Текст книги "Возмездие (СИ)"
Автор книги: Lana Fabler
сообщить о нарушении
Текущая страница: 55 (всего у книги 91 страниц)
– Можете не беспокоиться, госпожа. Я буду осторожна.
– Тогда ступай.
Афсун-хатун поклонилась и, развернувшись, покинула покои в сопровождении Фатьмы-калфы. Карахан Султан, посмотрев им вслед, улыбнулась мрачно и самодовольно.
Покои шехзаде Махмуда.
Ожидая появления обещанной наложницы, султан Баязид пребывал далеко не в лучшем расположении духа. Факт того, что в его государстве вспыхнуло восстание с учетом того, что обвинение в этом лежало на человеке, которому он столько лет доверял, его тяготил. К тому же, слова Карахан Султан все не шли из головы. Может быть, она права? Он искал врага в ней, а на самом деле враг мог находиться и в столице подле него самого. Случайно зароненное зерно сомнения стало прорастать, и он уже не мог избавиться от подозрений в том, что кто-то из его приближенных только притворялся его другом, а на самом деле являлся его врагом, что стоял за этим восстанием и подстроил ловушку Альказу-паше, которого повелитель попросту не желал считать предателем, так как это противоречило всему тому, что он знал об этом человеке. Искандера-пашу по той же причине он исключал из возможных претендентов на роль зачинщика смуты. Хафса Султан представала в его мыслях только как возможный и, скорее всего, невольный соучастник дел ее мужа Мехмета-паши, который как раз и был главным подозреваемым. Как бы там ни было, он сначала разрешит ситуацию в Сивасе, а уже после, вернувшись в столицу, станет разбираться с Мехметом-пашой.
Также прошло много дней с тех пор, как он покинул Топкапы и свою семью. Отъезд Мурада и свадьбу Эсмы из-за этого пришлось отложить, что было неприятно, да и само расставание с детьми причиняло боль, как и любому любящему отцу. Однако дети были не единственной причиной тоски, снедающей его. Султану Баязиду было трудно самому себе в этом признаться, но все его существо тянулось к Эмине Султан. Он по-прежнему был зол на нее за то обвинение в убийстве ни в чем не повинной наложницы, что лежало на ней, но, как часто бывает, голос разума затмевал голос сердца, что полнилось печалью из-за размолвки с некогда любимой женщиной, которая, по всему, по-прежнему таковой и являлась, раз он с каждым днем все чаще вспоминал о ней и все больше тяготился их разлукой. Именно с тем, чтобы забыться и в попытке заглушить голос сердца в нежелании из слабости прощать такое преступление, как убийство, повелитель согласился принять наложницу.
Когда она вошла в покои, он сидел на тахте, закинув одну руку на ее спинку, и, поглядев на юную девушку, представшую перед ним и склонившуюся в поклоне, безо всяких чувств скользнул по ней оценивающим взглядом темных глаз. Да, действительно красавица, но пустая – за этой красотой не было видно души, как в случае с Бельгин, которая, к слову, особенной красотой не отличалась, но при этом буквально лучилась внутренним светом, исходящим из ее благородной, нежной и ранимой души. Именно ею она увлекла его, не юностью и не красотой. Признаться, он тосковал и по Бельгин, но по-своему. Она бы, верно, сейчас как всегда с увлечением, забыв обо всех правилах, рассказывала ему о какой-либо прочитанной ею книге, которые он ей дарил, зная ее тягу к знаниям, или хохотала бы как ребенок. Ее не хватало скорее как сердечного друга, однако в этой нежной привязанности все же было место чувственному влечению. Она кардинально отличалась от Филиз и Эмине – этим и привлекала к себе, хотя сам повелитель еще не сумел разобраться в своих чувствах к фаворитке, но определенно она стала ему дорога.
– Как тебя зовут?
– Афсун, господин, – ответила темноволосая наложница и, наконец, подняв голову, она обратила к нему взор серых миндалевидных глаз в обрамлении темных ресниц, наполненных настороженностью и томительным ожиданием того, что будет дальше.
