Текст книги "Возмездие (СИ)"
Автор книги: Lana Fabler
сообщить о нарушении
Текущая страница: 27 (всего у книги 91 страниц)
– Я знаю, – самодовольно улыбнулась та, и её красивое лицо вновь засияло прежним внутренним светом уверенности. – Сколько бы не было женщин в этом гареме, ни одной из них меня не одолеть. Их руки обнимают моего шехзаде, но в его сердце только я.
Бахарназ Султан говорила эти слова едва ли не с одержимостью, всем своим существом желая, чтобы они отражали реальность. Конечно, страх потери липкими щупальцами сжимал её сердце каждый раз, когда появлялась новая фаворитка, но она находила в себе силы бороться с этим страхом и порождённой им ревностью.
Возможно, спустя целых два года и несмотря на растущее число фавориток, ей удалось сохранить свои отношения с шехзаде Махмудом только потому, что она знала: мужчин нельзя переделать. Природная мудрость подсказала ей, что мужчину нужно изучить, понять, как он устроен, и научиться подстраиваться под него, чтобы остаться рядом с ним. Её шехзаде жаждал любви не одной, а множества женщин, и Бахарназ Султан приняла это, но с условием, что она будет первой среди них. И пока что так и было.
Фаворитки появлялись одна за другой, рождали детей и, как только это происходило, оставались забыты с появлением новой фаворитки. Все, за исключением Бахарназ Султан. Она не была колдуньей, которой её окрестили злые завистливые языки в гареме. Рецепт её успеха был прост: ни разу с её уст не сорвалось упрёка в сторону шехзаде; он не видел её слёз, боли или ревности во взгляде – неизменная улыбка и ласка. Рядом с ним она была любящей и нежной девушкой, всегда держащей наготове мудрый не по годам совет или просто слова поддержки. Но в борьбе за власть она не знала пощады, и даже сама Карахан Султан опасалась её. Что уж говорить о простых фаворитках.
За те два года, что Бахарназ Султан прожила в этом гареме, она натерпелась многого. И боль от предательства любимого человека, и страх потери, и обжигающая ревность. Каждому из этих чувств она была обязана Карахан Султан. Впрочем, их отношения начинались совершенно иначе.
Ещё будучи простой греческой рабыней по имени Каллиста, девушка попала в гарем шехзаде Махмуда по приказу Карахан Султан, которая собирала его для своего сына. Чтобы представить ему наложниц, она организовала празднество с танцами. Выделяющаяся среди сотни рабынь своей яркой красотой, Каллиста была среди танцующих. Быстро смекнув, что в главное в гареме – понравиться господину и завоевать его внимание – Каллиста танцевала со всем рвением, и была вознаграждена фиолетовым платком.
Карахан Султан одобрила выбор сына, позвала к себе удачливую рабыню и предупредила её, что если она хочет чего-то добиться здесь, то должна служить ей. У Каллисты не было иного выбора, кроме согласия. Шехзаде Махмуд был очарован своей первой фавориткой, и она долгое время оставалась единственной, с кем он проводил ночи.
С растущим беспокойством Карахан Султан наблюдала за тем, как рабыня Каллиста, когда-то присягнувшая ей на службу, превращается в самостоятельную Бахарназ Султан, уже воспитывавшую собственного шехзаде. Она не могла отрицать: девушка умна, если смогла столь сильно привязать к себе её сына, что он других женщин даже не замечал. Да и Бахарназ Султан сначала неосознанно, а после целенаправленно стала соперничать с ней за влияние в гареме, претендуя на толику власти.
И тогда Карахан Султан, воспользовавшись новой беременностью Бахарназ Султан, настойчиво предложила своему сыну сначала одну, затем другую фаворитку, вытесняя их друг другом. Шехзаде Махмуд был доволен сложившимся порядком, как поначалу и его мать, посчитавшая, что с влиянием Бахарназ Султан вскоре будет покончено. Она окажется забыта и отвергнута.
Но, несмотря на растущее число фавориток и детей, что они рождали, её планы рухнули. Бахарназ Султан заняла положение главной жены, за которой всегда и неизменно оставалась священная ночь четверга. Шехзаде Махмуд теперь и совета у неё просил, так ещё вдобавок ко всему открыто демонстрировал своё предпочтение её детям в обход детям, рождённым от других женщин.
