Текст книги "Возмездие (СИ)"
Автор книги: Lana Fabler
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 91 страниц)
– Нет, – отрицательно покачала русоволосой головой Элмаз-хатун, но не выглядя при этом уверенной в сказанном. – Валиде и так была слаба, потому даже столь маленькая доза яда подкосила её. Может, отступим от этого плана, Эмине? А если лекари всё-таки заподозрят отравление? На кого, в первую очередь, падёт подозрение? На тебя! Больше некому её отравлять в Топкапы.
Эмине Султан раздражённо отмахнулась от неё. Встав с тахты, сложила руки на груди и принялась расхаживать по покоям в напряжённой задумчивости.
– Отступать нельзя, – наконец, произнесла она. – Пусть Дильнар вечером снова подложит яд в еду или питьё Валиде Султан. И проследи за этим, Элмаз. Я хочу быть уверенной, что всё идёт так, как задумано. Иначе нам несдобровать…
Недовольно поджав губы, Элмаз-хатун всё же нехотя кивнула.
– А как долго ты будешь притворяться больной? – спросила она, обернувшись в дверях.
– Столько, сколько это будет необходимо.
Дворец Хафсы Султан.
– Новости? – вопросительно приподняла брови Хафса Султан, изящно отложив ложку на столик, за которым сидела на большой подушке.
Она завтракала вместе с мужем Мехметом-пашой в главном холле их дворца, когда явилась престарелая Хадижа-калфа с посланием в морщинистых руках.
Мехмет-паша, привыкший к тому, что его жена, ведающая огромным количеством благотворительных фондов, получает множество писем и посланий, невозмутимо продолжил завтракать.
– Передала бы какой-нибудь служанке. Зачем ты утруждаешь себя? И без того в последнее время плохо себя чувствуешь, – тепло улыбнулась Хафса Султан, принимая от Хадижы-калфы послание. Только эта престарелая женщина, вырастившая её, удостаивалась подобной улыбки от обычно сдержанной и холодной султанши. – Откуда?
– Из Топкапы, – отозвалась Хадижа-калфа, отойдя в сторону. Зорко подметив, как одна из служанок, подходя к столику, за которым завтракали супруги, споткнулась и едва не выронила поднос с тарелками, она строго нахмурилась. – От Ферхата-аги.
Теперь Мехмет-паша бросил заинтересованный взгляд карих глаз к посланию, которое читала его жена.
– О чём сообщает? – заметив, как её серые глаза наполнились задумчивостью, что означало, что она снова просчитывает что-то в уме, спросил он.
– Наша Валиде Султан неожиданно слегла от болезни, которая снова проснулась в ней и стала распространяться в её теле. Все в Топкапы переполошились. Лекари бессильны и в один голос твердят, что ей осталось недолго.
На одно короткое мгновение их взгляды встретились, и оба тут же осознали, что их мысли сходятся.
– Ты же понимаешь, что это значит? – ухмыльнулась Хафса Султан, взяв кубок с шербетом с подноса, который поднесла к ней та самая споткнувшаяся служанка.
– Значит, что руки Валиде Султан, в которых она держала власть над гаремом, ослабли, и теперь эту власть можно из них вырвать, – в тон ей отозвался Мехмет-паша. – И, судя по твоей ухмылке, ты знаешь, как это сделать.
– Я давно ждала подходящего момента. Одной благотворительности мало для того, чтобы помочь тебе стать великим визирем. Став управляющей гарема, я обрету больше власти, да и стану ближе к повелителю, а значит, смогу на него влиять. Этого сближения я и добивалась, обратившись к нему с якобы проблемами в своих благотворительных фондах. Ты же знаешь, я всегда со всем справлялась самостоятельно и ни в чей помощи не нуждалась.
Мехмет-паша кивнул черноволосой головой, в очередной раз восхищаясь её умом, расчётливостью и умением искусного маневрирования в борьбе за власть.
