Текст книги "Возмездие (СИ)"
Автор книги: Lana Fabler
сообщить о нарушении
Текущая страница: 77 (всего у книги 91 страниц)
Надеясь, что к утру ему станет лучше, султанша положила голову на подушку и прикрыла глаза, но перед внутренним взором, как и в прошлые ночи, встали образы шехзаде Махмуда, которого обнимает и ласкает эта Нуране-хатун. Болезненная ревность тут же обожгла ее, сдавила грудь, что не продохнуть. Однако усталость вскоре сморила ее, и султанша забылась беспокойным сном.
Предместья Трабзона.
– Так хорошо… – упоенно вздохнула Нуране, покоясь на мерно вздымающейся мускулистой груди шехзаде. – Слышишь, как стрекочут сверчки? – наедине она позволяла себе обращаться к нему свободно.
Из-за пределов шатра действительно раздавался их стрекот, действующий успокаивающе. Шехзаде Махмуд что-то невнятно промычал, уже проваливаясь в сон после утомительных любовных утех. Нуране оказалась даже слишком пылкой в исполнении его желания, которое, конечно же, оправдало ее непристойные предположения.
Она сама с трудом боролась со сном, но хотела пережить и запомнить как можно больше мгновений этой ночи, прежде чем они вернутся во дворец, где всего этого, увы, не будет. Ни леса, ни шатра, где они только вдвоем, ни дней, с рассвета до заката проведенных вместе, ни ночей, от воспоминаний о которых голова шла кругом, ни прогулок верхом, ни этой упоительной и сладкой свободы.
– Махмуд, ты не забыл о моем желании?
Он выдохнул, понимая, что она не даст ему заснуть в ближайшее время, и разлепил глаза.
– Разве ты позволишь забыть?
Нуране тихо рассмеялась и, привстав на локте на их импровизированном ложе, заглянула ему в глаза. Шехзаде повернул к ней голову и, убрав руку с ее спины, стал лениво перебирать ее густые каштановые волосы, золотящиеся в свете свеч. Ссадина на ее щеке сильно покраснела, но девушка ее не стеснялась, так как видела, что ее господину нет до нее никакого дела – она не портила ее в его глазах.
– Ну и чего же хочет моя неугомонная Нуране?
– Пока мы еще не вернулись во дворец… – заговорила она, упоминая это с толикой грусти. – Хочу увидеть море. Знаю, до него отсюда далековато, но… Кто знает, когда еще мне удастся выбраться из этого гарема?
Шехзаде Махмуд удивился, так как ожидал чего-то более примитивного. Ее голубые глаза так сияли надеждой и тайным страхом, что он скажет «нет», потому он и не смог отказать ей, хотя им уже было пора возвращаться домой.
– До побережья чуть больше дня пути отсюда. Не так уж много, – ухмыльнулся он, и девушка радостно пискнула, бросившись осыпать его лицо поцелуями. – Если хочешь заснуть сейчас, а не на рассвете, тебе лучше остановиться, – насмешливо пригрозил он, но когда Нуране, хихикнув, чуть отстранилась, с вызовом глянула на него и вернулась к поцелуям, шехзаде резко перевернулся и толкнул ее, залившуюся звонким смехом, на подушки. – Ну как скажешь.
Дворец санджак-бея в Трабзоне.
Дворцовый лазарет.
С наступлением ночи ей стало еще хуже. Дышать было так трудно, словно легкие налились металлом. От слабости она даже не могла поднять руку с постели, не прикладывая для этого нечеловеческие усилия. Анна заходилась кашлем весь вечер, и когда этой ночью у нее, лежащей в одиночестве в лазарете, начался очередной приступ, она с содроганием почувствовала что-то липкое на ладони, которую прижимала ко рту. Чуть отодвинув ее, девушка испуганно посмотрела на ладонь и увидела налипшую на нее кровь.
– Кто-нибудь! – попыталась она позвать на помощь, но голос ее был так слаб, что это было больше похоже на шепот, чем на крик.
