сообщить о нарушении
Текущая страница: 48 (всего у книги 96 страниц)
Джим не казался Джастину слишком уж, непримиримо, злым человеком: это был обычный мужчина, среднего роста, скорее низенький, чем высокий, или так казалось Джастину с высоты своего шести футового роста, но мужчина был очень плотно сложен. Он носил бакенбарды фавори; изможденное серое лицо принадлежало человеку лет сорока пяти, глубокие морщины и нездоровые, набрякшие мешки под глазами старили его вдвое и едва ли ему хотелось быть строгим и деловитым больше, чем он того умел. Джим был младшим лейтенантом, это Джастин уже уяснил, пройдя всю ночь с этой троицей, и успел сделать соответствующие выводы. Джим сочувственно заглядывал в глаза Джастину, когда тот особенно тяжело вздыхал, шагая по мягкому лесному ковру. Какое-то безмерное страдание отражалась на лице Калверли, стоило ему задуматься об участи Алекса, но снова, усилием воли, быстро брал себя под контроль, однако Джим продолжал следить за его лицом, словно бы пытаясь уличить в сокрытии истинного смысла его пребывания здесь.
- Пришли. – Сказал Джим, развязывая ему руки, когда они оказались у офицерской палатки. Хоть Джастина и охватило жгучее, нетерпеливое желание увидеть этого незнакомца, который решит сейчас его судьбу, он все-таки не удержался и выпалил:
- Меня накормят или это тоже не положено?
Джим странно посмотрел на него, слегка улыбнувшись, после чего он вдруг протянул ему руку и с неожиданной сердечностью потряс ее.
- Желаю тебе удачи, - сказал он, - ты ведь парень не плохой, только мистера Гейта не беси. Он в последнее время слишком дерганый стал, после на…
- К… кого… Гейта? – замкнутое, скорбное выражение на его бескровном лице отразило весь поток жгучего изумления, которое Джастин испытал в тот момент, когда его губы произнесли едва различимое. - Кристофер Гейт?
Джим если и удивился, то никак не выдал своих чувств, слегка махнув рукой, словно бы подгоняя Джастина самому войти внутрь палатки и задать все вопросы полковнику.
Как это ни странно, но среди всех этих мучений, среди этих лихорадочных волнений, страхов и боли, которые поработили сознание Калверли в лагере, он почти совершенно забыл о пропавшем в последнем их бою друге. И новость о том, что тот жив, привела его в дикое смятений, а не восторг, как он себе это представлял, томясь по ночам в бараке. Иногда голос Кристофера являлся ему в памяти, как пророческий совет, как оберег, но рассудок Джастина довольно быстро нашел утешение в самой жестокости, испытанного им потрясения, и мысли о Крисе медленно покинули его, оставив место в его уме, посвященным только одному человеку. Крис должен был знать, что случилось в Вашингтоне, и поэтому Джастин быстро подобрался. Втянув голову в плечи, повернулся и, ни слова не сказав, пошел кривой и шаркающей походкой, как человек, идущий навстречу чудовищной буре, ожидая, что эта встреча принесет ему, помимо вихря чувств, еще и множество неожиданностей.
Джим быстро догнал его и в один шаг оказался перед ним.
- Сэр, разрешите, – он отодвинул полог палатки и просунул внутрь голову. - Лейтенант Джим Бивер, прибыл с пленным, подозреваемым в дезертирстве.
Получив какой-то знак, которого Джастин, стоя за его спиной, не разглядел, втолкнул его впереди себя, крепко держа за шиворот рубашки.
Первое, что сделал Джастин, это осмотрелся, и к своему удивлению, он не заметил в палатке никого.
Пуховые перины и меха, жаровня, поддерживающая тепло, письменный стол с аккуратно убранными в стопки документами, кедровые сундуки, набитые книгами, картами и игральными досками, но человека, который явно себя ни в чем не стесняет, даже находясь в военном походе, Калверли увидел не сразу.
- Крис! Это я, Джастин! – закричал он, как только взгляд нашел сидящего в углу, у жаровни, мужчину.
Это был Гейт, без сомнения, хотя и весьма изменившийся внешне, и Джастин не сразу сообразил, что именно с ним не так, но полковник, подложив еще несколько бревен, и распалив костер сильнее, поднялся на ноги и оглянулся на офицеров, стоящих на пороге.
- Джастин. – Тихим, твердым голосом парировал он, бездумно кивнув, словно бы говорил сам с собой. - Джим, распорядись, чтобы ему приготовили палатку, еду и выдали форму.
