Текст книги "Возмездие (СИ)"

Автор книги: Lana Fabler

сообщить о нарушении

Текущая страница: 29 (всего у книги 91 страниц)

Ей снился мрачный сон, в котором её окутала темнота. Со всех сторон к ней кто-то прикасался. Изворачиваясь от этих призрачных вездесущих прикосновений, Бельгин резко проснулась, липкая от пота, и в ужасе замерла. Её действительно окутала душная темнота. Она чувствовала, что её, завернув во что-то, несут несколько рук. Были слышны чьи-то множественные шаги.

Бельгин хотела было закричать, но осознала, что во рту у неё кляп, отчего в ужасе взвилась, пытаясь вырваться из несущих её рук. Но те крепко её держали, так что её попытки не увенчались успехом. Изнеможённая, она стала задыхаться из-за недостатка кислорода в этом своеобразном коконе и сдалась.

Послышался скрежет, похожий на звук открывшегося засова. Неожиданно руки, прежде державшие её, исчезли. Спустя мгновение Бельгин упала на что-то большое и мягкое, отчего не почувствовала боли от падения. Завозившись, она спешно выбралась из кокона, оказавшегося одеялом, и затравленно огляделась. Она лежала на мешке с грязным бельём. Значит, прачечная. Её окружили пять фигур, скудно освещённые дрожащим пламенем одного-единственного факела, который держала… Нефизе. На её красивом лице расцвела пугающая злорадная ухмылка.

Утро следующего дня.

Топкапы. Покои Эмине Султан.

Проводив взглядом ушедших сыновей, что отправились на занятия, Эмине Султан медленно отставила кубок с шербетом на поднос и вздохнула, оглядев его. Её тарелка была почти нетронута. Аппетита не было, но ради ребёнка султанша всё же немного поела. Ночью в животе проснулась слабая тянущая боль, которая не исчезла с наступлением утра. И это вызывало беспокойство.

Эмине Султан переживала, всё ли в порядке с ребёнком, и пыталась понять, что могло послужить причиной боли. Может, то, что её отравили, а она едва выжила, как-то повлияло на ребёнка? Женщина надеялась, что нет.

Вынырнув из раздумий, султанша повернулась к Элмаз-хатун, вернувшейся в покои с дымящимся кубком на подносе. Она по просьбе сестры ходила в лазарет, чтобы спросить совета у лекарши, и та, видимо, прописала какой-то отвар.

– Дильнар-хатун сказала, что этот отвар должен помочь, – воскликнула Элмаз, поставив поднос на столик.

– Дай Аллах, – отозвалась Эмине Султан и в несколько глотков осушила кубок, слегка поморщившись. – Горький…

Элмаз сочувственно взглянула на неё, сев рядом на тахту. Она уже получила приказ от Идриса-аги, пока возвращалась из лазарета в гарем, и не знала, как подступиться к его выполнению.

– Ты… уже решила, что будешь делать с Издихар-хатун? – осторожно спросила она.

– Мы должны избавиться от неё, Элмаз, – ответила Эмине Султан, повернувшись к ней. – Только я подозреваю, Хафса Султан быстро найдёт ей замену. Что нам, от всего гарема избавляться?

– Тогда что же делать? – недоумевала та, внутренне насторожившись. Похоже, сестра не собиралась убивать наложницу. Это усложняло задачу, так как её трудно было переубедить.

Вздохнув, султанша не ответила и задумалась, чувствуя на себе взгляд сестры. В конце концов, Эмине Султан вновь обратила к ней взгляд, что означало – она что-то для себя решила.

– Подождём, – проговорила она к скрытому неудовольствию Элмаз. – Затаимся. Пусть Хафса Султан думает, что мы ни о чём не подозреваем. Ближе к возвращению повелителя, когда времени на подготовку новой наложницы у Хафсы Султан не останется, избавимся от Издихар-хатун. Мы должны сделать всё так, чтобы подозрение пало не на меня, а на кого-то другого… После подумаем над этим. А пока мне лучше сосредоточиться на беременности. Упаси Аллах, с моим шехзаде что-то не так, раз появилась эта боль. Всё, о чём прошу у Всевышнего, – пусть он родится крепким и здоровым.

– Аминь, – искренне отозвалась Элмаз.