Неспешно поднявшись с тахты, султан Баязид приблизился к наложнице и, подняв руку, прикоснулся к ее подбородку, приподняв тем самым ее лицо. Заглянув в него и удовлетворившись ее красотой вблизи, он наклонился и прикоснулся своими губами к ее.
Утро.
Поутру он получил весть из Сиваса от Ферхата-паши, который сообщил о смерти, а точнее о неожиданном для всех самоубийстве Альказа-паши, что повлекло за собой череду событий, приведших к его освобождению и победе над потерявшим своего лидера войске предателей, которое было повержено силами верных власти, которые, почувствовав, что ветер подул в другую сторону, взялись за оружие – они же и освободили Ферхата-пашу. Смерть Альказа-паши повергла султана в ошеломление. Он-то надеялся сохранить ему жизнь и очистить от возведенных на него обвинений. Хюррем Султан с детьми так ждала возвращения паши… Они будут сломлены известием о его смерти, тем более, спровоцированной самим Альказом-пашой. Кстати, факт самоубийства настораживал. Для чего ему понадобилось убивать себя? Даже если и верить обвинениям, Альказ-паша только-только завладел властью и собирал силы для крупномасштабного восстания и борьбы за независимость созданного им государства, и вдруг самоубийство? Странно. В этом свете подозрения снова падали на Ферхата-пашу, что подтверждало мысли повелителя о том, что за всем этим стоял Мехмет-паша. Однако пока что подозрения эти ничем не были подкреплены и, чтобы во всем, наконец, разобраться, султан Баязид решил не медлить и сегодня же отправиться в Сивас.
Карахан Султан, казалось, испытывала облегчение, провожая его, но ее не за что было винить: его присутствие вполне объяснимо причиняло и ей, и всему дворцу неудобства, поскольку все считали себя обязанными быть ему полезными и достойными в его глазах. Афсун-хатун, которая теперь принадлежала его гарему и являлась его фавориткой, повелитель с частью слуг и охраной отправил в Топкапы в гарем, где ей и было место, а сам, простившись с Трабзоном и семьей брата, верхом пустился в путь.
Кстати, он не забыл о своем решении пожаловать им золото, смущенный бедностью существования брата-шехзаде, и велел выделить ему из государственной казны золото, которое вскоре должно было прибыть из столицы. Карахан Султан сияла довольством, напоследок кланяясь ему, и улыбка ее была куда слаще, чем та, с которой она его встречала.
Поздним вечером он уже был в Сивасе и, подъехав ко дворцу санджак-бея по полуразрушенному городу, пребывающему в запустении, султан Баязид спешился с коня и, оправив кафтан, повернулся к встречающим его слугам.
– Где Ферхат-паша?
– Он не смог лично встретить вас в силу недомогания. Если позволите, я провожу вас в его покои, повелитель, – ответил ага, устремив взор в землю у своих ног.
– Да, идем.
В сопровождении охраны и слуг повелитель оказался во дворце и, миновав несколько коридоров, вошел в покои, где хмуро огляделся. Ферхат-паша лежал в постели, выглядя бледным и измученным. Лоб его покрывала испарина, под глазами пролегли тени, да и в целом он сильно убавил в весе. Похоже, он действительно провел долгие дни и ночи в темнице и до сих пор не смог оправиться.
– Простите, повелитель, что не могу подобающим образом встретить вас, – тихо проговорил паша.– Даже с постели подняться для меня испытание.
– Лежи, – отмахнулся тот, обернувшись, кивнул охране на двери и подождал, пока их оставят наедине. Когда это случилось, султан проговорил: – Итак, я слушаю. Рассказывай, паша. Я должен знать все.
Впрочем, ничего нового он не услышал. Ферхат-паша поведал все то, что ему и без него было известно: Альказ-паша спровоцировал волнение по всей Анатолии, затем отправил его разобраться с ситуацией в Сивас, где Ферхат-паша стал заложником его людей и был заточен в темницу. После этого и сам Альказ-паша прибыл в Сивас якобы вынужденно и тогда уже объявил себя ханом нового государства Анатолии, явив свои истинные намерения. Только два дня назад Ферхата-пашу освободили верные ему люди после самоубийства Альказа-паши. Войско предателя, разобщенное и лишенное предводителя, разбежалось, и таким образом восстание само сошло на нет.
