сообщить о нарушении
Текущая страница: 27 (всего у книги 96 страниц)
- Ты издеваешься, лейтенант? – неловко воскликнул Маррей, подойдя ближе к кровати. - Все письма тщательно просматриваются на наличие компрометирующей информации и отправляются с трех пунктов, вперемешку, чтобы не было возможности узнать, где важные письма, а где солдатские, идущие на гражданку. По прибытии на станцию они сортируются и идут к адресатам. Это занимает недели две. Не меньше. Ответ приходит через месяц, у нас тут все очень нестабильно и запущено... Хотя образцовый форт, лучший «лагерь смерти», на всем Севере. – Он помолчал несколько мгновений, размышляя. - То, что ты хочешь, просто невозможно.
- Уверен? - Сдержав спазму в горле, еще раз спросил Джастин сдавленным голосом. - Даже если отправить его не почтой?
- В каком смысле?
- Мы же расширяем железную дорогу, к западу от штаба, через реку Дорапон, вверх к Вирджинии. "На этих работах мы познакомились". Как часто ходят поезда в Вирджинию?
- Каждые два-три дня, грузовые. – Ответил Дерек, долгим взглядом смотря на Джастина. - На поездах наши люди, они в жизни тебе не станут помогать.
- Мне нет. – Согласился тот и замолчал, позволив Дереку осмыслить суть сказанного.
- Ты подстрекаешь меня на пятьдесят пять ударов розгами. - Дерек глядел в его нездоровое лицо, и вдруг Джастину показалось, что у него закружилась голова от такого взгляда. - Неужто не знаешь, как бьет рука контрабандиста?
- Знаю. "И получше вас всех". Брат всегда любил повторять: лучше уклониться от боя, чем драться без надежды на успех. Но я не могу уклоняться, я чувствую, что беда близко… - с отчаянной болью прошептал Джастин, схватив Дерека за руку своими горячими тонкими пальцами. - Мне не выбраться отсюда, Дерек. Он меня не отпустит. Я знаю... Он не даст мне уйти, он не даст мне умереть, он не даст мне победить. И дьявол, и я равно утратили надежду - он на возвращение на небеса, я на возвращение на родину. Мне не убежать, но письмо брату я обязан послать. - Проговорил он с неожиданной горячностью, глаза его, как у больной птицы, стали медленно, лениво прикрываться веками; Калверли понял, что последние силы уходят на эти выплески, но остановиться он не мог.
"Он сможет повлиять на Моргана, если я напишу ему ваши укрепления, он перешлёт генералу план и тогда Вашингтон будет разрушен. Сам я не справлюсь, а Джефф сделает это".
- С чего ты взял, что я буду помогать тебе в таком злостном деянии? Ты горишь желанием уничтожить нашу столицу и нас всех подчистую, так зачем мне помогать тебе в этом? Я не хочу идти против своей страны.
- В тебе течет та же кровь, что и у меня в теле, так будь благоразумен! - Сказал он простым, тихим, человеческим голосом. - Если федералисты победят, то всех нас упекут за решетку, как изменников, твоя мать погибнет. Спорю на сто долларов, которых у меня нет, что ты не указал в документах, кто твоя мать, да?
- Да. – Глядя куда-то в сторону, угрюмо сказал Дерек, отдернув руку от Джастина и поправив смятый рукав мундира. - Отец сделал справку о её смерти. Она числилась жительницей Нью-Йорка.
- Неужели в тебе не найдется сил, чтобы пойти на сторону правых и справедливых или ты предпочтешь остаться сиротой, в стране лицемеров?
- Линкольн обещал сделать Южные штаты свободными. – Резко сказал солдат, глухим, почти гордым голосом, однако совсем неуверенно.
- Наших рабов он освободит, нас – никогда, потому что южане не пойдут под его знамена. А негры за лишний доллар отправятся хоть на край света: ваш президент об этом прекрасно знает. Решай, Дерек. – Джастин мельком глянул в окно, где сгущались вечерние сумерки, и опять выжидающе посмотрел на него.
- Я согласен. – Неожиданно быстро ответил тот, однако не вызвав у Калверли никакого подозрения. - Когда вернётся капитан Эллингтон?
- Ночью. – Радость, что переполняла Джастина, была почти что невменяема, и он едва сдержал себя, чтобы не закричать. Если бы он мог рассказать кому-нибудь это свое чувство, - его бы сочли сумасшедшим – настолько он был счастлив слышать, что теперь не один.