Женщины повернули головы к дверям, когда раздался стук в них, и напряглись: в покои вошёл Идрис-ага. В руках у евнуха был позолоченный футляр для письма. Увидев его, Эмине Султан внутренне затрепетала. Неужели долгожданное ответное письмо от повелителя? Она отправила ему столько писем, полных раскаяния за их ссору перед началом похода и тоски, но прежде не получала ответа.

– От повелителя? – взволнованно спросила она.

– Да, султанша, – расплылся в искусственной улыбке Идрис-ага, протягивая ей футляр. – Пришли письма из военного лагеря. Многие из султанш получили их.

Наблюдая за тем, как сестра в радостном предвкушении достаёт письмо и разворачивает его, Элмаз натужно сглотнула, вновь ощутив прилив зависти. Наступит ли когда-нибудь время, когда повелитель будет писать письма ей, полные любви и восхваления? Она надеялась, что да.

– Можешь идти, – бросила Эмине Султан, взглянув на Идриса-агу поверх развёрнутого письма. Потеряв к нему интерес, она принялась жадно читать.

Элмаз видела, как расцветает улыбка на её красивом лице по мере того, как ярко-зелёные глаза перебегали от строчки к строчке. Её терзало любопытство.

– Что пишет? – не выдержав, осторожно спросила она.

– У них всё хорошо, – ответила Эмине Султан, закончив читать. – Военные действия ещё не начались, но вскоре они встретятся с врагом.

– А что ещё? Повелитель простил тебя?

Счастливо улыбнувшись, султанша милостиво протянула письмо служанке. Взяв его, Элмаз неуверенно покосилась на сестру и, увидев её позволительный кивок, бегло прочла письмо. Повелитель кратко изложил положение дел во флоте, после поинтересовался, всё ли в порядке в гареме, с ней и с детьми. А затем… Любовный стих, отражающий всю глубину его тоски и любви.

– Красивый стих… – выдохнула Элмаз, вернув письмо владелице.

– Да, повелитель порою пишет стихи, но, к сожалению, очень редко, – отозвалась Эмине Султан, любовно сложив письмо и убрав его обратно в футляр. – Ему ближе война и меч, чем искусство и поэзия. Выйдем на террасу? Принеси-ка мою меховую накидку.

Кивнув, Элмаз поднялась с тахты и отправилась за накидкой, про себя отметив, что сестра буквально засияла от счастья. И это красило её больше, чем все самые роскошные платья и драгоценности.

Топкапы. Покои Филиз Султан.

Когда Айше-хатун, будучи встревоженной, вернулась в покои, её госпожа завтракала со ставшим привычным в последние дни задумчиво-мрачным выражением лица. Посмотрев на служанку, Филиз Султан напряглась, различив тревогу на её лице.

– Что такое? – упавшим голосом спросила она, медленно отложив ложку.

– Мирше-хатун встретила меня в гареме и велела передать вам, что Эсме Султан нездоровится, – ответила Айше-хатун. Она и сама испугалась этой новости, ведь была няней султанши и вырастила её, отчего глубоко привязалась к девушке.

– О, Аллах, – выдохнула Филиз Султан и, поднявшись с подушки, вышла из-за стола и спешно направилась к дверям. Лицо её, и без того бледное от природы, посерело от беспокойства, а тёмно-серые глаза наполнились той же тревогой, что и у её служанки. – Надеюсь, ничего серьёзного? Лекаршу уже позвали?

– Дильнар-хатун осмотрела султаншу и пришла к выводу, что никакой болезни нет. Эсме Султан нужно побольше есть, отдыхать и бывать на свежем воздухе.

Войдя в покои дочери, Филиз Султан увидела её, лежащую в постели, побледневшую и ослабленную. Приподняв темноволосую голову с подушек, Эсма Султан хотела было сесть, но мать жестом велела ей лечь обратно и села на кровать рядом с ней.

– Милая, что случилось?

Эсма Султан выдавила улыбку, чтобы успокоить взволновавшуюся мать. К сожалению, та вспоминала о ней только тогда, когда ей было плохо.

– Не знаю, валиде, – слабым голосом ответила она. – Просто слабость. Отдохну несколько дней и поправлюсь.

Облегчённо выдохнув, Филиз Султан взяла холодную ладонь дочери и поцеловала её. Ей вдруг стало стыдно от того, что она снова забыла о дочери, поддавшись своим чувствам и переживаниям. Оставила её совсем одну, без любви и заботы.