– Не понимаю, зачем Альказу-паше убивать себя.
– И я не понял его мотивов, когда узнал, однако…
– Однако что? – насторожился повелитель.
– Перед смертью некоторое время Альказ-паша явно был не в духе по словам слуг, которых я допрашивал, выясняя обстоятельства смерти паши перед вашим приездом. В ночь самоубийства он вызвал своего слугу Азиза-агу и велел ему отправить письмо его жене Хюррем Султан в Стамбул. При этом, рассказал ага, паша выглядел очень мрачным и нервным. На утро тело паши было найдено на его ложе, а в руке его лежал кубок. Выяснилось, что в кубке было отравленное вино.
– Тогда почему ты уверен, что это самоубийство? – в недоумении воскликнул султан Баязид. – Быть может, его отравили?
– Утром в суматохе Азиз-ага, конечно, забыл о письме, что сыграло нам на руку, ведь именно из него я узнал и то, что Альказ-паша сам убил себя и то, зачем он это сделал.
– Где это письмо? Пусть мне его предоставят и немедленно.
– Разумеется. Охрана!
Спустя мгновение явился ага, что проводил повелителя до покоев, и поклонился.
– Слушаю, паша.
– Азиз, принеси то письмо.
Ознакомившись с письмом, султан Баязид был раздосадован тем, что узнал из него. Альказ-паша явно был не рад тому, что совершил, и, видимо, его гложило чувство вины перед женой и детьми, которые не догадывались о его делах и намерениях и которых он оставил ради мнимой власти. Уезжая в Сивас, он планировал уже никогда не возвращаться, однако спустя время затосковал по семье и стал мучиться угрызениями совести перед султаном, против которого решил пойти спустя столько лет верной службы. Видимо, его благородная натура все же не смогла уступить жажде власти, и Альказ-паша, угнетенный своими преступлениями, не смог нести это бремя и решился покончить со всем, самолично испив яд, поскольку не видел возможности смыть это пятно позора с себя и со своей семьи, которую он бросил. Подобный поступок действительно был в духе Альказа-паши, но легче от этого не становилось. Все-таки он оказался виновным и сам же себя наказал, но вместе с тем наказал и свою ни в чем не повинную семью, которая так тревожилась о нем все это время.
– Да простит Аллах его прегрешения, – сложив письмо, выдохнул повелитель и мрачно посмотрел на Ферхата-пашу. – Паша, все это, однако, не оправдывает вас.
– О чем вы? – насторожился тот, и его болезненный вид как рукой сняло. Он даже слегка приподнялся в постели. – В чем моя вина? Я стал жертвой подлого предателя!
– Вы стали жертвой собственной слабости, – процедил повелитель, неприязненно смотря на него. – Находясь на такой высокой и важной должности, как бейлербей Анатолии, сердца нашего государства, вы не только не смогли сохранить порядок в доверенной вами области, но и оказались настолько ничтожны, что не сумели противостоять жалкой кучке предателей, что заточили вас в темницу. По вашей вине произошло все это! По этой причине я не желаю видеть вас более на должности бейлербея Анатолии. В Совете Дивана не место такому паше, как вы, и потому я ссылаю вас в Дидемотику. На этом все. Раз уж восстание само сошло на нет, я вынужден отправляться обратно в столицу.
Ферхат-паша в растерянности и недоумении смотрел на то, как султан разворачивается и уверенным шагом покидает покои. Хафса Султан обещала ему должность визиря, а все, что он получил взамен того, что рисковал жизнью ради ее с мужем интриг в намерении избавиться от их соперников, это снятие со всех постов и ссылка, обреченная стать длиною в жизнь.
Тем временем султан Баязид, не желая более оставаться в этом дворце и заставлять ждать семью, которая отложила празднества в связи с его отлучкой, оседлал коня и погнал его в ночь, с содроганием представляя, что на празднествах ему придется омрачить всеобщее веселье новостью о самоубийстве своего зятя и, что более всего печалило, объяснить все Хюррем Султан, которая так отчаянно ждала возвращения мужа, веря в его бескорыстность.
