Текст книги "Возмездие (СИ)"
Автор книги: Lana Fabler
сообщить о нарушении
Текущая страница: 57 (всего у книги 91 страниц)
– Вы задержались, – заметила Хафса Султан. – Что-то случилось?
– Нет, все в порядке, – через силу улыбнулась Филиз Султан, повернувшись к ней. – Думаю, следует начать.
Хафса Султан, согласно кивнув, обернулась на Айнель-хатун, а та в свою очередь кивнула рабыням: заиграла душевная, но печальная музыка, а вокруг Эсмы Султан рабыни с горящими свечами в руках стали водить хоровод. Оглянувшись в покоях, Филиз Султан заметила за другим столиком явно пребывающую в плохом настроении Эмине Султан, Гевхерхан Султан с дочерью и, что было неожиданно, Хюррем Султан. Она выглядела мрачной, чтобы было вполне объяснимо, учитывая ситуацию с ее мужем. Она, очевидно, почтила церемонию своим присутствием только потому, что ей не терпелось увидеть повелителя и узнать, что же с ее мужем. После султанша вернула взгляд к дочери и с гордостью заметила, что она с достоинством восседает на своем месте и больше не плачет, однако взгляд ее был потухшим и пустым, что насторожило женщину, но она успокоила себя тем, что та попросту боится замужества, потому что не знает, что ее ждет. Со временем дочь свыкнется со своей новой ролью жены и станет, как и прежде, живой и веселой девушкой с лучезарной улыбкой.
Михримах Султан с теплотой наблюдала за церемонией, то и дело мыслями возвращаясь к своей собственной ночи хны, когда она, в отличие от подруги, не могла сдержать слез. Хафса Султан созерцала происходящее с присущими ей прохладным спокойствием и невозмутимостью, а вот Нилюфер Султан выглядела так, словно ей было скучно и не терпелось поскорее уйти отсюда.
Когда музыка стихла, наложницы разошлись, а одна из служанок, державшая поднос с хной и горящими свечами, подошла к Эсме Султан. Когда султанша, зная, что от нее требуется, положила раскрытые ладони на свои колени, служанка нанесла на них хну.
Настало время праздничной трапезы и, поднявшись с сиденья, Эсма Султан села на тахту на место Хафсы Султан. Филиз Султан и Михримах Султан, желающие побыть с ней, сели рядом по обе стороны от нее. Женщины разговаривали и трапезничали, когда двери в покои отворились, и громкий голос Идриса-аги оповестил о приходе повелителя.
– Внимание! Султан Баязид Хан Хазретлери!
Все тотчас оставили столовые приборы и поспешно поднялись, после чего склонились в поклонах. Со всей очевидностью уставший повелитель вошел в опочивальню и, оглядевшись, остановил взволнованный теплый взор на дочери в то время, как все остальные взгляды были прикованы к нему. Подойдя к Эсме Султан, он осторожно убрал алую вуаль с ее лица и откинул ее назад, после чего поцеловал ее в лоб.
– Моя Эсма, да будет счастливым твой брак с Давудом-пашой, и пусть Аллах дарует тебе долгие годы жизни. Желаю, чтобы ничто не омрачало улыбку моей султанши.
– Благодарю, повелитель, – несмотря на сердечную боль, улыбнулась Эсма Султан и, взяв отцовскую руку, оставила на ней почтенный поцелуй.
– У меня для тебя подарок, милая, – тепло улыбнулся султан Баязид и, обернувшись, подозвал к себе евнуха. – В такой день он обязан быть особенным и, я надеюсь, таковым он и будет для тебя.
Евнух держал в руках красную бархатную подушку, на которой лежало простое, но вместе с тем изысканное серебряное ожерелье с матовыми небесно-голубыми камнями бирюзы – любимым камнем бабушки.
– Это ожерелье принадлежало твоей бабушке Дэфне Султан. Я сохранил его после ее смерти, да покоится она с миром. Его своими руками сделал мой отец султан Орхан Хан, будучи еще наместником Манисы, и подарил матушке в знак своей любви. Знаю, вы с валиде были очень близки, и я хочу, чтобы отныне это ожерелье принадлежало тебе, Эсма.