Она тут же снова зашлась кашлем, и на подушку полетели кровавые брызги, вызывая у нее ужас. С огромным трудом привстав с подушки, Анна попыталась спустить ноги на пол, чтобы дойти до дверей и сказать агам за ними, что ей нужна помощь, но тело не слушалось ее, а кашель становился все сильнее, раздирая легкие, которые и без того полнились болезненной тяжестью.
В растущем отчаянии ухватившись рукой за край тумбочки, соседствующей с кроватью, Анна случайно задела одинокую свечу, освещающую лазарет в такой поздний час, и та с тихим звоном упала на пол, тут же погаснув. Все погрузилось в непроглядную темноту, вселив в девушку еще больший страх.
– Боже, – утерев рот рукой, Анна почувствовала на ней куда больше влаги, чем минуту назад. Дышать становилось все труднее и больнее, и паника сдавила ее грудь. – Нет, нет…– лихорадочно шептала она и, зажмурившись, попыталась из последних сил встать с кровати, но лишь рухнула на холодный мраморный пол.
Звать на помощь она больше не могла из-за того, что горло раздирал странный булькающий кашель. Чувствуя, как кровь уже стекает по подбородку, Анна поползла к дверям, отчаянно надеясь успеть добраться до них прежде, чем случится то, чего она до ужаса боялась.
Но последние силы стремительно оставляли ее, а дышать уже стало просто невозможно и, задыхаясь от собственной крови, как выброшенная на берег рыба, Анна сдалась на полпути к дверям, бессильно повалившись на пол.
В предсмертной агонии лихорадочно сжимая рукой горло, она случайно сорвала с шеи кулон с тигровым глазом. Жалобно звякнув, он упал на белый мрамор рядом с резко затихшей девушкой, что больше не пыталась судорожно вдохнуть. Она медленно-медленно обмякла с лицом, на котором застыло выражение непередаваемого ужаса.
Покои Гюльнур Султан.
Она проснулась под утро, почувствовав себя гораздо хуже, чем накануне ночью, и вскользь коснувшись лба, ощутила, что он буквально пылает от жара. Кости во всем теле ныли от несильной, но неприятной боли, а само оно налилось свинцовой тяжестью. Что же, как ее и предупреждали, она тоже стала жертвой болезни после неразумной близости с больным сыном.
Поглядев на него, спящего подле нее, Гюльнур Султан чуть улыбнулась, поправила на нем одеяло и, склонившись над мальчиком, поцеловала его в лоб, но тут же нахмурилась в недоверии. Лоб был холодным. Неужели микстура подействовала, и жар спал? Она облегченно выдохнула и улыбнулась. Быть может, Всевышний, наконец, внял ее мольбам. Но случайно коснувшись щеки сына, султанша ощутила, что и она холодна, как лед. Ручки были такими же ледяными. Он не мог так замерзнуть в столь теплую летнюю ночь, да еще укрытый одеялом.
– Мехмет, сынок? – потрепав его, чуть тревожно воскликнула Гюльнур Султан. Он не реагировал, заставив ее теперь по-настоящему встревожиться. – Мехмет?
Беспощадная догадка уже родилась в ее разуме, но она отчаянно ей сопротивлялась и, чувствуя, как на нее накатывает волна ужаса и паники, уже сильнее потрепала неподвижного и холодного сына.
– Мехмет?!
Потревоженная ее криком, из комнаты в покои выбежала испуганная сонная служанка, которая замерла, увидев как ее госпожа, сидя в постели, в истерике тормошит сына, похожего на тряпичную куклу. Осознав, что случилось, она шумно выдохнула и приложила ладонь ко рту.
– Мехмет, сынок, открой глаза! – рыдая, стала умолять Гюльнур Султан, но тот все лежал с закрытыми глазами и не отзывался. – Сынок, ты слышишь?! Открой глаза!
– Госпожа, не надо, – сама с трудом не плача, подбежала к ней Мелахат-хатун и попыталась отцепить ее руки от мертвого сына, но та вдруг закричала не своим голосом, как раненый зверь, сопротивляясь ей. – Султанша, прошу вас!
– Отпусти меня! Мехмет! Оставь меня в покое!