Джим исчез, легко и быстро как ветер, и Джастин заметил его уход только спустя несколько секунд, когда перестал чувствовать отголосок тяжести на плече, оставшейся от его стальной руки.
- Что с твоим лицом? – просто спросил его Кристофер, стоя напротив.
Джастин настолько растерялся, что не сразу вспомнил о шраме, оставшемся после удара моряка-северянина, который рассек ему часть носа и щеку. Не было ничего странного в том, что Кристофер обратил внимание на изувеченное лицо Калверли и задал вполне ожидаемый вопрос, но до сознания Джастина не доходило, почему друг столь холоден с ним, будто бы его глаза не узнают в нем старого приятеля, верного товарища. Перед ним стоял не мальчишка, которого он навсегда заклеймил в своей памяти, как пропавшего, полностью потерянного, оставив шансы вновь увидеться. Весь в черном, без южного офицерского мундира, без привычной глумливой улыбки и едкого тона, которым он так часто повергал Джастина то в стыд, то в дикий смех. Кожа почти коричневая, как у их рабов с плантаций, без той аристократической белизны, которая придавала ему свежести и молодости, сейчас Гейт выглядел на пятнадцать лет старше, держался ровно, что было для него совершенно нехарактерно. Джастин помнил только, как ухмылялись его глаза, а он чуть ли не руки потирал и вообще держался так, будто бы каждая их вылазка, некое радостное, хоть и не вполне пристойное развлечение. В те дни, Крис был всегда весел, он никогда не был таким хмурым и подавленным, таким безэмоциональным, мертвым.
- Крис, как я рад, что ты жив... - Джастин не мог устоять на месте и кинулся к другу, обвив руками его плечи и крепко обняв, будто бы они расставались на долгие годы странствований в печальных смутных мгновениях.
Резкий толчок в грудь заставил Джастина отшатнуться и вопросительно посмотреть в огрубевшее родное лицо, искаженное презрительной яростью, надменным разочарованием.
- Отойди от меня. – Сказал Гейт, отчеканивая каждое слово, бьющее как ядовитое лезвие по всем органам осязания.
- Ты думаешь, что я предатель? – негромко спросил Джастин, не веря в то, что видел перед собой: неприкрытая ярость, резкие складки вдоль рта, потухшие глаза. - Крис, черт, что за ерунда? Ты же знаешь меня сто лет! Я на твоей стороне и всегда так было.
- Тогда скажи мне, где Александр Эллингтон? - Поглядишь ему в глаза, и они мгновенно меняются: широко открытые, они вдруг сощурятся и смотрят, как солнце сквозь тяжелые грозовые облака, в сильном гневе, едва выпуская наружу доверие, и Калверли схватился за этот одинокий проблеск, сразу же сказав:
- Я не знаю, клянусь, мне это не известно. Я сам был бы рад узнать, что случилось в Вашингтоне.
- Какое совпадение, Джей. – Безжизненная ухмылка вырисовывалась на лице полковника, когда он заговорил. - Стоило мне разбить лагерь в нескольких милях от города, как вдруг начинается стрельба, и столица нашего противника горит и тает, как свеча. А по нам вдруг начинает стрелять северная артиллерия, хотя о том, что мы стоим здесь, никому не было известно. А через сутки, когда нам, едва удалось отбиться, объявляешься ты, давно погибший. Я должен верить покойнику?
- Я попал в плен, Крис, вместе с Ллойдом, который погиб там. – Блуждания между забытьем и явью, заставили Джастина минуту выныривать из омута своих воспоминаний о первых жутких днях, проведенных в плену, когда друзья обернулись врагами, а в предателях возникли новые соратники, когда силы едва не закончились. - Я работал в Вайдеронге, в секторе 67. Мне удалось сбежать, пока вы бомбили Капитолий.
- Мы не нападали на них, Джастин. – Размеренным тоном ответил Крис и Джастин дрогнул от осознания всей тяжести ситуации, которая по мере того, что говорил Гейт, отчетливо вырисовывалась перед Калверли. - У нас недостаточно сил, мы ждем подкрепление, так что северяне довольно сильно озадачили нас, когда разразилась междоусобица в городе, а досталось нам, из-за их разборок. Я же вижу, ты что-то об этом знаешь, говори! – Крис сжал кулаки, и Джастин приготовился к удару, так как гроза, которую метала мощная фигура друга, была готова свалить его с ног, но Гейт только коротко глянул в его глаза, и его царапнуло по самому сердцу.
Он попробовал вникнуть в значение произнесенных слов, и все карты открылись перед ним, отчего у него задрожали ноги, и он едва не упал.