Восхищенная подарком, Эсма Султан сквозь слезы, уже вызванные воспоминаниями о почившей любимой бабушке, которая была ей ближе, чем мать, с благодарностью воззрилась на отца. Повелитель, взяв с подушки бирюзовое ожерелье, надел его на шею дочери и с нежностью прикоснулся ладонью к ее щеке. Заметив стоящую возле дочери Филиз Султан, которая печально и несколько настороженно наблюдала за ним, султан Баязид только кивнул ей в знак приветствия и отвернулся, собираясь отправиться в свои покои, где его ждали мужчины, которые также праздновали, но вдруг его взгляд случайно зацепился за Эмине Султан, и он помедлил. Султанша с тоской и любовью смотрела на него своими необычайно яркими зелеными глазами, и ее грудь волнительно вздымалась. Она вдруг сделала шаг к нему, но замерла, и повелитель ощутил желание тоже шагнуть к ней навстречу и, наконец, прикоснуться к ее лицу и золотым волосам, но сумел обуздать себя и, словно желая избежать соблазна, отвернулся и поспешно покинул опочивальню.
С сожалением проводив его взглядом, Эмине Султан, собираясь опуститься обратно на подушку, заметила на себе мрачный взгляд ледяных глаз Хафсы Султан, и в них различила угрозу. Страх заволок ее душу. Повелитель, похоже, только-только оттаял, а Хафса Султан намеревалась снова все разрушить, растоптать, окончательно уничтожить. Узнай повелитель о том, что она снова покушалась на жизнь его наложницы, а тем более ожидающей ребенка, он больше никогда ее не простит, и вот тогда действительно придет ее конец. Эмине Султан сознавала, что ей необходимо что-то предпринять. Каким-то образом лишить повелителя доверия к Хафсе Султан, чтобы он не поверил ее обвинениям. Отчаянно размышляя, она замерла, когда ее осенило, и сердце ее чаще забилось в груди. Когда их с Хафсой Султан взгляды снова встретились, султанша позволила себе надменно и самоуверенно улыбнуться, показывая что не боится, чем привела соперницу в замешательство.
Тем временем Хюррем Султан, стоило повелителю выйти в коридор, сорвалась с места и бросилась ему вслед, не слушая оклики сестры Гевхерхан Султан.
– Повелитель!
Тот, широким шагом преодолевая коридор, остановился и обернулся, а взгляд его, стоило ему остановиться на спешно приближающейся взволнованной Хюррем Султан, помрачнел. Заметив это, султанша насторожилась и замедлила шаг.
– Что с моим мужем? – дрожащим голосом требовательно спросила она, когда, наконец, оказалась рядом.
Сожаление, появившееся в глазах султана, стало ей ответом, и, не желая верить, она сначала медленно, а после неистово закачала головой.
– Нет… Только не говорите, что вы казнили его!
– Сожалею, но Альказ-паша виновен во всех преступлениях, в которых был обвинен, и он… сам себя казнил.
Со сбившимся дыханием Хюррем Султан с мгновение смотрела на него в небывалом ошеломлении, и во взгляде ее властвовал такой ужас, от которого становилось не по себе, как вдруг глаза ее остекленели, а после женщина обмякла и повалилась бы на мраморный пол, если бы султан Баязид не подхватил ее.
***
С наступлением ночи вокруг царила тьма, и лишь мириады звезд, проглядывающих через проплывающие по небу облака, равнодушно и холодно мерцали. Ночной воздух был прохладен и свеж, а воды Босфора казались чернильно-черными. Когда из-за облака выглянула полная болезненно-желтая луна, стало так светло, что можно было различить две плывущие по направлению к берегу лодки, полные неясными в полумраке силуэтами в плащах. В лунном свете весь ночной мир предстал, словно покрытый серебристой краской.
Когда лодки приблизились к берегу, силуэты выпрыгнули из них в воду, оказавшись в ней по колено, и потянули лодки на берег. Оказавшись на суше, прибывшие стали выгружать из лодок ящики, в которых что-то позвякивало, а один из людей, отойдя в сторону, скинул с головы капюшон, и лунный свет коснулся длинных темных волос, серебрящихся и блестящих, и красивого лица с резкими чертами, на котором горели во мраке изумрудные глаза. Взгляд женщины скользнул по панораме спящего города и возвышающегося вдали на холме дворца Топкапы.
