Текст книги "Возмездие (СИ)"
Автор книги: Lana Fabler
сообщить о нарушении
Текущая страница: 75 (всего у книги 91 страниц)
Покорившись матери, Фюлане Султан подошла к ней и поцеловала сначала ее руку, а после руку тети.
– Спокойной ночи, валиде. И вам, султанша.
– Тебе тоже, Фюлане, – с теплотой взглянула на нее Хюррем Султан. – Красавица, да и ума не лишена, – произнесла она, когда двери за ушедшей девушкой закрылись. – У тебя прекрасная дочь, Гевхерхан.
– Только нрав у нее, увы, не мой, – усмехнулась Гевхерхан Султан, когда они опустились на тахту. – Она больше на тебя похожа и меня это пугает. Особенно когда я вспоминаю тебя в пору юности. Только ты одна могла перечить матушке и огорчала ее, как и нас с покойной Айше. А вспомнить твой первый брак с Ферхатом-пашой. Жены хуже представить трудно.
– Фюлане умнее, ей не придется проходить через страдания, чтобы научиться быть мягче, терпимее. И, я надеюсь, ее ждет иная судьба, нежели моя.
– Аминь.
– Ты уже думала об этом?
– О чем? – не поняла Гевхерхан Султан.
– Помнится, ты взяла с собой в столицу детей, чтобы здесь устроить их жизни. Искандер, как ты и хотела, занял неплохую должность при дворе, но о браке Фюлане до сих пор речи не идет.
– Я не хочу торопиться с этим, Хюррем.
– Торопиться? – с недоумением переспросила Хюррем Султан. – Ей давно пора замуж! В этом возрасте и ты, и я давно были замужем. Ты даже родить успела.
– К чему ты завела разговор об этом? – с подозрением посмотрела на нее Гевхерхан Султан и, заметив, как та отвела взгляд, напряглась. – Хюррем?
– Ты сама пообещала мне помощь, к тому же, Фюлане, сколько бы ты это не отрицала, пора устраивать свою жизнь. А тут весьма кстати Ахмед-паша овдовел год назад. Чтобы он поддержал меня, нужно нечто большее, чем просто слова. Я хотела бы, чтобы состоялся их брак с Фюлане.
– Что?.. – ужаснулась Гевхерхан Султан, смотря на нее, как на сумасшедшую. – Ты хотела бы? Я не позволю делать свою дочь разменной монетой в чужих интригах!
– Ты только подумай! Этим шагом мы и удачно устроим жизнь Фюлане, и укрепим свое положение. Ахмед-паша не просто санджак-бей, он – бейлербей Румелии. Это значит, что с повышением, а оно будет, если он женится на султанше, паша будет претендовать на должность самого визиря! Лучшей партии трудно представить, особенно для Фюлане, которая весьма далека от семьи султана.
– Что ты говоришь?! Я и слушать этого не желаю!
Гевхерхан Султан в гневе поднялась с тахты и направилась было к дверям, но услышала брошенные ей в спину слова сестры и обернулась:
– Я поговорю об этом с Фюлане, и она сама решит свою участь. Не пожелает выходить замуж, никто ее заставлять не станет – пусть ждет, когда ты соизволишь счесть, что ее время обрести семью и свой очаг пришло. Но, думается мне, она не станет ждать. Ее годы тоже уходят. Фюлане не глупая девушка – поймет, сколь выгоден для нее этот союз. И тебе, Гевхерхан, не помешать этому, потому что если Фюлане даст согласие, я ее поддержу и самолично обращусь к повелителю с просьбой этот брак организовать.
Наградив ее мрачным негодующим взором, Гевхерхан Султан развернулась и молча ушла, не снизойдя до ответа.
Топкапы. Покои Бельгин-хатун.
– Бельгин?
Войдя в покои, Айнель-хатун не обнаружила в них их хозяйку, но услышала ее голос, раздавшийся с балкона. Бельгин сидела там на подушке возле столика, на котором покоился поднос с кубком и блюдом с фруктами.
– Уже прохладно, тебе не стоит быть здесь, – с заботой воскликнула Айнель-хатун, которая принесла из покоев шелковую накидку и набросила ее на плечи девушки. – Что такое? – спросила она, уже сев на другую подушку и заметив печаль в голубых глазах фаворитки.
