сообщить о нарушении
Текущая страница: 21 (всего у книги 96 страниц)
От его чудовищных слов у Джастина затряслись поджилки, волосы встали дыбом и сердце словно расплавилось в адском огне. Мужчина, сидящий перед ним, с таким пылом и рвением предавался богохульству, услаждал свой грех так, словно сатана уже взял верх над его душой, будто дьявол уже овладел им, призывая к близкому падению и Джастина. Эллингтон затуманенным взглядом смотрел в лицо, замершего в нерешительности парня, которым овладевала паника, на щеках, покрытых чёрной щетиной, проступали красные пятна, а каре-зелёные глаза лихорадочно сверкали сквозь рассеивающийся пар. Джастин начал двигать рукой, с содроганием чувствуя, как поднимается плоть, как вода волнами расходится от его тела, ударяясь о бортик ванной. Он уже и не помнил, когда последний раз занимался самоудовлетворением, но он точно знал, что никогда не делал этого, зная, что рядом могут быть посторонние, и тем более, он никогда не позволял девушкам трогать его там. Джастин изо всех сил старался представить, что он дома, у себя в уборной, но сознание навязчиво приковывало его взор к лицу Эллингтона, будто весь мир сузился до этих зелёных глаз, сомкнулся на правильных чертах этого молодого, оживленного лица.
Слабые пальцы сжали кольцом пульсирующий орган, медленно скользнули по стволу. Движения становились резче, темп сбивался, и Джастин услышал сорвавшийся со своих губ стон. Шальные северные изумруды поблескивали в полумраке; Алекс коротко облизнул губы и мягко отвел его руку в сторону. Джастин, опомнившись, замер.
Эллингтон что-то прошептал, без злости и ярости, но Джастин не услышал ничего кроме гула крови в ушах – когда настойчивые губы захватили его, а ладонь безапелляционно легла Джастину на затылок, и он смог только выдохнуть с тяжелым стоном. Оказавшись в чужих объятиях, он едва успел упереться руками ему в грудь, чтобы не повалиться на него совсем. Рубашка уже полностью промокла, но Алекс совсем не замечал этого. Джастин сам не понял, как перелез через бортик ванной, но пришел в себя, уже стоя на ногах, стиснутый в руках Эллингтона, который тянул его к себе с такой силой, будто этого и добивался. Он был горячий – во всех смыслах: то ли от высокой температуры, царившей в парилке, то ли от внутреннего жара, который казалось, плавил его кожу и лизал языками этого пламени тело Джастина.
Джастин дышал рвано, резко; каждый вздох отдавал болезненным ударом в лёгкие и, срываясь, тонул в очередном стоне. Он был слишком слаб, слишком мал, чтобы сопротивляться напору здорового и сильного мужчины, тем более что Джастин знал, чем ему это грозит, но даже сомнения, сидевшие в его душе, даже страх почему-то ушел куда-то на задворки реальности, оставив после себя место для зародившегося огня. Была ли то страсть или похоть – он не знал, но, поддавшись этому порыву, сам обвил трясущимися руками шею своего самого страшного врага. Это пламя было слишком сильным для его робкого, любопытного юношеского желания, и он вздрагивал с неожиданными и совершенно неконтролируемыми всхлипами. Было жутко и в то же время сказочно приятно ощущать, как напрягаются под неуверенными ладонями мышцы мужского тела, как льнет к нему упругая плоть. Джастину, который растерял всю свою мужскую силу, стало приятно ощущать чужую власть, утопать в ней. Казалось, что Эллингтон полностью ощущал весь трепетный восторг и всю глубину неуверенности Джастина, поэтому, почти невесомо, гладил его по мокрым плечам, волосам, с которых падали теплые капли, ловил губы и нежно покусывая, отпускал, снова ловил их и опять играл, скользя по ним языком.
- Хочешь, Джастин? – поминутно отрываясь от его губ, прошептал Эллингтон, поглаживая мокрые волосы своего пленника. - Скажи мне да, и твоя боль уйдет навсегда.
Любой ответ сулил Джастину боль, он это знал, он знал, что янки никогда нельзя доверять – они все - нелюди. Они нечестивы и порочны, а он - их предводитель, а единственная его верная любовница – это смерть. Джастину становилось всё сложнее дышать. Легкие крутила болезнь, занесенная сырой холодной землей. Он приоткрыл рот, хватая воздух, и Эллингтон, уличив момент, не спеша прошелся по губам языком, проник внутрь; Джастин тяжко выдохнул в раскрытые губы. Тот ожидал ответа, который Джастин так боялся дать. Стоило влажной ладони Эллингтона опуститься на его затвердевший член, как все суставы и поджилки в теле Джастина затряслись в сладостной истоме.