Комментарий к Глава 29. Тайные замыслы
Буду благодарна, если отметите замеченные вами ошибки и опечатки, а также очень надеюсь на ваши отзывы.
========== Глава 30. Неизбежность ==========
Спустя месяц…
Топкапы. Покои Эсмы Султан.
Бесконечные дни утомительных свадебных подготовок закончились, и в это утро, стоя у зеркала в прекрасном алом облачении в окружении швей, которые делали последние штрихи, Эсма Султан пустым взглядом смотрела на свое отражение. На ее лице не было ни радости, ни печали – оно было словно мертвым и лишенным всяких эмоций, как у каменного изваяния. Ее сердце тоже затвердело, подобно камню, охладело и отяжелело от затаенных в нем подавленных чувств и желаний. Она покорилась судьбе и готова была вступить в новую жизнь, выбранную, увы, не ею.
Сегодня должна была состояться ее ночь хны, и как любящая подруга Михримах Султан была рядом с Эсмой Султан, наоборот, лучась радостью и предвкушая грядущие празднества. В ее жизни, наконец, все наладилось. В отношениях с мужем пусть и не было желанной любви, но они жили в мире и покое, ожидая появления на свет своего ребенка. Она запретила себе думать о чувствах Искандера-паши к Эмине Султан и решила забыть свое знание о них. Мысли об этом только причиняют ей боль. Ведь Искандер-паша женат на ней, да и он, будучи человеком высоких моральных принципов, никогда не оскорбит ее своим пренебрежением или невниманием, а уж тем более не рискнет пойти на супружескую измену, даже будь она возможной. Эта его страсть к Эмине Султан с течением времени сама по себе сойдет на нет, являющаяся запретной, опасной и безответной.
Восседая на тахте, Михримах Султан с улыбкой наблюдала за последней примеркой, делая вид, что не замечает состояния подруги, дабы не мучить ее разговорами о Серхате Бее, ее чувствах и долге, которые каждый раз заканчивались слезами.
– Тебе так идет алый цвет, Эсма, – воскликнула она, упоенно вздохнув. – Твои темные волосы и карие глаза прекрасно сочетаются с ним. Смотрю на тебя и вспоминаю свою ночь хны. Подумать только, я так переживала! А сейчас мне кажутся глупыми те страхи, что я испытывала. Настанет время, и ты, подобно мне, будешь так же снисходительно улыбаться, вспоминая о своей свадьбе.
– Сомневаюсь, что это время настанет, – сухо ответила Эсма Султан, и в ее глазах промелькнула печаль, которую она так тщательно скрывала.
Омрачившись, Михримах Султан перестала улыбаться и, поднявшись, велела швеям, что закончили работу, удалиться. Те, поклонившись, последовали ее приказу, и когда двери за ними закрылись, султанша подошла к подруге и положила ладонь на ее плечо, без слов выражая сочувствие и понимание.
– Не терзай себя, Эсма. Я знаю, что говорила это уже тысячу раз, но все наладится. Я же тебе рассказывала, что Давуд-паша – достойный мужчина, который, к тому же, не так уж плох собой, умен и благороден. Искандер-паша несколько раз приглашал его к нам во дворец на ужин, и я имела счастье с ним познакомиться. Уверяю тебя, твоя печаль вскоре обратится в счастье, а если не в счастье, то хотя бы в покой. Тебе повезло, что судьба послала тебе такого мужа. И я надеюсь, что… он поможет тебе забыть то, о чем тебе больше не следует печалиться.
– Думаешь, я когда-нибудь его забуду? – безрадостно отозвалась Эсма Султан и с такой невыразимой болью посмотрела на подругу, что та растерялась. – Я и сама рада бы забыть, да не выходит… Но я больше не стану лить слезы. Ты права. Об этом более не следует печалиться. Попытаюсь обрести счастье без него в новой жизни.
– Правильно, – с одобрением кивнула светловолосой головой Михримах Султан. – И ты обретешь счастье, я уверена. Кстати, Филиз Султан, я слышала, должна вот-вот приехать из Старого дворца. Вы так давно не виделись… Ты, верно, истосковалась по ней?
