сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 96 страниц)
Оковы с громким ударом упали, и он, не устояв на ослабевших ногах, тяжело осел на пол, рядом с цепями, недоуменно разминая затекшие руки и чувствуя болезненное покалывание от прилива крови. Напряженно ожидая удара, он отползал в сторону, пока голой спиной не почувствовал сырую влажную стену. Странная самодовольная улыбка, заигравшая на лице капитана, заставила его снова насторожиться, а по телу в очередной раз прошла волна неприятного холодка. Джастин знал, что сейчас, валяясь в ногах этого человека, он выглядит более чем жалким и, призвав все свои оставшиеся силы, с трудом поднялся на ноги, сразу ухватившись за выступающий из стены крюк, стараясь не думать о его предназначении. Лейтенант обессилено повис на нем, удерживая равновесие и отмечая про себя, что это всяко лучше, чем ползать, словно червь. Онемевшие руки пронзало чудовищной болью, словно сотнями раскаленных на огне спиц, оживляя нервы, застывшие за эти дни безвольного колебания на цепях. Пальцы немедленно разбухли от притока крови, вены на руках вздулись, и кровь запульсировала под кожей, словно яд, разъедая верхние конечности. На глаза навернулись слезы, и Джастин тихо застонал, чувствуя, что едва владеет руками.
В застоявшемся безветренном воздухе набухало и тихонько звенело от напряжения ощущение надвигающейся грозы.
Джастин не заметил, как в камеру вошел какой-то рядовой, а за ним уже знакомый ему сержант-палач, которые вдвоем скрутили ему больные руки за спиной и резко потащили в сторону выхода под четкие приказы Эллингтона, не обращая внимания на его жалкие попытки освободиться.
Снова Джастин оказался в коридорах замка, где царил могильный холод, пронизывающий полуголого юношу почти до костей; с каждым шагом сердце молодого человека все сильнее и сильнее сжималось от тревоги, вызванной неизвестностью, которая ожидала его в этих жутких застенках, но, как ни удивительно, его грубо втолкнули в уже знакомые шикарные апартаменты, так сильно контрастирующие с сырыми подземельями, находящимися несколькими этажами ниже.
— Отцепись, урод! — он вырвал руку и тут же взвыл от боли в вывернутых плечах; солдат брезгливо разжал пальцы, и Джастин бессильно упал на мягкий кремовый ковер.
Хлопнула тяжелая дверь, и в комнате воцарилось молчание. Калверли, пытаясь повернуть затекшую шею вбок, еще раз огляделся и тут же получил удар в лицо тяжелым ботинком. Высокий ворс окрасился медленно расплывающимся красным пятном.
— Вот, посмотри, что ты наделал, сучонок! — Эллингтон дернул его за отросшие волосы, вынуждая со стоном поднять голову. — Ты изгадил мне дорогую вещь. Тебе придется ответить за это.
— Да пошел ты!.. — прошипел Джастин сквозь зубы, когда капитан с силой отпихнул его от себя.
Лейтенант понимал, что Эллингтон просто запугивает — после того, что с ним делали в том чертовом подвале, ему было уже ничего не страшно, хотя он отлично знал, что военнослужащим из армии Юга, оказавшимся в плену у этого изверга, ни разу не удалось избежать жестокой расправы. Они все погибали в первые же дни пыток, а судя по словам Эллингтона Джастин пребывал тут уже пять дней.
Калверли не знал, сколько тут еще протянет, но пока его ущемленное самолюбие канючило, что он неплохо справляется, а значит, не все потеряно, ведь он смог продержаться пять дней, так? Сможет потерпеть еще недолго, пока Морган не придет сюда. Да, именно так все и будет, по крайней мере, Джастин надеялся, что Джеффри не бросит его на произвол судьбы и обязательно придет на помощь, и тогда все закончится. Однако тоненьким голоском противно пищал разум: «Он, твой великий и неповторимый генерал, уже бросил тебя как-то… две недели назад, в то пекло бросил вместе с Клифом и десятком сотен солдат, которые сейчас мертвы, хоть на их месте и обязан быть ты. Это был твой рок, а ты, как жалкая вошь, выжил и перепрыгнул с одной собаки на другую, и ты надеешься, что он кинется спасать тебя, рискуя оставшимися людьми?»
