Текст книги "Две войны (СИ)"

Автор книги: dorolis

сообщить о нарушении

Текущая страница: 70 (всего у книги 96 страниц)

- Вы все окрестности прочесали сегодня, когда искали меня? – Вдруг спросил он, оторвавшись от матово блестящего в мерцающем свете револьвера. - Еще бы! – Уверенно заявил Бивер, едва слышно вздохнув от облегчения, когда радостно понял, что Джастин оставил прежнюю тему. - А кое-где и по несколько раз. В чем дело, Джей? - Никого подозрительного твои солдаты не видели? В плаще черном, может быть… шляпе? – Сделав неопределенный жест рукой, спросил Джастин, поежившись от ветра, обдувающего его разгоряченное и уставшее тело. - Мне бы непременно доложили. Но нет, не было никого. Кто он? – Быстро спросил Джим, приветственно, но отрешенно кивнув, проходящим мимо, помощнику шерифа и констеблю, которые в этот час всегда обходили квартал. - Если бы, мне было известно это, я бы не задавал таких вопросов. – Терпеливо дождавшись, когда двое служителей закона и порядка свернут из переулка Ланникорфолг, тихо сказал Калверли. - Пусть я и жалок, но не безумен, Джим. Мне нужно защищаться, от кого бы то ни было. Я чувствую, что что-то не так. – Его подчинило себе, то жадное внимание и понимание, с каким слушал его Джим и Джастин решил не мешкать, а спросить прямо, зная, что на этого человека он может рассчитывать. - Где мне найти оружие? - Не думаю, что это удачная идея и что полковник Гейт ее одобрит, но я уверен, что у старшего лейтенанта Первого кавалерийского Эскадрона Вирджинии не возникнет проблем с этим. – Кивнул Джим, достав из кобуры свой револьвер и ласково погладив вороненую сталь, вручил его Джастину. – Мой наградной. Использую его только на парадах, для службы он не годен, но для самообороны самое то. Револьвер, словно, взорвался пламенем, оказавшись в его руке: длинноствольный Кольт Бантлайн, с шестнадцатидюймовым стволом, магазин и курок которого сразу ярко заблестели в крепких тонких пальцах, чрезвычайно увесистый, но удобный в руке. - Благодарю тебя, Джим. – Улыбнулся другу Джастин, спрятав револьвер в протянутую кобуру, которую Бивер так же отдал ему. – Обещаю вернуть в целости. - Себя сохрани в целости, - буркнул в ответ Джим, закидывая ногу в седло. – Смотри, чтобы его не увидел Гейт. И держи меня в курсе, Джей. * 29 апреля 1866 - Джастин, дорогой, сегодня мы приглашены к Стэнтонам. Я надеюсь, на этот раз, ты соизволишь явиться, и они застанут тебя в более добром расположении духа, чем прежде. – Сказала Женевьев мужу, не поднимая на того глаз, сверлящих страницы новой книги. В саду, под окнами раздались голоса, стеклянная дверь балкона звякнула и распахнулась, впустив на террасу Шерри и Кристофера, весело переговаривающихся о предстоящей ярмарке. В хорошие, весенние вечера, в час, когда еще не остывшие улицы пустеют, когда служанки собирают в саду цветы, а Меган с подругами, играет у ворот в волан, Джастин любил открывать окно веранды и, облокачиваясь на подоконник, смотрел со второго этажа на кипящую внизу жизнь. И его супруга, по своему обыкновению, начиная разговор с беспечной болтовни, потом вдруг обнажив свое требование, словно сверкнувший клинок, выводила Джастина из себя одним лишь словом. - Если бы министр Стэнтон со своей женой и выводком вернулись к себе в Пенсильванию, а не растрачивали свое и мое время на прогулки и развлечения в столице, я бы, наверное, воспрянул духом. – Огрызнулся Джастин, скользнув холодным взглядом по Женевьев, которая сегодня вырядилась в самое вызывающее из всех, своих платьев - сшитое из тончайшего индийского муслина, хотя, она прекрасно знала, как ненавидит это голубое посмешище Джастин. Лиф ее платья был вырезан излишне глубоко, овальный вырез спины доходил до самой поясницы и, даже, вшитое кружево, драпировавшее вырез и, едва ли, прикрывающее оголенный участок спины, казалось, делало его, еще более вульгарным. - Они проделали долгий путь, ты же знаешь! Как можешь ты, так отзываться о наших друзьях? – Злорадный, маленький фырчок сквозь передние зубки и Джастин, вновь закатывает глаза от раздражения, когда жена, взглядом, не терпящим возражения, смотрит на него, откладывая