Текст книги "Две войны (СИ)"

Автор книги: dorolis

сообщить о нарушении

Текущая страница: 64 (всего у книги 96 страниц)

Несмотря на затекшие мышцы и замерзшие пальцы, Джастин радовался от чувства, что жив и как бы болен он не был, но долгую ночь на холодной земле, все же смог продержаться. Джим был сер и хмур, выглядел слишком уставшим и в большей степени выпившим, чем накануне и Джастин, от всей души пожалел его, потому что, ему столько приходится тащить на своей службе, так же как и сотням других южан, застрявшим в этом краю и вынужденным работать и прогибать спину под янки. Джастину, так же, было суждено влачить свой капкан, но он старался, чтобы тот, хотя бы, не защемлял важных для жизни органов, но и высвободится из него, было уже невозможно и, как только, Джим помог ему подняться с земли и подвел к открывшимся воротам, Калверли окончательно понял, что отступать уже некуда. - Если у тебя возникнут сложности, пообещай, что сразу скажешь мне. Не держи меня в неведенье. - На большом и широком лбу Джима от напряжения налилась жила и Джастин, еще слабо соображая после глубокого сна, не мог понять, кто из них больше волнуется - он или Бивер? - Само собой, на моей памяти нет такого случая, когда я бы соврал или утаил что-то от тебя. – Недоуменно отозвался Калверли, чувствуя мучительную неловкость, необъяснимую тяжесть от собственных слов. - Помнится, мы с тобой всегда неплохо ладили, ведь так? - Так точно, лейтенант. Ладно, возможно, я просто старый болван, накрутивший себе, черт знает чего. – С наигранной непринужденностью сказал Джим, но лицо его было, таким, странным образом бледно и угрюмо, что начинало казаться, будто бы он обременен грузом неуверенности. - Может и так. – Вздохнул Джастин, и глянул вверх, в безоблачное, ясное небо. - Не воспринимай мои слова буквально, я сам порой, не верю в то, что произношу вслух. Еще несколько минут они вели отрывистую, рассыпчатую беседу на разнообразные темы и Джастин, понемногу узнавал о новой жизни на Севере. Как только разговор зашел о делах повседневных, Бивер стал весел, остроумен и занятен - далек от глухой скрытой напряженности, которая висела между ними со вчерашнего вечера; сегодня, напротив, он сыпал шутками и многие из них были новы для Джастина. Он, неожиданно для себя, заметил, что и сам не прочь поговорить о чем-нибудь отвлеченном, о старых временах до войны, о семье, домах, погоде и очаровательных европейках, лишь бы не о деньгах и службе. В синеве, над Джастином кружил ястреб, маленький, точно соринка в глазу, вернее сказать, в глазу у неба, временами, камнем падая вниз с таким звуком, что, казалось, небесная завеса рвалась в клочья. Калверли виделось, что птица, вот-вот, упадет наземь, но ястреб опять исчезал и Джастин, не мог отвести от безоблачного неба взгляда, пока голос офицера не вывел его из задумчивого созерцания: - Ступай ближе к входу. Он, ранняя пташка, должно быть, скоро будет выезжать. – Джим кивнул в сторону ворот, а сам быстро ускорил шаг и направился к двум патрульным неподалеку от них, наверняка, чтобы дать новые указания на сегодняшний день. Сказать, что Джастин был ошарашен этим заявлением – ничего не сказать, веками устоявшиеся традиции и стереотипы, что благородным людям работать зазорно, подкрепленное жизнью на рафинированном Юге, где всю работу выполняли рабы и надсмотрщики, были разбиты и попраны северянами в бесконечной погоне за наживой. Гейт – ранняя пташка, это было что-то новое, чужое веяние, чужого города и чуждых нравов. Джастин, стоял напротив ворот и смотрел на бесчисленное количество почтовых дилижансов, пролеток и телег, спешащих развезти товары в лавки и на местный рынок, пока обитатели района еще сладко почивали в своих постелях, после очередного бала, приема или карточной битвы в клубе. Перед его взором, раскинулся, весь район Флюке-Брайн грей, в полном своем великолепии. Дома казались экстравагантными, а над