Тут он осекся, почувствовав, как его резко переворачивают на спину и грубо заламывают руки над головой. К стертым в кровь запястьям прикасается жесткий кожаный ремень; в следующий миг он уже туго обхватил худые окровавленные руки, сковывая движения, хотя Джастин и без того замер, впав в странное оцепенение, не в силах пошевелить ни единым мускулом.
— В общем, Джастин, мне уже все равно, — злобно сказал Эллингтон, изо всех сил пнув его по ребрам, и, дождавшись сдавленного вскрика, как ни в чем не бывало продолжил: — Я надеялся, что ты рано или поздно расколешься, но ты оказался не так-то прост. Я думаю, что ты заслуживаешь правды, — в свойственной ему издевательской манере заявил он, гадко улыбаясь. — Ты должен знать: вчера привели нового пленника, и тот проболтался обо всем. Конечно, я более чем уверен, что ты знаешь намного больше, чем этот безмозглый Ллойд, но все же нам хватит и того, что он сказал.
— Норманн? — не веря своим ушам, прохрипел Джастин, поднимая взгляд.
В голове мгновенно всплыли картинки его неудачного побега, перекошенное от страха и злобы лицо предателя — Норманн, который погнал продажную тварь к лесу... В ту ночь среди них был не один предатель. Как Норманн мог так поступить? После всего, через что они прошли вместе, тот предал его! Почему Джастину удавалось сопротивляться и терпеть боль, и он не проронил ни слова о планах Моргана, а Норманн сдался, как последний трус?
— Видимо, это имя тебе о чем-то говорит, не так ли? — насмехался Эллингтон, рывком дернув на себя Джастина и посадив перед собой, вглядываясь в расфокусированные глаза. — Не беспокойся о нем — он мертв. Сразу после допроса был отправлен в сточную канаву, где и подох. Повторяю, я уверен, что тебе известно гораздо больше, но свой шанс ты благополучно просрал.
Увидев промелькнувшую в глазах Джастина боль, Эллингтон лишь злорадно усмехнулся и сказал:
— Ему повезло, но ты не надейся на быструю смерть, Джастин. Я не доставлю тебе такого удовольствия, но вот ты доставишь удовольствие мне. Ты еще можешь быть полезен: я хочу поразвлечься с тобой как следует, прежде чем ты отправишься вслед за своим приятелем.
С этими словами Эллингтон с каким-то диким остервенением ударил его в лицо, почувствовав под рукой хруст от выбитого зуба. Джастин повалился обратно на пол и подтянул к груди колени, пытаясь хотя бы немного закрыться от посыпавшихся на него ударов.
Капитана повеселила картина распростертого перед ним тела, слабого, жалкого, сломленного, и он продолжил со странным удовольствием наносить удары в живот, по ребрам и ногам. Джастин взвыл, дернувшись от очередного, особо болезненного, удара по лопатке — туда, где находилась недавно затянувшаяся рана от ножа. По спине потекла теплая струйка, очерчивая мокрую дорожку между лопаток, вдоль позвоночника вниз к копчику. Рана снова начала кровоточить, и некачественные швы разошлись, выплескивая наружу ручейки крови. Джастин закусил губу от ослепительной вспышки боли, но тут все резко закончилось — так ему показалось, — а в следующий миг он почувствовал, как с него грубо стаскивают брюки. И он обомлел от страшной догадки, кольнувшей воспаленный мозг острой иглой, — это было самое страшное, то, что Джастин даже в самых смелых своих мыслях не мог бы предположить. Да, он многое слышал о нравах северных варваров. Но это казалось кошмарным сном, бредом больного, помутившегося сознания — таким, что Джастин не мог заставить себя поверить в то, что сейчас с ним хочет сделать этот на голову больной псих.
— Не прикасайся ко мне! — найдя в себе силы, заорал он. — Руки убрал, грязный подонок!
Капитан влепил ему хлесткую пощечину свободной рукой, второй сильнее надавил на шею пленника, придушив, словно щенка. Очертания тела Эллингтона стали зыбкими, нечеткими, расплывчатыми, комната поплыла перед глазами и закружилась. Джастин захрипел, крупные капли пота смешиваются со слезами и кровью на лице, капая розовыми каплями на руку, сжимающую его горло. Когда по подбородку уже потекла кровавая слюна, а по телу прошла длинная судорога, Эллингтон с усмешкой в ледяных глазах разжал стальную хватку и стянул с не сопротивляющегося парня штаны. Джастин медленно пришел в себя, понимая, что все это не чудовищный сон и если бы это было так, то он давно проснулся бы, — это было реальностью, страшным кошмаром, который творился с ним наяву, здесь и сейчас. Возможно, шок заставил его дергаться и извиваться, стараясь освободить руки в бесполезных попытках. Пытаясь сбросить с себя руки злорадно скалящегося офицера, он получил очередной удар по скуле и сразу же замер, ослаблено падая лицом в пушистый, окрашенный красными пятнами его крови ковер. Видимо, поняв, что теперь избитый пленник не представляет собой никакой угрозы, капитан снял с его рук ремень.