– Так значит, это и есть Стамбул, – раздался за ее спиной мужской голос.
– Да, Капрано, это – Стамбул, – с полуулыбкой на губах отозвалась женщина, продолжая смотреть на султанский дворец. – И он иной, чем тот, который я много лет назад покинула.
Подошедший к ней с другой стороны Серхат мрачно посмотрел туда же, куда был направлен взгляд его госпожи, и ощутил, как его сердце отяжелело, предчувствуя неизбежную встречу с той, которую он так отчаянно пытался забыть.
Комментарий к Глава 30. Неизбежность
Буду благодарна, если отметите замеченные вами ошибки и опечатки, а также очень надеюсь на ваши отзывы.
========== Глава 31. Путь в прошлое ==========
Утро следующего дня.
Топкапы. Султанские покои.
Когда она вошла в покои, озаренные утренними лучами солнца, повелитель, выглядя слишком мрачно для такого дня, как празднование свадьбы дочери, только закончил одеваться и отослал слуг.
– Проходи, Хафса, – взглянув на нее, произнес султан Баязид и, пройдя мимо, опустился на тахту, после чего жестом пригласил султаншу присоединиться к нему. Когда та опустилась рядом, он спросил: – Надеюсь, все в порядке? Ты редко заглядываешь ко мне с хорошими новостями.
– Вы долгое время отсутствовали, и я хотела ввести вас в курс дел в столице и Топкапы, – ответила Хафса Султан и, внимательно вглядевшись в его лицо, продолжила: – Однако прежде я хочу спросить, все ли у вас в порядке?
– В Сивасе я выяснил, что Альказ-паша виновен во всех преступлениях, да, к тому же, наложил на себя руки из-за чувства вины передо мной и семьей, которую оставил. Это меня огорчило. И Хюррем Султан очень болезненно восприняла эти вести…
– Да простит Аллах его прегрешения… – выдохнула Хафса Султан, изобразив печаль. – Конечно, Хюррем Султан будет страдать теперь, когда выяснилось, что ее муж действительно оказался предателем и убил себя, но с течением времени она оправится. Жаль их детей… Так рано лишились отца. Хорошо, что восстание со смертью Альказа-паши само сошло на нет, и эта неприятная история осталась в прошлом. Теперь нужно думать о будущем. Я имею в виду, необходимо назначить кого-то на освободившиеся должности бейлербеев Румелии и Анатолии, ведь Ферхат-паша был сослан, а Ахмед-паша обвинен в покушениях на пашей и султанш династии. К тому же, в совете по-прежнему пустуют должности второго и третьего визирей. Почему Искандер-паша медлит с назначениями?
– Он ждал моего возвращения, как я того и велел, – с раздражением ответил Баязид, который не любил, когда в государственные дела вмешивались женщины и особенно когда они поучали его. – Вторым визирем, конечно же, станет мой зять Давуд-паша. Третий визирь вскоре будет выбран, как и бейлербеи Анатолии и Румелии. Эти назначения в руках великого визиря.
Подавив в себе недовольство, вызванное тем, что Искандер-паша теперь, когда повелитель развязал ему руки, созовет в столицу новых соратников, и тем, что он, конечно, ни за что не назначит третьим визирем ее мужа, Хафса Султан осторожно заговорила:
– Повелитель, а что же с моим мужем Мехметом-пашой? Он был несправедливо обвинен в организации нападения на дворец Искандера-паши и моей племянницы, а после в покушении на Давуда-пашу, но, к счастью, был оправдан, когда открылась вина Ахмеда-паши, предавшего нас с мужем ради власти. Искандер-паша вернул Мехмету-паше должность в совете и, если вы, конечно, сочтете это уместным, мой муж вполне может занять свободную должность третьего визиря. Он уже много лет верно служит…
– Хафса, – оборвал ее повелитель, предупреждающе вскинув раскрытую ладонь, и та умолкла. – Я не уверен в верности твоего мужа. Я склонен считать его если не организатором, то участником событий в Анатолии. Ферхат-паша вызвал мои подозрения своими действиями в Сивасе, к тому же, то письмо, что он мне предоставил, якобы написанное рукой Альказа-паши перед его самоубийством и столь удобно разоблачающее его и подтверждающее его вину, вызывает сомнения в своей подлинности.