– Также, как ты заметил, я стала появляться в гареме, – продолжала Хафса Султан, не отрываясь от трапезы и от мыслительного процесса. – Для того, чтобы войти в число кандидатов на должность управляющей гарема, я должна иметь в нём хоть какое-то влияние, знать, что в нём происходит, а также иметь поддержку дворцовых слуг. Этого я и намереваюсь добиться. Теперь, когда Валиде Султан не в силах управлять гаремом, я воспользуюсь этим и нарушу спокойствие в нём, а после предстану перед всеми в качестве единственного человека, способного это спокойствие восстановить.
– Это даст тебе влияние среди наложниц, но не более, – рационально заметил Мехмет-паша, слегка нахмурившись. – Но в остальном…
– О том, что происходит в гареме, мне докладывает Ферхат-ага, а переманить на свою сторону остальных дворцовых слуг я ещё успею. Пока это неважно.
– Каким образом ты намереваешься нарушить спокойствие? Бунт? Убийства?
– Бунт, – ухмыльнулась Хафса Султан, и её лицо стало преисполненным коварства, которое только красило его. – Я разожгу пламя недовольств, а когда страх и отчаяние затопят гарем, стану той, кто его погасит. Тогда-то повелитель придёт к мысли о том, что после Валиде Султан только я могу занять должность управляющей гарема.
Хадижа-калфа, слышавшая разговор супругов, гордо посмотрела на султаншу, но в глубине её взгляда была обеспокоенность. Что, если всё это откроется?
– А что с твоим планом?
– Я пока за всеми наблюдаю и пытаюсь отыскать слабые места каждого, – ответил Мехмет-паша. В свою очередь он тоже вёл закулисную игру, но только не в гареме, а в Совете Дивана. – Мои люди ведут наблюдение за каждым из визирей.
– Что удалось узнать? – деловито спросила Хафса Султан, внимательно слушая мужа. Она готова была помочь ему всем, чем могла. В том числе мудрым советом или идеей очередной интриги.
– Великий визирь Искандер-паша, не могу отрицать, силён и умён. Его поддерживает повелитель, с которым они дружат, и это делает его весьма влиятельным. Слабости в нём трудно отыскать. В словах и действиях осторожен. Пока не знаю, что с ним делать.
– Второй визирь Али-паша одной ногой в могиле из-за преклонного возраста и болезней, – продолжила за него султанша, кивнув русоволосой головой самой себе. – Его слабое место – здоровье. Отравление?
– Слишком радикально, – нахмурился Мехмет-паша и отрицательно покачал черноволосой головой. – Тем более, он зять династии, а также мягок и податлив. Можно переманить его на свою сторону, а пока что он целиком и полностью под властью Искандера-паши.
– Остался Альказ-паша.
– Повелитель ценит его, но Альказ-паша слишком благороден и честен, оттого часто оступается. Власть не терпит любителей правды и защитников справедливости. Можно сыграть на этом. Или на его привязанности к жене Хюррем Султан и их детям. Ради них он на всё пойдёт. Но я не хочу действовать через его семью, – сказав это, Мехмет-паша поймал на себе недовольный взгляд жены, которая в отличие от него всегда считала, что в достижении цели любые средства хороши. —Ты знаешь, Хафса, у меня есть принципы. Я не трогаю чужие семьи, невинных женщин и детей.
– Пока ты в раздумьях, и это верно, – произнесла султанша, понимающе кивнув русоволосой головой. – Не торопись. К тому же, тебе не стоит начинать действовать, пока я не возьму власть над гаремом в свои руки и не заполучу доверие повелителя.
Мехмет-паша, закончив с трапезой, встал из-за столика и, подойдя к сидящей на его противоположной стороне жене, поцеловал её в лоб и нежно провёл рукой по её щеке.
– Я благодарен Всевышнему за то, что он подарил мне тебя.
Засветившись той особенной тёплой улыбкой, которую она дарила только самым близким и любимым людям, Хафса Султан проводила взглядом серых глаз отправившегося на государственную службу мужа.
Топкапы. Гарем.
Эсен Султан провела ночь без сна, утопая в океане мрачных раздумий. Её сильно беспокоило то, что сказала гадалка Алджи-хатун.
Во-первых, она думала о том, какую судьбу она предрекла Нилюфер. Как любая мать, Эсен Султан была счастлива от того, что, по словам гадалки, её ждёт процветание, счастье и богатство. Однако, её настораживали слова о власти правителя. Каким образом это может воплотиться? Она не могла понять.