Они боролись до тех пор, пока случайно не соскользнули с шелковой простыни на пол, задев подсвечник, который с оглушительным звоном повалился на мраморный пол. Только тогда, очнувшись от этого громкого звука, Гюльнур Султан осознала тщетность своих попыток разбудить сына, который вовсе и не спал. С безумным взглядом она, сидя на полу, в отчаянной хватке схватилась за сорочку напуганной служанки и обмякла в ее руках, сотрясаясь всем телом в громких рыданиях.
Комментарий к Глава 43. Дуновение смерти
Буду благодарна, если отметите замеченные вами ошибки и опечатки, а также очень надеюсь на отзывы.
Группа – https://vk.com/validehurrem
========== Глава 44. Иллюзия счастья ==========
Дворец санджак-бея в Манисе.
Филиз Султан, отправляясь в Манису, желала обрести там покой, вдали от кровавого Топкапы и причин своих горестей. И вот он, столь желанный покой, настал, но вопреки ее ожиданиям не принес ей облегчения. Обязанности управляющей гарема оказались куда более утомительными, чем она ожидала. Филиз Султан не без досады осознала, что власть – это, прежде всего, ответственность, а ее не так-то просто нести на своих плечах.
Султанша все не могла привыкнуть к тому, что если возникал какой-либо вопрос, слуги обращались именно к ней, чтобы она сказала им, как его разрешить. От нее требовалось умение руководить действиями других людей и просчитывать каждый свой шаг, предвидя его последствия, и Филиз Султан, отдавая очередной приказ, боялась, что ошибется. Тяжело было это признать, но султанша поняла, что власть – это не ее стихия. Пользоваться ею было для нее скорее бременем, чем привилегией. И рядом не было никого, кто мог бы дать ей мудрый совет, как это прежде делала покойная Валиде Султан.
Другой напастью стала растущая тоска по дочери и по повелителю, все еще властвующему в ее сердце вопреки всем стараниям забыть о нем. Эсма Султан ответила на письмо матери, написав, что ей не о чем беспокоиться, потому как Давуд-паша ее не огорчает и представляет собой достойного и понимающего человека, который стремится сделать жизнь своей жены как можно более приятной. Филиз Султан испытала облегчение от этих слов, потому как ее все же угнетала мысль, что она, выдав дочь замуж против ее воли, обрекла ее на страдания.
Несмотря на это каким-то неведомым образом Филиз Султан почувствовала, что под слоем этой вежливой доброжелательности в письме дочери кроется печаль. Конечно, ей будет не просто забыть Серхата Бея, и Филиз Султан понимала, что чувство к нему все еще мучает ее дочь, но надеялась, что со временем оно остынет, и ее Эсма сможет по достоинству оценить доброту своего мужа. Скоро у них с мужем и дети пойдут, тогда уже ей будет не до мыслей о своей обреченной влюбленности. Дети скрасят ее печаль и подарят новый смысл жизни.
Филиз Султан не могла отделаться от мыслей о повелителе, которые посещали ее всякий раз, когда она ночью оставалась одна и ложилась в постель. Что-то томилось в ее груди, не давая заснуть, забыться. Она и не могла забыть: каждый раз, смотря на сына, она видела в нем его отца тем молодым юношей, еще шехзаде, правящим Амасьей, который любил ее, ее одну.
Вероятно, теперь-то эта проклятая Эмине празднует свою победу, ликует, что ныне она одна в гареме представляет жену повелителя и мать его детей. Она с ним, может видеть его глаза, прикоснуться нему, а у нее, Филиз, теперь и этого нет. Хотя, она давно все это потеряла… У нее совсем ничего не осталось от той любви, что прежде связывала их с Баязидом. Одни лишь воспоминания, которые больше причиняли боль, чем радовали, ведь все это осталось в далеком прошлом и никогда уже не свершится вновь. Все растоптала Эмине, свалившаяся на их головы тогда, в Амасье, и навсегда лишившая ее покоя и счастья.
Думая об этом, Филиз Султан каждую ночь проливала горькие слезы, жалея себя и проклиная тот день, когда соперница, отобравшая у нее все, появилась на свет. Наутро она находила в себе силы встать с постели и приняться за дела, которые теперь была вынуждена вести в виду своего нового положения. Но печаль не оставляла ее ни на миг, с каждым днем все сильнее придавливая к земле своим грузом.