– Тоскую по повелителю, – призналась Бельгин и удрученно вздохнула. – Он больше не заглядывает ко мне.
– Он в трауре, – терпеливо ответила Айнель-хатун. – Наберись терпения и не огорчай себя понапрасну.
– Мне кажется, он не только по сыну скорбит, Айнель, но и по Эмине Султан. Ты сама мне сегодня сказала, что повелитель велел не искать ее после бегства. Даже казнить передумал, а ведь она отравила его родную матушку! Что эта женщина сделала с ним, раз он даже после такого прощает ее?
Айнель-хатун невесело улыбнулась и посмотрела на нее с толикой сожаления. Она понимала, что Бельгин хочет занять место ушедшей Эмине Султан, стать всем для султана, чтобы он и ее прощал вопреки всему. Это естественное желание любви – стать незаменимым.
– Видно, любил он ее, вот и помиловал снова. Но, уверена, эта любовь умерла в его сердце, сгорела дотла, когда повелитель узнал о том, что Эмине Султан совершила. Оставшийся пепел от сгоревших чувств и не дал ему пролить ее кровь. К тому же, я полагаю, повелитель подумал и о том, каково будет их детям, когда они после узнают, что он казнил их мать.
– Бедные, – грустно отозвалась Бельгин. – Из-за ошибки матери они лишились ее любви. Айнур Султан еще такая маленькая! О них, конечно, позаботятся должным образом, но служанки не заменят мать.
– Да, ты права. Еще и эта гибель шехзаде Сулеймана… Говорят, шехзаде Осман очень переживает и из покоев матери не выходит. Видно, тоскует по ней. С ним и с Айнур Султан бывшая служанка Эмине Султан и ее сестра Элмаз-хатун, которая и свидетельствовала против нее.
– Зачем же она предала ее?.. – с непониманием воскликнула Бельгин. – Не могла же она не понимать, к чему все приведет? Подумать только, родная сестра!
– Бельгин, ты уже достаточно прожила в Топкапы, чтобы понять: в этом дворце каждый борется сам за себя. Хафса Султан ее заставила, я уверена. Я видела пару раз, как Идрис-ага шептался с Элмаз-хатун, и она всегда с таким убитым видом слушала его. Запугали ее, бедную, вот она и предала свою госпожу.
– Хафса Султан меня пугает, Айнель, – после некоторого молчания вдруг напряженно проговорила Бельгин. – То, чего я боялась, уже началось. Вдруг она пожелает вытеснить меня из мыслей повелителя теперь, когда я жду ребенка, как она и хотела?
– О чем ты? – насторожилась Айнель-хатун.
– Нисан проболталась, – печально ответила фаворитка и опустила взгляд из-за того, что ее глаза наполнили слезы обиды. – Оказывается, та Афсун из Трабзона тоже беременна и недавно у повелителя была эта злобная Нефизе, которая мучила меня прежде. Зачем госпожа делает все это? Хафса Султан выбрала новую рабыню, которую будет, как меня прежде, настоятельно предлагать повелителю? Она хочет, чтобы он забыл меня? Я боюсь, что ей это удастся… Эта Афсун родит повелителю ребенка, а если еще и Нефизе? Я же не вынесу этого!
– Я тебя предупреждала, Бельгин, – с сочувствием ответила Айнель-хатун. – Не забывай, это – гарем, а ты – всего лишь одна из множества наложниц, которые живут лишь для того, чтобы ублажать повелителя. В этом месте выживают лишь те, кто оказывается умнее соперниц. За столько лет из тысяч наложниц лишь единицы смогли оставить свое имя в истории и сумели не только выжить в гареме, но и добиться таких высот, о которых другие только мечтали. Вспомни, что я тебе рассказывала о Хюррем Султан. Она явно была женщиной неглупой и знала как бороться за себя и при этом сохранить любовь повелителя. Учись на ее примере, чтобы избежать ошибок. Любовь султана – вот залог твоего благополучия. И сейчас, учитывая его привязанность к тебе, ты стоишь на голову выше соперниц, но все может измениться. Будь умнее, учись нравиться ему. Повелитель был так привязан к Эмине Султан, потому что она всю себя ему посвятила и знала, что и как нужно говорить. Наш султан, если судить по примеру Эмине Султан, любит женщин со сладкими речами, которые знают, как показать ему свою любовь. Еще важно рожать детей, особенно шехзаде. И последнее… Берегись зависти и интриг других женщин, которые рано или поздно почувствуют в тебе угрозу. Я знаю, как ты чиста душой, Бельгин, но тебе придется… научиться защищать себя.
