сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 96 страниц)
Рядовой, который спас Джастина вчера, так и продолжал поддерживать раненого командира и прямо на ходу перевязал ему висок и прижал к ране под лопаткой свою рубашку, оставшись в одном мундире на голое тело. Если бы Джастин мог что-то сказать, то непременно сказал бы тому «спасибо», но последние силы стремительно покидали тело, и он еле держался на ногах; с трудом ему удавалось идти, хотя, по сути, верный солдат просто тащил его на себе. Изредка заставляя Джастина открыть затянутые пленкой глаза, чтобы янки не подумали, что он труп, и не заставили выкинуть тело в ближайшие кусты, как они за эти сутки поступили уже с десятком пленных, половина из которых были еще живы, но находились без сознания. Доказывать что-то этим тварям было бесполезно — им не нужны были немощные солдаты, ведь пленных южан вскоре ждал допрос, а так как янки славились фанатичными любителями всяких извращенных пыток, то никому не приходилось сомневаться в том, что раненные друзья погибнут. Если не по дороге, то в лагере северян — точно, но всем хотелось надеяться и по возможности как-то продлить жизнь боевым товарищам.
Джастин приходил в себя раз в несколько часов и пытался идти самостоятельно, но обязательно падал, не пройдя и пяти шагов без помощи молодого солдата. Сейчас ему было немного легче, хотя боль, конечно же, не отступала ни на минуту, но он зато смог снова слышать, пусть и с трудом, после такой тяжелой контузии.
— Ох, черт… — процедил сквозь зубы Джастин, когда ноги в очередной раз подогнулись, — что б вас всех…
— Послушайте, сэр, — тихо сказал парень, чтобы ехавшие впереди на лошадях янки ничего не услышали, и Джастину пришлось напрячь свой пострадавший слух, чтобы различить негромкие слова, но слышал он все равно раз через раз, — вам надо продержаться еще немного. Я слышал, что они ведут нас другой дорогой, в обход холма. Их артиллерия пришла за четыре часа после начала боя у леса, а мы идем уже два дня. Они не хотят, чтобы мы видели их пути передвижения, это понятно, но все дело в том, что мы выйдем с западной стороны города.
— И что? — озлился он в ответ, выравнивая с помощью солдата равновесие. — Мне должно полегчать? Морган, полный кретин, мать его. Никогда никого не слушал, упрямый осел! Когда в августе я доложил ему, что пробиться к Вашингтону невозможно, он меня послал и все равно сделал как хотел, а мы теперь за его глупость расплачиваемся собственными жизнями. Будь ты проклят! — громче положенного воскликнул Джастин, привлекая внимание нескольких янки, зло сверкнувших на него глазами.
— Сэр, есть вероятность того, что лагерь, куда нас ведут, будет располагаться с юго-запада, — продолжал говорить солдат, осторожно оглядываясь по сторонам, — или с северо-запада, что хуже, однако, как бы там ни было, до железнодорожной станции всего три или четыре дня ходьбы.
— Ну, так, — не совсем понимая, рыкнул Джастин, морщась от боли в спине, отдающей по позвоночнику в ноги. — Хватит говорить загадками, к чему ты клонишь, рядовой?
— Мы сможем сбежать через лес. Нам бы только осилить этот переход… Мы увидим расположения их укреплений у города и улучим момент для побега. Выяснив расположение блокады, мы сможем доложить генералу Моргану о том, где их уязвимые места, и тогда Юг кинет все силы, точно зная, где ударить по Вашингтону. Столица падет, и война кончится.
— Ты думаешь, что нам действительно удастся сбежать от этих скотов? — скептически спросил Джастин, мысленно прикидывая их шансы. — Тебе не кажется, что это чистой воды безумие?
— Так точно, сэр, — горько улыбнувшись, сказал тот, — но иного шанса у нас нет. Уж всяко лучше, если мы погибнем непокоренными защитниками родины. В противном случае будем гнить у них в плену придушенными щенками.
— Тебе бы в разведчики, парень, — пошатнувшись, тихо простонал Джастин, — был бы прок…
— Сэр, вам нехорошо? — обеспокоено поинтересовался солдат, видя, как лейтенант переменился в лице. — Что, плечо? Голова?
