сообщить о нарушении
Текущая страница: 49 (всего у книги 96 страниц)
Кристофер убрал руку с его губ, видимо почувствовав, что он не собирается оказывать сопротивление и Джастин тихо сказал, даже не пытаясь оглянуться и посмотреть в знакомые глаза:
- Так чего же ты хочешь от меня?
- Почему он? - Навалившись на плечи Джастина, Крис ухватил его за длинные волосы и оттянул голову назад, с такой силой, что Калверли зашипел и дернулся. - Почему, чертов Эллингтон, ответь мне?!
Распахнутые глаза Джастина глядели прямо перед собой, не видя, лицо утратило всякое выражение, и желаемый ответ утонул в безмерном океане безразличного уныния.
Тишина взбесила Криса, он развернул его лицом к себе и рывком сорвал с Джастина брюки, - пуговицы с коротким ударом разлетелись по палатке, и Калверли тут же сжался, подтянув ноги к груди, но, получив не особо сильный, однако болезненный удар по почкам, был вынужден опустить их.
- Сколько раз я наблюдал за тобой, пока ты развлекался, когда был весел и беспечен, и сколько раз я мечтал прикоснуться к тебе, но, каждый клятый раз, я боялся, что ты оттолкнешь меня. – Слова в спешке слетали с губ Кристофера, пока тот стягивал с себя одежду, оголяя смуглую кожу, и Джастин глядя на усеянную шрамами грудь, невольно начинает дрожать.
Небольшой временной промежуток, залегший между ними, как непосильная бессонница между тихой смертью и мятежной жизнью, оставил на Гейте свой отпечаток: он стал мужественнее, крупнее, словно бы всю жизнь работал в поле или на каменоломнях, выбивая из себя кровью и сталью весельчака и задиру Криса, оставляя грубого хмурого полковника Гейта.
Джастин смотрел и не ощущал, даже мысленного сопротивления, так как перед взором, невольно вспыхивали огромными зелеными огнями любимые глаза и россыпь веснушек на бледной коже и хотя разум нещадно вопил, что разница между этими двумя людьми огромна, непосильна - что-то внутри говорило о том, что он одинаково не мыслит своего существования без них обоих, столь разных и непохожих.
- Я боялся утратить единственное, что у меня было – твою дружбу. – Продолжал Кристофер, приблизившись, и горячие, как тающий воск, пальцы прошлись по коже, ошпарив прикосновением, но Калверли только закрыл глаза, вслушиваясь в знакомый голос и не узнавая в нем яростные порывы, низкое желание, очерченное ненавистью. - Но не сейчас. Я больше не боюсь, ведь ты показал свое истинное лицо. – Он выдыхает Джастину в рот, запечатав сухой, режущий поцелуй на сжатых губах и Калверли открывает рот, втянув воздух в безжизненное тело, которое отказывается действовать, сопротивляться – силы предают его, как он предает единственный смысл своей жизни, - бороться до последнего.
- Мне нечего терять. – Отрывисто произносит он, не глядя на Гейта. - Делай что пожелаешь, я открыт перед тобой, ведь мне и вправду нечего скрывать.
У Калверли не было никаких мыслей, все в нем молчало, умерло в повиновении. Удар, который его поразил, был так силен и действие его, было так оглушительно, что он превратился в какое-то пассивное существо, совершенно неспособное к сопротивлению.
Крис ожидает чего угодно, но не такой явной, безнадежной смиренности и в следующий момент касание губ вырывает сдавленный крик и Гейт улыбается, слыша этот звук, морщинки разбегаются от прищуренных глаз. Вглядываясь в дорогие черты, подмечая малейшие изменения, удивляясь тому, как одиночество и ненависть, объединяясь в единую команду, уничтожают человека, Калверли мысленно ухмыляется, чувствуя, как по щекам катятся слезы, но руки сами сжимают лицо мужчины и он легко поддается ему.
Крис кусает кожу горла, и Джастин прижимается к нему сильнее, изучая новое тело, нового Гейта, ощущая дикую потребность в том, чтобы остановить все это безумие, но звук бьющегося сердца напротив не дает ему остановиться. Эти удары привычны, хоть гулки, но они пробуждают в нем воспоминания о прошедших днях, когда они, пьяно обнявшись, распевали похабные песни и, шатаясь, разгуливали по городу, в поисках ерундовых приключений, которые позабавили бы двух чудаков, влюбленных в виски и покер. Никогда в жизни, Калверли не обратил бы должного внимания на то, как руки друга ложатся на его плечи, как тот слегка наваливается на него, нетрезво стоя на ногах, направляя в нужном направлении, на другую сторону улицы, и как глаза Криса, озорно блестят, едва Джастин заводит разговор о своих мечтах и надеждах.