Бельгин выслушала ее, помолчав, вытерла слезы с щек и протянула к ней руку. Они переплели пальцы и улыбнулись друг другу.
– Не представляю, что бы я делала без тебя, Айнель. Уверена, пока ты будешь рядом, я со всем справлюсь. И откуда в тебе столько мудрости? Ты ведь немногим старше меня…
Айнель-хатун рассмеялась, но, почувствовав веяние ночной прохлады, поежилась.
– Становится холодно. Идем в покои.
Топкапы. Покои Эмине Султан.
В эту ночь ему было столь одиноко, как не было еще никогда. Печаль и скорбь снедали его, лишали сил, давили своим непосильным грузом на его плечи. В груди сгустилось что-то тяжелое и до того полное боли, что дышать было трудно. Султан Баязид сознавал, что не только смерть сына тому причина, хотя мертвый Сулейман, лежащий в гробу, до сих пор стоял у него перед глазами. Ему чего-то не хватало, но он не мог понять, чего так отчаянно требовала его душа. До тех пор, пока, выйдя из своих покоев, не оказался перед дверьми опочивальни сбежавшей жены. Двоякие чувства терзали его сейчас: тоска по ней и злость на самого себя за то, что даже после всего, что она совершила, он думает о ней.
Толкнув двери, повелитель вошел в столь знакомые покои, медленно переступил их порог, огляделся и вдруг замер в недоверии. Над колыбелью, в которой ворочалась и плакала его дочь, склонилась женщина, и длинные золотые волосы занавесили ее лицо. Она тихо напевала колыбельную, пытаясь убаюкать маленькую султаншу. На миг ему показалось, что это его Эмине. Но он очнулся и ощутил горечь разочарования, когда женщина подняла лицо, и он узнал в ней сестру и бывшую служанку его жены Элмаз-хатун.
– Повелитель, – испуганно вскочив, она поклонилась. – Простите, я вас не заметила.
Ее присутствие еще больше напоминало об Эмине из-за их схожести и этим причиняло боль, поэтому султан Баязид жестом велел ей выйти. Подойдя к колыбели, он наклонился и взял на руки плачущую дочь. Айнур Султан постепенно затихла, разглядывая отца с осознанностью, не свойственной младенцам. Из-за белоснежной тонкой кожи и столь же белых серебряных волос она казалась похожей на ангелочка, а разноцветные глаза делали ее облик совершенно неземным, словно бы она и вправду была кем-то большим, чем просто человеческим младенцем.
Вглядываясь в ее личико, падишах пытался разглядеть в нем черты жены, но их не было, исключая яркий зеленый цвет одного из глаз. Она не была похожа и на него. В дочери не было ничего, что говорило бы о родстве с ним, с ее матерью или с османской династией. Теперь, когда Айнур лишилась матери, такая маленькая и хрупкая, султан Баязид чувствовал себя обязанным заботиться о ней, но знание того, что она – дочь Эмине почему-то его отторгало. Как если бы его Айнур была живым напоминанием того, что когда-то он любил ее мать и что потерял ее. Она была напоминанием об Эмине, которая, растоптав его чувства и доверие, предала его, отравив его матушку. Положив дочь обратно в колыбель, повелитель вышел на балкон, чтобы подышать свежим ночным воздухом, и увидел там сына, сидящего на диване с отстраненным видом.
– Осман?
Мальчик повернул к нему золотоволосую голову и, опомнившись, встал и поклонился.
– Отец.
– Как ты, сынок?
Шехзаде Осман не ответил, но понурил голову. Султан Баязид, подойдя, потрепал его по золотым, как у его матери, волосам и потянул к себе – сын сразу же прижался к нему и обхватил руками за пояс.
– Все наладится, вот увидишь. Всевышний забрал твоего брата. Значит, так ему было угодно, а нам остается смириться с его волей.