Во-вторых, обещание, что когда солнце погаснет и родится заново (что бы это могло означать, она не понимала), османский престол займёт шехзаде Махмуд. Это казалось ей чем-то нереальным, но слова Алджи-хатун в большинстве своём сбылись, и это настораживало.
Эсен Султан просто не могла допустить, чтобы Карахан Султан, лишившая жизни её сына и мужа ради своего сына и власти, всё-таки добьётся своего. Она мечтала о том, чтобы эта коварная женщина страдала всю свою оставшуюся жизнь, а после умерла в мучительной болезни и нищете.
И в-третьих, ей ничего не удалось узнать о будущем. Её судьба уже мало беспокоила султаншу. Она о себе более не переживала. Дожить бы свой век в относительном здравии и со знанием того, что её дети также здоровы и счастливы, а остальное уже неважно. Именно поэтому её беспокоила судьба Михримах, как и эта навязанная свадьба.
Из-за недосыпа и переживаний этим утром Эсен Султан чувствовала себя несколько измученной, что отражалось на её внешнем облике. Под серо-голубыми глазами пролегли тени, она была бледнее обычного и в целом казалась болезненной.
Облачённая в одно из своих немногочисленных простых платьев, а именно в закрытое платье с узкими длинными рукавами и воротником, закрывающим шею, сшитое из тёмно-зелёной жёсткой ткани, она впервые за долгие годы собрала свои тёмные волосы в аккуратный узел на затылке. И даже позволила себе надеть скромные жемчужные серьги, которые ей по прибытии в Топкапы подарил султан Баязид в числе других даров в позолоченном сундуке. Такие же сундуки достались и её дочерям.
Неохотно позавтракав, а именно без особого аппетита помешав ложкой в тарелке и выпив успокаивающий отвар, Эсен Султан решила, что далее откладывать разговор с Михримах нельзя, и отправилась в её покои.
По пути она узнала о том, что состояние Валиде Султан резко ухудшилось, но не придала этому никакого значения. Это её не волновало, в отличие от большинства обитателей дворца.
Когда двери в покои дочери распахнулись перед ней, султанша медленно вошла в небольшие покои со светлыми стенами, которые заливал золотистый солнечный свет.
Оглядевшись, Эсен Султан замерла и непонимающе нахмурилась. Её серо-голубые глаза тут же наполнились беспокойством.
Несмотря на то, что время близилось к полудню, Михримах ещё не покинула ложа. Облачённая в ночное платье, она лежала, свернувшись клубком и спрятав лицо в шёлковых подушках, а её золотисто-светлые волосы в беспорядке рассыпались по ним.
– Михримах? – почувствовав, как сердце участило свой темп, с испуганным беспокойством спросила Эсен Султан, спешно подойдя к ложу и сев на него. – Что с тобой? – трясущейся рукой она дотронулась до плеча дочери и надавила на него, силясь её перевернуть и взглянуть в её лицо. – Посмотри на меня. Ты заболела?
Раздался тихий всхлип, от которого сердце Эсен Султан защемило от боли. Страдания дочерей, особенно мягкой и вечно обижаемой сестрой Михримах, всегда причиняли ей боль. Она так хотела, чтобы хотя бы они, в отличие от неё, были счастливы.
– Ты плачешь? Ну же, Михримах. Ты разрываешь мне сердце… Посмотри на меня.
Михримах Султан медленно перевернулась на спину и позволила увидеть матери своё заплаканное лицо с опухшими от выплаканных за ночь слёз серыми глазами, которые смотрели пугающе обречённо.
Осознав, что ей, видимо, уже кто-то сообщил о свадьбе, Эсен Султан горько вздохнула и без слов развела руки в стороны. Ещё раз всхлипнув, Михримах Султан села в постели и бросилась в объятия матери – родные, тёплые и заботливые.
Поглаживая её по золотисто-светлым волосам, Эсен Султан чувствовала, как в её груди разрастается гнев, вызванный осознанием того, что её дочь страдает по причине вмешательства посторонних людей в их жизни. Она многое готова стерпеть: бедность, неуважение, собственную боль. Но если кто-то причинял страдания её детям, Эсен Султан не намеревалась молча сносить это.