Да, бывали моменты прояснения, когда Джастин видел, что за его наигранной жизнерадостностью, в которой никто не смог бы уличить вранья, за всей этой веселой болтовней, умело разыгранной талантливым актером, скрывается глубокое волнение. Мятежное желание и страстный помысел чего-то несбыточного, но даже с дулом револьвера у виска, Джастин не смог бы предположить влечения со стороны Кристофера. Они передавали друг другу надежды и мысли, переживали друг за друга, как братья, но всё участие и вся любовь Гейта заключена была в его страсти к лучшему другу, который был настолько глуп и слеп, что смог пройти мимо распростертых объятий, продолжая топить их обоих в пьяных вечерах и бездарных днях. Сейчас Джастину было бы стыдно, если бы его щеки не пылали от возбуждения.
"Стыдиться я разучился в этом собачьем одиночестве, в этой проклятой стране, которая выедает душу и высасывает мозг из костей. Нет, мне не стыдно".
Последние крохи самообладания тают и теряются на фоне движения рук, которые прижали Джастина к полу, исследуя тело настолько желаемое, что сил сдерживаться у полковника не оставалось. В нем проснулась потребность к низменной потехе и грубая чувственность, от которой Калверли взвыл и закусил губу, ощутив, как толстый член, врывается в его тело, всего на несколько дюймов, но болезненная судорога сковывает ноги Джастина. Гейт следит за ним, и Джастин впервые решается глянуть на друга, разрывая свою боль на куски, швыряя ее по частям в тусклые омуты злости и обиды.
- Давай, выеби капитанскую шлюху… Наслаждайся, тем, что хотел получить столько лет. - Шипит он, сквозь плотно сжатые зубы, по венам растекается жидкий огонь, переплавляя все эмоции и желания, в одно – почувствовать его внутри, забыться ничтожностью сладостного момента. Когда всякий разум покидает тело, - лишь бы всему этому пришел конец, только бы кошмар этой ночи бросил их обоих на растерзание рассвету, и тогда он сбежит, оставит все это за спиной.
Гейт смотрит на него пронзительно, и Джастин чувствует этот густой вкус, другой, не тот который он ощущал, вдохнув запах золотых волос Алекса, не тот, который утром оставался на губах, когда капитан целовал его, уезжая в город, - этот запах пропитан тоскливой, бережной нежностью, не яркой и истерзывающей страстью Алекса.
Крис входит одним размашистым толчком и слышит крик боли, видит закинутую голову и судорожно бьющуюся вену на белом горле и, несмотря на это, продолжает преодолевать сопротивление мышц, с силой насаживая на свой член лучшего друга, который вцепился ослабевшими пальцами в его плечи, закатывая глаза.
- Больно, Крис… - Стонет Джастин, едва ощутимо подавшись назад, чтобы остановить поток льющейся боли, изгибаясь в жестких путах под мстительным и яростным напором полковника.
- Мне было больно, когда я узнал, что ты трахаешься с Эллингтоном. – Учащенно дыша, прорычал тот. - Ты не знаешь, что такое боль.
Гейт склонился над ним и провел рукой по глубокому шраму на лице, задев не только бледный бугорок увечья, но и струны более глубокие, те, что выплеснули ужасающую музыку истерзанной души, захлебнувшейся обреченным плачем.
Джастин закричал от новой вспышки боли в его растерзанном отверстии, но Крис еще несколько раз глубоко вошел в его тело, пока Джастин не упал в бездну забвения. Словно проваливаясь в сырую землю под палаткой, укрываемый тонной небытия, как земли, которая забивается в рот и нос, не давая дышать, но и умирать еще слишком рано.
*
Слава богу, что его мозг не поспевал за событиями, не то с ним, наверное, приключилась бы самая настоящая истерика, но он только скрежетал зубами от досады и обиды, грея руки у костра этим вечером.
Стройность мыслей возвращается в норму, только легкая тошнота и тупая боль свидетельствуют о том, что произошло. Он спал несколько часов и, проснувшись, снова обнаружил, что повсюду ночь, совершенно запутавшись во времени суток.