крышами их, стояла такая тишь, что, кажется, сами стены беззвучно вздыхают сквозь окна и проемы, оттого, быть может, что есть в них что-то и от фарса, и от пропасти, и от душераздирающего одиночества; от отсутствия красок, от недостатка музыки и радости. С таких грандиозных высот, всегда быстро скатываешься, но внизу, все было иначе: небо разрывалось взмахами крыльев ястреба, который улетал так стремительно от этого места, словно, он боялся запутаться в паутине грязных улиц и ему, было не интересно наблюдать со своих высот за каламбуром творящимся внизу. Джастин, с тоской, проводил его взглядом. Новые хозяева мира, ранние пташки: спешащие в суете клерки, торговцы, нувориши, разбогатевшие за время грабительской войны, ростовщики и банкиры. Имена этих людей, звенят золотыми монетами, словно настоящее, американское достояние: мир, отличный от того мира, к которому привык, за эти годы, Джастин - наполненного воздухом, полным солнца, трав и смеха. Гувернантки, выводящие своих юных, непоседливых подопечных на прогулку, дабы они не мешали почивать высокопоставленным родителям, сбивались в шумные стайки, направляясь к Дубовому саду. Джастин, поймал взгляд одной из этих, милых на вид созданий - он выглядел обычным нищим и оскорблял их взор своим присутствием. По тому, как прелестные северянки поморщили свои носы, он понял, что и запах от него стоит соответствующий и поспешил уступить им дорогу, зайдя в тень кипарисной аллеи и скрыться с их глаз. Эдакий бродяга, готовый, по мнению самодовольных прислужников этих, свинцовых, блистательных полубогов, напасть исподтишка на каждого выряженного северянина или ребенка. Они быстро прошли мимо него, шикая на детей и выражая полнейшее воплощение праздности и беззаботности, как и любой другой житель этого района. Джастин, смотрел из тени на этих счастливых, полных жизненной энергии и радости, розовощеких, нарядных малышей, а перед его мысленным взором, вставало бледное, изможденное лицо голодной Хлои. Его сердце полнилось ненавистью и презрением к этим людям, разрушившим его мир, оставившим его семью прозябать на руинах былого благополучия. Даже кухарки, спешащие на базар, чтобы закупить провизию на день, брезгливо шарахались от него и, перехватывая корзинки с торчащими из них пучками зелени и хрустящими багетами, шустро переходили на другую сторону улицы. Он оглядывал широкие, чистые улицы своим затравленным, злобным взором, как нищий, глухой и немой, нелепый и несуразный человек, во власти землетрясения, отрезавшего пути к отступлению и заброшенный в самую темную бездну. Джастин, недолго скрывался в тени; людей на площади, перед главными воротами становилось все больше и эта, пестрая волна, заливала его глаза красочными платьями и костюмами, мельтешила, разноцветным роем мух и Калверли, почувствовав дурноту, решил пройтись вперед. Он шел медленно, зажато, уступая дорогу каждому встречному, пока, на его пути не возникла стена прекрасного, каменного здания, имеющего, поистине, величественный вид - Джастин остановился и прочитал надпись, выгравированную золотыми буквами, на бледно-розовой мраморной доске, где были указаны - значимые даты американской революции и имена американских генералов, освободивших северо-восточное побережье от англичан. Джастин, лишь раздраженно фыркнул и, услышав чей-то оклик, обернулся, видя, как двое лакеев приветственно машут руками молодому мальчишке-адъютанту, быстрым шагом направляющемуся к ним. Длинные тени домов, деревьев, заборов ложились красивой лентой по светлой дороге, полной разнообразных транспортных средств, въезжающих и выезжающих через главные городские ворота, образуя настоящий затор и Калверли стоило большого труда, разглядеть в остановившемся экипаже знакомое лицо. Он, в ожидании, застыл, глядя как адъютант, что-то говорит лакею и тот, открывает дверцы кареты и в эту минуту, Джастин срывается с места и несется к ним, изо всех сил, стараясь