- У меня через пятнадцать минут построение на плацу, если не явлюсь, будет выговор. Я должен идти.
- Я не знаю, когда он уйдет в следующий раз. – Мотнул головой Джастин, взволновано вздрогнув. - Возможно, сегодня мой единственный шанс написать письмо.
- Твоя задача сделать так, чтобы через два дня я получил это письмо, а как это сделать – дело твое. – Сухо сказал Дерек, явно сожалея о своем скоропостижном согласии в столь смутном деле. - Поезд прибывает двенадцатого декабря, в шесть часов вечера. Постарайся выбраться на территорию. В следующий раз я не смогу так легко проникнуть сюда: Эллингтон почти не выезжает за пределы форта, а его покои под строгим контролем. Это сегодня, в его отсутствие, дежурные солдаты позволяют себе уйти и немного расслабиться в городе.
- Хорошо. – Хрипло согласился Джастин, мысленно прикидывая, какому дьяволу продать душу, чтобы совершить подобную вылазку. - Я что-нибудь придумаю. Уходи, Дерек. Он скоро вернется.
12 декабря 1862
Джастин вышел на балкон, вдыхая морозный воздух; его взгляд неуклонно следил за городом, освещенным зловещими отблесками пожаров. Ему казалось, что развалины разбитых снарядами зданий, перепаханные войной дворы - кучи искореженной земли, убитых людей, застилавших своими телами улицы, сырой дым и желтое ползучее пламя горящих складов, - есть выражение его жизни, это ему осталось для дожития. Воображение Джастина бродило по неизведанным просторам, заглядывала сквозь призму дымящейся стены, подкидывало ему картины полного ничтожества объятого пламенем Вашингтона, который за одну ночь потерял весь тот заряд своей неисчерпаемой силы, которая будоражила умы своих защитников и внушала ужас своим врагам. Горела вся северо-западная часть города – центр промышленного производства. Взрывы сотрясали город: на севере, рвались склады боеприпасов, на западе передвигалась артиллерия северян, ударившая по осаждавшим войскам конфедератов и наголову разбившая их.
Джастин ощущал в себе животное, которое испытывало ярость, злость и ликование при виде рушащейся столицы своего противника. Это - чувство пресмыкающегося, и его, по-видимому, нельзя всецело изгнать, как и тех червей, которые водятся даже в здоровом человеческом теле; а Джастин и без того был нездоров, поэтому всецело отдался своей разбитой гордости, наблюдая за далекими всполохами.
"Мы проиграли, но зато, сколько урона нанесли им! Для того, чтобы восстановить эту часть города, понадобится не меньше месяца. Их фабричное производство терпит крах". – Калверли понимал, что действовать надо незамедлительно: осадная артиллерия, которая проникла в северо-западный округ, была отлично подготовлена к удару по промышленным сооружениям, но укрепления северян были неизвестны его соотечественникам, потому они сейчас вынуждены отступать, бросив часть орудий и лошадей, на радость янки. Джастин знал, что уязвимая часть Вашингтона, это восток. Сейчас, он, полностью оставленный федералами на произвол судьбы, так как извилистые горные дороги не подходили для тяжелой осадной артиллерии или кавалерии, а пехотным отрядам необходимо держать в своих руках особые артиллерийские резервы, с помощью которых они могли бы влиять на ход боя и наносить противнику неожиданные удары. Иначе, пехота разобьется о стены Вашингтона, как вода о скалы. "Пока Моргану неизвестно это - он будет зря таранить город. Он непреступен. Но, недолго тебе, Александр Эллингтон, осталось радоваться".
Калверли вдохнул полной грудью леденящий воздух и оглянулся через плечо, услышав приближающиеся шаги.
- Смотри, на что способны твои бойцы, лейтенант. – Тихим, низким голосом сказал Эллингтон, остановившись за спиной Джастина.
- Ваши лазутчики неплохо работают, по правде говоря. Я удивлен, что вы добрались до города, обойдя наш патруль.
- Мы достойные противники. – Стараясь сохранять бдительность, сказал Калверли и, пристально взглянув в хризолитовые глаза, не выдержал, опустив взгляд, под короткий смешок Александра.