книгу на столик. Эти карие глаза, они казались черными, из-за ресниц и смотрели на Джастина в упор, с какой-то прямодушной смелостью. На скорой свадьбе настояла Шерри, уже спустя несколько дней по прибытии в Вашингтон, веско напомнив Джастину о его долге перед невестой и ответственностью, единственного, оставшегося в живых мужчины, старинного рода Калверли. Рассудив, что пять лет войны, слишком долгий срок для юной девушки, которая потеряла на войне отца и его братьев, но при всем, осталась в Техасе, дожидаясь возвращения жениха. Она, была одной из тех, кому пришлось бы подбирать жалкие остатки войны, но ей повезло гораздо больше, ведь ее избранник все-таки вернулся живым и медлить со свадьбой Женевьев не желала. Джастин был абсолютно уверен, что это она надоумила его мать на такое поспешное решение, но помня, что уже один раз сбежав от свадьбы на фронт, еще мальчишкой, у которого моча зеленее травы, он решил, что глупо повторять подобную выходку второй раз, особенно, учитывая, что бежать ему теперь некуда. В начале сентября прошлого года, Джастину пришлось повести англичанку к алтарю, узаконив их отношения. Они не стали устраивать пышное празднество, ведь семья, все еще пребывала в трауре по Джеральду Калверли. С тех пор, Женевьев переменилась: вечно жаловалась то на нервы, то на боль в груди, то на дурное расположение духа, шум шагов ее раздражал, а постоянная возня маленькой Хлои, живо напоминала, о том, что Женевьев еще не имеет собственного ребенка, что было, почти неприлично, в ее возрасте. Единственным оправданием служила война, но, с ее окончания прошло, уже достаточно времени, чтобы каждое напоминание выводило ее из себя. В то же время, она поняла, как много потеряла, пока длилась эта проклятая война, Женевьев, конечно, миллион раз пожалела, что не уехала к матери, в Англию, к балам и праздной жизни, а осталась в охваченной огнем, издыхающей Конфедерации. Но заполучив долгожданное, обручальное кольцо она, всеми силами, демонстрировала, как счастлива, дождавшись любимого с фронта. Слова восхищения, слезы счастья и восторг своим мужчиной, предавали романтизма ее истории, а всяческие неприятные и страшные подробности, просто не оглашались. Ведь леди, всегда – леди, даже если пыль, слегка запачкала кружево подола ее платья, и никто, никогда не узнает, как ломая ногти, почерневшая от солнца, шатающаяся от голода, Женевьев выцарапывала из сухой земли тощую морковку. Так повезло, далеко не всем. Бывшие барышни Юга, как мотыльки слетались в новую столицу, в поисках женихов. Не дожидаясь сочувствия и поддержки от Джастина, Женевьев полностью окунулась в светскую жизнь, с удивительной легкостью вычеркнув прежнее существование, словно бы и не было никакой войны, потерь близких и, изнуряющего душу и тело, страшного голода на плантации, с жадностью, она пыталась наверстать упущенное время. Она, каждое утро, отправлялась с новыми, подругами-янки на верховую прогулку в Центральный Горден-Рокки парк, раскланивалась с кавалерами, улыбалась старым знакомым и брезгливо отворачивалась от «южных оборванцев» встречающихся то тут, то там, на ее пути. Женевьев, без устали, разъезжала с визитами, состояла в клубе рукоделия и музицирования, устраивала чаепития в доме Гейта, где чувствовала себя полноправной хозяйкой, с легкого позволения Криса, с самым серьезным видом, рассуждала о политике, возмущаясь этими, сумасшедшими суфражистками, с их нелепыми требованиями и странными представлениями о том, что, действительно, необходимо женщинам. Она, мило чирикала, о новинках парижских модельеров и свежих веяниях в поэзии и музыке, с упоением, обсуждала проблемы воспитания детей и громко осуждала, в тайне поддерживая, зародившуюся на Юге и внушающую ужас, тайную организацию, со странным названием – Ку-Клукс-Клан (22). В те, редкие часы, пребывания дома, Женевьев, казалось, не находила себе места. Стоило, ей прогнать от себя непоседливую, юркую Хлою, или мужа, портящего ей настроение, своим угрюмым видом, как она, тут же, начинала скучать и, изнывая от одиночества, становилась еще более несносной, чем прежде. Джастин работал. Как и обещал