Алекс покрывал поцелуями его щеки, глаза, лоб. Теперь он был нежен, как жених в первую брачную ночь, и при этом Джастин знал, что за пазухой у него нож, и если, в этот раз, карта случайно подведёт, то лезвие пронзит его насмерть. Кажется, у этой игры наметился летальный исход.
- Ответь. - Теперь это был приказ.
Джастин помнил правило.
- Да. – Прошептал он на пределе слышимости, заглушив свой внутренний протест, раздавив сопротивление своей души, поддавшись отчаянному желанию своего тела. - Да.
5. Finita la comedia - фраза произошла из итальянского языка, дословный перевод «Комедия окончена». Сейчас имеет более широкое употребление: "Представление окончено", "Все хватит", "Баста" и т.д.
Он был весь в синяках - с головы до пят. Алекс рассматривал багровые отметины, иероглифы агонии, написанные на языке измученного тела; на каждом дюйме его торса, лица и конечностей виднелись кровоподтеки и царапины, на костлявых бедрах - пожелтевшие отпечатки жестких пальцев. Он прикасался к Джастину так, как никогда и никто прежде — ласково поглаживая тело, нежно проводил кончиками пальцев по вспухшей коже в местах недавних ударов: все тело молодого лейтенанта было отмечено следами насилия и позора. Эллингтон, теперь стоял перед Джастином не как офицер вражеской армии перед поверженным врагом, а как мужчина, скинувший свою непроницаемую маску, внезапно превратившись в человека с богатой и живой мимикой, у которого, все что на сердце - то и на лице. Он провёл рукой чуть ниже уха Джастина, вдоль шейных позвонков. В этом прикосновении не чувствовалось угрозы, так же как не чувствовалось жестокости. Оно было сердечным, решительным и внушало странное доверие. Грубоватое - без жестокости, властное - без угрозы, уверенное - без коварства – никаких дурных замыслов. Джастину показалось вполне естественным, что совсем чужой человек, более того, его злейший и самый опасный враг из всех существующих в мире, ласково треплет его по шее, добродушно улыбаясь, поглядывая почти нежным, смиренным взглядом. Джастин словно впервые увидел в его лице не жесткие линии вечно нахмуренных бровей, а молодость и свежесть здорового, полного желания тела. Красота его была дикой, и даже немного пугающей, но её оттеняло холодное изящество, словно тонкий слой здравомыслия, скрывающего внутреннее безумие, все же не давал Эллингтону кануть в пучину своих страстей; на светлой коже глаза выделялись, словно пылающие озёра.
Колеблемый во все стороны своим неверием, с сердцем, разорванным и терзаемым змеиными зубами заблуждения, не верящий во внезапно проявившуюся человечность, Джастин продолжал испытывать страх, боясь шевельнуться. Боль, причиненная совсем недавно, продолжала колыхать омут памяти, пуская рябь дрожи в каждую клетку тела. Эллингтон – это дьявол, скрывающийся под тысячей личин, в нем нет сострадания и жалости, нет веры и нежности, все это – обман воспаленного сознания, помутившегося рассудка. В это мгновенье Джастин побледнел. Побледнел так, что сам почувствовал свою бледность, как морозную пыль на лице. Бледность разливалась, теперь, наверное, по всему его телу, но он не дрожит, он окаменел, застыл. В то же время он остро чувствует все вокруг — склонившего над ним Алекса, чьи руки покоятся на его плечах, слегка надавливая. Джастин понимает, что лежит на кровати, придавленный телом мужчины над собой и в душе его что-то мучительно разрывается на части.
- Не волнуйся, Джастин. – Низкий голос Эллингтона был настолько хриплым, что выдавал его возбуждение и Джастин приготовился к болезненному вторжению в своё несчастное тело; он закрыл глаза, пряча ненужные слезы, но тот успокаивающе заговорил вновь: - Я всегда выполняю свои обещания. Поверь мне.
Горькая складка обозначилась вокруг рта Джастина, и Алекс запечатлел на ней поцелуй.
Покрывая кожу поцелуями, столь нежными, будто бы Джастин мог исчезнуть от любого неверного движения, Эллингтон спустился ниже, слегка прикусил губами темный кружок соска, а рукой начал поглаживать возбужденный орган. Джастин судорожно вздохнул и выгнулся навстречу этим искусным ласкам, глухо застонал, с силой вцепившись в простыни.