Всецело напрягшись от подобного заявления, Хафса Султан однако смогла сохранить непроницаемое выражение лица и с недоумением уточнила:
– Неужели вы считаете, что Ферхат-паша и… мой муж организовали это восстание?.. Будто они и стали причиной гибели Альказа-паши? Аллах, что вы такое говорите, повелитель? Быть того не может! Если я и допускаю возможную вину Ферхата-паши, то Мехмет-паша ни за что бы не пошел на подобное! Да и если бы пошел, я бы об этом знала.
Султан Баязид наградил ее угрюмым взглядом, что означало – он ей не поверил. Напуганная этим, султанша с трудом сохраняла самообладание. Повелитель считал ее мужа виновником событий в Анатолии, так еще и подозревал во всех этих нападениях на пашей. Если его не переубедить, ее мужа не спасти. А ведь она было подумала, что все это осталось позади, но, оказалось, жизнь ее мужа по-прежнему висит на волоске.
– Клянусь вам, повелитель, мой муж никогда бы… – уже не сдерживаясь, горячо заговорила она, но снова была прервана.
– Я разберусь, кто и в чем виновен, – отрезал султан Баязид и, поднявшись с тахты, явно в гневе прошел через покои и подошел к камину, в котором танцевало жаркое пламя.
Хафса Султан мрачно и тревожно смотрела на его спину, судорожно соображая, что ей делать. Решив, что она должна все как следует обдумать, а уже после действовать, султанша встала и, приблизившись к султану, как можно более сдержанно заговорила:
– Повелитель, у меня для вас есть приятная новость.
– Неужели? – с мрачной иронией отозвался он, не поворачиваясь. – И какая же?
– Бельгин-хатун ждет ребенка.
Мужчина тут же развернулся и в изумлении поглядел на нее, и Хафса Султан с улыбкой кивнула, подтверждая сказанное. Радость озарила лицо повелителя, но не бурная, а несколько спокойная. Он тепло улыбнулся и направился было к дверям, сказав:
– Пойду, навещу ее.
– Подождите, повелитель, – вслед ему воскликнула Хафса Султан и, когда тот обернулся на нее уже у дверей, продолжила: – Есть и менее приятная новость. Боюсь, вы будете разгневаны…
– Позже.
– Это важно, государь.
Вздохнув, султан Баязид подошел к ней и, заложив руки за спину, выжидательно воззрился на султаншу.
– Узнав о беременности Бельгин-хатун, Эмине Султан, вероятно, из ревности решилась на очередное покушение. Чудом удалось избежать беды… Ваш ребенок мог бы погибнуть, ведь Эмине Султан велела лекарше дать ей средство, избавляющее от бремени, после чего подстроила все так, чтобы Бельгин-хатун выпила его. К счастью, Дильнар-хатун оказалась верна мне, и она дала Эмине Султан всего лишь успокоительное, которое и выпила ваша фаворитка.
– Что ты говоришь, Хафса?! – грозно процедил повелитель, и его темные глаза наполнились гневом и недоумением.
– Правду, к сожалению. И это еще не все… После случившегося я была вынуждена усилить охрану Бельгин-хатун, дабы ей не смогли навредить, однако Эмине Султан еще дважды пыталась покуситься на ее жизнь, но благодаря принятым мною мерам ей это не удалось. Если пожелаете, я прикажу привести свидетелей, готовых подтвердить сказанное мною. Это Идрис-ага, лекарша Дильнар-хатун, несколько служанок…
Омраченный султан, злопыхая гневом невиданной силы, резко развернулся и, не ответив, удалился на террасу, а на лице проводившей его взглядом Хафсы Султан расцвела самодовольная улыбка.