- Это вряд ли. – Эллингтон легким движением отвел прядь за ухо Джастина, заставив того обескуражено вздрогнуть и отклониться от протянутой руки. - Наши жалкие шпионы - просто мухи, плавающие на поверхности потока военных хитростей, по сравнению с вами, это я признаю. Но ваши политики глухие глупцы, которые не слышат того, что им докладывают солдаты, а если бы и слышали, то не поняли что к чему.
Джастин медленно перевел взгляд на него, облизнул обветрившиеся губы и произнес:
- И все же… это твой город сейчас горит – не мой.
- Они подожгли мины и подорвали мост Куц, на Индепенденс авеню, - с насмешливою улыбкой, сказал Эллингтон. - В двух кварталах от штаба, но в последний момент ринулись к складам, и мы подожгли их. - Какое-то злобное торжество блестело в его глазах и звенело в голосе. - Мы сами спалили половину Вашингтона…
- …чтобы он не достался нам, – зло закончил Калверли, редко пропуская слова сквозь стиснутые и тонкие губы. - Твоих рук дело?
- Скажем так, я всего лишь зачинщик, всё остальное доделали за меня. Иначе я бы застрял в городе до следующего дня, а нам бы этого не хотелось, так, Джей?
"Это было бы великолепно, я без усилий смог бы выбраться к Дереку в лагерь". – Подумал Джастин и, подняв голову, вытянул шею, как будто намереваясь что-то сказать, но тотчас же пресекся, вспомнив, кто стоит перед ним и что может последовать за неосторожно оброненным словом.
Где-то ухнула ночная зловещая птица, словно она пожелала увековечить в своем крике предсмертные стоны человека - какого-нибудь несчастного, утратившего жизнь в нескольких километрах от сектора 67; стоя на пороге мира теней, она воет не звериным голосом. Джастину слышались человеческие рыдания, особенно жуткие в момент, когда огонь приближается к телу. Калверли помнил сожженный заживо первый полк в ущелье у холма Гвен - его не было видно из окон капитанских комнат, но извилистые горные утесы, словно каменные изваяния, скрывали за собой последствия ужасной бойни. Джастин знал, что значит гореть заживо и эти шрамы на коже были его клеймом. Он еще раз посмотрел на город, кажущийся таким мертвецки спокойным в лучах восходящего зимнего солнца.
Рука Алекса легла ему на плечо, разворачивая к себе: они стояли слишком близко, дыша друг к другу в лицо, не давая испариться животному теплу и влаге, вырывающимся из их ртов. В движениях Эллингтона скользили едва заметное напряжение и медлительность – Джастин только сейчас, вдохнув запах этого тела, дотронувшись до крепких рук, глядя в лицо утопающее в сумеречном свете, понял, насколько усталым тот выглядит. Но это утомление нисколько не отражалось в его оживленных глазах: он был возбужден пожаром, от него пахло потом и дымом, и Джастин на миг представил, как в самой гуще сражения, в дыму, оглушаемый беспрерывными выстрелами, Эллингтон отдает приказы своим вкрадчивым, властным голосом; как он морщит лицо, глядя на трупы солдат, шагая через тела и под страшным огнем, звуками копыт и колес, идет всё в одном направлении. Непоколебимый главнокомандующий, непобедимой армии. "Словно пули его не берут…" Видно было, что в голове Алекса установился теперь свой ход мысли, независимый от творившегося в городе хаоса, будто бы не его город разрывали языки огня.
Джастин почувствовал нервный холодок, лизнувший его каплей пота по спине, и закрыл глаза, когда прохладная ладонь погладила плечо, спускаясь к локтю, а сухие губы коснулись его ключицы под расстегнутым воротом рубашки, скользнули вверх по шее, к приоткрытому рту, прижались к нему с коротким стоном. Джастина пробрала мелкая дрожь, и он попытался ответить на поцелуй, поймать губы Алекса, но тот вдруг разжал объятия.
- Идем в комнату, ты ещё не настолько здоров, чтобы разгуливать по ночам. – Жарко выдохнул Эллингтон ему в губы, уступая Джастину дорогу.
Калверли словно очнулся ото сна, почувствовав, что у него затекли ноги и заледенели руки; какая-то непреодолимая сила влекла его вперед, и он испытывал нравственное колебание, решающее его участь, и оно, очевидно, разрешалось в пользу страха – он зашел в комнату, низко опустив голову.
За дверью, ведущей в гостиную, послышался оглушающий взрыв хохота и сдавленная ругань. Ему грубо ответил другой голос, после чего раздался глухой удар: кто-то перелетел через стол под крещендо бьющийся посуды и радостные вопли остальных.