– Ты завтракала?

– Не хочется… – поморщилась Эсма Султан. Она действительно не хотела есть. – Может быть, позже.

– Я побуду с тобой, – погладив её по спутавшимся тёмным волосам, тепло проговорила Филиз Султан. Она и не помнила, когда в последний раз делала это. – Ты просто затосковала… По отцу, по брату и… по мне. Теперь я тебя не оставлю.

Смотря на мать, Эсма Султан почувствовала, как, несмотря на все обиды, в груди затеплилась любовь к ней. Но любовь с горьким привкусом. Стена между ними никуда не делась и не денется. Стена из различий и рождённого ими непонимания.

– Да, я скучаю, – призналась девушка, грустно улыбнувшись. К сожалению, не только по отцу и брату, но и по Серхату. И её тоска по нему была даже сильнее, что пугало. Султанша содрогалась от ужаса, представляя, что больше никогда его не увидит. Вдруг, его убьют? Её съедала изнутри не только тоска, но и беспокойство за любимого мужчину, который о том, что он любимый, даже не подозревал. – Помните, отец подарил на прощание? – спросила Эсма Султан, подняв левую руку и показав большое золотое кольцо с рубином, сверкнувшее в утреннем свете. – Порой я смотрю на него и думаю об отце, о Мураде, о… Обо всех, кто отправился на войну, – она вовремя оборвала себя, едва не упомянув Серхата.

Филиз Султан с тенью улыбки слушала её и хотела было что-то сказать, но раздался стук в двери. Айше-хатун, стоявшая рядом, отворила их и впустила в покои Идриса-агу. В его руках был позолоченный футляр для писем.

– Султанши, – поклонился он. – Пришло письмо от падишаха.

– Письмо? – взволнованно переспросила Филиз Султан, словно не веря своим ушам. Конечно, перед отъездом повелитель проводил ночи с ней, отстранив от себя Эмине, но она прекрасно понимала, что делал он это в наказание для последней. Но всё равно надеялась, что Баязид не забыл её. Похоже, она надеялась не зря. – Давай скорее!

Растерявшись, Идрис-ага перевёл взгляд на севшую в постели Эсму Султан, которая расцвела, услышав о письме от повелителя.

– Оно не для вас, султанша, а для Эсмы Султан.

Лицо помрачневшей Филиз Султан исказила печальная улыбка, полная горечи. Заметив это, Эсма Султан виновато покраснела, хотя и понимала, что её вины здесь нет. Впрочем, причина для расстройства была и у неё. Девушке больно было наблюдать за тем, как рушатся отношения родителей из-за Эмине Султан и как от этого страдает мать.

─ Благодарю, Идрис-ага, ─ воскликнула Эсма Султан, забрав письмо. ─ Можете идти.

Когда двери за ушедшим евнухом закрылись, Филиз Султан с толикой интереса покосилась на письмо, что развернула дочь, и с замиранием сердца ждала, когда та начнёт читать его. Ей так хотелось узнать, что с Баязидом и Мурадом, как они там, всё ли с ними в порядке.

─ «Моя Эсма, госпожа, с чьей красотой не сравнится даже самая прекрасная из роз, когда-либо цветущая в этом мире», ─ светясь от радости, прочла Эсма Султан и с улыбкой взглянула на мать, но осеклась, различив боль в её взгляде. ─ Валиде? Что такое?

Та выдавила улыбку и покачала темноволосой головой, мол всё в порядке, но боль не покинула её глаз. Когда-то Баязид и ей писал такие письма, полные любви, а сейчас… Потеряла ли она его навсегда или же у неё ещё была возможность всё вернуть, исправить, изменить? Султанша боялась, что она попросту не желает признавать своего поражения, до сих пор на что-то надеясь. С тех пор, как Эмине вошла в их жизни годы назад, ещё в Амасье, она потеряла покой и больше никогда не испытывала прежнего счастья. Неужели эта женщина растоптала её ещё тогда, когда казалось, что она ─ всего лишь мимолётное увлечение, от которого со временем не останется и следа?