– Не бойся, – прошептала она, чувствуя, как намокает ткань платья на плече, к которому прижалась дочь, и оттого злясь ещё сильнее. – Я с тобой, Михримах. Если ты не хочешь этой свадьбы, её не будет. Я всё сделаю для этого. И пусть только попробуют мне помешать…
Находясь в объятиях матери, словно в коконе, Михримах Султан ощутила столь желанное чувство защищённости. Она выросла, “укрытая” заботой матери от внешнего мира, и, оказавшись здесь, в Топкапы, впервые один на один с реальностью, испугалась и растерялась.
Теперь всё встало на свои места. Мама позаботится о ней. Она, как всегда, поможет и разрешит все проблемы. И Михримах Султан от осознания этого тут же успокоилась. Слёзы высохли и, мягко отстранившись, она заглянула в лицо матери, которое тут же из пугающе мрачного стало мягким и ободряюще-улыбающимся.
– Ну-ка поднимайся, приведи себя в порядок и обязательно поешь, а я пока займусь своими делами. Позже я зайду к тебе.
Позволив матери поцеловать себя в щёку, Михримах Султан с тоскливым сожалением из-за разлуки проводила её, ушедшую, взглядом серых глаз и, умиротворённо вздохнув, последовала её указаниям. Поднялась с ложа и распорядилась о трапезе, позвав служанку.
Топкапы. Покои Валиде Султан.
Проснувшись, Дэфне Султан первым делом ощутила боль во всём теле, а больше всего в области ключицы и в желудке. Нахмурившись, она с трудом распахнула отяжелевшие веки и, оглядевшись, обнаружила, что на неё одинаково беспокойно смотрят несколько пар глаз.
Сын Баязид сидел на ложе сбоку от неё, хмурился и пытливо вглядывался тёмно-карими глазами в её лицо. Фатьма сидела в её ногах с книгой на коленях и тепло улыбалась, видимо, таким образом приветствуя её после пробуждения. А Филиз, обнимая за плечи заплаканную Эсму, стояла немного в стороне и была крайне взвинчена и напряжена.
– У вас такие лица, будто я уже умерла, – хрипло произнесла Валиде Султан, и удивилась, с каким трудом ей удалось это сделать. Ключица отозвалась болью, как будто сотни и тысячи иголок пронзили её откуда-то изнутри.
– Не говорите так, валиде, – ещё больше помрачнел султан Баязид, взяв её за руку. – Вы нас так напугали…
– Вот она и вернулась, – снова с большим трудом воскликнула Дэфне Султан и поморщилась. – Моя болезнь, долгие годы убивающая меня, наконец-то решила прекратить мучения и отдать меня смерти.
– Прошу вас, не говорите так, – взмолилась Фатьма, у которой в глазах застыли слёзы. – Лекари сделают всё возможное. Вы ещё проживёте долгие годы.
– Я и так прожила долгие годы, – горько усмехнулась Валиде Султан, натужно сглотнув и мужественно превозмогая боль. – Всевышний был щедр ко мне. Я многое пережила… И уже устала. Покой в ином мире – всё, что мне нужно.
Султан Баязид вздохнул, понимая, что его валиде просто-напросто морально готовит себя и их к своей смерти, и их мольбы она вряд ли услышит. От осознания того, что её кончина неотвратимо приближается, он чувствовал себя ужасно подавленно.
Как он сможет жить в мире, в котором нет его валиде? Он так привык к её присутствию в своей жизни, которую она ему и подарила, к её чистой и бесконечной любви, к её искренней заботе и поддержке, её тёплому и нежному взгляду, который только у неё был таким настоящим и никогда не поддавался сомнению.
Только мама могла любить так искренне, так глубоко, невзирая ни на что, прощая всё и поддерживая всегда и во всём. Ей не нужно доказывать свою любовь, от неё не нужно скрывать свои недостатки, боясь быть отвергнутым, как в случае с любовью жён. Это другое. Лишившись матери, султан Баязид навсегда лишится человека, который любил его всю его жизнь таким, какой он есть, со всеми недостатками и грузом ошибок в прошлом.