не потерять из виду, вылезающего из экипажа Кристофера. Он дает поручения второму лакею и тот, вместе с адъютантом, медленно удаляется, а Гейт, уже увлечен разговором с каким-то человеком, почтенного возраста, прогуливающимся в это, солнечное утро, по тротуару под руку с очаровательной девушкой, но стоило Джастину приблизиться, как, они, скривившись, спешно распрощались с Гейтом. Пожелав всего наилучшего, мужчина со своей молодой спутницей, быстро уходят, чтобы не видеть обтянутого серой кожей оборванного и грязного попрошайку с растрепанными, скомканными волосами и красными, внимательными глазами, которые внушали им опасения. - В таком виде, тебе не следовало тут появляться. – Сказал Крис, уставившись веселым взглядом на своего друга и добавил, голосом низким и почти ненатуральным, ехидным: - Я ожидал, что ты придешь, но не думал, что так скоро. Неужели, все настолько плохо? - Ты сам все знаешь, зачем мне распинаться зря о своей несчастной доле? Скажи, что ты имел в виду, когда предлагал мне работу. – Процедил Джастин, замерев и ожидая ответа, с огромным присутствием духа, взглянув Крису в глаза и увидев, как тот упивается его уничижением и черпает радость от собственной победы, в жестокости своей силы и Калверли, сжал кулаки. Гейт рассмеялся, глядя в искаженное, бледное лицо Джастина, придавшегося новым волнениям, вызванным, на почве старого застоявшегося страха; трезвый воздух этой, терпкой издевки, энергично питает ужасный скептицизм и веселье Гейта, когда тот, ухмыляясь, заявляет: - Помыться, это главное. Остальное расскажу тебе вечером, когда вернусь с важной встречи. – Что снова вызывает недоумение у Джастина, в их издохшем мире, все деловые вопросы решались в праздной болтовне, за бокалом послеобеденного коньяка, в клубах вкусного дыма, пока дамы готовились к продолжению раута, а мужчины, удалялись в курительную комнату или коротали вечер за партией в покер. Но, чтобы так, отправиться на встречу, с утра, это было что-то новое и не совсем понятное для Джастина. - У меня нет сегодня времени на тебя. Ступай с Диланом, он тебе все покажет. – Лакей, как-то скованно и озабоченно смотрит на своего господина и недоуменно переводит взгляд на Джастина, но покорно опускает голову, встретившись с его красными глазами, в которых плескается злость. - Знаешь, я понял, что не люблю загадки - говори прямо, что мне предстоит делать, иначе, я… - Джастину уже давно надоела эта комедия, но, как и со всеми большими начинаниями, с её развязкой пришлось повременить из-за, разорвавшего пространство, словно бумагу, властного, стального голоса Гейта, прервавшего его: - Что? Опять развернешься и сбежишь? Ты только это и умеешь, меня этим фокусом не удивишь, Джей Ти. - Я не бегу, по крайней мере, не от тебя, Гейт. Учти, я не буду с тобой шутить. – Воскликнул Джастин и слова его улетучились с южным ветром, который, оживлял в его памяти все мерзкие запахи опустошенных садов и иссохших полей своей родины, куда он не хотел возвращаться. Он не мог бежать, не имел права возвращаться в дом из костей и золы. Джастин помолчал и, удостоверившись, что злость его поутихла, под ветром воспоминаний, сказал, уже спокойнее, но по-прежнему, твердо: - Ты сам выбрал такой расклад, вот и наслаждайся им, а меня укорять ты теперь не имеешь права. Ты для меня никто. - Без меня ты - ничто. – В тон ему ответил Гейт, вскинув голову и растянув губы в улыбке, а тень, упавшая от густой кроны деревьев, придала его лицу странную половинчатость, скрытость одной части и преобладание иной - грязной. Джастин увидел всё, нелепое сходство этого лица с потерянной душой, внутри своей груди, понимая, что бывший друг прав и спорить им не о чем. - Или у тебя есть возражения? - Нет. – Мотнул головой Джастин, с глупой улыбкой, подумав, про себя, что он – само олицетворение невезения, чрезмерно странное и наивное, глухо приводящее свои нелепые доводы, упрямо возражая