– Я все жду, когда вернется мама, – отстранившись, грустно посмотрел на него Осман. – Но ее нет. Элмаз сказала, что вы разгневались на нее за что-то и сослали. Когда вы разрешите ей вернуться, отец? Или отвезите меня туда, где она сейчас. Я хочу к маме.
Боль в его груди стала сильнее, когда повелитель увидел такой взгляд у сына, полный тоски по матери, которую он, верно, больше никогда не увидит.
– Осман, ты уже взрослый. Ты – шехзаде и должен уметь с достоинством принимать удары судьбы, – заговорил он, решив прояснить ситуацию и зря не обнадеживать сына.
– Она умерла, да? – перебив его, дрожащим голосом спросил мальчик. Страх наполнил его глаза, этим заставив сердце падишаха сжаться. – Она умерла, а вы все лгали! – дернувшись из его рук, закричал Осман.
– Нет, не умерла, иначе бы я так и сказал, – твердо ответил султан Баязид, зная, что сыновей нельзя воспитывать, испытывая к ним излишнюю жалость. – Твоя мать была сослана за серьезный проступок и больше не вернется. Тебе нужно с этим смириться и научиться жить без нее.
– Что она сделала, раз вы даже не разрешили ей приехать на похороны брата?! – зло крикнул шехзаде Осман, не понимая, почему отец так поступил с его матерью и с ним.
– Не забывай, кто стоит перед тобой! – процедил султан Баязид, и его грозный голос потонул в ночной тишине и стрекоте насекомых в саду. – Я не только твой отец, но и твой повелитель. И жду от тебя поведения, достойного одного из моих шехзаде.
Мальчик замолчал, но смотрел на него непокорно и озлобленно – никакого смирения. Наградив его гневным взглядом, султан Баязид развернулся и стремительно вышел с балкона, а шехзаде Осман в пылу чувств пнул ножку дивана и рухнул на него, зло стерев с щеки предательскую слезу.
Стамбул.
Поднимаясь по лестнице в ее комнату, он чувствовал спиной взгляды охранников, которыми они его провожали. Что же, пусть себе думают, что угодно. Он как одержимый ждал вечера, мысленно торопя время весь этот бесконечно долгий, словно в насмешку, день. И теперь, оказавшись перед дверью, за которой была она, замер, понимая, что не должен быть здесь. Его место во дворце рядом с любящей женой, которая вскоре подарит ему долгожданного ребенка. Так твердил разум, но голос сердца без труда заглушал его. И он поддавался ему, тщетно пытаясь противиться его воздействию. Сорвался в этот дом, едва закончив дела, и теперь, подавляя волнение в груди, вошел в заветную комнату.
По его приказу за этот день здесь многое переделали: принесли новую кровать, заменили покрывала и подушки на новые из дорогих тканей, прислали султанше красивые платья из шелка и бархата. Но, увидев ее, Искандер-паша понял, что ей все это было не нужно. Эмине Султан сидела на тахте на том же месте, что и вчера, возле окна и смотрела в него с пустым, полным тоски взглядом. Золотые волосы были собраны в простую косу. Она даже не переоделась в новые платья – по-прежнему была в том простом коричневом платье. На столике возле тахты – нетронутый поднос с остывшей едой. Когда паша вошел в комнату, Эмине Султан повернула голову, наградила его угрюмым взглядом и снова отвернулась к окну, всем своим видом демонстрируя пренебрежение.
– Султанша, – стараясь быть сдержанным, проговорил Искандер-паша и сделал несколько шагов к ней, заставив женщину напрячься. Однако головы она не поворачивала. – Вам что-то пришлось не по вкусу? Если вам не нравятся платья, что я прислал, или еда, которую вам здесь готовят, я…
– Да подавитесь вы и платьями вашими, и едой! – надменно процедила Эмине Султан, резко повернувшись к нему и испепелив взглядом. – Я лучше умру, чем буду жить здесь, как пленница!
Паша с холодным спокойствием снес ее взрыв негодования и, не обращая внимания на то, как она испуганно отодвинулась, сел рядом на тахту и снял чалму. Золотистый свет пламени, пляшущего в камине, заиграл бликами в его черных волосах.
– Зачем вы пришли? – озлобленно спросила Эмине Султан. – Вы сказали, что лишь иногда будете приходить. Надеюсь, ваше «иногда» не значит каждый вечер.