Выйдя из султанских покоев, она с мрачным удовлетворением увидела спешащую по коридору Эмине Султан, которая, заметив ее, напряглась и замедлила шаг, видимо, осознав, что повелитель уже обо всем знает. На лице ее появились досада и страх, который она старалась скрыть за высокомерным видом.
– Не думаю, что повелитель примет тебя, Эмине, – насмешливо протянула Хафса Султан. – Гнев его не умещается между небом и землей. Какой печальный конец… Не думаю, что ты сможешь когда-либо получить его прощение. Тебя постигнет участь даже хуже той, чем та, которой удостоилась Филиз, над которой ты потешалась. Она-то покинет Топкапы с достоинством как будущая Валиде Султан, а ты, лишенная как султана, так и детей, оставшуюся жизнь проведешь в глуши и нищите, всеми забытая и презираемая.
Дрожа от обуревающего ее гнева, Эмине Султан угрожающе приблизилась к невозмутимой Хафсе Султан и процедила голосом, в котором плескалась ядовитая ненависть:
– Чей конец близок, так это твой! Клянусь, что участь, которую ты прочишь мне, постигнет тебя саму. И я сделаю все для того, чтобы это воплотилось! Ты еще будешь молить меня остановиться, но знай, что несмотря на все твои мольбы я буду продолжать рушить твою жизнь и наслаждаться твоими страданиями.
– Любопытно, когда ты от угроз перейдешь к действиям? – усмехнулась Хафса Султан, оставшись по-прежнему спокойной. – А то я уже заскучала…
Она гордо удалилась и, зажмурившись в попытке совладать с гневом, неистово полыхающим в сердце, Эмине Султан в волнении поспешила к дверям султанских покоев и велела слугам оповестить о ней повелителя. Когда слуга вернулся, объявив, что повелитель не желает ее видеть, султанша ощутила небывалой силы страх, овладевший всем ее существом. Она опоздала и не успела убедить Баязида в том, чтобы он не доверял Хафсе. Зная о том, что она снова покусилась на его гарем и тем более на его ребенка, повелитель не простит ее. Чувствуя себя так, словно она находится у края бездонной пропасти, Эмине Султан отчаянно искала пути спасения, но ее разум не находил ни одного. Однако же необходимо было что-то делать, иначе слова Хафсы окажутся правдой.
Султанша хотела было приказать слуге передать повелителю ее просьбу впустить ее, чтобы иметь возможность оправдать себя, как вдруг двери покоев распахнулись прямо перед ней, и она оказалась лицом к лицу с мрачным повелителем, который, посмотрев на нее с презрением, обошел ее, задев плечом, и стал удаляться по коридору. Эмине Султан, подхватив подол платья, бросилась ему вслед и, преградив собой путь, со сбившимся дыханием в отчаянии упала перед ним на колени и подняла на него полный мольбы взгляд.
– Султан мой, умоляю, сжальтесь над своей рабыней! Позвольте оправдать себя и открыть правду! Я больше ни о чем не смею просить.
Султан Баязид несколько мучительных мгновений угрюмо смотрел на нее с высоты своего роста и молчал, но, видимо, его все же затронули ее мольбы, и он, не переставая грозно хмуриться, жестом велел султанше подняться с колен.
– Я выслушаю тебя, однако знай: если станешь лгать, чтобы спасти себя, я распоряжусь твоей судьбой во много раз хуже, чем намеревался.
Обрадованная тем, что повелитель согласился ее выслушать, Эмине Султан, следуя за ним в султанские покои, чувствовала и безысходность, так как не знала, как себя спасти, но решила, что ей следует говорить то, что она и собиралась поведать Баязиду до того, как узнала, что Хафса уже разоблачила ее.
Султан Баязид, войдя в опочивальню, прошел к своему письменному столу и, опустившись на стул, с мрачным лицом обратил настороженный и полный сдерживаемого гнева взгляд на Эмине Султан, представшую перед ним.
– Итак, я слушаю, – отчужденно произнес он, и от его холодного и даже оскорбительного тона женщина растерялась. Она стояла, трепещущая от волнения и страха, и молча смотрела на него. – Если тебе нечего сказать, тогда уходи и впредь не смей заявляться ко мне! – теряя терпение, процедил султан.