– Да, конечно, и я не представляю, как расстанусь с матушкой навсегда, когда ей придется после празднеств уехать с Мурадом в Манису. Останусь совсем одна…
– Не одна. У тебя есть я, да и, в конце концов, повелитель всегда здесь, в Топкапы. К тому же, завтра в твоей жизни появится новый человек, который не менее важен, чем родители. Твой муж.
Эсма Султан сочла за лучшее промолчать, так как понимала, что вряд ли в будущем муже она найдет утешение от разлуки с матерью и братом. Да, у нее останутся отец и подруга, но у обоих свои жизни и, если быть откровенной, свои семьи. Отец, похоже, забыл Эмине Султан и теперь увлекся новыми наложницами, что, конечно, повлечет за собой рождение у него новых детей, да и на нем лежит груз ответственности за все государство. У Михримах тоже вскоре родится ребенок, и тогда она будет полностью увлечена им и любимым мужем. Ей не останется места в их жизнях и, похоже, султанше придется влачить свое дальнейшее существование пусть и в окружении близких, но, несмотря на это, в одиночестве. Эсма Султан соврала: она уже не хотела быть счастливой и даже не думала попытаться обрести счастье. От печали ей казалось, что все ее последующие годы жизни она проведет безрадостно и одиноко. Ей не хотелось излечиться от чувств к Серхату Бею – она хотела сохранить эту пусть и мучительную любовь в своем сердце. Что у нее останется в будущем, кроме нее? Ничего.
Топкапы. Гарем.
Ступая по до боли знакомым коридорам, Филиз Султан с трудом сдерживала слезы, что блестели в ее темно-серых глазах. Когда-то этот дворец был ее обителью и родным очагом, а теперь она возвращалась в его лоно в последний раз, готовясь навсегда проститься и с Топкапы, и с той жизнью, что прожила в его стенах. С куда большим трепетом она вспоминала дворец в Амасье, который помнил ее самые счастливые годы, но и Топкапы был ей дорог тем, что видел ее страдания и слышал ее рыдания ночами, которые она проводила одна в холодной постели в муках из-за потерянной любви.
Она остановилась и помедлила перед выходом из коридора, что вел к ташлыку, и глубоко вдохнула, заставляя себя успокоиться. Гарем должен запомнить ее как уверенную и сильную, оставшуюся таковой несмотря на ссылку и лишения, султаншу. Они должны видеть мать будущего падишаха, которая с гордостью отправляется с ним в санджак и с достоинством прощается с Топкапы и прошлой жизнью.
– Султанша, вы в порядке? – с беспокойством спросила Айше-хатун, подойдя к ней.
– Да, Айше, – выдохнула Филиз Султан и, собравшись с силами, она расправила плечи и натянула на лицо спокойную улыбку, после чего степенно вышла из коридора и с гордо поднятой темноволосой головой подошла к распахнутым дверям ташлыка.
Все взгляды, конечно же, обратились к ней, и тут же по ташлыку пробежалась волна перешептываний. Заметив султаншу, Идрис-ага поспешно подошел к ней и поклонился.
– Филиз Султан Хазретлери, добро пожаловать! Мы ждали вашего появления. Покои для вас уже готовы. Позволите, я провожу вас?
– Благодарю, Идрис-ага, – все с той же улыбкой отозвалась султанша и, продолжая играть свою роль, с неискренним интересом огляделась. – Тут совсем ничего не изменилось… Как дела в гареме? Надеюсь, все хорошо? Все подготовлено должным образом к свадьбе?
– Вам не о чем беспокоиться, султанша. Хафса Султан лично занималась подготовками, так что все устроено как нельзя лучше. Хвала Аллаху, вы посвежели и выглядите отдохнувшей. Покой Старого дворца пошел вам на пользу.
– Да, верно, – солгала Филиз Султан и поспешила добавить: – Я хочу поскорее увидеться со своими детьми. Мой шехзаде Мурад у себя?
– Шехзаде, как всегда, на прогулке с Нилюфер Султан, а Эсма Султан в своих покоях, – доложил Идрис-ага.
– В таком случае я навещу дочь. Передайте шехзаде, когда он вернется, что я здесь и желаю увидеться с ним.
– Как вам будет угодно.