"Алекс все продумал, чтобы мне удалось сбежать, чтобы он не видел, как меня убивают на его глазах. Он рискнул всем, лишь бы подарить мне жизнь. Марк и Джозеф подстроили нападение, чтобы выманить всех офицеров из города, пока Роберт увозил меня. А Алекс… что с ним? Удалось ли ему уйти оттуда?"
- Только догадки, ничего более. – Выдохнул Джастин, ощутив укол почти физической боли. - Крис, неужели я заслужил такое отношение?
"Почему я вижу эту ненависть? Откуда она, Крис?"
- Нет, ты заслуживаешь пулю, но я не в силах выполнить этого. Генерал будет с тобой разбираться – не я. – Непримиримым, непреклонным тоном, сказал Гейт и под градом этих слов, Калверли сразу стал другим, каким-то пришибленным и робким, испуганным и болезненно бледным.
- Да что с тобой такое, Гейт? – с неподдельным страхом, озирая бушующие вокруг него волны гнева и ненависти, спросил Джастин, и ему пришлось собрать все свои силы, чтобы придать голосу желаемую твердость и не развалиться на куски под градом обвинений. - Мы едва успели увидеться. Тебя так сильно контузило с нашей последней встречи или, может, ты мне что-то не говоришь, предпочитая накручивать себе всякую чушь?
- Накручивать? – Пятна восприятий вскричали, воспламеняя сознание Калверли, что сейчас, ему придется нелегко, но он должен был услышать всю правду и понять, что за напасть сразила их многолетнюю дружбу. - Я знаю, что ты делал в Вайдеронге и почему тебя отпустили. Думаешь, я не искал тебя, когда отказался поверить в твою смерть, или может, ты думаешь, что твоя мать, обезумевшая от горя, не просила меня узнать, правда ли тебя убили? – Нервы больше не выдерживали, они, словно оборвались и Джастин, самым постыдным образом всхлипнул, стоило ему услышать о родных, но Крис не дал ему возможности спросить о них. - Я наводил справки, я следил и посылал в лагерь своих людей, когда мне присвоили звание полковника, и они рассказали мне все, что узнали там. – Надломленный голос полковника проникал в сознание Джастина, но когда сильные руки схватили его за горло и сжали, вырвав хрип - даже не попробовал разжать пальцы друга, готовясь принять любую участь за несовершенное злодеяние, но в глазах потемнело от тихого, резкого вопроса, выбившего воздух из тела.
- Как Эллингтон в постели? Ты ведь всегда делился со мной подробностями своей личной жизни. Только об одном, ты явно забыл мне сказать.
Горло словно ободрало напильником, из глаз брызнули слезы, а дышать сделалось совершенно невозможно и, в этот момент, Крис разжал пальцы и отступил от Джастина, будто бы ему и впрямь было мерзко находиться рядом с бывшим другом, или же он просто боялся не удержать в себе дикий порыв убить его.
- Что молчишь? – Спросил Гейт, не глядя на Джастина. - Нечего сказать, шлюха?
- Крис… - закашлявшись, простонал тот, потирая красную шею, - это совершенно не так... У меня не было выбора: либо это, либо смерть, но и смерти мне не давали.
Все тело Калверли содрогалось, как от рыданий, и только глаза не могли оплакать прошлую жизнь. Слишком много испепеляющей ярости оставалось у него за спиной — она иссушила все слезы, а обида испепеляла душу: он так мечтал о поддержке и помощи друга, но его надежды захлебнулись в потоке злых слов.
- И у тебя, не хватило мужества принять смерть?
- У меня хватило мужества, примириться с необходимостью жить! – Закричал Джастин, выпрямляясь и смело глядя в лицо полковника, но ему так надоело видеть в надменности его грубых черт это циничное презрение, холодную ярость и непреодолимую ненависть, и противоречить ему в минуту этого раздражения не было смысла. Калверли, не помня себя от боли и стыда, выбежал из палатки.
*
Когда оружие притупилось, а дух - угнетен, когда силы истощены, а запасы - израсходованы, тогда - умы людей отказываются придумывать новые пути отступления, и бой окончен.
Да и эта, удивительная лесная ночь, темная, словно смола или глина, которую можно взять в пальцы и помазать себе ею руки и лицо, слиться с ней воедино и сбежать, скрываясь под её чёрным занавесом.