– Нет, мне есть, что сказать, – поспешно воскликнула Эмине Султан, испугавшись, что он прогонит ее, так и не выслушав. – Просто я не знаю, с чего начать…
– У меня нет времени, – раздраженно проговорил повелитель. – Скоро начнется праздник в честь свадьбы моей дочери, так что, будь добра, начни с чего-нибудь.
Сделав шаг к нему, Эмине Султан позволила голосу сердца говорить за нее:
– Ваши глаза, что смотрят на меня с отчуждением и презрением… Мне больно смотреть в них и сознавать, что вы, несмотря на мою любовь к вам и преданность, поверили наговорам. Клянусь, моей вины ни в чем нет! Знаю, вы не желаете верить мне… Хафса Султан своей ложью затуманила ваш справедливый взор, и теперь вы верите только тому, что говорит она, не желая даже допустить мысли о том, что Хафса Султан и есть ваш истинный враг. Я не знаю человека, который мог бы превзойти ее в бессердечности и коварстве! Знали бы вы, что на самом деле творится в гареме, который вы по неведению вручили ей…
– И что же, по-твоему, творится? – скептично спросил султан Баязид, очевидно, не поверивший ни одному ее слову.
– В своей неуемной жажде власти она избавляется от всех, в ком видит угрозу, и в первую очередь в ее глазах я представляю эту угрозу! Она сделала Бельгин-хатун фавориткой только затем, чтобы разлучить нас. Обе, и Бельгин-хатун, и Издихар-хатун, в смерти которой меня и обвинили, служили ей. Ту ночь, когда вы решили принять наложницу в обход меня, я провела в постели, изнемогая от страданий, вызванных страхом, что вы забыли меня, что пришел конец нашей любви! Могла ли я в таком состоянии устроить нападение на наложницу, причем, каким-то образом остановив целую процессию из служанок, евнухов и калф, по обыкновению провожающую наложницу на хальвет? Аллах, у меня в услужении только Элмаз! Что мы вдвоем могли бы с ними всеми поделать, посудите сами? Хафса Султан устроила мне ловушку, отправив Издихар-хатун к вам и по дороге велев своим слугам, которые и провожали наложницу, убить ее, а потом подговорив этих же слуг подтвердить то, что якобы я виновна в этом. С тем же успехом я могу как свидетеля предоставить Элмаз, которая подтвердит, что ту ночь я не покидала свои покои и уж тем более не убивала никаких наложниц! Вы даже не провели расследование, а ведь можно было бы расспросить служанок у дверей моих покоев, которые также подтвердили бы, в каком состоянии я вернулась к себе и что не покидала покоев до самого утра.
Взгляд повелителя из презрительного стал мрачно-задумчивым. Видя это, Эмине Султан спешно подошла к нему сбоку и, опустившись на колени перед сидящим за столом повелителем, сжала в своих ладонях его руку, которую он, к ее облегчению, не отнял.
– Все, что я говорю, правда, повелитель! Посмотрите в мои глаза, и вы поймете это. Хафса Султан жаждет избавиться от меня и, потерпев неудачу в прошлый раз, когда вы, вопреки ее чаяниям, не сослали меня, попыталась еще раз, вновь обвинив меня в покушениях на вашу фаворитку. Откуда мне было знать о беременности Бельгин-хатун, если никто в гареме об этом не ведал? Да и знай я, посмела бы я покуситься на жизнь члена династии, которого она носит, понимая, что Хафса Султан после доложит вам об этом и зная, какое меня за это ждет наказание?
– Мне трудно поверить в то, что ты говоришь, Эмине, – явно заколебавшись в своей вере в ее виновность, проговорил султан Баязид. – Я доверяю Хафсе, и пока еще она ни разу не подорвала моего доверия, но…
Ему вспомнились слова Карахан Султан о том, что, возможно, его истинный враг прячется за личиной друга, и в этом свете слова его жены представали убедительными. Могла ли Хафса совершить все то, о чем поведала Эмине? Повелитель уже не исключал этой возможности, как прежде, но и не был склонен поверить в коварство человека, которого искренне считал своим другом и в котором видел замену своей мудрой и рассудительной матери.