С достоинством кивнув, Филиз Султан вместе со своей служанкой направилась в покои дочери, и стоило ей свернуть в коридор, как улыбка слетела с ее лица, и оно приобрело искреннее выражение печали и тоскливости. Сердце ее полнилось болью, но султанша за прожитые несчастливые годы уже привыкла жить с нею, и подобное состояние казалось ей привычным. Остановившись у дверей покоев дочери, Филиз Султан снова заставила себя улыбнуться, чтобы не омрачать ее в такой день, и кивнула служанкам, чтобы те распахнули двери. Войдя в покои, султанша улыбалась уже искренне, видя, как дочь, прежде сидевшая на тахте вместе с подругой Михримах Султан, подскочила на ноги и поспешно направилась к ней с радостным лицом.
– Валиде!
Женщины крепко обнялись, и Михримах Султан, поднявшись, растроганно наблюдала за их встречей спустя долгие дни разлуки. Ей вспомнилась ее собственная матушка Эсен Султан, которой ей так не хватало. Будь она жива, как бы ей хотелось вновь ощутить теплое чувство защищенности в ее объятиях, заглянуть в ее небесно-голубые глаза, полнящиеся мудростью пережитых печалей и потерь, и увидеть ее нежную грустную улыбку.
– Матушка, как же я рада вас видеть! – отстранившись, воскликнула Эсма Султан и прильнула к материнской ладони, которую та положила ей на щеку. – Наконец-то вы здесь…
– И я рада не меньше, милая, – отозвалась Филиз Султан и, обратив взгляд к другой девушке, дружелюбно проговорила: – Здравствуй, Михримах. Я даже не узнала тебя поначалу. Ты… повзрослела. Эсма писала мне, что ты ждешь ребенка, с чем тебя и поздравляю.
– Благодарю, султанша, – вежливо улыбнулась Михримах Султан и, чувствуя себя лишней, поспешно добавила: – Я, пожалуй, прогуляюсь в саду. С вашего позволения.
Поклонившись, Михримах Султан напоследок тепло поглядела на подругу и удалилась. Оставшись наедине, мать и дочь разместились на тахте и взялись за руки. Радость от встречи утихла, и теперь обе женщины снова вернулись в свои прежние опечаленные состояния.
– Матушка, я даже не знаю, что мне… чувствовать. Завтра состоится мой никях с Давудом-пашой, а ведь я даже его еще ни разу не видела! Аллах, я не знаю, чего мне ждать от этого брака… А если я стану еще несчастнее, чем сейчас? Мое сердце не выдержит этой боли…
– Не говори так, Эсма, – с нежностью смотря на нее, ответила Филиз Султан. Она подняла руку и погладила дочь по ее темным волосам, отчего та на миг прикрыла веки. – Мы с тобой все это уже обсуждали. Пути назад нет. Свадьба вот-вот состоится, так есть ли смысл мучить саму себя этими мыслями? Сейчас и я, и ты переживаем такие моменты в своих жизнях, когда от нас требуется смирение и покорность судьбе. И ты должна понимать, что смирение не означает слабость. Наоборот, в смирении и есть настоящая сила. Тот, кто находит в себе силы отказаться от своих желаний и от своих чувств ради таких вещей, как долг или семья, заслуживает уважения.
Эсма Султан, слушая ее, вздохнула и согласно покивала темноволосой головой, чувствуя, как душу вновь заволакивает пустотой и равнодушием. Она смиренна и покорна, какой и велит ей быть матушка. Все равно в ней нет силы бороться за свое счастье, да и может ли она его обрести без любимого, который теперь недостижим и бесконечно далек? Раз она все равно будет несчастна, так какой смысл бороться, негодовать, возмущаться?
– Да, валиде. Вы правы.
Топкапы. Покои Хафсы Султан.
Положение Хафсы Султан, еще некоторое время назад бывшее шатким и неопределенным, теперь вновь окрепло благодаря ее уму и коварству. То нападение, которое она велела устроить на собственный дворец, состоялось, но «покушение» на их с Мехметом-пашой жизни сорвалось, так как охрана совладала с напавшими. Один из оставшихся в живых разбойников «признался», что их нанял опять же Яхъя Эфенди.
