои длинные золотисто-светлые волосы. Видимо, ей нравилось саму себя терзать, потому как другого объяснения, почему она всё время вспоминала прошлую ночь, испытывая при этом боль и тоску, у неё не было.
Горько вздохнув, девушка отложила гребень и, откинув одеяло, легла в постель, хотя желания спать не было. Она, видимо, проспала большую часть дня и, конечно же, выспалась. Но тем не менее ей хотелось спрятаться ото всех под одеялом и вдоволь наплакаться от жалости к себе и от чувства одиночества.
Не успела её голова коснуться подушек, как двери в покои распахнулись. Напрягшись под одеялом, Михримах Султан судорожно соображала, как ей себя вести. В покои кто-то вошёл и, видимо, остановился, так как звук шагов затих.
Не сдержавшись, султанша приподнялась на локте и обернулась. Искандер-паша стоял у порога и напряжённо смотрел на неё. Так, словно забыл, что в покоях его ожидает не привычное одиночество, а жена.
Отвернувшись, он медленно подошёл к одному из настенных шкафов и, распахнув его деревянные дверцы, снял драгоценные кольца со своих пальцев и положил их в большую шкатулку, стоявшую на одной из полок.
Михримах Султан, будучи не в силах наблюдать за ним и дальше, снова опустилась на подушки и решила, что ей лучше притвориться спящей. Но вскоре снова приподняла голову, скорее озадаченно, услышав шорох. Оказалось, Искандер-паша, стоя к ней спиной, раздевался. Она тут же покраснела.
Сняв синий кафтан с воротником из чёрного блестящего меха, он небрежно бросил его на тахту. За ним последовали и другие вещи, которые он с себя снимал с заметной усталостью.
Лёжа с закрытыми глазами и изнывая от смущения, Михримах Султан слышала его приближающиеся шаги. Левая сторона кровати слегка прогнулась под весом севшего на неё Искандера-паши. Всё затихло.
Робко приоткрыв веки, султанша осторожно повернула голову влево и напряжённо воззрилась на обнажённую широкую мужскую спину.
– Султанша, – неожиданно прорезал тишину его глубокий, слегка хриплый голос, от которого девушка вздрогнула. Ей казалось, что он её и словом не удостоит, как и прошлой ночью. – Вчера я вёл себя недопустимо. Пренебрёг своим долгом и этим оскорбил вас. Уверяю, подобного не повторится.
Михримах Султан так надеялась услышать эти слова, но сейчас, когда это произошло, она только сильнее ощутила свою боль. Они были пронизаны холодной учтивостью. Но в силу своего характера она не могла, как ей хотелось бы, оскорблённо промолчать и отвернуться, показав, что у неё есть гордость и что он её действительно задел.
– Хорошо, – мягко прошептала она и, не зная, что ещё сказать, перевернулась на бок в твёрдом намерении заснуть и не думать о том, что не одна в постели.
Но неожиданно чья-то рука осторожно, но настойчиво стянула с неё одеяло, откинув его к изножью кровати. Напрягшись, султанша испуганно перевернулась на спину и вздрогнула, когда горячая ладонь опустилась на её плечо, медленно скользя, спустилась на её выпирающую ключицу, а затем ещё ниже, отчего по её телу пробежалась дрожь.
Взглянув в лицо мужа, Михримах Султан увидела царившее на нём выражение спокойной решимости и какое-то новое, ещё неизвестное ей выражение. И почему-то оно напугало её, но вместе с тем приятно взволновало, опалив непонятным жаром.
На мгновение муж тоже поднял голубые глаза к её лицу, и их взгляды встретились. Сохраняя зрительный контакт, Искандер-паша медленно наклонился к её испуганно-напряжённому лицу, и султанша ощутила прикосновение его жёстких сухих губ к своим.
Проснувшись поздним утром, Михримах Султан, разумеется, никого рядом с собой не обнаружила. Безотчётным движением она протянула руку и зачем-то положила её на подушки, на которых спал Искандер-паша. При этом её сердце сладко ёкнуло и, сокрушённо вздохнув, султанша ощутила пугающее её чувство… привязанности, приправленное тоской.
Одна ночь, а она уже тоскует по нему в его отсутствие и забыть не может прикосновений его горячих рук и жёстких губ?