– Баязид, я клянусь тебе, что я ни в чем не виновна! – горячо воскликнула Эмине Султан, видя его сомнения. Она несколько раз поцеловала его руку, а после приложила ее к своей щеке и со всей возможной любовью, что была в ее сердце, посмотрела ему в глаза. – Хафса строит козни, чтобы разлучить нас! Плетет интриги в погоне за властью, безжалостно расправляясь со всеми, кто стоит у нее на пути. Пусть пелена лжи и обмана упадет с твоих глаз! Увидь же, кто действительно предан тебе, а кто только притворяется другом.
Повелителю было трудно устоять перед подобными горячими заверениями в невиновности женщины, в виновность которой он и не желал верить в силу того, что она по-прежнему была дорога ему и волновала его сердце. В коварство Хафсы он еще не поверил до конца, но усомнился в ее преданности, что позволило ему смягчиться по отношению к жене, по которой он истосковался. Не сдержавшись, он погладил ее пальцами по щеке и, стоило ему это сделать, осознавшая его прощение Эмине Султан просияла и самозабвенно стала целовать его руку, а затем, упоенно вздохнув, положила золотоволосую голову на его колено. Покорившись своим чувствам, султан Баязид накрыл ладонью ее волосы, чувствуя себя двояко: с одной стороны, он был счастлив воссоединиться с любимой женщиной, но с другой ему претило то, что он так слаб перед ней и, возможно, поверил в ее ложь только потому, что хотел в нее верить, не желая расставаться с женой. Его снедали сомнения, и мужчина не знал, кому верить и, главное, во что верить.
Дворец Хюррем Султан.
Когда она потеряла сознание, узнав об участи мужа, повелитель сам отнес ее в лазарет, где она и очнулась, только уже совершенно иным человеком – внутри нее словно все потухло и превратилось в безжизненный пепел. Известие о смерти любимого человека поначалу ошеломило ее и, когда сестра, обнимая ее за плечи, довела ее до кареты, а после и до постели, Хюррем Султан с трудом отдавала себе отчет в том, что с ней происходит. Только спустя время, когда султанша осталась наедине с собой посреди ночной темноты, окутавшей покои, которые она когда-то делила с мужем, к ней пришло запоздалое осознание потери и последовавшая за ним глубокая мучительная боль, сдавившая грудь. Ночь Хюррем Султан едва ли помнила. В памяти остались лишь обрывки воспоминаний о том, как в приступе безумства она рыдала, кричала и крушила все вокруг себя, вырываясь из пытавшихся удержать ее и успокоить рук сестры.
К утру, когда силы ее иссякли, а боль вышла наружу, в страдающей душе султанши осталась лишь пустая, холодная и беспросветная скорбь, лишающая любых желаний и мыслей. Хюррем Султан недвижимо лежала в постели, обхватив себя руками за плечи, и безжиненным остекленевшим взглядом смотрела куда-то в стену. Она оставалась глуха к ласкам, мольбам и утешениям Гевхерхан Султан, которая, решив, что сестре нужно время, дабы прийти в себя, оставила ее с наступлением рассвета и отправилась отдохнуть в свои покои после тревожной и бессонной ночи.
Ей уже доводилось встречаться со смертью близких людей. Она потеряла отца и мать, похоронила братьев и первого мужа. Но все эти смерти она пережила на удивление легко, смирившись с утратой. Однако же смерть мужа, столь любимого ею, Хюррем Султан переживала в тысячу раз мучительней, ибо все ее существование, вся ее жизнь, все стремления и чувства были сосредоточены в нем одном, как в самом близком человеке. С его смертью султанша потеряла все – потеряла безвозвратно и навсегда. Ей казалось невозможным справиться с овладевшей ею всепоглощающей скорбью, которая принесла с собой и печаль, и отчаяние, и гнев на судьбу, забравшую у нее самое дорогое, и острое ощущение одиночества. Хюррем Султан уже знала, что вся ее последующая жизнь станет одним бесконечно долгим трауром, поскольку она никогда не сможет ни забыть, ни излечиться.