Эллингтон высокомерно смотрел на своего поверженного противника, любуясь жалкими попытками прикрыть наготу окровавленными руками. Беспомощность поверженного врага волной сладкого возбуждения накрыла его, и он, спустив брюки свободной рукой, а второй вцепившись в его грязные спутанные волосы, наклонился к пленнику.
Тот испуганно сжался, когда настойчивые руки прикоснулись к нему, жестко разводя ягодицы в стороны. Член распрямился, и головка прикоснулась к плотно сжатому анусу. Джастин, уткнувшись лицом в высокий ворс, тихо затрясся от беззвучных рыданий. Отчаянье захватило всю его сущность, и он не мог больше сдерживаться, когда почувствовал, как в его задний проход медленно входит истекающая смазкой головка, проникая дюйм за дюймом в туго сжатое отверстие. Он сжимался все сильнее, но давление становилось невыносимым. Неглубокими, но ритмичными движениями своего члена Эллингтон вынуждал пленника дергаться от резкой боли и протяжной судороги. Джастин, сжав зубы, попытался вывернуться, но сильные руки прижали его к полу, лишая последнего шанса освободиться.
— Вот черт… А ты совершенно не тронутый, мой сладкий мальчик, — простонал Эллингтон ему в ухо.
Джастин затрясся в новом приступе оглушительной бури стыда и боли, когда капитан, сопровождая свои слова, чуть приподняв его, провел горячей сухой рукой по обнаженному животу, прижимая слабо сопротивляющееся тело к себе, а другой — дотронулся до его вялого члена и крепко сжал, жадно словив болезненный стон.
Калверли призвал все свои оставшиеся силы, чтобы не закричать, когда налитый кровью орган ударил особо сильным толчком, с трудом войдя глубже, заставив содрогнуться все его исстрадавшееся тело в конвульсии резкой боли, разрывающей внутренности на части. Джастин, скрипя зубами, клял себя, загоняя крик обратно в глотку, как можно глубже, — он не закричит, не покажет, каково ему сейчас, — однако болезненного стона сдержать не смог. Большой, разбухший член проникал в горячую тесноту измученного тела все быстрее, преодолевая преграду плотно сжатых мышц, погружаясь в тепло. Через несколько секунд глаза Джастина закатились от нестерпимой боли, и он, срывая голос, заорал, совершенно потеряв самоконтроль, когда все его нутро заполнил пульсирующий орган. Тело пронзила такая острая боль, что на лбу выступил холодный пот, челюсть свело судорогой, изо рта текла вязкая слюна; теперь он существовал только благодаря этой нестерпимой пытке — он испустил бы дух, если бы боль перестала терзать его нервы, это удерживало его в сознании.
С громким хлопком мошонка насильника ударилась о пылающую жаром кожу Джастина. Если бы он мог сравнивать, то непременно породнил бы испытываемую сейчас боль с раскаленным железным колом, которым, казалось, рвали на части его прямую кишку. С каким-то особым наслаждением Эллингтон начал резкими глубокими толчками вбиваться в содрогавшееся от муки и рыданий тело, стискивая обеими руками ягодицы, вырывая из сорванного горла Джастина сдавленные крики. Он неизъяснимо наслаждался при виде кричащих доказательств своей жестокости, он хотел насладиться судорогами, порожденными страхом.
Прошедший через десятки жутких сражений, перенесший тяжелые раны, Калверли сейчас мечтал только о смерти, так как терпеть эту боль и позор он был не в состоянии. Заплетающийся язык уже не слушался его, а обескровленные губы неразборчиво что-то шептали. Зайдясь в бреду, Джастин, поклявшийся несколько дней назад не просить о пощаде, сейчас нарушал все данные себе обещания, молил, чтобы его отпустили, оставили в покое, просто дали умереть. Видимо, Эллингтон понял его бессвязное поскуливание, но даже и не подумал сжалиться над поверженным врагом: крепкие руки сильнее сжали тощие бедра, впиваясь пальцами до боли, и Джастин, всхлипнув, зашелся новым криком, почувствовав, как тот резко меняет угол вторжения, намеренно доставляя еще больше мучений, с особой жестокостью насилуя свою жертву. Он протяжно закричал, запрокинув голову, когда член, словно нож, резанул что-то особенно чувствительное внутри.