Негодующая Карахан Султан пыталась вразумить сына, чтобы тот не попадал под “губительное” влияние этой девушки, но шехзаде Махмуд оставался равнодушен к её попыткам. Султанше ничего не осталось, кроме как самостоятельно бороться за власть. И она стала стравливать Бахарназ Султан с другим фаворитками, что стали марионетками в её интригах. Но и здесь её юной сопернице удалось выстоять, при этом сохранив близость с шехзаде Махмудом и влияние в гареме.
В последние месяцы их война на время прекратилась, так как у Карахан Султан появились куда более серьёзные проблемы. Бахарназ Султан воспользовалась этим временем затишья и предпринимала попытки осторожно перетянуть на свою сторону бывших соперниц с тем, чтобы теперь настроить их против Карахан Султан. Пока что успехов в этом деле не было, но султанша не сдавалась и, всё обдумав, решила действовать не прямо, а иначе: хитростью, обманом и шантажом. Ей нужна была поддержка в гареме и опора для собственной власти.
– Для… вашего дела всё готово, султанша, – осторожно добавила Альмира-хатун, посмотрев на неё многозначительно.
– Прекрасно, – удовлетворённо кивнула черноволосой головой Бахарназ Султан. – Но дождёмся подходящего момента, чтобы начать действовать. Здесь важна осторожность.
Раздался стук в двери и, получив позволение султанши, в покои вошёл евнух. Поклонившись, он проговорил:
– Султанша, шехзаде Махмуд желает видеть вас.
Улыбнувшись, Бахарназ Султан поднялась с тахты и, предупредив Ильдиз-хатун о своём уходе, вместе с Альмирой-хатун покинула покои. Ступая по гарему, они встретились с шедшими им навстречу Гюльнур Султан и её служанкой Мелахат-хатун.
Гюльнур Султан была славянкой по происхождению, и в её облике это ярко выражалось: высокая, статная, со светлыми волосами и синими глазами на добродушном, простоватом лице. Не менее простой была и её душа. Бахарназ Султан относительно неё нисколько не беспокоилась, но недолюбливала больше всех остальных фавориток. Ведь именно она стала первой женщиной, которую её шехзаде принял у себя спустя столько времени моногамии с Бахарназ Султан. Она разрушила её счастье. Благо, счастье самой Гюльнур Султан оказалось недолгим. Карахан Султан, едва она забеременела, вытеснила её из покоев и мыслей сына другой рабыней.
В одежде она предпочитала платья с изящной простотой приглушённых тонов, и сейчас на ней было молочно-белое платье с длинными рукавами, дополненное жемчужными украшениями. На плечи был накинут тёплый плащ с меховой отделкой на воротнике.
– Гюльнур, – холодно улыбнулась Бахарназ Султан, когда они поравнялись. – Спешишь к своей госпоже?
– Бахарназ, и тебе доброго утра, – осторожно отозвалась та. Её синие глаза беспокойно забегали. – Нет, я иду в сад. Хочу прогуляться с сыном.
Переведя взгляд золотисто-карих глаз к маленькому мальчику, сидящему на руках Мелахат-хатун, Бахарназ Султан помрачнела. Как и её сын, шехзаде Мехмет был очень похож на отца. Это делало его в глазах султанши одним из главных соперников её сына, хотя она понимала, что ещё рано об этом думать.
– Сегодня холодно. Будь осторожна, Гюльнур. Упаси Аллах, твой сын заболеет и, что ещё хуже, умрёт, – с надменной полуулыбкой произнесла Бахарназ Султан и, обойдя нахмурившуюся фаворитку, направилась дальше по коридору.
Обернувшись ей вслед, Гюльнур Султан вздохнула. Ступая подобно царице, Бахарназ Султан с высоко поднятой головой свернула за угол в сопровождении своей служанки. Судя по всему, они шли в покои шехзаде.
– Да отсохнет её ядовитый язык, – прошептала Мелахат-хатун, прижав к себе шехзаде Мехмета. Он был укутан в тёплые вещи так, что было видно только его маленькое круглое личико. – Разве можно так говорить о детях?
– Бахарназ не умеет иначе, – спокойно воскликнула Гюльнур Султан, и они возобновили движение по коридору. – Её слова следует пропускать мимо ушей, Мелахат, чтобы не позволить их яду отравить себя.