– Я за вас беспокоюсь, – с тем же раздражающим спокойствием ответил Искандер-паша и медленно обратил к ней свое лицо. Голубые глаза буквально придавили ее к месту тем тяжелым чувством, что наполняло их. – Не ищите в моих действиях дурных намерений.
– А что еще мне в них искать, если вы сами признались, почему спасли меня? – с мрачной иронией воскликнула султанша и ядовито ухмыльнулась. – Надеетесь, что я разделю с вами то ложе, что вы сегодня прислали сюда?
– Я и не думал об этом, султанша, – твердо ответил мужчина и уже с тенью насмешливости добавил: – Странно, что подумали вы.
– Вполне разумно думать об этом, принимая во внимание тот факт, что вы силой держите меня в этом доме и не отрицаете своих недостойных чувств!
– Недостойных? – каким-то странным тоном, словно его это задело и в то же время разозлило, переспросил Искандер-паша. – Сомневаюсь, что кто-либо из живущих мужчин чувствовал к женщине то же, что испытываю к вам я.
Эмине Султан растерялась от этого неожиданного признания, но лишь на миг, а после, желая его оттолкнуть и этим защитить себя от его страсти, с презрением рассмеялась паше прямо в лицо, заставив его почернеть от сдерживаемого негодования и унижения.
– Вашей жене будет любопытно это услышать, – резко оборвав неискренний смех, хмыкнула она. – Известно, как Михримах Султан вас любит. Это, верно, разобьет ей сердце.
– Я дорожу своей женой и ценю ее чувства, – с явным трудом держа себя в руках, процедил Искандер-паша. – И наши с ней отношения вас не касаются.
– Ею дорожите, а желаете меня? – пытаясь его ранить, продолжала Эмине Султан со своей излюбленной ядовитой улыбкой. – Выходит, все же касаются. Но знайте: посмеете дотронуться до меня и в следующий раз, когда вы явитесь в этот дом, обнаружите лишь мой хладный труп!
– Если вас это так беспокоит, могу поклясться: я вас не трону, – произнес он и решительно сверкнул голубыми глазами.
– И, по-вашему, я должна верить этой клятве? – с сарказмом отозвалась султанша. – Тогда зачем вы держите меня здесь? Хотите спасти от казни – отправьте куда-нибудь подальше от столицы, где я действительно буду в безопасности. Вы ведь и себя подвергаете риску, держа меня здесь.
На этот раз Искандер-паша не спешил с ответом и долго смотрел на нее с горечью и изнеможением, как будто она не сознавала очевидных вещей.
– Вы все еще не понимаете, что я к вам испытываю.
– Здесь есть, что понимать? И мне, и вам все ясно. Я потому и прошу отпустить меня, отправить куда-нибудь подальше – вы все равно ничего от меня не получите. Только если ценой моей жизни.
– Разве я что-то требую? – тихо спросил паша.
Эмине Султан не нашлась, что ответить, потому что он действительно ничего от нее не требовал. Но если это лишь вопрос времени? Она боялась того, что тлело на дне его глаз, когда он смотрел на нее.
– Чтобы скрасить вашу тоску, я принес вам кое-что.
Искандер-паша нырнул рукой за пазуху под настороженным взглядом султанши и вынул маленькую плоскую шкатулку прямоугольной формы. Он протянул к ней раскрытую ладонь, на которой она лежала, с мягким взглядом, как у влюбленного мальчишки. Но Эмине Султан это не тронуло – она даже не шелохнулась.
– Что это?
Паша второй рукой открыл крышку шкатулки, и ее взгляду предстал круглый изумрудный кулон в золотой оправе на тонкой цепочке, лежащий на ее дне. Кулон удивительным образом дополнял то изумрудное кольцо, что она носила, не ведая, что и оно было подарком Искандера-паши.
– Мою тоску по детям это не скрасит, – мрачно воскликнула Эмине Султан.
– Я лишь хотел…
Искандер-паша не договорил, потому как раздраженная Эмине Султан вдруг схватила шкатулку с его раскрытой ладони и с силой швырнула ее в стену. Кулон выпал из нее и упал на ковер, а за ним и шкатулка, разломившаяся надвое. Султанша с вызовом посмотрела на него, но паша внешне остался спокоен и перевел на нее чуть снисходительный взгляд, хотя глаза его потемнели, выдавая затаенную обиду.