Филиз Султан не желала записывать себя в проигравшие. Что бы ни было, она ─ первая жена, которая большую часть жизни была рядом с повелителем ─ и в горе, и в радости. Она всегда была его опорой и поддержкой. Она родила ему первого наследника и единственную дочь едва ли не ценой своей жизни. И верила, что всё это не может перечеркнуть какая-то другая женщина.

Услышав голос дочери, продолжившей читать письмо, султанша прислушалась и тепло улыбнулась. Повелитель писал, что с ним и с шехзаде Мурадом всё хорошо, они всё ещё не встретились с врагом, но встреча близка. Спрашивал, всё ли спокойно в гареме, и о том, как поживают его дети.

─ “… Передай моё почтение матери”, ─ прочитав, вновь улыбнулась Эсма Султан и довольно посмотрела на растерявшуюся мать. ─ Вот видите, валиде? Отец и о вас не забыл. Всем ли он передаёт своё почтение? Сомневаюсь, что…

─ Больше ничего обо мне не написал? ─ взволнованным голосом перебила её мать.

Поджав губы, девушка посмотрела на неё с сожалением. Филиз Султан огорчённо нахмурилась.

Дочитав письмо, Эсма Султан, радостная и посвежевшая, положила его рядом с собой и вздохнула. К сожалению, о Серхате в письме не было ни слова, но это и не удивительно. К чему повелителю о нём писать? Но девушка надеялась, что и с ним всё хорошо.

─ О чём задумалась? ─ голос матери вырвал её из грёз о любимом.

Вздрогнув, Эсма Султан против воли выдала себя, покраснев от смущения. Проницательно взглянув на неё, Филиз Султан будто закрылась в себе, и из заботливой матери вновь превратилась в вечно недовольную.

─ Как вижу, мысли о Серхате Бее никуда не делись…

─ Валиде, что вы? ─ испугавшись, залепетала в своё оправдание девушка.

─ Ума не приложу, в кого ты такая уродилась? ─ негодующе процедила Филиз Султан, поднявшись с кровати.

Слово “такая” прозвучало как оскорбление, и Эсма Султан тут же поникла, растеряв только что поднявшееся от отцовского письма настроение.

─ Какая “такая”?

Тёмно-серые глаза матери коснулись её с осуждением и недовольством.

─ Легкомысленная, ─ холодно ответила она.

─ Любовь рождается не из легкомыслия. Причём здесь это? Хотя я не отрицаю, что в отличие от вас, умею чувствовать и не боюсь своих желаний. Ведь это вы называете легкомыслием?

Не ожидав подобных слов от дочери, Филиз Султан ошеломлённо выдохнула.

─ О какой любви ты говоришь? Что за вздор? Ты ничего об этом не знаешь…

─ А вы, валиде? Что вы об этом знаете? ─ разозлившись от обиды, воскликнула Эсма Султан и запоздало поняла, что именно сказала. Она ударила по одному из самых больных мест матери, что было низко и подло. Чувство вины овладело ею, когда девушка увидела, как осунулась мать и как в её взгляде снова поселилась боль.

─ Возможно, сейчас в это трудно поверить, но твой отец любил и меня, ─ с горечью проговорила Филиз Султан. ─ Я знаю, что такое любовь. Ведь из-за неё в моей жизни когда-то было столько счастья, а сейчас столько горя. И, поверь мне, всё, что ты сейчас чувствуешь, это ─ не любовь. Возможно, влюблённость, но она пройдёт, как снег тает с приходом весны. Поэтому не совершай глупостей из-за этой влюблённости. Придёт время жалеть о совершённом, но будет слишком поздно для того, чтобы что-то изменить. Вот почему я хочу, чтобы ты вышла замуж. Я хочу помочь. Спасти тебя от ошибок.

─ Такая помощь мне не нужна! ─ обиженно отозвалась Эсма Султан. ─ Хотите помочь? Помогите мне выйти замуж за него. Валиде, не заставляйте меня страдать, ведь я умру, если выйду за другого!

─ Повелитель вернётся и решит, чьей женой ты станешь, ─ отрезала она. ─ О твоих… чувствах к Серхату Бею я умолчу с тем, чтобы спасти тебя от позора.

─ От какого позора? ─ непонимающе спросила девушка, и в её глазах заблестели слёзы. Почему мать просто не может понять её? ─ По-вашему, быть влюблённой ─ это позор?