Сегодня ей было не легче, но Айше-хатун, не успела султанша позавтракать, принесла учетные книги, сказав, что ей необходимо разобраться с делами гарема, который они все еще обустраивали, а затем решить вопрос с доставкой продовольствия во дворец, которое пока что было плохо налажено, и тому подобные проблемы – им не было конца. А у султанши иссякало терпение – она чувствовала, что мало компетентна в делах, которые ей доводилось вести, и это ее огорчало, лишая и без того слабой уверенности в себе.
Сын пропадал в разъездах по провинции, словно убегая подальше от дворца, или же занимался политикой, проводя советы по полдня. Ему было не до нее, и Филиз Султан это чувствовала. Если она и надеялась, что между ними прибавится понимания с переездом в Манису, ее постигло разочарование. Мурад даже не считал нужным советоваться с ней в чем-либо, но и не препятствовал ей в управлении дворцом и гаремом, позволяя матери делать все, что она сочтет необходимым. Увы, Филиз Султан предпочла бы, чтобы он, наоборот, вмешивался в ее дела и был ее опорой, потому как одной ей заправлять всем было очень трудно.
Между ними, как и прежде, была пропасть, и шехзаде Мураду, казалось, ничего не хотелось менять. Возможно, он привык к тому, что мать всегда принимала мало участия в его жизни? Филиз Султан жалела, что прежде, увлеченная своими страданиями по повелителю, уделяла детям мало внимания, и хотела все исправить. Перед глазами у нее стоял пример доверительных и очень теплых отношений самого повелителя и его матери Дэфне Султан. Филиз Султан помнила, что он каждое утро заходил к ней за благословением и интересовался, все ли у нее в порядке и не нуждается ли она в чем-либо. Чаще всего Дэфне Султан с улыбкой отвечала, что у нее все в порядке, но если появлялась какая-то проблема, которую она не могла разрешить сама, она говорила о ней сыну и твердо знала, что он непременно займется ею, поможет ей. Филиз Султан, увы, такой уверенности не питала. Станет ли сын ей помогать, узнав, что ей приходится тяжело, или же сочтет, что она не справляется со своими обязанностями? Ей не хотелось вызвать у него по отношению к себе разочарование и досаду. Таких чувств ребенок не должен питать к своей матери.
Решив, что если сын не идет навстречу, ей самой нужно сделать первый шаг, Филиз Султан, закончив утреннюю трапезу, отправилась в его покои. Шехзаде Мурад встретил ее, будучи еще за столом, и выглядел удивленным и даже озадаченным. Взгляд его по-прежнему был печальный. Что же его так тяготит?
– Валиде? Все в порядке?
– Неужели я не могу без причины навестить своего сына? – чуть улыбнулась Филиз Султан и, пройдя через покои, села на тахту рядом с ним. Ее несколько задело выражение его лица, которое являло собой сомнение – он, верно, действительно не думал, что она может зайти к нему просто так. – Захотела узнать, как у тебя идут дела. Мы давно с тобой не говорили наедине.
– У меня все хорошо, – сдержанно ответил шехзаде и кивнул. – Вам не о чем беспокоиться.
Филиз Султан чуть нахмурилась, потому как ожидала более развернутого ответа. Она немного помолчала, придумывая, как продолжить разговор в то время, как ее сын взял со столика кубок и сделал из него глоток.
– А как обстоят дела в совете, сынок?
Рука шехзаде, которая возвращала кубок обратно на столик, замерла на миг. Отставив тот, юноша озадаченно поглядел на мать.
– Почему вас это интересует?
– Возможно, ты хочешь обсудить со мной что-нибудь?
Внимательно посмотрев на мать, шехзаде Мурад чуть нахмурился, но после терпеливо улыбнулся и, протянув руку, сжал пальцами ее ладонь.
– Валиде, политика – это моя забота. Вам не нужно забивать этим голову. Я доверил вам этот дворец и свой гарем – вот, что должно заботить вас. И я знаю, что могу быть спокоен, пока вы ими занимаетесь.
Филиз Султан скованно улыбнулась, опустив голову. Она не решилась признаться сыну в том, что испытывает трудности вопреки его уверенности. Что он мог сделать? Не встанет же он во главе гарема вместо нее?