Внушительных размеров орган вбивался в него еще несколько раз сильными глубокими ударами. Джастин обессилел настолько, что у него не хватало сил, даже чтобы кричать, и лишь безмолвно раскрывал рот, уставившись в никуда закатившимися глазами. Истерзанное многодневными пытками тело словно окаменело, он больше не чувствовал себя — на второй план отошла вся боль, оставив лишь один полыхающий очаг внизу живота. Он абстрагировался от кошмарной реальности — разум медленно заволокло спасительной пустотой, а тягучая, всепоглощающая боль все заполняла низ его живота, скапливаясь болевым комом и медленно стекая в разорванный анус. Еще несколько мучительно долгих мгновений Эллингтон терзал безвольное тело, раскинувшееся на полу, жестко ухватив сильными пальцами бедра, однако Джастин уже перестал реагировать, и единственное, что говорило о том, что он еще в сознании, — это редкие всхлипы и полузадушенные стоны. Движения стали отрывистее и чаще, бешеный до этого темп, с которым Эллингтон вбивался в задницу, резко замедлился, и Джастин услышал громкий яростный стон. Обильная струя мерзкого семени заполнила истерзанное нутро, и он непроизвольно взвыл, стараясь сжать растянутые мышцы, почувствовав, как жжет изнутри сперма. Ему казалось, что он разорван на множество кровавых лоскутков. Все закончилось, но, несмотря на только что сбывшиеся мольбы, желанного облегчения не было.
— Думаю, что найду тебе достойное применение, — хриплый голос капитана прорвался в помутневшее сознание, словно сквозь толщу воды, или же крови. — Ты ведь не против, да, Джастин? Вижу, что тебе понравилось развлекаться. Я знал, что мы найдем общий язык.
В любой другой ситуации приторно-слащавый голос, которым были сказаны последние слова, весьма позабавил бы Калверли: так сильно эта ласково-любезная интонация шла вразрез с истинной сущностью этого изверга. Той самой, звериной, сущностью, которую «посчастливилось» только что познать на собственной шкуре, а если точнее — заднице; но именно по этой самой причине он не мог оценить грязного юмора. Потому что узнал истинный лик демона, сидевшего в теле этого мужчины, и, увидев — почувствовав! — это, ему стало совершенно не до смеха.
— Мальчик, блядь, ты либо тупой, либо просто хочешь позлить меня? — раздраженно рыкнув, Эллингтон стальной хваткой снова вцепился в горло Джастина, который, в свою очередь, только тихо вскрикнул что-то невразумительное сорванным голосом. — Разве ты за эти прекрасные пять дней, которые любезно гостил у меня, не уяснил одно простое правило? Всегда отвечай, когда я тебя спрашиваю, сучонок!
Он, само собой, не ожидал, что измученный, находящийся на грани болевого шока пленник что-то возразит на это заявление и снова продемонстрирует свой характер, однако это было излюбленным развлечением Эллингтона — заставить во что бы то ни стало, а при неповиновении опять наказать.
— В твоих же интересах, Джастин, делать все, что я скажу, без выпендрежа, — он легко притянул обмякшее тело к себе и вытер окровавленный член о щеку Джастина. — Если ты как следует постараешься, то, возможно, я сжалюсь и убью тебя быстро. Когда наиграюсь, разумеется... Уяснил? Так что теперь ты моя личная шлюха — поздравляю! Это лучшее, что могло с тобой произойти. Добро пожаловать на Север!
С этими словами он отшвырнул пленника от себя и, услышав сдавленный болезненный стон, скривил губы в подобии улыбки, довольный проделанной работой.
— М-да, — многозначительно изрек Эллингтон, застегивая штаны и поднимая с пола синий мундир, — ковер ты мне изгадил… Ну что ж. До завтра твое наказание подождет, а то ты что-то хреново выглядишь, как бы не сдох раньше времени. Не хочу терять такую потрясающую блядь, как ты, — он бросил на Джастина взгляд, в котором сквозили цинизм и безразличие.