– Раз вы так хотите поступить с моим подарком, я не возражаю.
Он поднялся на ноги, захватив чалму, и направился к дверям, не сказав больше ни слова. Эмине Султан проводила его негодующим взором. Когда двери за ним закрылись, она покосилась в сторону кулона, сверкающего на ковре, но тут же отвернулась к окну, в котором увидела оседлавшего своего коня Искандера-пашу. На этот раз он даже не поднял головы и сразу же ускакал, скрывшись в ночной темноте.
Дворец Михримах Султан.
Снова паша не вернулся домой к ужину. Михримах Султан и на этот раз отказалась трапезничать без него, чувствуя нарастающее беспокойство, только теперь иного рода, нежели прошлой ночью. Пусть Эсма Султан и уверяла ее, что она выдумала из ревности, будто именно Искандер-паша спас Эмине Султан и теперь по вечерам навещает ее, но ее сердце подсказывало, что ей не стоит обманываться подобным утешением.
Она сидела в холле, тщетно пытаясь отвлечься вышиванием, когда, спустя долгое ожидание, в распахнувшиеся двери вошел ее муж. Увидев ее, он остановился и посмотрел на нее как-то странно, но привычно выдавил улыбку.
– Михримах?
– Паша, наконец-то! – облегченно выдохнула она и, отложив вышивку, встала и поспешно направилась к мужу, шурша подолом нежно-голубого платья. – Вы снова задержались в Топкапы? – предположила она, отчаянно надеясь, чтобы это было правдой.
– Да, много дел, – коротко ответил он и поцеловал ее в лоб. – Как ты себя чувствуешь?
– Все хорошо, – улыбнулась Михримах Султан, заглядывая ему в глаза. По-прежнему пустые, пусть и на лице улыбка. – Я вас ждала. Вчера вы тоже вернулись поздно? Я обнаружила себя утром в постели, а вас уже нет.
– Не стал тебя будить. Я всю ночь работал в кабинете и утром зашел в покои лишь с тем, чтобы переодеться. Ты ужинала?
– Да, немного, – ответила султанша, припомнив съеденное ею яблоко и несколько глотков лимонного шербета. – Вы, верно, проголодались. Я велю накрыть…
– Не стоит, – перебил ее Искандер-паша, заставив жену удивленно распахнуть глаза. – Я поел в Топкапы.
– Теперь вы не будете делить со мной трапезу? – растерянно спросила Михримах Султан.
– Если придется снова задержаться в Топкапы, увы, да. Но это не значит, что вы должны отказываться от ужина. Я велю Гюльшан-калфе проследить за этим. Вы должны думать не только о себе, но и о ребенке. А теперь идем в покои, уже поздно.
Уже ложась в постель, Михримах Султан поглядела в сторону переодевающегося ко сну мужа, который выглядел таким же отстраненным, как и в последние дни. Что-то занимало его мысли, и султанша хотела надеяться, что это действительно дела государства.
– В совете что-то не ладится? – осторожно спросила она, когда Искандер-паша подошел к ложу и задул свечи.
– Готовится военный поход, с этим и связаны все проблемы.
– Хафса Султан сегодня сказала, что Нилюфер скоро выйдет замуж, – без задней мысли решив поделиться с мужем этой новостью, проговорила Михримах Султан.
– Неужели? – насторожился паша, опустившись в постель рядом с женой. – За кого?
– За Коркута-пашу. Вроде как он должен на днях прибыть в столицу. Наместник…. Египта, кажется.
– Любопытно, – с заминкой ответил Искандер-паша, удивленный этой новостью. Подозрения зародились в его мыслях. Хафса Султан не стала бы просто так выдавать сестру султана за его только прибывшего в столицу друга, которого он назначил визирем. Чем все это объяснялось? – Спи, – решив разобраться с этим завтра, сказал он и позволил жене прильнуть к его груди.
Она быстро заснула в его объятиях, а паша лежал без сна и смотрел в потолок, чувствуя убийственную пустоту в груди и огромное чувство вины за то, что в нем жила эта пустота в отношении жены. Его непокорное сердце вопреки голосу разума предпочитало ей, нежной, заботливой и искренне любящей, порочную и полную яда женщину, которой доставляло удовольствие унижать его своим презрением к его чувствам. Отчего этот мир столь полон несправедливости?