Вдруг шехзаде Мурад отпустил ее руку и встал с тахты. Филиз Султан, удивившись, вынужденно последовала его примеру.
– Что такое?
– Я иду на совет. Паши уже ждут меня. Я рад, что вы навестили меня, валиде.
– Но Мурад, мы же толком не поговорили! – запротестовала ему вслед султанша, заставив сына обернуться у дверей.
– Простите, мы поговорим в другой раз. Я действительно спешу. Много дел запланировано на сегодня. С вашего позволения.
Препятствовать ему более султанша не стала и с сожалением проводила ушедшего сына взглядом, а после растерянно огляделась в его покоях, где осталась в одиночестве. Да, не этого она ожидала…
Гарем.
Выйдя из своей комнаты, Ассель-хатун первым делом услышала звуки разговоров рабынь. Пройдя к перилам этажа фавориток, она положила на них ладони и чуть высокомерно глянула вниз. Наложницы, что заметили ее, замолчали и обратили к ней все, как одна, неприязненные взгляды.
– Погляди-ка, выползла змея из своей норы, – донеслось до ушей Ассель насмешливое замечание одной из девушек, наклонившейся к подруге, и та ухмыльнулась.
Оскорбившись, Ассель мрачно на них посмотрела и направилась к лестнице, придерживая подол своего молочно-белого платья, расшитого жемчугом. Выйдя в ташлык, Ассель тут же стала объектом всеобщего внимания. Разговоры стихли, превратившись в ядовитые перешептывания. Еще больше задетая этим, фаворитка с надменным видом подошла к той девице, которая недавно отпустила ехидную шутку в ее адрес.
– Кажется, ты забыла свое место, хатун.
Все взгляды обратились к ним в воцарившейся тишине. Наложница вскинула брови, не будучи напуганной. Оглянувшись на подруг, она почувствовала их поддержку и, даже не соизволив встать с тахты, хмыкнула.
– Я свое место отлично знаю в отличие от тебя, Ассель. Помнится, ты была служанкой у Нилюфер Султан в Топкапы, но она тебя со скандалом выгнала со службы и грозилась выбросить тебя из дворца, когда ты волочилась за ней, моля о прощении.
Все помнили это, потому по ташлыку пробежались смешки. Ассель уязвлено огляделась, не ожидавшая такого. Она уже пожалела о том, что затеяла ссору, встретив всеобщую неприязнь.
– К твоему счастью Филиз Султан тебя подобрала и по доброте душевной послала к шехзаде, а то бы отправили тебя в Старый дворец, где ты бы зачахла, – не встретив сопротивления, продолжала девушка.
– Как тебя зовут? – проглотив обиду, неприятно улыбнулась Ассель.
– Рухсар.
– Так вот, Рухсар, не важно, кем я была прежде. Скоро я стану госпожой и рожу нашему шехзаде наследника, а вот ты зачахнешь здесь.
– Ты в этом так уверена? – ухмыльнулась Рухсар. – Филиз Султан недавно посылала к шехзаде наложницу. Вильдан, кажется, тебя? – она обернулась на девушку, что сидела неподалеку, и та самодовольно кивнула, наградив негодующую Ассель взглядом, полным превосходства. – Твое счастье, что в ту ночь шехзаде не принял ее, но я уверена, она не последняя, кому посчастливится пойти на хальвет. Ты родишь наследника, кто-нибудь еще родит. И что с тобой станется? Шехзаде уже тебя забыл.
– Закрой свой рот! – вскипела от гнева Ассель и подалась к ней в намерении ударить, но тут с тахты вскочила какая-то невысокая темноволосая девушка и схватила ее под руку.
– Не надо, Ассель-хатун! Ты же ждешь ребенка.
– Оставь меня! – раздраженно выдернув руку из ее пальцев, крикнула та и, яростно оглядевшись в насмехающемся гареме, развернулась и спешно ушла в сторону лестницы, ведущей на этаж фавориток.
– Что это ты, Амирхан? – Рухсар удивленно и подозрительно смотрела на ту.
– Зачем вы ее провоцируете? – воскликнула она в возмущении. – Она же беременна!