— И то, и другое… — теряя равновесие, прошипел Джастин, хватаясь за его руку. — Я чувствую, что просто не дойду. Да и вообще то, о чем мы только что говорили, ты сможешь выполнить без меня. Я все равно умру, не здесь — так у этих выродков!
— Тише, сэр! — шикнул солдат, но было уже поздно. Янки резко остановили лошадей и поравнялись с ними; с кривой усмешкой один из них сказал:
— Не про нас ли тут речь идет, господа?
Мягкий сарказм и наигранная любезность так и сквозили в его голосе, резали по ушам фальшью; Джастин почувствовал, как в голову ударила кровь, и яростно прошипел что-то нечленораздельное в адрес насмехающегося солдата.
— Простите, не расслышал? — переспросил янки, насмешливо сощурив глаза.
— Можешь засунуть свои манеры себе же в задницу, — нагло усмехнулся ему Джастин, изумив идущих рядом южан и поразив своей дерзостью северян, — все знают, что ты и твои дружки просто безродные свиньи. Так что не напрягайся зря, безмозглый засранец.
Все, замерев, ждали реакции солдата, но тот неподвижно сидел в седле и смотрел сверху вниз на Джастина, то ли со злостью, то ли с недоумением в глазах. На напряженном лице северянина заходили желваки, но он продолжал молчать, поджав тонкие губы. В следующую секунду он выхватил из кобуры револьвер, и прогремел оглушающий выстрел. Однополчане за спиной Джастина вздрогнули, кто-то от неожиданности отшатнулся назад, а сам Джастин зажмурился, ожидая пока в теле появится новый болевой очаг от пули, но ничего не происходило. По-прежнему болело все тело: обгоревшая кожа, зияющая рана на спине, кровоточащий висок, почти невидящие глаза, сорванное горло, исполосованные ножами руки и ноги, но новой боли не было... Джастин неуверенно открыл глаза и увидел ухмыляющееся лицо проклятого янки, самодовольно восседающего в седле с дымящимся дулом револьвера. Ничего не понимая, он вдруг услышал, словно бы через толщу воды, чей-то сдавленный крик и оглянулся.
— Нет! — он упал на колени рядом с солдатом, имени которого даже не успел узнать. — Нет, не может этого быть… — дрожащим голосом шептал Джастин, не слыша себя, держа лицо умирающего в своих ладонях. — Не умирай, нет, не надо…
Его спаситель закашлялся кровью и схватился за рану на груди, куда угодила пуля, пробившая с такого близкого расстояния легкое навылет. Его глаза заледенели через несколько секунд, и вскоре дыхание, судорожно вырывающееся из окровавленного рта, прервалось окончательно. Темная струйка крови стекла по подбородку рядового и очертила дорожку на руке Джастина, не выпускающего лицо парня из своих рук.
Кто-то поднял его на ноги, отцепив от тела солдата, но дрожащий Джастин еще несколько секунд не мог оторваться от холодных глаз мертвого, в которых, как ему показалось, застыл дикий страх, непонимание и упрек.
— Что ты наделал, тварь чертова?! — заорал он, не узнав собственного голоса, и кинулся на янки, сжимая кулаки, но снова был удержан своими же солдатами, пытающимися успокоить его. — Я уничтожу тебя, сука! Ты покойник, слышишь, мразь! Я убью тебя! Убью! Тебе не жить!
— Если еще раз ты позволишь себе вякнуть что-то, то я пристрелю его, — янки, как ни в чем не бывало, ткнул револьвером в сторону трясущегося в предобморочном состоянии мальчишки, стоящего слева от Джастина. — А если ты и тогда не поймешь, что должен держать свой грязный язык за зубами, то я убью еще и этого, — он снова указал дулом уже на другого солдата, поддерживающего Калверли под руку. — Уяснил, змееныш? Правила здесь устанавливаем мы. Так что иди и помалкивай.
Джастина заметно потряхивало, то ли от злости, то ли от пережитого только что шока. Снова он был виновен в смерти человека, хорошего человека, спасшего ему жизнь, оказавшего ему первую помощь, умного и доброго парня — храброго солдата, прошедшего адский огонь, чтобы умереть от глупости своего командира, которого он же и уберег от смерти, к своему несчастью.