─ Нет, позор ─ это, являясь дочерью повелителя мира, быть влюблённой в недостойного раба, ─ процедила Филиз Султан и, развернувшись, покинула покои. Айше-хатун с сожалением посмотрела на плачущую Эсму Султан и отправилась следом за своей госпожой.

Топкапы. Покои Валиде Султан.

Наступил новый день, и Хафса Султан чувствовала себя получше. Видимо, травяные отвары, прописанные лекаршей, всё-таки возымели действие. Несмотря на это, лёгкая тошнота и отсутствие аппетита не исчезли, но на них было легко не обращать внимания.

Султанша и без того являлась обладательницей стройной фигуры, а теперь и вовсе исхудала, став ещё в большей степени походить на ребёнка. Черты её лица заострились, утратив свою миловидность, и этим придали ему резкости. Облачённая в пышное чёрное платье с длинными узкими рукавами, Хафса Султан после довольно скудного завтрака разбиралась с делами гарема вместе с Мирше-хатун.

– Это всё? – деловито спросила султанша, расписавшись на очередном документе, поданном ей.

– Да, госпожа. На этом всё, – ответила хазнедар, забрав документ и убрав его в большую кожаную папку у себя в руках, лежащую поверх учётной книги. – Полагаю, вы должны кое о чём узнать…

– Я слушаю, – насторожилась Хафса Султан.

– Этой ночью в гареме вновь произошёл неприятный инцидент, и пострадала та же Бельгин-хатун.

– Бельгин? – утратив былую холодность, вскинула брови султанша. – Что произошло? С наложницей всё в порядке, я надеюсь?

– Несколько наложниц заперли её в прачечной и, похоже, всласть поиздевались. Их обнаружил один из евнухов, он хотел поменять простыни.

– Что за наложницы?

– Нефизе-хатун, Ясмин-хатун, Хадижа-хатун, Чичек-хатун и Эмир-хатун. Каждая из них понесла наказание. Я велела лишить их еды на целый день, а также отправила работать на кухню и в прачечную.

– Не позволю чинить беспорядок в гареме, – процедила Хафса Султан. – Мирше-хатун, ближе к вечеру приведите ко мне этих девиц. А что же с Бельгин-хатун? Ты так и не ответила.

– Напугана, но цела.

Женщины повернулись к вошедшему в покои Идрису-аге, который выглядел встревоженно.

– Султанша. Доброе утро.

– Не такое уж оно и доброе, судя по новостям, – недовольно отозвалась Хафса Султан, многозначительно взглянув на него. – Мирше-хатун сообщила мне о произошедшем. Так ты следишь за порядком в гареме?

Потупившись, Идрис-ага принял виноватый вид. Мирше-хатун строго на него посмотрела, поскольку была согласна с госпожой в том, что он и калфы не уследили за порученными им рабынями.

– Султанша, прошу вас, простите, – лепетал евнух, не поднимая глаз. – Насколько мне известно, виновницы наказаны, а Бельгин-хатун не пострадала, не считая сильного испуга.

– Благодари Всевышнего, что всё закончилось так, – процедила Хафса Султан и, вспомнив о присутствии хазнедар, повернулась к ней. – Мирше-хатун, можете идти.

Степенно поклонившись, престарелая женщина, опираясь на позолоченную трость, покинула покои. Дождавшись, когда за ней закроются двери, султанша перевела взгляд серых глаз к Идрису-аге, полный недовольства.

– Простите, госпожа, не уследил, – стал сокрушаться он, но умолк, когда та вскинула руку.

– Говоришь, Бельгин напугана? Сколь сильно?

Нахмурившись в настигшем его непонимании, вызванным неожиданными вопросами, Идрис-ага помедлил и заговорил:

– Когда евнух обнаружил их посреди ночи в прачечной, она плакала. Наутро, когда я её увидел, она пребывала в глубоких раздумьях и, насколько я могу судить, весьма безрадостных. За завтраком ничего не съела.

– Ты выяснил, что произошло в прачечной?

– Нет, Нефизе-хатун и её подруги молчат как рыбы. Но, полагаю, ничего серьёзного не произошло. Угрожали или высмеивали, раз Бельгин-хатун осталась невредимой.