– Ты вдруг обеспокоилась ее благополучием? – надменно обратилась к ней другая наложница. – Неужели подругами сделались?
– Причем здесь это? – мягко осадила ее Амирхан. – Даже если она сама затеет драку – потеряет ребенка шехзаде, что носит, и мы же будем виноваты. Хочешь-не хочешь, а почитать ее надо. Станет госпожой, если посчастливится, и все нам припомнит. И вообще, ты сама сказала, что каждая может оказаться на ее месте. Неужели хочешь, чтобы гарем относился, например, к тебе точно также, как мы к ней, Рухсар?
– Гарем не станет так ко мне относиться, потому что я не буду попусту нос задирать, – фыркнула та.
– Ты уже его задираешь, – улыбнулась Амирхан, чтобы показать, что это шутка, а не попытка ее обидеть.
Айше-хатун, которая стояла у дверей ташлыка, оставшись незамеченной, удовлетворенно улыбнулась и жестом подозвала к себе калфу, что стояла неподалеку.
– Слушаю, Айше-хатун.
– Иди к Филиз Султан и передай ей, что я нашла подходящую девушку.
Спустя некоторое время…
Покои шехзаде Мурада.
По окончании заседания совета шехзаде Мурад вернулся в свои покои и не успел разместиться на тахте, намереваясь распорядиться о трапезе, как вошел Селим-ага с позолоченным футляром для писем в руках.
– Шехзаде, прибыл гонец с письмом из столицы. От самого повелителя.
Требовательно протянув руку, тот забрал у него футляр и, думая над тем, о чем отец мог ему написать так скоро после его отбытия из столицы, достал из него письмо. Сломав сургучную печать, он развернул бумагу и принялся читать написанное. Лицо его по мере того, как глаза бежали по строчкам, темнело, а брови в недоверии сходились на переносице.
– Плохие вести, шехзаде? – видя, как тот изменился в лице и побледнел, с беспокойством спросил Селим-ага.
– Пусть придет валиде, – все еще в смятении велел ему шехзаде Мурад, держа в руках письмо. – Это важно, так что пусть поторопится.
Когда Филиз Султан явилась в покои по зову сына, она улыбалась, полагая, что он пожелал извиниться за случившееся утром и, наконец, поговорить с ней, как она того хотела. Но стоило ей увидеть выражение лица сына, как улыбка ее померкла, уступив место встревоженности, овладевшей лицом султанши.
– Что случилось, сынок? – спросила она, подойдя к нему. Заметив в его руке письмо, она сглотнула. – Что-то с Эсмой? Или с повелителем?
– Прочтите сами.
Сердце ее заходилось в груди, полное тревоги. Забрав письмо из протянутой руки мрачного сына, Филиз Султан подняла его к глазам и стала спешно читать. Ей не удалось скрыть облегчения, когда она ознакомилась с содержимым письма, но злорадство, мелькнувшее во взгляде, она быстро подавила, решив торжествовать позже, когда останется в одиночестве.
– Какие печальные вести… – выдохнула султанша, с сожалением посмотрев на сына, что сидел на тахте и глядел куда-то в пустоту. Видно, все еще не оправился от потрясения. – Знаю, ты был привязан к братьям. Кончина Сулеймана – ужасная потеря для нашей династии. Да покоится он с миром.
– Аминь, – выдавил шехзаде Мурад и покачал головой. – Ему было-то десять лет… Отец, верно, сильно горевал. Он велит мне оставаться в Манисе. Похороны, полагаю, уже состоялись. Жаль, я не смог проводить брата. Вы только представьте, валиде, какого сейчас Осману. И брата лишился, и матери. К слову, что вы думаете о случившемся с Эмине Султан? Отец написал о ней мало, но и того, что он написал, достаточно, чтобы испытать потрясение. Причина того, почему он, всегда… простите, если задену ваши чувства, но отец был к ней очень привязан все эти годы. И вдруг казнь? Да и она не могла бежать из темницы без посторонней помощи. Все это весьма странно…
– Что я думаю об этом? – с горечью отозвалась Филиз Султан. – Поделом ей! Жаль, что казни избежала – это было бы для нее справедливой карой.