- Открой глаза. – Алекс развел коленом его ноги и наклонился к лицу, дотронулся до подбородка, проведя большим пальцем вдоль влажных губ. – Не бойся меня.
Джастин не мог не повиноваться. Он открыл глаза, и тьма отступила, оставив вместо себя многогранность окружающего мира; свистящий ветер за окном, там, где начиналась адская полоса, сила, быстро текущей, воды из труб, сильный треск низвергающихся камней на каменоломне, голоса страдающих каторжников и развлекающихся янки. Все звуки слились в один, тот, который проник в сознание, освещаемый ясным светом, и беспрепятственно затмил весь иной мир – этот голос. Джастин впился взглядом в зеленые блестящие глаза, наконец, увидев, что в этом омуте проявились истинные, нескрываемые чувства, и вдруг понял, что они его совсем не страшили.
- Вот так, хорошо. – Эллингтон пристроился между его разведенных ног и, наклонившись, прервал зрительный контакт, с силой припав к шее, оставляя на исцарапанной коже тёмные круги. – Теперь это будут единственные отметины на твоём теле.
Выцеловывая заклеймённую своими знаками шею, покрывал лёгкими поцелуями высокие скулы, вылизывая выпирающие ключицы, он запустил руки ему под спину, поглаживая, на ощупь изучая все выступающие косточки и позвонки, обтянутые кожей так, словно она готова порваться в любой момент. Руки Алекса спускались всё ниже, он нежно мял и поглаживал ягодицы, раздвигая их и касаясь кончиками пальцев пятнышка ануса. Увлажнив пальцы слюной, мягко поглаживая, чуть проникал ими вовнутрь, заставляя расслабиться судорожно сжатое отверстие. Джастин задрожал, словно бы тот коснулся его обнажённой раны, но тут до него дошло осознание того факта, что он сам всё сильнее подаётся навстречу, желая ощутить, пропустить сквозь своё тело эти мгновения, в полной мере; Алекс, явно оценив такой порыв, направил свой влажный, истекающий семенем член к анусу Джастина.
"Я больше не хочу терпеть эту боль". – Мысли носились в хаотичном порядке, пока не зацепились за одну, единственную: "Забрать её в силах только тот, кто причинил".
Эллингтон, положил ладони ему на бедра, приподнимая и Джастин, сам не ожидая подобного участия от себя, подался вперёд, насаживаясь на взбухший член и до крови закусывая губы, сдержал готовый вырваться крик боли, пронзившей все его неподготовленное к вторжению тело. Каждое действие - отдельно взятая агония, и нет возможности для логического завершения или обретения покоя. Джастину последние дни казалось, что он находится в вечном состоянии боли, он уже начал предполагать, что одно состояние перерастает в другое, дабы помешать его страданию дойти до крайности, иначе он бы давно сорвался и был бы мертв. Но Алекс, вдруг замер внутри него, давая возможность измученной плоти чуть привыкнуть и справиться с, разрывающим тело, мучительным ощущением заполненности. Невероятным блаженством было чувство, пробужденное в его больном естестве - нечто новое, хоть и отвратительное, постыдное и прекрасное в равной мере; наравне со стыдом разгорался иной огонь внутри него, там, где член Эллингтона задел нечто похожее на рычаг, включивший все потаённые, спрятанные ощущения. Аккуратно меняя угол, стараясь нащупать ту точку, что приносила наивысшее наслаждение, и заставляла сладостно изгибаться, охваченное огнем страсти тело.
Алекс входил в него медленно, чувствуя сопротивление влажной, горячей и тугой плоти. Губы и язык жадно скользили по покрытой шрамами груди Джастина, стремясь познать каждую его линию, но пальцы были не столь настойчивыми - они бродили по телу, едва касаясь кожи, касаясь, как незримые нити паутины, но будучи прочнее стальной проволоки, как тенета, неразрывно опутывающая каждый мускул и сустав тела Джастина.
Его пальцы задевали бедра, невесомо проводя по напряжённому члену и размазывая смазку по впалому животу.