Кристофер, деньги у него появлялись быстро и легко, он пробирался сквозь социальную толщу, незамеченный, как маленькая рыбка среди кишащих рептилиями юрских морей, хотя, вся работа его, сводилась к бумажной волоките в большом кабинете Гейта, где они просиживали целые дни до самой ночи, а нередко и до рассвета. Шерри, Хлоя, Женевьев и Меган, так же жили в доме Гейта, и тот совершенно не возражал, часто повторяя: «Я рад, что этот дом наполнился смехом и радостью. Вы желанные гости здесь». Этот огромный дом, преисполнил женщин неизъяснимым волнением и словно приковал их к себе, они расцветали, как яркие плодоносные деревья после засухи, орошенные живительным дождем пролившегося на них счастья и Джастин, не хотел мешать их новой жизни, блекло и мрачно, волоча за ними свою. Они, все начали жизнь сызнова, перестали цепляться за жалкие крохи, портить себе кровь, выбиваясь из сил, чтобы заработать на пропитание, но все это, быстро превращалось для Джастина в картину расцветающего царствования, необычайной эпохи безумия и позора. Длинные периоды угрюмости и меланхолии сменялись экстравагантными вспышками веселья и экстатическим подъемом духа, когда он, в гордом одиночестве, отправлялся в неприметные бары, снова прикладываясь к бутылке, как прежде, но он, никак, не становился самим собой. Ненависть к окружающим, побуждала скромного злого гения, в немом презрении, высказать все это обществу, которое спокойно занимается своими делами, пока душа Джастина одиноко ревет – покинутая, растоптанная и молчаливая. Всеобщий любимец, повсюду принимаемый с распростертыми объятиями, он постоянно стремился к уединению и вскоре, многие перестали так радушно и искренне радоваться его тягостному обществу. Он знал, что ему не требуется соприкосновение с людьми - его любезность гнила на глазах, его темперамент становился буйным и неуправляемым; в одиночестве он был холоден, рядом с людьми - возгорался как спичка. Сегодня вечером ему угрожал очередной светский кошмар; все те же, чопорные лица, пафос и амбиции, набившие оскомину, шумные споры ни о чем, кокетливые взгляды из-под вееров, восхищение одних и презрение других, отчего Джастин злился и, как заведенный, твердил о своем плохом самочувствии, но провести Женевьев, которая обожала светские мероприятия, было крайне непросто, а все ухудшилось, когда к ней присоединился Крис: - Джастин, Эдвин Стэнтон (23) генеральный прокурор США и Военный министр, так что он имеет полное право поставить тебя на карачки и заставить выплясывать перед ним, пока не останется доволен. – Раздраженно заметил он, не стесняясь присутствия женщин, уже привыкших к грубости в отношениях этих двоих. - Твоя задача развлекать и делать для него все необходимое. Ты что, не видишь, как он носится то в Нью-Йорк, то в Бостон — послушать оперу или поглядеть на какие-то там масляные полотна? И целыми ящиками, заказывает французские и немецкие книжки, а потом дни и ночи просиживает за этими книжками, вместо того чтобы поехать на охоту, или составить партию в покер, как подобает настоящему мужчине. Если все будет идти так и дальше, мы останемся без денег. - Эти, твои, милейшие люди, мне не указ. Меня, действительно, должно волновать, что этот старый болван Стэнтон скучает в столице? Я должен прыгать вокруг него, только потому, что он прикрывает твои махинации на нефтяном рынке? – Остро и с расстановкой говорит Джастин. Его, нахмуренный лоб становится круче, скулы резко выпячиваются, он легко управляет всеми движениями своего тела, чувствует силу в каждом суставе, но ему, иногда, пронзительно сильно хочется, одним движением, оступиться и выпасть с этого самого балкона, чтобы расшибить голову о каменную дорожку во дворе, лишь бы не спорить с Гейтом, вновь. - Мои махинации? - Крис был вне себя от ярости, прорычав: - Под всеми отчетами и договорами стоят твои подписи и штампы, как ответственного лица, так что, в случае провала, именно ты потерпишь сокрушительное fiasco, Джастин. Думай дважды. Джастин зло засопел, но промолчал, не найдя колких обвинительных слов. Они оба были отпрысками одного корня, но в их финансовом дереве и бюджете фирмы недавние