– Давно ты здесь? – обратив к нему серые глаза, полные затаённой боли и муки, спросила Валиде Султан. – Не беспокойся, сынок. Всё… в порядке. Я бы хотела ещё немного поспать, а вы… идите-ка по своим делам. Под несколькими парами глаз спать трудновато, особенно если вы все вздрагиваете от каждого моего вздоха.
– Я зайду позже, валиде, – поцеловав её холодную руку, произнёс султан Баязид. – Фатьма, Филиз и Эсма побудут с вами, а я пока займусь делами.
Согласно кивнув светловолосой головой, Дэфне Султан, как и все остальные, посмотрела в след ушедшему повелителю, а после с нежностью оглядела оставшихся с ней женщин.
– Бабушка, как вы? – сев на освободившееся после отца место, спросила Эсма Султан. – Сильно болит?
Дэфне Султан только выдавила вымученную улыбку, так как говорить больше была не в силах.
Неожиданно из-за закрытых дверей послышались обрывки чьего-то спора.
– Отойди с дороги!
– Вам туда нельзя. Валиде Султан плохо себя чувствует. Возвращайтесь к себе.
– Замолчи и отойди с дороги, – с такой свирепостью процедил в ответ первый голос, что присутствующие в покоях Валиде Султан настороженно переглянулись между собой.
– Стойте!
В покои буквально ворвалась Эсен Султан в простом тёмно-зелёном платье. Её серо-голубые глаза полыхали огнём гнева и решительности. Мирше-хатун, стуча тростью о мраморный пол, со сдержанным негодованием на сухом лице следовала за ней по пятам.
Валиде Султан, и без того с трудом держась в реальности и борясь с подступающей сонливостью, устало вздохнула, предчувствуя скандал.
Фатьма Султан отложила книгу и поднялась с ложа, встав рядом с настороженной Филиз Султан и испуганной Эсмой Султан.
– Валиде Султан, – поклонилась Эсен Султан, и почему-то этот поклон показался издевательским. – Вижу, вы и вправду плохо себя чувствуете.
– Что вам здесь нужно? – спросила Фатьма Султан, но, казалось, её Эсен Султан даже не замечала, смотря прямо на лежащую в постели Валиде Султан.
– Но я пришла не для того, чтобы пожелать вам выздоровления. Хочу, чтобы вы узнали, что мы с повелителем договорились о том, что если Михримах не пожелает выходить замуж, этой свадьбы не будет. Придя к ней этим утром, я обнаружила свою дочь плачущей и просящей меня о помощи. Потому этой свадьбе не бывать. Отменяйте подготовку и забудьте об этой навязчивой идее, по неизвестным мне причинам завладевшей вами.
– Эсен, – хрипло выдохнула Дэфне Султан, жестом велев намеревающейся вступить в разговор Филиз Султан молчать. – Мне об этом известно. Мой лев об этом поведал мне ещё вчера вечером. Он дал Михримах время подумать. И не тебе решать, сколько ей времени на это понадобится. Сейчас она плачет, потому что растеряна и боится того, что её ждёт. Но это пройдёт, и тогда она примет взвешенное и обдуманное решение. Тогда-то я решу, быть этой свадьбе или нет.
Эсен Султан выслушала её с крайне мрачным выражением лица, а после горько усмехнулась.
– Вы не будете ничего решать, – процедила она, тяжело дыша, видимо, от обуревающих её эмоций. – Я не собираюсь считаться с вашим мнением. Михримах – моя дочь, и только я могу решать что-то касательно её судьбы. Вы лучше займитесь своей семьей. А мою оставьте в покое, иначе я за себя не отвечаю. Мне всё равно, кто вы и какой титул носите. Я не позволю кому бы то ни было причинять страдания моей семье.
Дэфне Султан хотела было что-то ответить, но неожиданно закашлялась, приложив руку ко рту, а когда убрала её, то мрачно нахмурилась. На её ладони блестели капли крови.
Это стало последней каплей в чаше терпения Филиз Султан. Выступив вперёд, она неосознанно закрыла собой Валиде Султан, Фатьму Султан и дочь Эсму. Её тёмно-серые глаза полыхали гневом не меньшим, чем у Эсен Султан.