С любовью посмотрев на сына, султанша протянула к нему руки и забрала у служанки, которая покорно передала шехзаде матери. Трепетно прижав его к себе, Гюльнур Султан вздохнула.
– Сейчас пойдём в сад, как ты и хотел, сынок. Сходим к пруду, который тебе так нравится, да?
Шехзаде Мехмет согласно кивнул и обнял мать за шею маленькими ручками.
Нежно улыбнувшись, Гюльнур Султан в тысячный раз для себя осознала, что материнство – единственное, что приносит ей счастье. Теперь, когда у неё ничего не осталось, кроме сына, он стал для неё всем. Но её история начиналась не так печально.
Когда она появилась в гареме шехзаде Махмуда, здесь была одна-единственная фаворитка – Бахарназ Султан. Ей завидовали все наложницы, мечтали оказаться на её месте, быть ею, но в то же время опасались. В гареме у неё была репутация бессердечной и жёсткой девушки, которая имела смелость бросать вызов самой Карахан Султан и при этом смогла сохранить любовь шехзаде Махмуда.
Именно это и стало причиной того, что Карахан Султан купила новых рабынь в гарем, желая с помощью одной из них изменить сложившийся порядок, который её крайне не устраивал. Её выбор пал на красивую, но мягкую и тихую славянскую рабыню Анастасию. В то время Бахарназ Султан была вновь беременна, поэтому не могла бывать в покоях шехзаде по ночам, чем и воспользовалась Карахан Султан, отправив к нему выбранную рабыню.
После Бахарназ Султан – девушки умной, со внутренним стержнем и яркой красотой – она заинтересовала шехзаде Махмуда своей чистотой и благодушием, за что и получила имя Гюльнур. Девушка влюбилась в своего господина и была счастлива, но счастье её не продлилось долго. Как только стало известно об её беременности, Гюльнур-хатун потеряла возможность бывать с шехзаде. Её переселили в отдельную комнату и благополучно забыли.
Несчастная Гюльнур-хатун была вынуждена беспомощно наблюдать за тем, как в покои шехзаде отправляют сначала одну девушку, затем параллельно с ней и вторую, а он так и не вспоминал о ней, словно её не существовало. При том, что Бахарназ Султан, несмотря на других женщин, всегда была на первом месте. Шехзаде её не забывал, сколько бы наложниц не побывало в его покоях. И это ранило больше всего.
С разбитым сердцем девушка ждала рождения своего ребёнка, надеясь, что он привнесёт в её жизнь хотя бы какую-то любовь и счастье. Когда на свет появился шехзаде Мехмет, Гюльнур Султан осознала, что надеялась не зря.
И тогда она смирилась. И с рабством, и со своей ролью забытой фаворитки, и со своей беспомощностью, и с отсутствием любви со стороны шехзаде Махмуда. Всё своё внимание, всю ласку и любовь она сосредоточила на своём сыне – единственном, что у неё осталось. И её разбитое сердце перестало кровоточить. Она больше не страдала, не плакала по ночам, не тосковала по когда-то любимому человеку. Гюльнур Султан излечилась материнством.
Покои Карахан Султан.
Напряжённая Фатьма-калфа наблюдала за тем, как Карахан Султан, недовольно поджимая губы, просматривает учётную книгу по делам гарема. Султанша давно преодолела свою тягу к роскоши, так как она была неутолима в условиях их жизни, поэтому носила вещи из простой парчи тёмных тонов. Сегодня на ней было закрытое платье с длинными рукавами из синей парчи, к которому в этот раз не была приколота бриллиантовая брошь в форме пятиконечной звезды. Она лежала в шкатулке на столике, стоявшем у тахты, предназначенная для вынужденной продажи.
– Рабынь, у которых уже возраст подошёл, продать, – распорядилась Карахан Султан, захлопнув учётную книгу. – И пусть, наконец, на кухне умерят запросы. Мы можем есть блюда и поскромнее. Также… – взглянув на шкатулку, султанша запнулась и сожалением продолжила. – Пошли Радмира-агу на рынок, в ювелирную лавку. Пусть продаст брошь.
– Очень жаль, что вы решили продать её, – протянула Фатьма-калфа, искренне сожалея. – Шехзаде, наверно, расстроится, когда узнает.