Трое рядовых у костра предложили угостить его зайцем, которого поймали в силок, сказав, что кентавр - а кличка плотно прижилась в лагере, встретив его после пробуждения - плохо выглядит, нездорово, как будто в нем поселился паразит, который выпивает всю кровь из его тела. Народ сидел вокруг костра на жердинах, курил, предлагая Джастину сигареты, от которых тот отказался, буркнув что-то про несварение и головную боль. Орехи, сушеные фрукты, рыба и три круга желтого сыра разошлись на обед, еще три часа назад, но Бен – тот самый конвоир, парнишка, лет шестнадцати на вид, притащил Джастину еду, сказав, что повар ему должен. Калверли плевал с высокой колокольни на взаимоотношения в лагере - ему необходимо было восстановить силы, чтобы сбежать из этого дурдома, хотя он понимал, что во второй раз с ним этот фокус не прокатит, и нарвись он на другой отряд, - ему не жить.
Любимым лозунгом у солдат был: From the smyth ladies. God and our right, который они всю ночь горланили, иногда чередуя с The Yellow Rose Of Texas (16), которые они голосили наперебой и Джастин волей-неволей подпевал им, хотя мыслями он находился совершенно в другом месте.
Мрачные размышления не покидали разума, странная слабость и апатия сковали тело, изнемогающее от боли и усталости, неискореняемой сном и едой. Он сам был ничуть не лучше листьев, лишившихся опоры и поддержки дерева, но в лесу расцветала новая жизнь, а его, угасала под гнетом страха и сомнений. Нет больше животворных соков, нет яркого солнечного света и теплого ветра. Все ушло вместе с ощущением безопасности, которое появилось и исчезло в один момент – когда он увидел Кристофера.
Мучимый угрызениями совести, что он так легко оставил Алекса, Джастин повсюду чуял опасность или обиду и в своем душевном смятении, постоянно рисковал выдать себя из страха перед другими. Но солдаты распевали песни, курили и хлебали разбавленное пиво, совершенно не обращая внимания на угнетенное состояние новичка и, только старик Джим, пристально следил за каждым его нервным движением, словно бы собака, учуявшая что-то весьма любопытное в их маленьком нудном мирке.
"Мне еще нет двадцати, а на меня уже возложено такое бремя. Господи, услышь меня, узнай как мне тяжело. Посмотри, какая боль меня терзает. Я чист перед тобой, я искупил всю пролитую кровь собственной, всю причинную боль - своей. Я чист перед тобой, за все свои прошлые грехи, но самый ужасный из них всё ещё во мне, и я не могу принять то, что поселилось в моём сердце, так же, как и не могу избавиться от этого. Я не могу поверить в то, что ни разу не сказал ему, что люблю. Где он теперь, жив он? Алекс, я так тебя люблю, мне так плохо... Что мне делать с этим, Боже? Я такой глупец, что в очередной раз сдался без боя. Такой слабак".
Этот вопрос страшит Джастина, и он слышит в нем плач всей своей истерзанной пытками души, муки, при которой он хрипит от ужаса, задыхается от слёз вместе со своей агонией. Чувство, родившееся в его сердце, заполонившее его душу, и поработившее сознание одновременно пугает и завораживает. Страх и боль сменились любовью и страстью: этого не должно было произойти с ним, но Алекс стал для него самым важным звеном, в цепи бесконечной смуты, и он потерял свой луч света, погрузившись во мрак, сбежав куда-то в лес, попавшись в капкан. Ему больше ничего не оставалось, так как он даже не представлял в какой стороне проклятый Вашингтон, и даже если бы он нашел город северян, разве нашел бы он там Алекса?
16. The Yellow Rose Of Texas - "Желтая роза Техаса" появилась на свет во время Мексиканской войны и позднее приобрела огромную популярность среди солдат Техасской бригады. Любой техасец до сих пор может напеть эту песню. Лозунг южан, появившийся в начале 1863: "С бароном дамы. Бог и наше Право".
*
- Хочешь рыбу? – Бен бесцеремонно уселся на траву рядом с Джастином, выдернув того из глубокого забытья, которому он подвергался каждый раз, будучи охваченным воспоминаниями. – Речная! На вот, попробуй и будет тебе счастье.
Джастин несколько часов отходил от изнурительной работы в лагере. Этим утром к ним привели два взвода новичков, присланных из Джорджии. Покончив с необходимыми формальностями, новобранцы приступали к элементарному военному обучению и Джим Бивер, ухмыляясь, поднял Джастина в начале шестого и заявил:
- Может быть, тебя и разжаловали до рядового, но ты, кентавр, был и остаёшься старшим лейтенантом, так что, чего мелочиться? Ступай, принимай молодёжь и вбей им, в их скудные зачатки мозга, как надо воевать.