– А я не позволю причинять страдания моей. Это с вашим мнением никто не собирается считаться. Вы утопаете в своём эгоизме, не желая отпускать от себя одну дочь. Вторая же терпеть вас не может, что не удивительно, учитывая, на какую жизнь вы её обрекли из-за своих интриг в прошлом. И это вы называете семьей? Лучше уйдите прочь отсюда и не смейте приходить снова со своими угрозами.
Вздрогнув, Эсен Султан слегка растерялась, а обидные слова словно острым лезвием кинжала ранили её и без того израненное сердце. Она так устала от боли, от собственных переживаний, от своего бессилия, что, не найдя сил, чтобы ответить, развернулась и покинула покои.
Топкапы. Султанские покои.
Повелитель, пытаясь собраться с мыслями и не думать о состоянии матери, сидел за своим письменным столом и работал с документами, когда явился Ферхат-ага и оповестил о том, что пришла Нилюфер Султан.
Несколько изумившись, он откинулся на спинку стула и в ожидании посмотрел на двери, в которые вскоре вошла смуглая девушка с тёмными волосами в непривычном для него мужском облачении.
– Повелитель, – поклонилась она, подойдя к письменному столу, за которым тот сидел. – Простите за беспокойство. Я хотела с вами поговорить.
– Полагаю, речь пойдёт о Михримах, – отозвался султан Баязид, решив не обращать внимания на её внешний облик. Он уже знал, что Нилюфер была по натуре бунтаркой.
– Вовсе нет, – отрицательно покачала темноволосой головой султанша, выглядя изумлённой его предположением. – Шехзаде Мурад по вашему приказу занимается воинским искусством с Серхатом Беем. Вчера я случайно застала их тренировку. Я хорошо владею луком и немного хуже мечом, потому попросила Серхата Бея взяться тренировать и меня, но он отказался, сказав, что без вашего приказа не пойдёт на это.
Повелитель теперь уже был не просто изумлён, а потрясён. Поднявшись из-за стола, он обошёл его и приблизился к сестре.
– Хочешь обучаться воинскому искусству? Зачем тебе это? Мурад обязан уметь держать меч в руках, тебе же это, наоборот, запрещено.
– Я знаю, – пожала плечами Нилюфер Султан, выглядя раздражённо. – Но это то, чем мне нравится заниматься. Я не создана быть султаншей, проводящей досуг за вышиванием, книгами и интригами. Я больше ни о чём вас не прошу. Только позвольте заниматься.
Вздохнув, султан Баязид некоторое время вглядывался в такие же, как у него, тёмно-карие глаза сестры, а после сдался, коротко кивнув. Разве возможно сопротивляться этому подавляющему взгляду, пронзающему насквозь?
– Будь осторожна, Нилюфер. Это может быть опасно.
Нилюфер Султан только снисходительно ухмыльнулась, но её взгляд был полон благодарности и признательности.
– Подожди, – неожиданно произнёс повелитель, когда она уже была у дверей.
Обернувшись, девушка в ожидании посмотрела на него и в целом насторожилась. Вдруг, передумал?
– Я знаю, что между тобой и матерью с сестрой трудные отношения. Но я прошу тебя уделить им своё внимание. Эсен Султан нуждается в твоей поддержке, а Михримах в твоём совете. Они, какими бы не были, твоя семья. Не отворачивайся от них.
Недовольно поджав губы, Нилюфер Султан неохотно кивнула темноволосой головой и, поклонившись, покинула покои.
Топкапы. Покои шехзаде Мурада.
Внимательно читая какую-то книгу, шехзаде Мурад расслабленно сидел на тахте в своих небольших покоях, когда в них вошла заплаканная Эсма Султан.
Подняв взгляд тёмно-карих глаз на сестру, юноша тут же отложил книгу на тахту и поднялся, смотря на неё с сочувствием и пониманием.
Они были близнецами и, конечно же, просто поразительно походили друг на друга. Словно половинки единого целого в виде мужского и женского начал – безупречно схожие внешне и полярно расходящиеся внутренне.
Она – чувства, безрассудство, веселье, ветреность и необязательность. Он – разум, рассудительность, серьёзность и, наоборот, обязательность.