– Он поймёт, – сдержанно отозвалась Карахан Султан. – В гареме объяви наложницам, калфам и евнухам, что выдача жалования задержится. И ещё… поручи кому-нибудь следить за приказами султанш и фавориток о покупке новых тканей и тем более драгоценностей. Если подобные приказы поступят, пусть сообщает, что я велела не исполнять их.
– Как прикажете, – покорно кивнула Фатьма-калфа. – От Анара Эфенди пришло письмо, султанша, – осторожно добавила она, достав его из-за ворота платья.
Нахмурившись, Карахан Султан взяла его и, развернув, бегло прочитала.
– Просит как можно скорее уплатить ему долг, – устало проговорила она. – И где нам взять десять тысяч акче? Двадцать тысяч мы с трудом заплатили с помощью грабежей, устраиваемых нашим войском, но теперь-то мой лев запретил их по совету Махмуда Реиса.
– Что же делать? – испуганно спросила калфа.
– Я подумаю над этим. Напиши для Анара Эфенди ответное письмо, в котором попроси подождать ещё немного. Он получит назад своё золото.
– Поняла.
– Что-нибудь ещё? – деловито спросила Карахан Султан, заметив, что калфа не спешит уходить.
– Султанша, возникла проблема в военном лагере, как мне сообщил Радмир-ага.
– Этого ещё не хватало… Что за проблема?
– Среди воинов ходит какая-то болезнь. Что-то вроде лихорадки. За последнюю неделю умерло одиннадцать воинов. Несколько других, по донесениям, заражены.
Напрягшись, Карахан Султан нахмурилась.
– Передай Радмиру-аге, чтобы немедленно переселили заражённых в отдельные палатки подальше от лагеря. Также сообщи дворцовому лекарю, что я велела ему осмотреть, по возможности, как можно больше воинов. Пусть сделает в лагере что-то вроде лазарета, куда могли бы обратиться воины, которые подозревают у себя эту лихорадку.
– Упаси Аллах, эта лихорадка из военного лагеря перейдёт во дворец, – тревожно воскликнула Фатьма-калфа. – Здесь же столько маленьких детей…
– Пусть никто не покидает дворца, – почувствовав тревогу за внуков, добавила султанша. – Даже в сад нельзя выходить. Моему льву сообщили об этой проблеме?
– Да. Он и послал Радмира-агу ко мне, чтобы я сообщила вам о происходящем в лагере. Я передам аге ваши приказы, а он уже сообщит о них шехзаде.
Кивнув русоволосой головой, Карахан Султан хотела было отпустить калфу, но вспомнила кое о чем.
– Фатьма, что там в гареме? Беатрис-хатун готовят к ночи?
– Как вы и велели, её готовят. В остальном в гареме всё спокойно. Когда я шла к вам, мне встретилась Бахарназ Султан. Она направлялась в покои шехзаде.
– Узнала о том, что я готовлю новую фаворитку, и забеспокоилась, – ухмыльнулась Карахан Султан.
– Или же шехзаде решил спросить у неё совета относительно проблемы в военном лагере, – добавила Фатьма-калфа, но осеклась, поймав на себе озлобленный взгляд госпожи.
– Что эта девица может ему дельного сказать по этому вопросу? – презрительно хмыкнула она, зло смотря в пространство перед собой и представляя ненавистный ей образ Бахарназ Султан. – Тоже мне советчица…
В двери постучали, и Карахан Султан взяла себя в руки, приняв привычно невозмутимый вид.
– Войдите.
В распахнувшиеся двери вошла высокая девушка с пышной фигурой. Её лицо с большими оливково-зелёными глазами, не отличающееся особой красотой, но очаровательное из-за открытой притягательной улыбки, было обрамлено кудрявыми рыжевато-светлыми волосами. На руках у неё сидела маленькая девочка, очень похожая на неё как чертами лица, так и цветом волос и глаз.
– Султанша, – подойдя к сидевшей на тахте Карахан Султан, поклонилась она. – Простите, если мы не вовремя, – добавила девушка, покосившись на мрачную Фатьму-калфу.
– Доброе утро, Элиф, – степенно кивнула Карахан Султан и, нежно улыбнувшись, протянула руки к девочке, которая, тоже заулыбавшись, потянулась к ней в ответ. – Моя красавица Мелек Султан. Иди ко мне.