Эта ночь стала для него сильнейшим потрясением, болезненным ударом, пугающей как фантасмагория. После того, что случилось, Джастин побежал в лес, едва не заблудившись, чуть не упав, зацепившись ногой о корягу, имея все шансы сломать себе шею, но слезы заливали ему глаза и он не видел куда бежал, пока знакомый голос не крикнул ему:
«Стой, кентавр! Эй, пацан, куда тебя на ночь глядя понесло-то?»
Джим догнал его и вернул в лагерь, с редкостной проницательностью, не задавая вопросов, а, только разглагольствуя на отвлеченные темы, рассказывая обо всем, что творится на фронте, перекликая все это с моментами из своей крестьянской жизни, и в то же время, совершенно не напрягая своей длинной речью. За что, Калверли был благодарен офицеру, невольно проникнувшись к нему, каким-то, трепетным чувством. Калверли усадили у костра, накормили, уже не принимая его за дезертира, так как долговязый, светлый паренек Бен, довольно долго распевал однополчанам о том, что некий Джастин - их новенький рядовой, который просто был ошибочно принят за янки, коим, разумеется, не являлся.
Этим днем, после того разговора, что произошел между ними с Кристофером, Джастину хотелось остаться наедине с новыми для него, лишь недавно пришедшими в голову мыслями о том, как недолговечны любые проявления человеческой души.
У лезвия всегда две стороны, и бывший друг может обернуться врагом, а заклятый враг – возлюбленным и близким. Он давно потерял надежду сделаться свидетелем сражений, достойных древнегреческих битв, давно перестал считать себя солдатом гражданской войны, пропадая на просторах другой войны, более древней, истина и суть которой, понятна только тому, кто на себе прочувствовал ее отблеск мимолетной победы и проиграл, едва расслабившись и отдавшись безмятежному покою. Джастин потерял Алекса, удерживая надежду еще раз свидеться с капитаном, увидеть его лицо и понять, что во снах и наяву оно являлось ему, именно таким, каким предстанет в день их встречи, и только холодный морок дождливого весеннего дня, скомкивал его мысли и путал чувства. Калверли, после их разговора пошел в свою лачугу, злой и расстроенный, где свалился на широкую скамью, занимавшую весь дальний конец палатки, и заснул тяжелым темным сном.
*
Грубые руки, стащив на пол, перевернули его на живот, и Джастин распахнул глаза, успев выдавить из себя едва слышный звук на грани крика и стона, пока широкая ладонь не накрыла его губы, а тело не придавили к полу. Калверли рванулся вперед, пытаясь вырваться, но руки сжали его сильнее, пресекая любые попытки освободиться. Ему не надо было слышать голос Гейта, чтобы понять, что эти прикосновения принадлежат ему. Руки были сильными, огрубевшими, изъеденными сталью своей единственной страсти – такие руки принадлежали только тому человеку, который привык сжимать в руках саблю, привык стряхивать с мундира порох и осколки снарядов, и Джастин, в который раз поразился мощи своего бессилия. Он не был рожден солдатом, он был слаб и немощен перед Эллингтоном, пока не научился бороться с ним, но он не знал, как драться на уже исчерченных дружеской любовью дорогах, которые завели давних приятелей, близких друзей в смертоносный тупик непонимания.
- Я буду делать что хочу, мой милый друг, потому что твоя жизнь зависит от одного моего слова. - Жаркий злобный шепот опалил его ухо, но сквозь темные волны плескающейся ярости, Джастин смог расслышать, те самые, ненавистные ему оттенки, которые когда-то оставили в его душе неизгладимые раны – сломили его.
Так говорил капитан Эллингтон, до тех пор, пока зверь внутри него не ослаб, скрючившись в бешеном, сводящем с ума отчаянии, не получив очередную жертву своего безумного порока, так как Алекс смог приструнить его, закрыть и спрятать. Им двигало безумие и животная страсть, но Крис был другим, и Джастин помнил его добрым и отзывчивым соратником, но не насильником и тварью, которым движет ненависть и ярость. Чтобы понять, как выжить под боком у Алекса, ему потребовались месяцы, чтобы принять - потребуются годы осознания, и он совершенно не был готов к новому изнуряющему бою.
Джастин мог бы воспротивиться, совершить грандиозную выходку и придушить бывшего друга голыми руками, но в этой, совершеннейшей потерянности, ему было предельно ясно, что Гейту он позволит сделать все. Не только потому, что жизнь его зависит от полковника, а из-за того, что тот все еще оставался ему дорог, как родной брат, которому дозволено глумиться и измываться, однако в отместку он не получит ничего, потому что узы дружбы слишком крепки, чтобы порваться от режущей боли предательства.