– Ты в порядке? – с ноткой заботы в голосе поинтересовался шехзаде Мурад, когда сестра подошла к нему и вздохнула.
– Не знаю, – честно призналась она, пожав плечами. – Бабушке совсем плохо. Ещё и Эсен Султан устроила скандал из-за свадьбы Михримах. Валиде сама не своя, да и отец переживает. Всё это меня угнетает…
Разведя руки в стороны, он пригласил её в свои объятия, и Эсма Султан благодарно обхватила его руками за широкие плечи.
Поддержку она могла найти только у бабушки и брата. Мать была увлечена собственными переживаниями, да и они были далеки друг от друга для того, чтобы Эсма ей доверилась, а отца она знала плохо и также была от него далека.
– Чем занимаешься? – спросила султанша, когда они опустились на тахту. Взяв лежащую на ней раскрытую книгу, она хмуро вгляделась в написанное. – Итальянский?
– Да, – кивнул темноволосой головой шехзаде Мурад и усмехнулся одними уголками губ. – Вряд ли ты что-то поймёшь. Когда я занимался, ты предпочитала гулять в саду или творить какие-нибудь глупости вроде тайных побегов из дворца.
Укоризненно посмотрев на него, Эсма Султан тоже не сдержала улыбки.
– Я слышала, ты теперь занимаешься с каким-то беем воинским искусством. Отец об этом обмолвился, пока мы все были у бабушки.
– Да, занимаюсь. Если честно, он меня немного пугает, но он хороший воин и, думаю, многому сможет меня научить. Мне-то уж точно далеко до Нилюфер.
Эсма Султан изумлённо вскинула тёмные брови и посмотрела на него с любопытством.
– А причём здесь Нилюфер?
– Знала бы ты, как она обращается с мечом, – с неподдельным восхищением отозвался шехзаде Мурад. – Я и подумать не мог, что она способна на такое. Кстати, она тоже будет обучаться вместе со мной у Серхата Бея. Отец ей позволил. Вскоре отправлюсь в сад на занятие. Если хочешь, можешь посмотреть. Только при условии, что не будешь высмеивать меня.
– Ради этого и пойду, – усмехнулась Эсма Султан, но в её тёмно-карих глазах вспыхнула ревность.
Брат так искренне восхищался этой Нилюфер, которая её пугала и казалась ей грубой и невоспитанной. К тому же выяснилось, что у них есть нечто, что их объединяет, а её с братом ничего не связывало в силу их различий.
Топкапы. Дворцовый сад.
Ревность всё сильнее разгоралась в её сердце, когда она вместе с братом отправилась во дворцовый сад на их тренировку. Пока Серхат Бей отсутствовал, Мурад и эта Нилюфер в ожидании его прихода свободно разговаривали, смеялись и дружески пикировались, почти не обращая на неё внимания.
И если Мурад ещё иногда поглядывал на неё, стоящую немного в стороне, и тепло улыбался, то Нилюфер делала вид, что её вообще здесь нет.
Чувствуя себя брошенной, Эсма Султан отправилась беседку, из которой было видно поляну, на которой должна была проходить тренировка, и оттуда бросала на Нилюфер неприязненные взгляды, а на брата призывные и в то же время полные разочарования.
Занятая ревнивым наблюдением за их общением, Эсма Султан не сразу заметила приближающегося к поляне высокого широкоплечего мужчину с чёрными волосами, который обладал сильно развитой мускулатурой и выглядел несколько устрашающе.
Она растерянно моргнула, увидев его уже в тот момент, когда он подошёл к Мураду и Нилюфер. Несмотря на свой внушительный рост, Серхат Бей двигался на удивление легко и как-то даже грациозно.
Когда он обернулся через плечо, обратив прямо на неё свои карие глаза, и поклонился, Эсма Султан вздрогнула и ощутила, как сердце ускорило свой темп, но не могла найти этому объяснения.
Теперь всё её внимание было сосредоточено на Серхате Бее, а о брате и Нилюфер она позабыла, как и о своей ревности. Взяв в руки меч, который показался ей очень тяжёлым и пугающе опасным, Серхат Бей стал показывать какие-то движения с ним, ловко и столь умело орудуя мечом, будто он был продолжением его руки.