Элиф-хатун передала дочь султанше и села на подушку возле её ног, которую принесла служанка.
– Соскучилась по мне? – ворковала Карахан Султан, поглаживая внучку по рыжеватым кудрявым волосам.
Мелек Султан, уже сидящая на коленях у бабушки, кивнула и обняла её одной рукой за шею, а второй прикоснулась к месту, к которому обычно была приколота так нравившаяся ей брошь в виде сверкающей звезды. На лице у девочки отразилось недоумение и растерянность. Заметив это, Карахан Султан поцеловала её в лоб.
– Да, её нет, милая. Я её потеряла.
Элиф-хатун заметила на столе шкатулку и с сожалением посмотрела на госпожу, так как знала, что та из нужды часто продавала свои драгоценности.
– Как ты, Элиф? – наконец, обратила на неё внимание Карахан Султан, обнимая внучку, которая стала играть с её локоном. – Ни в чём не нуждаешься?
– У меня всё хорошо, султанша, – снова очаровательно улыбнулась девушка. – Не на что жаловаться. Мы с Мелек Султан благодаря вам живём без нужды.
Довольно улыбнувшись ей в ответ, султанша велела Фатьме-калфе принести им шербет и лукум для Мелек Султан, которая очень любила сладкое, как и её мать.
Элиф-хатун была единственной фавориткой сына, которую Карахан Султан держала подле себя не только ради своего влияния, но и потому, что она ей попросту нравилась. Эта весёлая и всегда улыбчивая девушка с солнечной внешностью искренне подчинялась ей и могла рассмешить и отвлечь от бесконечной череды проблем. Поэтому Карахан Султан иногда позволяла Элиф-хатун бывать в покоях шехзаде, которому она тоже нравилась своим лёгким и весёлым нравом. Другие фаворитки такой возможности не имели и оставались окончательно забытыми.
Именно поэтому Бахарназ Султан из всех фавориток опасалась казалось бы ничем непримечательную Элиф-хатун. У неё не было шехзаде, не было султанства и влияния, но она, в отличие от других, всё ещё бывала с шехзаде Махмудом, который её не забыл и любил иногда проводить с ней время. Это значило, что она могла снова родить ребёнка и уж на этот-то раз шехзаде. А с поддержкой Карахан Султан эта девушка грозила стать настоящей проблемой.
Элиф-хатун попала в гарем вскоре после того, как Гюльнур Султан была вытеснена новой фавориткой Фатьмой-хатун. К сожалению, последняя не смогла в достаточной мере заинтересовать шехзаде Махмуда. Он, увидев на очередном устроенном для него увеселении с танцами яркую и солнечную Элиф-хатун, даровал ей фиолетовый платок. Какое-то время Фатьма-хатун и Элиф-хатун делили между собой внимание шехзаде и, вне сомнения, в этой борьбе выигрывала вторая, проводившая четыре ночи с шехзаде на одну ночь, что он проводил с Фатьмой-хатун.
Вражда, разгоревшаяся между ними, полыхала до сих пор. Они ссорились как никто другой. Элиф-хатун оказалась умнее, смогла снискать расположение Карахан Султан и, в случае чего, искала у неё защиты. Фатьма-хатун и здесь проигрывала, вечно оказываясь во всём виноватой и неправой.
Когда обе девушки забеременели, то дорога в покои шехзаде для них закрылась. А, значит, открылась для новой фаворитки. Их было несколько, но ни одна не задерживалась в покоях шехзаде дольше одной ночи. Фатьма-хатун изнемогала от ревности и страдала, а Элиф-хатун с присущим ей оптимизмом рассудила, что во время беременности ей нет смысла рваться в покои шехзаде, а уже после она попытается как-нибудь в них вернуться, ведь у неё есть поддержка Карахан Султан. Поэтому она пыталась отвлечься от тоски по шехзаде Махмуду и своей боли – улыбалась, смеялась и, изредка встречая шехзаде в гареме, неизменно очаровательно улыбалась ему.
В конце концов, неудачливая прежде Фатьма-хатун, над которой посмеивался весь гарем, родила шехзаде, а Элиф-хатун, которой все прочили стать ещё одной госпожой, – дочь. Счастливая Фатьма Султан праздновала победу и теперь уже сама посмеивалась над гаремом и в особенности над Элиф-хатун, надежды которой не оправдались. Но её смех быстро оборвался, когда вскоре после родов шехзаде Махмуд стал звать к себе Элиф-хатун, а о ней и не вспоминал, как и о Гюльнур Султан.