- Я полагаю, что это твои друзья, раз они находятся здесь в столь поздний час? – с тенью напускной усмешки спросил Джастин, стараясь отвлечь себя от мысли, что бежать ему некуда.
Голоса за дверью уже больше трех часов тревожили покой Джастина, заставляли вздрагивать от каждого взрыва пьяного хохота; северяне сами по себе опасны, а за дверью их было не меньше пяти человек, что пробуждало в нем настоящий ужас.
Чувство, возникавшее, когда он ощущал на себе тяжелые, внимательные мужские взгляды, по-прежнему вызывало растерянность и страх. По звуку этих голосов, бодро и пьяно декларирующих матерные военные песни, по вниманию, с которым взглянул на него Эллингтон, по тому, что капитан так и не снял свой мундир, оставаясь при параде – Калверли понял, что в гостиной комнате находятся офицеры.
"Празднуют свою маленькую победу".
- К черту таких друзей! – воскликнул Алекс, кратко улыбаясь, с выражением, которое говорило, что он имеет полное право поиметь всех этих офицеров и выкинуть их на мороз, ранним утром, совершенно не задумываясь при этом. - Уже четыре часа утра, думаю, их веселье подходит к концу, обычно до пяти часов все уже лежат трупами в курительной комнате.
Для твоего же блага, на глаза им лучше не попадайся. Они хоть и мало отличаются от трупов, но сам понимаешь, что значит военная выправка.
"Малейший шум или движение поблизости грозит разбудить даже вусмерть пьяного ублюдка".
- Я не знал, что мне можно выходить из комнаты. – Растеряно проговорил Калверли, чувствуя, что его охватила паника, и, как ни странно, на смену ей пришло жгучее любопытство.
"Он что-то подозревает".
Эллингтон, стоящий у стола, придирчиво разглядывал свои папки и документы. Джастин уже распотрошил их, проверяя на наличие важной информации, но кроме заявлений на подпись, указаний о передвижениях на западном фронте и запечатанных писем, которые он не мог вскрыть - ничего полезного там не оказалось. Западный фронт мало интересовал Джастина, так как их эскадрон не участвовал в боях у «Горных Штатов», и тем более ему было плевать на оккупированный «Штат равноправия» - Вайоминг. О Луизиане не было сказано ни слова в документах капитана, но Джастин понимал, что их большая и важная часть надёжно скрыта в ящике стола, который закрывался на ключ, поэтому надежда узнать что-то о судьбе штата не угасала.
Эллингтон оглянулся, ничего не сказал и не изменил выражения своего насмешливо-улыбающегося лица, однако глаза его потемнели.
- Нельзя. Считай это предупреждением.
- Иначе? - нервы Джастина дрогнули, глаза загорелись огнем; он показался бы ужасным любому, но только не тому, кто знал, какое безумное действие оказывает на него страх, поэтому Эллингтон смело отразил этот выпад.
- Ты сильно пожалеешь об этом. - Сказал он своим звучным, твердым, не спешащим голосом, подошел к двери и прислушался: голоса уже стихли, слышалось только чье-то невнятное бормотание.
Он запер дверь на обе задвижки. В выражении его лица, в движениях и походке почти не ощущалось прежнего притворства: теперь Алекс выглядел уставшим по-настоящему и не скрывал своего состояния: он, имел вид человека, не спавшего дней пять.
- Конченый денек. – Вздохнул он и снял, наконец, свой мундир, видимо, почувствовав себя в полной безопасности за закрытыми дверями, что показалось Джастину довольно странным, учитывая, что по ту сторону находились его офицеры.
Калверли стоял посередине комнаты, усердно делая вид, что на полу есть что-то более интересное, чем раздевающийся перед ним мужчина. Алекс явно не держался на ногах, потому, сняв с себя белье, сразу свалился на кровать, поверх шерстяного одеяла, раскинув конечности, в совершенно бесстыдной позе.
- Чего стоишь там? – устало осведомился он, не глядя на Джастина. - Сюда иди. Мне нужно расслабиться.
Джастин со всей силы сжал кулаки, желая схватить саблю, мирно лежащую на кресле, вытащить её из ножен и запустить ею в голову этого чертового янки, но смысла в этом не было никакого.
"Нужно продолжать играть. Это должно закончиться быстро – он слишком устал".