И чем дольше Эсма Султан за ним наблюдала, тем сильнее ощущала какое-то странное непонятное чувство, сдавившее её грудь. Он был так красив, силён, столь умело орудовал мечом, с такой притягательной спокойной уверенностью держал себя, что она была буквально сражена им.
Жадно ловя каждое его движение и то, как солнечные лучи играли в его чёрных волосах, обрамляющих красивое волевое лицо с резкими чертами и пронизывающими карими глазами, взгляд которых она так желала вновь ощутить на себе, султанша проклинала своё легкомыслие и ветреность, но в то же время беспрекословно поддавалась чувствам, которые искрой вспыхнули в её своенравном сердце.
Адриатическое море.
Казалось, это плавание никогда не закончится. Шли дни и ночи, до тошноты одинаковые, но за маленькими круглыми окнами по прежнему колыхалась бесконечная водная гладь.
Запертые в трюме рабыни, в большинстве смирившиеся со своей судьбой, только и делали, что лежали на своих грязных подстилках, без аппетита жевали противное варево, которое им давали пираты, а остальное время проводили за разговорами.
Спустя некоторое время Фелисия всё знала обо всех, кто был заперт вместе с ней в трюме. Сама же не стремилась о себе рассказывать, боясь открыть правду.
О побеге она не помышляла, несмотря на знание того, как выбраться из трюма. Попросту боялась того, что её постигнет судьба Джины и Катрины, да и верила в то, что побег невозможен. На палубе пираты и, как только она выберется из трюма, её тут же поймают и выбросят в море.
Так бы всё и шло своим чередом, но всё изменилось в одну из ночей.
Проснулась она неожиданно резко и испуганно вздрогнула, непонимающе нахмурившись в поисках причины этого. В трюме было темно, а значит, ещё глубокая ночь. Приподнявшись на локте на своей подстилке, Фелисия огляделась.
Призрачно-голубое лунное свечение проникало сквозь маленькие круглые окна в тесное помещение под палубой корабля, оставляя на пыльном полу круги из света.
Все рабыни спали и даже Анна, лежащая на соседней подстилке, мирно посапывала, спрятав голову под рукой.
Но, прислушавшись, Фелисия уловила какой-то странный то ли шорох, то ли приглушённый скрип. Он исходил со стороны двери и, насторожившись, девушка осторожно поднялась на ноги и крадучись направилась туда.
На верхней ступеньке крутой лестницы под дверью сидела рабыня и, стараясь не шуметь, копошилась возле двери, толкая её вверх и держась за неё снизу, где была небольшая щель между самой дверью и полом, через которую пробивался лунный свет с палубы.
– Джоанна? – шёпотом позвала её Фелисия, желая спросить, что она делает, но не успела.
Видимо, сильно испугавшись, Джоанна резко обернулась, но, сидя на краю верхней ступеньки, не удержала равновесие и, покачнувшись, кубарем покатилась по крутой лестнице.
От грохота проснулись остальные рабыни, а Фелисия, испугавшись, подбежала к лежащей в неестественной позе у подножия лестницы Джоанне. Она была жива, но, видимо, сильно ушиблась, так как плакала, тихо поскуливала и тяжело дышала.
– Что такое? – спросила одна из рабынь, задав вопрос, который мучил всех.
– Джоанна упала с лестницы, испугавшись, что я застала её за попыткой побега, – объяснила Фелисия, осматривая девушку и пытаясь понять, не сломано ли у неё что-нибудь. – Она пыталась открыть дверь.
По трюму прокатилась волна перешёптываний.
– Она мертва? – мрачно спросила Анна, подойдя к ним и сев на корточки.
– Нет, – вынесла вердикт Фелисия, хотя не была в нём уверена. – У неё что-то с ногой и плечом. Нужно позвать их.
– Они выбросят её в море! – ужаснулась Анна.
Не ответив, Фелисия распрямилась, решительно поднялась по крутой лестнице к двери под десятками напряжённых взглядов и сильно постучала в неё.
– Эй! Кто-нибудь!
– Что ты делаешь?! – пыталась вразумить её Анна, но резко замолчала, когда послышался скрежет открывающегося засова.