«Я был обязан ему жизнью... Я должен быть сейчас на его месте. Я должен был умереть от этой пули… Боже, я даже не узнал его имени. Я даже не сказал ему, как признателен за то, что он спас меня… — думал Джастин, лихорадочно стирая с грязного от крови и сажи лица невольные слезы. — Ну почему я такой дурак, почему я не умер там, в лесу, во время битвы? Всем бы стало легче... Он бы остался жив. Господи... Что я наделал?»
***
Долго без поддержки Джастин идти не смог и уже спустя двадцать минут, которые показались ему настоящей каторгой, упал в пыль лицом, не в силах даже перевернуться набок, так как на спину он бы все равно не смог из-за кровоточащей раны. Повязка, которую прижал к его лопатке погибший недавно солдат, намокла, впитав в себя обильное количество крови, и Джастин выкинул ее, о чем теперь жалел, не зная, как остановить открывшееся кровотечение. Некоторые солдаты, еще способные помочь кому-то, кроме себя самих, перевязали голову командира, а вот как закрыть зияющую ножевую рану, находящуюся на опасно близком расстоянии от сердца и легких, никто не знал, поэтому Джастин мучился от потери крови и дальше. Голова кружилась, ног он почти не чувствовал, а судорога, скрутившая живот, напоминала о том, что он уже несколько дней ничего не ел. Силы почти покинули его, но кто-то вновь поставил его на ноги, тихо приговаривая на ухо:
— Лейтенант, не сдавайтесь, нельзя... Что мы будем делать без вас? Что будет с нами?
Джастин хотел было ответить, что всем без него будет только лучше, как тут радостный вой впереди заставил всех южан удивленно вскинуть головы.
Перед ними открывался шикарный вид; стоя на узкой песчаной дорожке у крутого обрыва, уходящего своим нижним краем в бурную мелководную реку, Джастин увидел великий, огромный город — это был сам Вашингтон. Прекрасная столица их противников, которые, увидев его, дружно, радостно заорали и восторженно швырнули сотни синих фуражек в воздух.
— А все же... — прохрипел он, держась за плечо рядового, — смешная ситуация: Джексон несколько недель рвался к городу... теперь он и его полк заживо сгорели в ущелье, а мы вот тут... Любуемся видом перед верной смертью в плену врага. Забавно, не так ли?
Парень недоуменно посмотрел на улыбающегося командира и невольно вздрогнул от безумной улыбки и дикого огня в его мутных глазах.
Джастин не помнил, как они добрались до города, как его снова тащили верные солдаты, доказывая янки, что этот человек жив, просто сильно истощен и потрепан, скрывая плачевное состояние своего командира, чтобы северяне не вынудили их скинуть бесчувственного Джастина с обрыва, в реку. Всем этим пленным мальчишкам было не более двадцати лет, и они никогда не принимали серьезных решений самостоятельно; хотя большая часть из них — уже закаленные в бою ребята, ведь всех новобранцев в этой кровавой схватке поубивали, однако это не заставило бойцов думать своей головой. Все они хватались за своего командира, желая, чтобы тот очнулся и дал им новые указания, рассказал, как вести себя в чужом краю, как бежать из плена, как спастись... Они все были напуганы до чертиков, поэтому легким решением считали перекинуть на старшего по званию все проблемы: чтобы он решил, что делать, и спас их всех, ведь для того и нужны офицеры. Чтобы найти выход из любой ситуации, чтобы вести солдат в бой, чтобы спасать своих бойцов от страшной участи. Но офицер Джастин Калверли умирал у них на руках. Его начало знобить и лихорадить, а потеряв огромное количество крови, он ослаб настолько, что не мог пошевелить даже пальцем.
Солдаты не знали, что делать, — их головы были идеально работающим механизмом, который подчинялся только командам, и без приказов своего командира они были еще более немощными, чем сам Джастин.