Будто бы проведя расследование, Мехмет-паша отыскал обвиненного, а на деле пожертвовал своим слугой Яхъей Эфенди и «уличил» его в том, что именно он и организовал нападение разбойников на дворец Искандера-паши, на его собственный дворец и на находящегося на пути в столицу Давуда-пашу. Разумеется, глупо было полагать, что раб посмел бы покуситься на жизни столь влиятельных пашей и султанш династии, поэтому Мехмет-паша, допросив Яхъю Эфенди, узнал, что, оказывается, он выполнял веления бейлербея Румелии Ахмеда-паши, бывшего соратником Мехмета-паши и оказавшегося предателем, жаждущим избавиться от остальных пашей и занять должность повыше. Тем самым все обвинения перешли на него, а Мехмет-паша оказался оправдан, конечно, с нежеланием со стороны Искандера-паши. Таким образом Хафса Султан и Мехмет-паша пожертвовали своим соратником ради собственного спасения и, в связи с ссылкой Ферхата-паши, остались одни без поддержки в совете.
Хафса Султан руководила всеми действиями мужа на протяжении этих событий, и именно благодаря ей он вернул себе все должности и сохранил жизнь, что, однако, только ухудшило взаимоотношения супругов. Смерть долгожданного ребенка и невозможность впредь иметь детей итак пошатнули их казавшийся нерушимым брак, так еще оплошность Мехмета-паши, едва не приведшая к ужасающим последствиям, и то, что Хафса Султан спасла мужа от казни, тем самым задев его мужское достоинство и болезненное честолюбие, стали еще одним сокрушительным ударом по их отношениям.
Мехмет-паша чувствовал себя уязвленным тем, что супруга превосходила его по силе своего влияния и уму, и был сломлен потерей ребенка, отчего озлобился на жену. Та, будучи женщиной не менее гордой, честолюбивой и также страдающей из-за смерти дочери и своего бесплодия, гневалась на него не меньше. Отныне их дворец едва ли не каждый вечер сотрясали отголоски их споров и ругани, а сами супруги жили в отдельных покоях. Хафса Султан даже подумывала о том, чтобы насовсем перебраться в Топкапы, пока они оба не остынут и не успокоятся, но понимала, что если она это сделает, их брак будет окончательно разрушен.
Помимо проблем с мужем Хафса Султан была вынуждена заниматься своим благотворительным фондом, требующим немало ее времени и внимания, управлять огромным гаремом и руководить подготовками к свадьбе Эсмы Султан. Ко всему этому добавлялись и заботы о Бельгин, которую было необходимо оберегать и защищать от Эмине Султан, что не оставляла попыток покуситься на жизнь соперницы, обещавшей в скором времени родить ребенка повелителю. В прошлый раз, когда лекарша Дильнар-хатун поведала о намерении Эмине Султан спровоцировать выкидыш у Бельгин, все обошлось. Оказалось, верная лекарша вместо средства, избавляющего от бремени, дала Эмине Султан простое успокоительное. Его-то и выпила Бельгин. Но того, что Бельгин могла лишиться столь важного для них всех ребенка, Хафса Султан не на шутку испугалась, и отныне фаворитку берегли как зеницу ока, так что две последующие попытки Эмине Султан избавиться от нее ни к чему не привели.
С возвращением повелителя Хафса Султан намеревалась окончательно избавиться от Эмине Султан, уличив ее в нескольких покушениях на его беременную фаворитку, которые дополняло уже лежащее на ней обвинение в убийстве наложницы Издихар-хатун. Это окончательно оттолкнет от нее повелителя и, возможно, он, разгневанный, сошлет ее, как и Филиз Султан, также когда-то обвиненную в покушении на беременную Эмине Султан.