– Может быть, прогуляемся в саду, султанша? – предложила Элиф-хатун, попивая шербет. – Если, конечно, вы не заняты.
– Нет, – отрезала Карахан Султан, держа блюдо с лукумом, пока внучка поедала с него сладость. – Я отдала приказ никого не выпускать из дворца. В военном лагере вспыхнула лихорадка. Упаси Аллах, кто-нибудь во дворце заразится.
Встревожившись, Элиф-хатун испуганно посмотрела на свою дочь и вдруг вскинулась, словно вспомнив о чём-то.
– Я выходила на балкон перед тем, как отправиться к вам, и видела, как Гюльнур с сыном гуляют в саду.
– Что?! – возмутилась султанша и повернулась к Фатьме-калфе. – Пусть немедленно вернутся во дворец!
Поклонившись, Фатьма-калфа поспешила покинуть покои.
– Возможно, она ни о чём не знала, – мягко воскликнула Элиф-хатун, защищая подругу. С Гюльнур Султан они были в хороших отношениях, ведь делить им было нечего.
– Эта Гюльнур хотя бы иногда должна думать, – процедила Карахан Султан, осадив её недовольным взглядом. – Её здоровье меня не волнует, но здоровье внука для меня превыше всего. Дождётся, я заберу у неё Мехмета.
– Она же этого не переживёт, госпожа. Прошу вас, не гневайтесь. Уверена, будь Гюльнур известно о вашем приказе, она бы не посмела противиться ему и уж тем более рисковать здоровьем сына.
Вздохнув, Карахан Султан кивнула русоволосой головой, и Элиф-хатун облегчённо выдохнула.
– Может быть, устроить увеселение, чтобы развеять эту мрачную атмосферу? – с энтузиазмом предложила она.
– Не думаю, что это возможно, – остудила её пыл султанша. – Золота и без этого не хватает ни на что…
– Можно ведь обойтись и без трат, – пожала плечами Элиф-хатун. – Пусть в гареме играет музыка, поют и танцуют наложницы, а трапеза может быть простой, без изысков. Да и дети порезвятся… Что скажете?
Карахан Султан вздохнула, посмотрев на девушку со снисходительной улыбкой.
– Твою жажду веселья, Элиф, не унять даже в самые тёмные времена. Что же, будь по-твоему.
– Благодарю, госпожа, – лучезарно заулыбалась та и, протянув руки, взяла её ладонь и поцеловала. – Вот увидите, это будет только на пользу гарему.
Покои шехзаде Махмуда.
Оставив Альмиру-хатун в коридоре, Бахарназ Султан вошла в просторные и светлые покои, принадлежащие шехзаде Махмуду. Последний стоял возле окна, сложив руки за спиной в замок, и хмурился, смотря на зимний пейзаж и море белых палаток военного лагеря под холмом.
Замерев у порога, Бахарназ Султан улыбнулась, скользнув взглядом по его спине и широкому развороту плеч, которые она так любила обнимать.
– Мой шехзаде, – наконец, произнесла она, поклонившись. – Ты хотел меня видеть?
Шехзаде Махмуд не ответил, продолжая хмуро смотреть в окно. Осознав, что его что-то гнетёт и беспокоит, Бахарназ Султан подошла к нему и, встав сбоку, обняла одной рукой за плечи, а второй за подбородок повернула его лицо к себе с тем, чтобы заглянуть в глаза. Они в действительности были полны мрачных раздумий.
– Что случилось? Расскажи мне.
– Дети в порядке? – первым делом спросил шехзаде, убрав от лица её руку и сжав её в своей ладони.
– Да. Тебе не о чем беспокоиться. А теперь я слушаю, Махмуд.
Вздохнув, он за руку повёл её в сторону тахты и, когда они сели рядом друг с другом, поведал ей о лихорадке в военном лагере.
– Карахан Султан знает об этом? – спросила Бахарназ Султан и, получив кивок, задумчиво нахмурилась. – Уверена, она уже отдала необходимые приказы. Стоит изолировать больных, чтобы не допустить дальнейшего распространения болезни.