Комментарий к Глава 42. Чистота и порок
Буду благодарна, если отметите замеченные вами ошибки и опечатки, а также очень надеюсь на отзывы.
Группа – https://vk.com/validehurrem
========== Глава 43. Дуновение смерти ==========
Спустя несколько дней…
Утро.
Дворец санджак-бея в Трабзоне.
– Ну ничего вам доверить нельзя! – это было первым, что услышал Радмир-ага, когда вошел на кухню, чтобы отдохнуть от дел и перекусить. – Клянусь Аллахом, я вас самих зажарю на этом противне, если не начнете работать! И что теперь прикажете делать? Карахан Султан велела приготовить лично для нее пахлаву, а она вся подгорела.
Главный повар Назим-ага сокрушался и с грохотом поставил противень с подгоревшей пахлавой на стол, красный то ли от царящей на кухне духоты, то ли от гнева. Это был невысокий коренастый мужчина с брюшком и жидкой бородкой, который постоянно ворчал, но только в адрес своих подчиненных. С теми же, кто стоял выше него, он был очень даже мил и услужлив, чем любил пользоваться Радмир-ага.
– Я смотрю, работа кипит, – насмешливо заметил он с наигранно строгим видом.
Назим-ага дернулся от неожиданности и обернулся к нему, медленно подходящему к столу, за которым работали повара.
– А-а-а, кто к нам пожаловал! – преувеличенно радушно заулыбался Назим-ага и, покосившись на стоящего рядом повара, который после выволочки с показным старанием нарезал мясо на разделочной доске, локтем ткнул его в бок и как бы невзначай подтолкнул к нему поднос с подгоревшей пахлавой, намекая, чтобы тот убрал его с глаз Радмира-аги, дабы тот не отчитал их за плохую работу. – Сам Радмир-ага. Чего изволите?
– А что можешь предложить? – вскинул брови Радмир-ага и, поведя носом в сторону жаровни, прищурился, словно хищник, почуявший запах добычи. – Перепела?
– Твои любимые, ага, – с довольным видом развел руки в стороны Назим-ага, словно готовил их специально для него. – Элиф Султан захотела, ну и тебя, конечно, я угощу парой кусочков.
– Парой кусочков ты не отделаешься, – хмыкнул Радмир-ага. – Надеюсь, мясо-то не сгорит, как эта пахлава?
– Обижа-а-ешь, – весело протянул Назим-ага и хохотнул. – Ты знаешь, ага, мясо у меня всегда вкусное. Вот увидишь, еще попросишь добавки.
Тут на кухню вошла недовольная Фатьма-калфа и, когда мужчины на нее обернулись, показно вздохнула.
– Гарем с ног сбился в поисках Радмира-аги. Одна я знаю, где его искать. Чуть свет – он уж на кухне, ищет, чем бы поживиться.
– В чем дело? – не обратив внимания на ее, как всегда, желчный тон, задал он свой извечный вопрос.
– Ты бы знал, если бы здесь не ошивался, – не удержавшись, съязвила всегда недолюбливавшая его Фатьма-калфа. Карахан Султан верила ему и даже послала шпионить для нее, изображать перед Бахарназ Султан намерение услужить ей, но калфа ему не доверяла. Этот евнух был далеко не дурак и знал, как угодить и тем, и другим, оставаясь при этом верным лишь самому себе. – Одной из девушек плохо стало. Упала прямо посреди гарема. Упаси Аллах болезнь какая, а дворец детей полон. Карахан Султан беспокоится, она велела тебе с этим разобраться и выяснить, «в чем дело».
– Что за напасть? – раздраженно сказал Радмир-ага и направился к дверям, но у порога обернулся на Назима-агу и указал на него пальцем, отчего тот напрягся. – Не забудь про перепелок.
Фатьма-калфа закатила глаза и последовала за ним. Вдвоем они шли по коридорам дворца, направляясь в гарем, и молчали, пока Радмир-ага не спросил:
– А кому стало плохо?
– Анне-хатун, той что прислуживает твоей Нуране.
– Так уж и моей? – хмуро поглядел на нее евнух.