Одно только не вписывалось в далеко идущие планы Хафсы Султан. В Трабзоне Карахан Султан подарила повелителю наложницу, которую тот сделал своей фавориткой и отправил в Топкапы. Хафса Султан была неприятно удивлена появлением новой фаворитки, которая, к тому же, когда-то была служанкой Карахан Султан – известной кровавой и безжалостной интриганки, которая в прошлом едва не захватила власть, объявив себя регентом престола. Такой женщины Хафса Султан опасалась, чувствуя исходящую от нее угрозу, и потому Афсун-хатун вызывала в ней подозрения. Однако пока что девушка их не оправдала. Она была почтительной, скромной и трудолюбивой. Идрис-ага по приказу своей госпожи пристально за ней следил. В гареме поначалу все со злобой и завистью отнеслись к новой фаворитке султана, что отличалась красотой и изяществом, но своими неизменными вежливостью и приятным нравом Афсун-хатун вскоре расположила к себе гарем. Мало, кто верил, что ее ждет судьба родить наследника и стать султаншей, поскольку все полагали, что, несмотря на ее красоту, повелитель принял ее в дар от Карахан Султан и сделал своей фавориткой лишь потому, что находился вдали от своего гарема.
Этим вечером, наконец, должна была состояться ночь хны Эсмы Султан, а наутро она, уже будучи замужней женщиной, покинет Топкапы. Хафса Султан была рада, что ее планы воплощаются в реальность. Она не только желала избавить Топкапы от «лишних» людей, но и позаботиться о благе членов династии. После Эсмы Султан участь выйти замуж коснется и Нилюфер Султан, что засиделась в девицах, а после и другой сестры повелителя Фатьмы Султан, которой она пообещала позаботиться об ее судьбе. Не стоит забывать, что та воспитывает племянницу повелителя Нергисшах Султан, которая уже близка к возрасту, приличествующему замужеству. Филиз Султан покинет Топкапы вместе с сыном и его гаремом. Тогда во дворце останутся лишь она и Эмине Султан, и избавляться придется от нее, ведь именно от Эмине на данном этапе и исходит угроза в гареме как для Бельгин, так и для самой Хафсы Султан. В совете, конечно же, опасаться стоило Искандера-пашу, который набирал силу и влияние в то время, как они с Мехметом-пашой лишились своих соратников и остались без поддержки, с трудом вернув доверие к себе. И от Искандера-паши следовало избавиться, как они и планировали, чтобы, наконец, Мехмет-паша получил должность великого визиря. Хафса Султан намеревалась заняться всем этим основательно. Она больше не станет ждать. По ее мнению, настало время решительных действий, и отныне никто не удостоится ее жалости.
Невысокая и миниатюрная Хафса Султан, являющаяся обладательницей хрупкой девичьей фигуры, всегда стремилась избавиться от продиктованного ее внешностью образа слабой, ранимой и нежной женщины. В ее нарядах никогда не было теплых или сколько-нибудь ярких оттенков. Она намеренно выбирала темные оттенки, отдавая предпочтение черному, синему или серебристо-серому цветам и изредка белому цвету, который по-настоящему любила. К грядущей церемонии она облачилась в привычно пышное и помпезное платье из белой парчи, расшитой серебряной нитью, с длинным шлейфом, дополнив его роскошными драгоценностями из серебра и излюбленных ею бриллиантов, ослепительно сверкающих в ее диадеме, ожерелье и серьгах.
С удовлетворением отойдя от зеркала, Хафса Султан повернулась к стоящему у камина Идрису-аге, который докладывал ей о прибытии из Старого дворца Филиз Султан. Служанки, закончив работу, поклонились и покинули покои.
– Ее последние дни в столице… – вздохнула Хафса Султан и тут же деловито осведомилась: – Идрис, надеюсь, ее покои подготовлены? Пусть Филиз Султан напоследок насладится роскошью и удобством.
– Вам не о чем беспокоиться, султанша. Мы с Мирше-хатун обо всем позаботились. Кстати о ней… Бедная женщина, столько дел на нее свалилось в связи с вашим отсутствием и подготовками к торжествам, что она слегла на днях. Здоровье ее пошатнулось. Я велел лекарше Дильнар-хатун осмотреть хазнедар, и та сообщила мне, что Мирше-хатун осталось недолго. Вряд ли она уже встанет на ноги… Аллах мне свидетель, я искренне опечален. Мы с ней столько лет служили вместе сначала покойной Дэфне Султан еще в Амасье, а после и вам. Я не знаю человека, который мог бы ее заменить.