- Я не имею права их тренировать. Гейт меня разорвёт на части, если узнает, что я вмешиваюсь. – Простонал Джастин, поднимаясь со скамьи и откидывая назад спутанные после сна волосы, протирая кулаком, слипшиеся глаза и видя, как Джим снова кривит губы, весело произнеся:
- Это его распоряжение. Все равно ты нихрена не делаешь, только спишь все время.
Джастин никак не мог выспаться, он страдал хронической мигренью, недавно пережитая лёгочная болезнь, которая свалила его с ног в Вайдеронге, сейчас возвращалась редким сухим кашлем, а глаза, воспалённо смотрели на весёлых молодых солдат, когда он начал гонять их по вырубленному в лесу плацу. Не особо охотно вспоминая былые времена - когда ему присвоили звание офицера, пока с ним были - прежний Крис, старина Стив, некогда хороший друг Норманн; от этих воспоминаний его тошнило: уже ничто и никогда не вернёт его в то время.
Регулярные вооружённые силы были слишком немногочисленны. Почти всю тяжесть войны несли на себе иррегулярные формирования, такие как этот: артиллеристы и отряд спешенной кавалерии, полковником которой был злорадный Кристофер Гейт, они не могли защитить Атланту или выгнать войска противника из оккупированного Ричмонда, но лесные границы они охраняли крайне тщательно, не давая северным войскам пробиться к Диксиленду (17).
Эти батальоны лёгкой пехоты, спешенной кавалерии, разбитые остатки которой подходили к их лагерю и артиллерийские батареи, составлявшие иррегулярные вооружённые силы, хоть и являлись профессиональной армией, все же были, что пуля, рядом с пушечным ядром многотысячной армии Севера. И Калверли подсознательно ожидал какую-то западню, паническая уверенность в опасности их хрупкого положения, выводила его из себя. Он не желал заострять своё внимание на оборонительной стратегии, так как она никогда не являлась его коньком, ведь в своей обороне он допустил огромную брешь и теперь целыми днями только и делал, что скрывался от Гейта, который явно жаждал встречи с ним, но в его палатку больше не заходил. Джастин спал в обнимку с мушкетом, рискуя пристрелить назойливого мальчугана Бенджамина, который, видимо, решил завязать с новоприбывшим тесную дружбу, но его частые визиты в палатку - серьёзно раздражали Калверли.
- Нет, я не голоден. – Грубо отрезал Джастин, скорее от неожиданности, чем со злости, когда Бен пихнул его в плечо. - Но спасибо.
- Когда ты ел последний раз? – не унимался парнишка, участливо заглядывая в глаза, при этом, продолжая ковырять рыбину, вынимая мелкие косточки и складывая их в маленький тряпичный мешочек. - Вчера или позавчера?
- Недавно. – Уклончиво ответил Джастин, внимательно наблюдая за манипуляциями солдата и искренне недоумевая. - Что ты делаешь?
- Это на удачу. – Деловито сказал парень, сложив ещё несколько косточек в мешочек и завязав его. – Что-то вроде амулета. Я складываю сюда мелкие камушки - на которых лежали наши погибшие ребята, землю, в которую их положили и, теперь вот, речную рыбу, которую мы ели все вместе. Сейчас они все мертвы, но это дань их памяти. К концу войны он будет полон. Это своеобразный амулет.
- Ты шутишь что ли? – Джастин почему-то не удивился причудам мальчугана, наверное, потому что ему было глубоко наплевать: он просто больше не верил в святыни и тем более в удачу. – Это же всего лишь рыбьи кости, Бен. Что с них проку? Лучше бы порохом запасался, нужнее будет.
- Ты ничего не понимаешь! – обиженно засопел тот, резко пряча мешочек за пазуху; по его надутым губам Калверли понял, что мальчишка совершенно серьёзен и ко всему же раздосадован Джастиновым непониманием.
- Угомонись, я просто спросил. - Устало вздохнул Джастин и отвернулся от фыркающего солдата: ему уже осточертело спорить, с кем бы то ни было. Ему хватало своего доставучего внутреннего голоса.
- Нет, ну с тобой явно что-то не так! Что ты такой угрюмый, Джей Ти?
От этого прозвища Джастина передернуло, и он почувствовал, как кровь отошла от лица.