ему, этому, сатанинскому посыльному и, в конце концов, он почувствовал усталость, какой обычно не чувствуют люди в солнечное и теплое утро. - Дилан, проводи его. – Сказал Крис и захлопнул за собой дверь кареты. * Молчаливый и угрюмый лакей в своей чопорной ливрее, высокий, сухощавый, с волосами до плеч, шел настолько быстро, что Джастин, едва поспевал за ним, с трудом, ковыляя на своих, больных ногах и бормоча под нос проклятья, каждый раз, когда ему доводилось, снова, споткнуться на ровном месте. Обувь совершенно износилась, ведь эти сапоги служили ему не меньше года, а обзавестись новыми он, разумеется, не мог, оттого и приходилось терпеть и стертый каблук, и постоянные мозоли. Калверли, за всю жизнь, никогда не знал, что такое мозоль, ведь он, никогда не проходил десятки километров ежедневно, пешим шагом, как какой-то, несчастный пехотинец - он был кавалеристом и лошадь была его неотъемлемой частью, той, которая никогда не жаловалась на усталость и боль в ногах. За время, проведенное в Вайдеронге и работе на плантации, Джастин думал, что он давно привык, но ороговевшие раны на ступнях трескались под его быстрым шагом, болезненной волной, принося неудобство и он, недовольно, промычал в спину лакею: - Как долго нам еще идти? Ответа он не дождался и решил не пробовать завязать разговор еще раз, а сжав зубы, молча, шагал за ним и терпел. Чем дальше они углублялись в район, тем шире становились улицы и больше дома - это были особняки, поражающие воображение своим величием, большинство построек рококо и барокко — дома французской знати, которые строились в прошлом веке и Джастин, пораженно оглядывался по сторонам, как завороженный. От каждого особняка расходятся лучами широкие аллеи, они, будто тоннели, проложенные в массе зелени, открывали разнообразные картины: беседки с пилястрами и колоннами, а кое-где, в самых вычурных домах, главный вход украшали воинственные теламоны. Джастин, неуверенно останавливался, через каждые тридцать футов, все больше убеждаясь что, даже, не смотря на принципиальные различия всех этих домов - он бы потерялся в коридорах этих улиц за считаные минуты и ему это не нравилось. Как офицер, привыкший искать пути к отступлению, как пленник, привыкший высматривать любой шанс, чтобы сбежать, как человек, закаленный в смертельной игре, он не переносил ловушек и ненавидел места, скрывающие выход и запутывающие его разум. Людей, в этой части Флюке-Брайн грей, было вдвое меньше, чем на главной улице, оставшейся позади. Это место было строго охраняемо и покой жителей этого района, никто и никогда не смел тревожить и, вряд ли, до Джастина, тут побывал кто-нибудь его уровня. И вот, ему уже казалось, что толпа, которую он так ненавидел – так подавляла его своей роскошью, так унижала презрением, так осмеивала, так обыгрывала и обкрадывала - заставляла его съеживаться, подобно уродливой гусенице. Джастин сбрасывает это мутное наваждение, поднимает голову и видит, что люди смотрят на него злобно, словно зная, что он – их враг, чья война еще не закончилась; она будет длиться, пока он жив и, встав перед ним словно гидра, заплатит ему кровавой монетой. Джастин скривился, когда мимо проехал великолепный экипаж и женщина, внутри него, при виде Джастина, плотно запахнула шторки. Калверли ускорил шаг, догоняя, быстро удаляющегося, лакея, который шел, не оглядываясь и не замечая своего спутника, затерявшегося среди презрительных смешков и пристальных взглядов прохожих. Его взор переместился на величественный собор, из распахнутых дверей которого, дамы выходили с утренней мессы. За чопорными матронами следовали, сопровождающие их, нагруженные молитвенниками и летними зонтиками, с кистями из золотой канители, горничные, цветом лица, ничуть не темнее, чем у их хозяек. Женщины, тихо переговариваясь, прошли мимо, к удивлению Джастина, приветственно кивнув лакею Гейта и, удивленно, посмотрев на оборванца, рядом с ним.