– Известно, ты ее опекаешь, заглядываешь к ней частенько. Я сама видела. Смотри, чтобы Карахан Султан об этом не прознала, иначе рассердится и выгонит тебя со службы. Что ж, давно пора.
– За собой лучше следи, калфа. Все видишь и слышишь – даже то, что тебя не касается. Смотри, как бы твой язык не отрезал твою шею!
Продолжиться перепалке было не суждено, так как они вошли в гарем и увидели наложниц, столпившихся вокруг лежащей на постели Анны-хатун весьма болезненного вида.
– Ну-ка разойдитесь! – строго воскликнул Радмир-ага, пробираясь к ней через толпу. – Что с тобой, хатун? – он наклонился к Анне и оглядел ее. Лицо бледное, взгляд потухший и дыхание затрудненное. Явно какая-то болезнь. Только этого не хватало… – Ты меня слышишь? Анна?
– Не знаю, – едва слышно выдохнула она, с трудом сфокусировав взгляд на его лице, нависшим над ней. – Трудно дышать…
Наложницы зароптали за спиной Радмира-аги, испуганные тем, что это какая-то серьезная болезнь, и расступились, когда евнух поднял Анну на руки с ее постели и понес куда-то из гарема.
– Куда ты ее несешь? – удивилась Фатьма-калфа, поспешив за ним.
– В лазарет, куда еще? – зло ответил Радмир-ага.
Выходя из гарема на руках с безвольно обмякшей Анной, он столкнулся с Альмирой-хатун и обошел ее, с удивлением смотрящую на него.
– Фатьма-калфа, что это с девушкой? – спросила она, перехватив ту у дверей.
– Кто же знает? – на ходу бросила Фатьма-калфа, спеша за Радмиром-агой. – Вдруг упала посреди гарема, еле дышит.
Подозрительно прищурившись, Альмира-хатун с минуту смотрела им вслед и вдруг нахмурилась, словно подумав о чем-то, что ее неприятно удивило, воровато огляделась в гареме и, развернувшись, поспешила куда-то.
Предместья Трабзона.
Нуране давно не ощущала себя такой счастливой и, главное, свободной, как в эти дни наедине с шехзаде, который взял ее с собой на охоту, зная из ее рассказов о том, что Махмуд Реис научил ее хорошо держаться в седле и пользоваться кинжалом. Они были неразлучны, что для Нуране, незаметно для самой себя сильно привязавшейся к своему господину, было огромной радостью спустя дни его пренебрежения, когда он отдавал предпочтение Гюльнур Султан.
Дни они проводили, катаясь верхом и пытаясь обогнать друг друга или охотясь на какого-нибудь лесного зверя скорее ради развлечения, чем ради добычи. Иногда они пешком гуляли по лесу рука об руку, разговаривая обо всем на свете и забывая, что он – шехзаде, а она – рабыня. Нуране взахлеб рассказывала о родной Венеции, по-прежнему не забывая скрывать тот факт, какой семье она принадлежит, потому как все еще боялась навредить отцу. И к ее удивлению шехзаде слушал ее с искренним интересом, да и сам поведал ей о многом из здешней жизни. Нуране жадно внимала ему, желая поскорее освоиться и понять то, что прежде было ей непонятно или вовсе неведомо. Не зря говорят, что нет собеседника лучше, чем дорогой сердцу человек – его по-настоящему хочется слушать, внимать каждому его слову.
Вечера же они коротали в шатре, который поставили для них на одной просторной поляне под сенью высоких деревьев. Они трапезничали пойманной ими же дичью, зажаренной на костре, после насыщенного дня устало возлежали на подушках, разговаривали и смеялись. И Нуране, засыпая которую ночь в объятиях шехзаде, мечтала, чтобы это длилось вечно. Чтобы не было никакого дворца с гаремом и наполняющими его наложницами, не было жен со множеством детей и разделяющей их пропасти в положениях обоих – только они вдвоем, свободные и счастливые.
Этим утром они, едва солнце взошло, оставили шатер и снова отправились кататься верхом по лесам Трабзона. Спустя некоторое время спокойной прогулки они выехали на проселочную дорогу и поскакали по ней, извивающейся вдаль – наверно, в сторону города. Солнце беспощадно обжигало жаркими лучами ставшую сухой землю, а ветер едва-едва шевелил листву деревьев, не даруя желанного дуновения прохлады.