– Как известно, словами можно ударить даже больнее, – вздохнула Хафса Султан. – Надеюсь, глупости Нефизе не сломают Бельгин. Я хотела проверить её на прочность и, надеюсь, она всё ещё в силах стоять на ногах. Подбодри её, пусть почувствует нашу поддержку, а я, в свою очередь, припугну Нефизе, чтобы показать и Бельгин, и всему гарему, что подобные выходки я с рук не спущу.

Идрис-ага послушно кивнул и, заметив лежащее на столике письмо от Мехмета-паши, которое он велел передать госпоже через Издихар-хатун, позволил себе полюбопытствовать:

– Хорошие новости от вашего супруга, Мехмета-паши?

– Он очень рад новости о моей беременности, – счастливо улыбнулась Хафса Султан, и её обычно равнодушный взгляд затеплился от нежности. – Также паша сообщает, что вскоре начнутся военные действия. Выяснилось, что в Генуе что-то произошло, из-за чего Эдже Дориа была вынуждена отправить обратно часть своего войска вместе со командующим своего флота, на которого, по большей части, и опиралась в делах. Это существенно уменьшило её шансы на победу в войне, ею же и разожжённой по глупости. Одна и с маленьким разобщённым флотом – она обречена.

– Пусть Всевышний дарует победу нашему великому падишаху.

– Аминь. А теперь о делах насущных… Дженаби Ферхат-паша отправился в Сивас, дабы по приказу Альказа-паши попытаться восстановить порядок в Анатолии. Мы знаем, что по моему приказу по прибытии он, наоборот, только пуще разожжёт полыхающее пламя восстания. Необходимо, чтобы Альказ-паша был вынужден покинуть столицу, вопреки правилам, и отправился в Сивас навстречу западне, что мы для него готовим.

– Возможно, вам стоит встретиться с Альказом-пашой и поговорить с ним? – предложил Идрис-ага. – Чтобы уверить его в серьёзности проблем в Анатолии.

– Не стоит мне открыто вмешиваться в политические дела, – покачала русоволосой головой султанша. – Иначе, когда Альказ-паша попадётся в сети, у кого-то могут закрасться подозрения относительно меня, раз уж я затрону это дело. Пусть будет так, словно я остаюсь в стороне и ни о чём не ведаю.

– Как вам угодно.

Топкапы. Гарем.

Покинув покои Валиде Султан с учётными книгами в руках, Мирше-хатун спустилась на первый этаж, посетовав на свои годы, – теперь лестница забирала у неё много сил. Войдя в ташлык, она хотела было отправиться в свою комнату, чтобы убрать учётные книги в шкаф и позволить себе немного передохнуть, как к ней подошла та новая калфа, имени которой она не вспомнила.

– Чего тебе, девочка? – хмуро взглянув на неё, преградившую ей путь, спросила хазнедар. – Напомни-ка своё имя.

– Айнель, – дружелюбно отозвалась калфа и, помедлив, с толикой волнения продолжила: – Мирше-хатун, простите, что беспокою…

– Говори уже, – устало выдохнула та, покрепче перехватив учётные книги, которые уже казались слишком тяжёлыми для её престарелых ослабших рук.

– Как вы сказали, моя работа – поддерживать порядок в гареме. Впрочем, как и всех нас: калф, евнухов и, вас, хазнедар. Верно? Не могу понять, почему Идрис-ага, другие евнухи и некоторые калфы препятствуют мне в моих попытках внести этот порядок в гарем.

– О чём ты толкуешь? – нахмурилась Мирше-хатун.

– Видите ту наложницу? – Айнель-калфа указала рукой на Бельгин-хатун, сидящую в углу в печальной задумчивости. – Не знаю, по какой причине, но все остальные наложницы позволяют себе издеваться над ней. И, видя эту несправедливость, я несколько раз пыталась вступиться за неё. Мои слова на издевающихся наложниц не действовали, а когда я пыталась назначить им наказание, то аги отказывались его выполнять, а евнухи и калфы не поддерживали эти решения. Как будто не желая препятствовать издевательствам и намеренно их не замечая.

– Я разберусь, – озабоченно ответила хазнедар и, посмотрев на Бельгин-хатун, приглушённым голосом добавила: – Раз уж ты так переживаешь из-за несправедливости в отношении этой наложницы, присмотри за ней. Бедняжка уже столько раз становилась жертвой жестоких издевательств. Если наложницы начнут их снова, будь сурова. Выноси наказание, а в случае, если аги будут отказываться выполнять его, посылай их ко мне. Уж я-то поставлю их на место.