события пробили основательную брешь. Один из их партнеров - английский предприниматель, на котором держалась связь с Великобританией – внезапно обанкротился и пустил себе пулю в лоб, а они потеряли несколько тысяч фунтов; самые верные расчеты из-за невероятных стечений обстоятельств рушились, бесспорные, казалось, сделки срывались, самым жалким образом. Это была война без пощады и без передышки, а включившись в этот бой, Джастин знал, на что подписывался. - Крис, Джей, перестаньте немедленно! – Воскликнула Шерри, спустив с головы зеленый кашемировый платок, который едва не слетел с ее плеч, подхваченный теплым порывом ветра. - Каждый день одно и то же, одинаковые скандалы. Вы невыносимы. - Матушка, ну разве мы ссоримся? Обычная размолвка и ничего более. Сегодня после ярмарки, я думаю, у Джастина повысится настроение, и он встретится с министром, как и обещает уже три недели. – Выдохнув, сказал Крис и Джастин, окончательно потеряв над собой контроль, оттолкнул его с дороги и, не сказав ничего напоследок, выбежал с террасы. Не желая слушать, как этот льстивый лицемер заливает в уши матери сладкие речи, на самом деле пряча в рукаве пулю для Джастина и пузырек с ядом для кого-то из его родных, готовый привести свой приговор в исполнение, в случае нарушения их договора. Джастин бежал из дома, с ненавистью озираясь по сторонам, хоть эта помпезная гостиная давно приелась ему, как и все комнаты этого дома, но здесь, в неприметной нише стены, была стеклянная дверь, ведущая в роскошную оранжерею, примыкавшую к дому – полюбившемуся Джастину месту. Мебель, обитая шагреневой, телячьей кожей, древесного цвета, состояла из пуфов, кресел и изогнутого дивана, занимавшего часть круглой стены, с большим окном. По комнате сновали лакеи, ставя на обеденный стол, в смежной комнате холодную рыбу, стейки из баранины в финиках, сырные и фруктовые тарелки, попутно, пристраивая на лед серебряные подносы с мороженым и пуншем для предстоящего обеда, который Джастин был намерен пропустить. В огромных китайских вазах росли папоротники, которые, вдруг, принялась выращивать Шерри, изящные индийские пальмы, вьющиеся и ползучие растения, распластанные по мраморному полу, a сверху проливался ливень красных и розовых махровых роз, чей пьянящий аромат смешивался с запахом жареного мяса из столовой. Во дворе Джастин вдыхает свежий воздух и его чуть не сбивает с ног Роуж, которого семья милосердно забрала с собой из Техаса, за это Джастин был им безмерно благодарен, неожиданно сильно соскучившись по рыжей псине, составившей ему компанию, во время долгого пути домой и, не менее длинного, периода распада его души на израненные осколки. Неподалеку, у маленького гранитного фонтанчика, Хлоя забавлялась с новой куклой, которую Джастин, специально заказывал у лучшего мастера в городе для племянницы. Понемногу он привыкал к девочке, хотя сторонился ее и по возможности избегал, неконтролируемо вздрагивая при каждом слове, обращенном к нему. Девочка была как цветок, расцветший в погребе: прекрасна, скованна сладким оцепенением, что навевает человеку детство. Длинная шуршащая завеса тополей окаймляет лужайки у фонтана, по которым она бегает, ловко исчезая за деревьями, заставляя двух молодых нянек без устали мотаться за ней по двору. Джастин улыбался, но лишь когда она поднимала к нему свои ясные глаза маленькой проказницы, ища его одобрения своей резвости и проворности, и каждый раз она слышала от Джастина довольное: - Вам не угнаться за ней! Она маленький ветер, что перерастет в настоящий ураган, если не получит свое. Хлое доставалось все, что могла пожелать пятилетняя девочка и Джастин не скупясь, баловал ее сладостями, платьями и игрушками, хотя, в округе он сыскал недобрую славу из-за своей расточительности, которая, по словам соседей, могла стать для девочки, пагубной привычкой – жадностью. Но Джастин плевал на их недовольные возгласы и на Женевьев, которая готова была поддержать кого угодно с набитым кошельком, лишь бы, в очередной раз, продемонстрировать хороший тон в обществе, как примерная, будущая мать и вызвать восхищение, самоотверженной заботой о маленькой сиротке.