– Это верно, – отозвался шехзаде Махмуд, внимательно слушавший её. – Я должным образом не организовал их быт, бросил лагерь на самотёк и скинул все заботы о нём на плечи валиде, а на ней и так дела дворца и гарема. Это было неразумно. Как думаешь, откуда взялась эта лихорадка?
Вновь задумавшись, Бахарназ Султан некоторое время молчала, а он неотрывно смотрел на неё, ожидая ответа.
– Продукты им поставляются из дворца, но воду они берут из того озера неподалёку от лагеря, верно? Мы же пользуемся водой из другого источника.
– Ты думаешь, вода в озере… заражена?
– Это возможно. Также лихорадку могли принести с собой воины, бывшие в других землях с грабежами и разбоями. Мало ли, где они бывали?
Согласно кивнув темноволосой головой, шехзаде Махмуд в очередной раз удивился уму и рассудительности своей фаворитки. Она была его опорой даже не меньше, чем валиде и Махмуд Реис. Их потревожил приход Радмира-аги, который передал приказы Карахан Султан относительно лагеря.
– Послать туда лекаря тоже хорошее решение, – отозвалась Бахарназ Султан, выслушав его вместе с шехзаде. – Оно тоже поможет предотвратить распространение лихорадки.
– Радмир-ага, можешь идти.
– Шехзаде, прежде должен передать вам ещё один приказ Карахан Султан. Она велела этим вечером устроить увеселение в гареме.
– Увеселение? – недоуменно переспросил он, заметив, что Бахарназ тоже нахмурилась в непонимании. – Зачем оно понадобилось? К тому же, в такое время.
– Это мне неизвестно. Позвольте удалиться.
Когда двери за Радмиром-агой закрылись, Бахарназ Султан положила руку на плечо шехзаде, чтобы его успокоить.
– Возможно, Карахан Султан решила отвлечь всех от мрачных новостей. Главное, чтобы во дворце не началась паника в связи с известием о свирепствующей в лагере болезни.
– Странно, что между вами нет согласия, учитывая, что понимаете друг друга как никто другой, – усмехнулся шехзаде Махмуд. – Соскучилась по мне? – спросил он уже совершенно иным тоном, обняв девушку за плечи и прижав к себе.
Вместо ответа Бахарназ Султан крепко поцеловала его в губы и, когда спустя некоторое время он отстранился, принялась целовать его в шею. Их прервал стук в двери и, вздрогнув, султанша неохотно отстранилась, а шехзаде Махмуд убрал руку с её плеч и, оправив кафтан, позволил войти.
– Шехзаде, – проговорил Махмуд Реис, оказавшись в покоях. – Я помешал? – с толикой иронии в голосе спросил он, оглядев сидевших на тахте помятых юношу и девушку.
– Нет, султанша уже уходит, – ответил он, поднявшись с тахты с невозмутимым видом.
Бахарназ Султан поднялась ему вслед и, поклонившись, покорно покинула покои. Махмуд Реис, проводив её взглядом, почему-то помрачнел.
– Ты уже знаешь о лихорадке в лагере? – не заметив этого, спросил юноша.
– Да. Только что я разговаривал с вашей валиде. Она просила моего совета. Я одобрил все её решения. Надеюсь, лихорадка сильно не распространится и уж тем более не затронет вас и вашу семью.
– И я на это надеюсь.
Шехзаде Махмуд вгляделся в лицо наставника и заметил, что его беспокоит что-то ещё, но он почему-то не говорит об этом.
– В чём дело? Тебя что-то беспокоит. Расскажи мне.
Поколебавшись некоторое время, Махмуд Реис осторожно заговорил:
– Тревожусь о Фелисии, господин. Она… расстроилась, узнав о вашем решении видеть её в гареме. Когда я говорил с ней об этом в тот вечер, Фелисия разгневалась на меня. И с тех пор я не видел её. Надеюсь, с ней всё в порядке?
– Да, насколько мне известно, – не слишком уверенно ответил тот, успев позабыть об этой девушке. Да и делами гарема он не особенно интересовался. – Говоришь, разгневалась на тебя? Мыслимо ли это? Ты морской капитан, а она – рабыня.
Вновь помрачнев, Махмуд Реис хмуро посмотрел на воспитанника.