– Как прикажете, – благодарно улыбнувшись за понимание, поклонилась Айнель-калфа.

Отступив в сторону, чтобы пропустить уходящую Мирше-хатун, она долго смотрела ей вслед. Эта престарелая женщина хотя и производила впечатление жёсткой и суровой, но у неё, вне всякого сомнения, было доброе сердце, полное понимания и стремления к справедливости. Все эти качества внушали уважение к ней, как и солидный возраст, неизбежно несущий в себе многолетнюю мудрость.

Повернувшись, Айнель-калфа направилась к той всеми презираемой наложнице. Видимо, услышав приближающиеся шаги, она резко и испуганно обернулась. Её светлые волосы на мгновение взметнулись в воздух и вновь рассыпались по плечам густыми прядями пшеничного оттенка.

– Сиди-сиди, – поспешила воскликнуть Айнель-калфа, когда наложница хотела было встать с тахты, чтобы поклониться. – Как тебя зовут?

– Бельгин, – настороженно ответила она, не понимая, с чего вдруг какая-то калфа подошла к ней и заговорила. Причём, неожиданно миролюбиво, а подобного отношения к себе девушка не чувствовала довольно давно.

– Я слышала, что с тобой случилось этой ночью, – сочувственно улыбнулась Айнель-калфа и, заметив, как наложница побледнела, видимо, от неприятных воспоминаний, поспешила заговорить о другом: – Как я заметила, всех против тебя настроила Нефизе-хатун. Вы с ней поссорились?

– Понятия не имею, с чего бы ей это делать, – соврала Бельгин, вынужденная хранить тайну о планах Хафсы Султан, из-за которых Нефизе и озлобилась на неё из зависти.

– Айнель-калфа, что ты здесь уселась? – неожиданно за их спинами раздался недовольный голос Идриса-аги, от которого обе девушки вздрогнули и повскакивали с тахты. – Или у тебя есть время бездельничать? Если тебе мало работы, так и скажи, я добавлю.

– Прощу прощения, – пролепетала она и, поклонившись, поспешно ушла.

Бельгин, покосившись на неё, обратила напряжённый взгляд к Идрису-аге, который поманил её к себе пальцем.

– Надеюсь, у меня нет причин беспокоиться? – приглушённым голосом спросил он, когда наложница подошла к нему. – Ты же ей ничего не поведала о делах госпожи?

– Конечно, нет! – возмущённо заверила его Бельгин.

– Держи рот на замке. Может, всё-таки расскажешь, что произошло в прачечной?

Помрачнев, девушка покачала светловолосой головой. На это Идрис-ага только поджал губы.

– Ты должна помнить, что я и госпожа за твоей спиной, и мы не позволим чему-то действительно плохому произойти с тобой. Возможно, я облегчу тебе жизнь, сказав, что госпожа хочет… проверить тебя. Оттого и не позволяет вмешиваться в происходящее. Ты должна доказать, что нам нужна именно ты, Бельгин. Сломаешься, и госпожа выберет другую наложницу, потому как, если ты окажешься слабее глупой рабыни Нефизе, то тебе ни за что на выстоять против Эмине Султан. Нам нужна сильная и крепкая девушка, которая сумеет выжить, когда начнётся настоящая борьба за власть в гареме. Так что выше нос.

Бельгин вздохнула, смотря на спину уходящего евнуха. Теперь ей всё стало ясно. Вот, почему Идрис-ага, да и все слуги делали вид, что в гареме ничего не происходит. Хафса Султан проверяла её на прочность, подставив под удар Нефизе с её подругами. Это – испытание, и пока что Бельгин едва справляется с ним. Разочаровавшись, госпожа избавится от неё, а, поскольку она знает слишком много, это означает только одно – смерть.

Выходит, чтобы остаться в живых, надо выдержать все испытания и при этом не сломаться, а стать сильнее, закалиться для той, другой борьбы уже на куда более высоком уровне. Эмине Султан? Разве она, Бельгин, сможет не то, что превзойти её, а сравниться с ней? Но Хафса Султан верила в неё. Пока что. Эта вера – всё, что является преградой перед пропастью, именуемой смертью. Её нельзя потерять.