***
Джастин открыл глаза, и мир снова завертелся вокруг него с бешеной скоростью. Он не понимал, куда попал: повсюду стоял невероятный шум, было душно и жарко, а голоса тысяч людей смешивались в один сплошной неразборчивый хор из стонов, криков, хрипов и плача, и потребовалось несколько минут, чтобы осознать, где он находится. Джастин лежал на соломенной подстилке, расстеленной на сухой, потрескавшейся от высокой температуры земле под открытым небом: ярким, голубым, живым и солнечным, под палящими лучами полуденного солнца, среди ужасной вони и страшных звуков боли. Он находился в полевом госпитале для военнопленных среди таких же раненых солдат-южан, как и он сам.
— Эй, — выдавил Джастин, но на самом деле не издал ни звука. — Кто-нибудь! — снова попытался он.
С трудом повернув больную голову, Калверли огляделся, дернувшись от ужаса, и, если бы у него были силы, он бы вскочил на ноги и убежал так далеко, как только мог, — неважно куда, главное, как можно дальше от этого жуткого места.
Госпиталь простирался на много десятков футов вперед, где прямо на песчаной пустынной земле среди руин каких-то сожженных домов лежали сотни раненых и умирающих. Тут и там взгляд натыкался на обнаженные изувеченные тела. Стоял невообразимый гул: быстрый топот медперсонала, крики и стоны раненых. Пахло кровью и гноем. Джастин почувствовал острый, специфический запах сыра, и в голове сразу всплыла страшная ассоциация — половина из этих людей умирала от гангрены, и, возможно, он также. Калверли с трудом перевернулся набок и, вывернув руку, дотронулся до раны под лопаткой. Она была надежно заштопана, мастерски, но чувствовалось, что наспех. Голова была перебинтована вонючей повязкой, а боль уже немного отступала, поэтому Джастин мгновенно успокоился. Как бы там ни было, у него нет заражения — он будет жить.
Единственное, что волновало его, так это подергивание рук, которое он списал на расшатавшиеся после битвы нервы, но так и не смог совладать с собой. Его немного потряхивало и знобило, не так чтобы сильно, но довольно ощутимо, хотя сил по-прежнему не было. Джастин со стоном лег на спину, стараясь меньше волновать плечо и не крутить головой. Слух вернулся к нему почти окончательно, а вот зрение ухудшилось, и все до сих пор плыло в неясных силуэтах. Не прошло и пяти минут, как он забылся тяжелым, страшным сном.
В следующий раз его пробуждение было вызвано каким-то шумом. На улице стояла глубокая ночь, но вокруг было очень светло от газовых фонарей, стоящих рядом, и так же громко, как и днем. Люди мотались между импровизированными рядами, переступая через головы больных, иногда перепрыгивая. Джастин был очень удивлен, увидев, что военнопленных выхаживают молоденькие девушки-янки — медсестры, бегающие туда-сюда среди жалобных стонов и звериных криков умирающих, — ведь у них, на Юге, к военнопленным солдатам и близко не подпускают молодых девушек. С ранеными могли контактировать только врачи и медбратья. Это были мужчины и мальчишки, не пригодные к службе, те, кого не призвали на фронт по разным причинам, но и они доблестно участвовали в этой тяжелой войне, возвращая к жизни тех несчастных солдат, кто прибывал с линии огня, едва избежав гибели в кровавой борьбе.
Еще его поразило количество раненых: у них, на Юге, в госпиталях лечат только своих солдат, а пленных — крайне редко, и только ради того, чтобы они не умерли на одном из допросов раньше времени, а продержались как можно дольше. Здесь же, на Севере, лечили сотни поверженных противников, и Джастин был крайне удивлен этой странностью: зачем тратить дорогие медикаменты на врагов? Он не понимал логики в действиях янки, но тем не менее спрашивать ни у кого не собирался. Но разбудил его не шум госпиталя. Немного приподнявшись на локте, он оглянулся назад и напряг зрение, увидев вдалеке бледные огни города. Значит, погибший солдат был прав, и дорога привела их за город. Госпиталь располагался где-то в пустынной местности, не очень далеко, но и не близко, однако городской шум был слышен очень даже отчетливо. Прислушавшись, Калверли догадался, что это звуки митинга, скорее всего, с площади, и, раздраженно рыкнув, откинулся назад.