Алекс уменьшил темп, наблюдая за его реакцией, но, видя как беззвучно шепчут что-то тонкие губы, как закатываются серо-зелёные глаза каждый раз, когда орган внутри тела задевает вожделенную точку, улыбнувшись, начал двигаться быстрее. Джастин неуверенно поднял руки и положил их на напряженные влажные от пота плечи, вцепившись с такой силой, что боль в сломанных пальцах резкой волной скользнула по телу, которое без устали двигалось вместе с партнёром. Коротко выдохнув, словно беззвучно засмеявшись, Эллингтон приник к его губам, продолжая насаживать на себя, воспламеняясь ещё больше от его судорожных вздохов и коротких стонов, от быстрых движений бедер, от силы его пальцев, вцепившихся в плечи с отчаянной одержимостью. Джастин задыхаясь, извивался в его руках, принимая сильные толчки, дрожа, будто бы он продрог до костей, хотя ему было чертовски жарко, и он не знал куда деть этот неутолимый жар, с наслаждением отдаваясь страсти и рукам любовника. От изощренных, сводящих с ума ласк Алекса становилось болезненно приятно, а движения его стали настойчивее и горячее, стоны громче и протяжнее; Джастин видел за зеленью его глаз накатывающие волны единого наслаждения и сам медленно сходил с ума, погружаясь к темным глубинам.
Его, ставший каменным, до боли возбуждённый член, изнывал от необходимости прикосновения, которое бы сняло это клокочущее напряжение, словно разрывающее его на части. Алекс, будто бы, почувствовав эти нетерпение и жажду, опустил руку и, обвив пальцами его член, сделал несколько ритмичных рывков, в такт собственным, резким движениям у него внутри.
И Джастин изо всех сил подаваясь всем телом навстречу, самозабвенно толкался в эту грубо ласкающую его руку и, запрокинув голову, выплеснул своё возбуждение, различая сквозь гул крови свой крик. В этих движениях, неровных и лёгких, как полет мотылька и звуках, издаваемых телом на пике высшего блаженства - скрывалась самая страстная жизнь, неведомая ему до этого момента. Как грозный вулкан, бушует в самых отдалённых уголках мира, так и внутри Джастина, один из его кратеров – самый недосягаемый и неприступный, извергается, и вот уже, он, подхваченный горячей волной, выгибается всем телом, чувствуя резкий жар, как прилив жидкого огня, под толщей которого, он сейчас пребывал. Алекс протяжно застонал, а потом вдвинулся в него одним отчаянным, резким движением. Это был самый сильный оргазм в жизни Джастина, словно зверь, выпущенный наружу, острым когтем прорвал его вены, и они полые, пустые, обескровленные, высушенные, отказывались снабжать тело кровью. Джастин был выжат до капли и безвольно откинулся на подушки, чувствуя, как чужое семя заполняет образовавшуюся внутри пустоту. Выйдя из него, тот тяжело облокотился об изголовье кровати.
Минуты полного молчания тянулись, словно долгие годы и Джастин, не выдержав, повернул голову и посмотрел ему в лицо.
- Я не смею поднять взор, каждый миг, ожидая смертельного удара. – Хрипло прошептал Джастин, понимая, что сорвал голос. – Что же ты со мной сделал?
"Ты растоптал, раздавил меня. Ты убил мою душу".
Эллингтон какое-то время молча сидел рядом, задумчиво покусывая нижнюю губу, после обратил своё внимание на Джастина, будто только заметив его присутствие в своей постели. Лицо его приняло выражение спокойной сосредоточенности, как у рулевого на штурвале, смотрящего в точку курса на горизонте. Ничто теперь не выдавало в нем того волнения и неистовой страсти, которые плескались на дне зеленых глаз несколько минут назад. Снова золотые огни многих свечей, резали опустившиеся на землю сумерки, часы пробили шесть часов вечера, и Джастин, уже не ожидая ответа, вдруг услышал сдавленное, едва различимое:
- Я обещаю, что не причиню тебе боль. Никогда больше. – Сказал, наконец, Алекс, поднимаясь с кровати и набрасывая на плечи рубашку.
Джастин успел заметить сеть извилистых покраснений на его плечах и, сгорая от стыда, поспешил отвернуться, дабы не видеть последствия своего грехопадения.
- Почему? Что поменялось за пять дней твоего отсутствия? – Джастин затрясся как припадочный, не понимая, то ли слезы катятся из его глаз, то ли он опять теряет сознание, потому что комната резко расплылась и завертелась, но он упорно продолжал говорить, надрывая голос.
Джастин всей душой стремился понять мужчину, почему он это все делает, почему насилие над людьми приносит ему наслаждение, почему его совесть не отягощает даже такое страшное преступление, как мужеложство.