– Валиде, – с укором отозвался шехзаде. – Осман и Айнур теперь остались без матери.
– У них все еще есть отец, который не оставит их без внимания и заботы. Возможно, для них будет благом, что в их воспитании не будет участвовать такая женщина, какой была их мать. Глядишь, вырастут достойными людьми.
Шехзаде Мурад промолчал, зная, что в отношении Эмине Султан его мать никогда не будет объективной и уж точно не выразит сожаления относительно ее судьбы. Он не желал об этом более думать, потому как весть о трагической гибели брата его по-прежнему ужасала, хотя, к его стыду, не печалила так сильно, как должна была. То, что у них были разные матери, причем, враждующие между собой, а также большая разница в возрасте сыграли свою роль – они с братьями не были достаточно близки, пусть и проводили вместе некоторое время. Но жалость все равно затопила сердце юноши, как и огромное сожаление.
Вечер.
Покои Филиз Султан.
С одобрением султанша взирала на представшую ее взгляду наложницу, которую по ее приказу выбрала Айше-хатун. Невысокая, хрупкая, с темными шелковистыми волосами и милым лицом в форме сердца с тонкими скулами, на котором светились серо-голубые глаза под изящными бровями.
– Значит, Амирхан, – чуть улыбнулась Филиз Султан. – Кто дал тебе это имя? И откуда ты родом?
– Я из Крыма, госпожа. А назвали меня уже в Старом дворце, потому что это имя созвучно с моим настоящим именем Амира. После я попала в Топкапы, где вы меня отобрали для гарема шехзаде.
– Понятно. Из родных кто-нибудь остался у тебя?
Амирхан-хатун покачала головой и опустила глаза.
– Здесь ты обретешь новый дом и, если повезет, новую семью. Я надеюсь, ты не забудешь моей доброты и будешь вести себя благоразумно и почтительно. Если шехзаде не примет тебя – не расстраивайся. Ты мне понравилась, так что спустя время я отправлю тебя снова. Но помни, что в гареме не должны знать о характере наших отношений. И не вздумай хвастаться – не нужно идти по стопам Ассель-хатун.
– Благодарю вас, султанша. Я буду осторожна.
– Ну ступай. Айше-хатун проводит тебя.
Рабыня поклонилась и последовала за направившейся к дверям Айше-хатун. Стоило им уйти, Филиз Султан повернула голову к камину, перед которым сидела на софе, и вздохнула. Когда-то точно также Дэфне Султан отправила ее к тогда еще шехзаде Баязиду. Как быстро пролетело время… Теперь она заняла ее место, потеряв свою любовь, молодость и надежду на счастье. Единственное, что осталось – желание благополучия своих детей. И она сделает все для этого, потому как дети – теперь ее единственный смысл жизни.
Но сердце все равно кровоточило, не желая так быстро сдаваться разуму. Султанше было невыносимо пусто и тоскливо в этот вечер, а мысли, как и в прошлые вечера, потянулись к воспоминаниям о прошлом, где она была счастлива и где ее любили в ответ на ее любовь. Юная Лилиан, сирота, проданная в гарем в погоне за золотом теми, кого считала семьей, даже не подозревала, кем она станет и что ее ждет впереди. Всего несколько лет упоительного счастья и покоя, а после долгие годы одиночества, ревности и страданий. Будь у нее еще дети, она бы в них нашла утешение, но Всевышний распорядился так, что их больше не было в то время, как соперница рожала их вместо нее.
И что теперь с нею стало? Она осталась в полном одиночестве, несчастная и сломленная. Дэфне Султан, заменившей ей мать, больше нет, любимый давно уже оставил ее, забыл, причинив столько боли, дети – единственные, которых ей довелось родить – далеки от нее, несмотря на все ее старания сблизиться. И кажется, что вся жизнь уже за плечами, хотя ей всего-то чуть больше тридцати лет. Неужели это конец? Она более не познает счастья? Обречена жить ради детей, которым не нужна?