Она не знала, сколько времени прошло с тех пор, как сестра оставила ее одну, но когда та вернулась, Хюррем Султан ощутила раздражение. Она не хотела снова выслушивать бесполезные утешающие слова, которые не приносили облегчения, терпеть ласки, которые в этот момент ей были не нужны, и, как говорила сестра, не желала “прийти в себя”. Ей больше некуда было “приходить”, так как она утратила себя. Горе ее было слишком свежо, и все попытки Гевхерхан Султан как-либо отвлечь ее от страданий и утешить лишь усугубляли положение, но та не могла оставить сестру в таком состоянии и из любви все равно пыталась как-либо облегчить ее боль.
– Милая, ты слышишь меня? – сев на ложе, с беспокойством и нежностью спросила Гевхерхан Султан и положила ладонь на плечо лежащей на боку лицом к ней сестры. Взгляд той оставался пустым, и султанша никак не отреагировала на ее слова. – Хюррем, ты пугаешь меня! Прошу, не убивайся так. Дети напуганы, они не понимают, что произошло. Мы им еще ничего не сказали. Ты хочешь их увидеть? Быть может, в них ты найдешь успокоение?
– Оставь меня, – хриплым безжизненным голосом отозвалась Хюррем Султан и повернулась к ней спиной, подтянув колени к груди.
Вздохнув, Гевхерхан Султан с сожалением посмотрела на нее и покорно вышла из опочивальни, притворив за собой двери. Фюлане Султан встретила ее тревожным взглядом, когда султанша вернулась в холл.
– Ну, как она?
– По-прежнему, – печально ответила Гевхерхан Султан и, сев на тахту рядом с дочерью, сжала ее руку, нуждаясь в поддержке. – Бедная… Она столь безутешна. Боюсь, Хюррем не скоро оправится от горя. Аллах мне свидетель, я никогда прежде не видела ее такой. Хюррем всегда оставалась сильной, сколько я ее помню. Даже когда наша матушка и сестра Айше погибли, она так не терзалась…
– Верно, тетушка сильно любила Альказа-пашу… – задумчиво протянула Фюлане Султан, которая, будучи незнакомой с пашой и не слишком привязанной к тете в силу краткости их знакомства, не испытывала глубокой печали подобно матери.
– Да, любила, – вздохнув, кивнула Гевхерхан Султан. – Я сама свидетель их любви, Фюлане, и помню, сколько страданий она принесла Хюррем. Она тогда еще была замужем за покойным Ферхатом-пашой, когда встретила Альказа, бывшего тогда простым беем. Эта любовь много горя принесла не только Хюррем и Альказу, но и всей нашей семье. Ее жертвами стали Ферхат-паша и даже наша младшая сестра Айше. Она тоже любила Альказа, и наша матушка соединила их, но Альказ не смог стать ей мужем из-за своих чувств к Хюррем, и от горя Айше наложила на себя руки. Хюррем всегда винила себя в ее смерти…
Пораженная услышанным, Фюлане Султан омрачилась. Она и не знала о том, что у ее матери была еще одна сестра, которая, оказывается, была первой женой Альказа-паши и погубила себя от неразделенной любви, что питала к мужчине, влюбленному в ее родную сестру. Действительно печальная история…
– Они выстрадали эту любовь… Смогли воссоединиться спустя годы терзаний, прожили так мало лет в счастье и покое друг с другом, как все неожиданно оборвалось со смертью Альказа. До сих пор поверить не могу, что он совершил самоубийство, да и еще предал Хюррем и детей ради власти, к которой никогда не стремился. Он не такой человек… Я не знала мужчину благороднее и честнее его. Очевидно, что это письмо, якобы написанное пашой, фальшивое и, полагаю, ты знаешь, кем оно могло быть написано. Ферхатом-пашой, не иначе. А кому он служит, ты помнишь, Фюлане?
– Мехмету-паше и Хафсе Султан, – ответила та и, помолчав, встревоженно поглядела на мать. – Хюррем Султан, стоит ей немного оправиться от горя, также, как и мы, поймет это, и тогда…
– И тогда она возжаждет отомстить им, – мрачно продолжила за дочь Гевхерхан Султан. – Я не знаю, что будет, Фюлане, но хорошего нам ждать не стоит. Хюррем не успокоится, пока не уничтожит их…