Возможно, Хафса Султан ждала от неё чего-то? Бельгин только сейчас поняла, чего. Силы. Быть сильной вряд ли значит быть жертвой, а именно ею она сейчас и была. Значило ли это, что ей предстояло превратиться из жертвы в хищника, чтобы остаться в живых? Скорее всего, да. Но как это сделать Бельгин не представляла. Издеваться в ответ? Она этого не умела. Позволить себе творить пакости и чинить несправедливые расправы, как Нефизе? Чтобы совершать подобное, нужно иметь озлобленное сердце, полное жестокости, а у Бельгин, к счастью или сожалению, оно было добрым и чистым. Но и самая чистая душа может очерстветь и налиться злобой, когда день ото дня полнится одиночеством, болью и унижением.

– Наша мышка снова забилась в уголок, – пройдя мимо неё, ухмыльнулась одна из наложниц. Нефизе и её подруг не было в гареме, так как они в наказание были отправлены работать, но это не означало, что издевательства прекратятся. Они отравили своей ненавистью всех обитательниц гарема.

– О чём это ты говорила с Идрисом-агой? – спросила её подруга, когда они опустились на тахту неподалёку от Бельгин с явным намерением повеселиться за счёт насмешек над ней. – Неужели жаловалась? А ему и дела нет до тебя. Кому вообще есть до тебя дело?

Девушки ехидно рассмеялись, отчего Бельгин ощутила укол злобы в сердце. Впервые ей захотелось не заплакать, а заставить их пожалеть о сказанном. Хафса Султан хочет от неё силы? Что же, она готова меняться. И меняться по жестоким правилам гарема.

– Ну, похоже, вам есть, если вы меня в покое не оставляете ни днём, ни ночью.

– Смотри-ка, Амрийе, – иронично произнесла одна из них, поглядев на подругу. – Оказывается, она умеет говорить. А я думала, она немая. Говоришь ей что-то, а она только глаза свои слезливые выпучит и молчит.

Сгорая от унижения, Бельгин резко поднялась с тахты и, не отдавая себе отчёта в том, что делает, схватила подушку и с яростным криком бросилась на насмешниц. Те, завизжав, повскакивали с тахты и убежали. Тяжело дыша, Бельгин смахнула с лица упавшие на лицо пряди волос и проводила их полыхающим от гнева взглядом.

Айнель-калфа, привлечённая визгом, поспешно подошла к ней.

– Что произошло? Они ударили тебя?

– Ну, вообще-то, я их ударила, – теперь уже смутившись своего порыва, напряжённо ответила Бельгин. – Так разозлилась, что не выдержала. Меня ждёт наказание?

В серых глазах калфы изумление уступило место доброй насмешке.

– Ну, они вроде бы целы, да и удар подушкой вряд ли может принести какой-то вред. Им это только на пользу. Так что нет. Но в следующий раз лучше обойтись словами или молчанием.

Несмело улыбнувшись ей, Бельгин положила подушку на место и опустилась на тахту, чувствуя на себе изумленные изучающие взгляды и слыша перешептывания. Похоже, её порыв произвёл сильное впечатление на гарем, привыкший к её молчанию и тихому поведению.

– Все смотрят.

Айнель-калфа усмехнулась и, оглядевшись в гареме, убедилась в этом.

– Пусть себе смотрят, шепчутся, смеются. Теперь они будут остерегаться насмехаться над тобой. Вряд ли кому-то хочется получить подушкой по голове.

Они тихо рассмеялись. Бельгин вдруг ощутила прилив тепла и доверия к калфе, которая первая, кроме Издихар, по-доброму отнеслась к ней здесь, в жестоком гареме.

– Я – Айнель-калфа. Если что, ты всегда можешь обратиться ко мне.

– Спасибо, – с искренней благодарностью улыбнулась Бельгин.

Дворец Хюррем Султан.

Поправив меховой воротник на кафтане мужа, терпеливо позволяющего ей это, Хюррем Султан приподняла лицо навстречу его губам. Одного прощального поцелуя ей было мало и, обвив широкие плечи руками, она со смехом несколько раз поцеловала мужа в щёку.

– Чего это ты? – усмехнулся Альказ-паша, тоже обняв её, но за талию.

– Ты уходишь, а мне снова, как и каждый день, ждать тебя, тосковать, – вздохнув, ответила султанша. – Альказ…