– Она для меня как дочь. Я не признаю в ней рабыни и никогда не признаю.
Изумившись его словам, шехзаде предостерегающе взглянул на капитана, хотя попытался смягчить это насмешливой улыбкой.
– Теперь она в моём гареме, так что держи при себе чувства к этой рабыне, какими бы они не были.
– Разумеется, – сухо кивнул Махмуд Реис. – Но… позволите ли вы мне увидеть её? Если пожелаете, то под присмотром слуг.
– Посмотрим, – неопределённо пожал плечами юноша, а потом ухмыльнулся. – Прежде я сам хочу её увидеть.
От этих слов Махмуд Реис почернел, с трудом сдерживая негодование и злость. Фелисия была для него дочерью, и мысли, что теперь она наложница, приводили его в смятение. Он хотел бы как-то помочь ей, вызволить из гарема, забрать с собой и увезти подальше отсюда, но не мог, и это было больнее всего.
Вечер.
Покои Михрибан-хатун.
Держа в руках поднос с вечерними яствами, Элизар-хатун вошла в небольшие покои, погружённые в вечерний полумрак, и подошла к ложу, на котором привычно покоилась её госпожа. Бледная, она лежала с закрытыми глазами, но, услышав шаги, медленно распахнула веки и посмотрела на служанку мутными чёрными глазами.
– Элизар?
– Это я, госпожа, – ответила Элизар-хатун, помогая ей сесть в постели и подкладывая подушки ей под спину. – Вот так, садитесь. Пора ужинать. Как вы себя чувствуете?
– Как обычно, – слабым голосом проговорила Михрибан-хатун, без аппетита оглядев поднос. – Что-то мне не хочется есть…
– Нужно поесть через силу, иначе вы никогда не поправитесь. Здесь и ваш любимый суп, видите? Попробуйте его, а я пока принесу Эсмехан Султан. Она по вам соскучилась.
Вздохнув, Михрибан-хатун пододвинула к себе поднос и, взяв в руки глубокую тарелку с супом, а точнее с мясным бульоном, зачерпнула его ложкой и отправила в рот. Тем временем Элизар-хатун вернулась из детской на руках с маленькой черноволосой девочкой, у которой были такие же чёрные глаза как у матери, но смуглая кожа как у отца.
– Моя милая, – нежно улыбнулась Михрибан-хатун, отставив тарелку с супом на поднос под недовольным взглядом служанки. – Иди к маме.
Посадив дочь рядом с собой, она обняла её и прижала к груди.
– Вы же совсем ничего не съели, – вздохнула Элизар-хатун. – Прошу вас, ещё пору ложек, госпожа. И я унесу поднос.
Страдальчески вздохнув, Михрибан-хатун позволила ей покормить себя с ложки как ребёнка и, проглотив пятую ложку, отвернулась, отказываясь есть дальше.
– Тогда хотя бы отвар выпейте.
Осушив кубок с горьковатым травяным отваром, девушка вернула своё внимание к дочери и грустно улыбнулась. Она часто думала о том, что всё-таки не сможет поправиться и умрёт. Тогда её дочь останется одна совсем маленькой. Со своей возможной смертью Михрибан-хатун уже сумела примириться, но с тем, что её дочь станет никому ненужной обузой, – нет.
Михрибан-хатун появилась в гареме шехзаде Махмуда одновременно с Элиф-хатун. Они были землячками, обе из Польши, и даже жили когда-то в одном доме. Только Михрибан-хатун, а тогда ещё Милена, происходила из знатной польской семьи, а Элиф-хатун, нося имя Клара, как обыкновенная крестьянка прислуживала ей. Вдвоём они попали в рабство и вместе оказались здесь, во дворце Трабзона.
В отличие от солнечной и яркой Клары, Милена была совершенно иной: высокая, худощавая и бледная, как и полагается знати. Чёрные волосы и чёрные глаза делали её слегка мрачной. Она обладала утончённой красотой, но с детства была болезненной и слабой. А по характеру тихая, сдержанная, не умеющая бороться и не привыкшая самостоятельно выживать без чьей-либо помощи. Изнеженная, ранимая девушка с печальным характером не шла в сравнение со своей подругой и бывшей служанкой. Поэтому Клара сразу же завладела вниманием шехзаде Махмуда, а Милена осталась и дальше прозябать в гареме.