Филиз Султан еще некоторое время смотрела на пламя, мучая себя подобными мыслями, а после позвала служанок, которые помогли ей подготовиться ко сну. Оказавшись в постели, султанша заставила себя закрыть глаза вместо того, чтобы начать снова жалеть себя и плакать. Довольно. Она же решила начать новую жизнь, оставить все в прошлом. Пока что ей удавалось это с трудом, да и новая жизнь оказалась не такой приятной, как она ожидала, но она справится. Обязана справиться ради сына и дочери, что нуждались в ней, несмотря на бездну непонимания между ними.
Гарем.
Слишком уж давно шехзаде не звал ее в свои покои – с тех пор, как они прибыли во дворец, наедине они так и не встретились. Пару раз он заглянул к ней, коротко поинтересовался, все ли у нее в порядке, и ушел, сославшись на дела. Ассель подобное положение вещей беспокоило. Его равнодушие и отстраненность пугали девушку. Возможно, то, что она ждет ребенка, вынуждает его держать дистанцию? Шехзаде боится навредить ему.
Решив, что ей не стоит сидеть, сложа руки, и ждать, когда Филиз Султан воспользуется ситуацией и отправит к шехзаде новую наложницу, Ассель этим вечером как следует принарядилась, красиво заплела свои светло-русые волосы, подвела краской нежно-голубые глаза.
Разглядывая себя в зеркале, Ассель с тенью сожаления сознавала, что не блещет особой красотой – та была тонкой, чуть заметной глазу, как незатейливая красота полевого цветка, который мало чем отличался от тысяч других таких же цветков, что растут вокруг него. Но, несмотря на это, она смогла стать фавориткой шехзаде и, возможно, с рождением сына превратится в саму султаншу, мать наследника.
«А если родится дочь?» – со страхом думала Ассель и тогда понимала, что, если такое случится, ей необходимо будет родить снова. А для этого она должна сохранить свои отношения с шехзаде. Конечно, она держалась за него не только из своих честолюбивых мечтаний, но и в силу своих чувств к нему, однако, не встречая ответного отклика, равного по силе ее чувствам, Ассель ощущала, что ее влюбленность в шехзаде медленно увядает под гнетом вечной ревности к Дафне и тоски о том, что любимый лишь делает вид, что она ему по душе, а сам мечтает о другой.
Его холодность и теперь откровенное равнодушие, даже пренебрежение, больно ранили ее, а, как известно, равнодушие всегда, рано или поздно, убивает любую даже самую сильную любовь. Но пока еще та жила в сердце Ассель, и она, волнуясь, как в первый раз, отправилась в покои шехзаде.
Гарем уже готовился ко сну, и рабыни, расстилая постели, покосились на нее как всегда враждебно и злобно. Памятуя то, что случилось сегодня в ташлыке, Ассель гордо вздернула голову и прошествовала по нему с таким видом, словно не видела никого вокруг себя. В спину ей раздались смешки и ядовитый шепот, но фаворитка заставила себя не думать об этом.
Натянув на лицо улыбку, Ассель свернула в коридор, который вел к покоям шехзаде, и тут же сбавила шаг, увидев, как ей навстречу идет хранитель покоев Селим-ага в сопровождении евнухов. Подозрение тут же наполнило ее взгляд, а плечи напряженно поджались.
– Ассель-хатун? – удивился ага. – Что ты здесь делаешь в такой час? Возвращайся в гарем.
– Я пришла к шехзаде, – воспротивилась она. – Сообщите обо мне.
– Это невозможно. Только что к шехзаде пришла наложница из гарема.
Ассель замерла, чувствуя себя так, словно ее с силой ударили в грудь, отчего она потеряла возможность дышать. Через плечо преградившего ей путь Селима-аги она затравленно поглядела на закрытые двери покоев шехзаде, за которыми он впервые был не с ней, а с другой женщиной. Ей казалось сном, ужасным кошмаром то, что происходило сейчас. Отверженная и забытая, она стояла перед дверьми, теперь закрытыми для нее, зная, что сейчас шехзаде ублажает какая-то наложница, тотчас же ставшая для нее врагом.
Растерянность, жгучая боль, разочарование, жалящая ревность – все это уступило злобе, которая с каждым мигом все сильнее опаляла Ассель изнутри. Она перевела мрачный взгляд на Селима-агу, который терпеливо ждал, когда она соизволит уйти.
