сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 96 страниц)
========== Часть I, Пролог ==========
12 мая 1861
Джастин Калверли с трудом открыл глаза и тихо застонал. Пробуждение не принесло с собой ничего, кроме жуткого похмелья. Тяжелые темные портьеры были распахнуты настежь, пропуская весенний ветерок в комнату, залитую ярким, режущим глаза светом. Пахло свежестью, листья растущего за окном клена были покрыты утренней росой, а со двора доносились крики многочисленных кузенов, приехавших вчера вечером по случаю помолвки. Он пробурчал проклятья в адрес своих неугомонных родственников и повернулся на другой бок, стараясь не замечать назойливых солнечных зайчиков, пляшущих на лице. Часы на тумбочке у кровати немилосердно отсчитывали последние мгновения уходящего сна и через пять минут набатом пробили ровно девять утра.
Сегодняшний день не предвещал ровным счетом ничего хорошего: в их особняке уже к полудню будет настолько людно, что Джастин был уверен — в собственном доме ему будет мало места. Грандиозный прием, в излюбленной манере его отца, должен был собрать всех высокопоставленных персон в один вечер и в одном месте, по случаю помолвки младшего сына семьи Калверли с прелестной мисс Женевьев Донохью — любимицей и первой красавицей всех трех графств. Сам будущий жених, коим являлся не кто иной, как Джастин, всеми фибрами своей души противился подобной шумихе, однако после очередного скандала отстаивающий право на проведение этой вечеринки Джеральд Калверли все же добился своего, считая, что подобный прием продемонстрирует всему Техасу значимость их семьи. На нем будет присутствовать вся родня будущей жены, члены «une petite societe»¹ — английские дворяне, особы, приближенные ко двору Ее Величества. С родителями и сестрами своей будущей супруги Джастин уже был хорошо знаком, и, представляя себе остальных альбионцев из семьи Донохью, парень неумолимо клонился к тяжелому обмороку. Эти напыщенные павлины, слишком много возомнившие о своем бытии, были ему омерзительны, ровным счетом, как и сама Женевьев Донохью — его невеста.
Собственно, с этого и начинались все скандалы и ссоры в семье, произошедшие за последний год, пока отец, осыпая сына всяческими доводами и аргументами, навязывал Джастину эту свадьбу. Спустя несколько месяцев, проведенных в тяжелом забытьи от алкогольного опьянения, Джастин согласился связать себя священными узами брака с этой девушкой. Конечно, он не был слепым и, глядя на «первую красавицу штата», которую природа, не скупясь, наградила отличными внешними данными, прекрасно осознавал, что за великолепным фасадом скрывается полное отсутствие ума и здравомыслия. Ее беспрестанное кокетство и хихиканье сшибало с ног всех друзей Джастина, словно взрывной волной, будь то мальчишки его возраста или же постарше, но на него самого ее ужимки не действовали. В семнадцать лет он уже считался мужчиной, поэтому, как и подобает джентльменам его круга, проводил досуг в салунах и кабаках, часами напролет охотился на окрестных землях со своими друзьями, стараясь меньше времени уделять будущей супруге, дабы лишний раз не расстраиваться, разочаровываясь в ее непроходимой глупости, которая раньше его потешала, а сейчас уже откровенно раздражала. Хотя Джастин и был аристократом, впитавшим с молоком матери уважение к особам противоположного пола, но в его намерения не входило раскрывать этой женщине собственную душу и допускать, чтобы кто-то бередил его внутреннее «я». Человек страстного темперамента, он неизменно старался держать себя в руках, продолжал жить всем жаром своей натуры, выражая ее в каждом движении.
И это все больше и больше раздражало отца, который решил наконец-то проявить свой железный характер и поставить сына на место. В любой другой ситуации, скажи ему отец, что он обязан жениться, чтобы обеспечить финансовое благополучие семьи, Джастин и не глянул бы в сторону этой глупой и напыщенной индейки, найдя из огромного количества претенденток более или менее осведомленную в вопросах скромности девицу. Но такого выбора ему не дали, посчитав, что Женевьев и Джастин — удачная партия двух красивых молодых людей. Так было для всех окружающих, но мало кому было достоверно известно о причинах этой поспешной свадьбы. На самом деле именно несчастье, произошедшее в семье Калверли, и повлияло на дальнейшую судьбу этой пары. Глава семьи, богатый аристократ и плантатор Джеральд Калверли, рискнул приобрести деревообрабатывающий завод, послушав доводы своего близкого знакомого.
Этот брутального вида холеный мужчина в дорогом костюме едва успел вернуться из Европы, как первым же делом навестил дом Калверли. Он всегда был желанным гостем в их доме, и никто из близких Джеральда не обратил внимания на тот странный факт, что его присутствие неизменно вызывает у главы семьи воодушевленную заинтересованность словами приятеля, который часами сидел с Джеральдом в курительной комнате. Старый друг семьи, которого Джастин помнил с детских лет, всегда был словоохотливым человеком, однако никогда прежде его рассказы так сильно не цепляли всегда рассудительного и по большей части хладнокровного Джеральда Калверли. Но все же, рассыпаясь сладкими речами о том, настолько богата и блистательна жизнь европейцев, он вводил плантатора в состояние забытья. Намеренно он едва ли передавал всю суть людей из Старого Света, больше разглагольствуя на тему их финансового состояния, которое в обыденности приносило своим обладателям немалые суммы. Это были слухи, только слухи, намеки, словечки и пустые речи, попросту говоря, если прибегнуть к выразительному языку южан, — бессмыслица, сплетни. Сплетни, что всегда заполняют маленькие городки и умы тех маленьких людей, чья жизнь не так любопытна и насыщена событиями, как в столицах. Потому Джеральд легко принял все слова и увещевания друга, уговаривающего его купить устрашающего вида предприятие — завод, подобные которому были весьма популярны в Европе. И плантатор дал свое согласие, подгоняемый жаждой выручить с этого дела немалые деньги.
На приобретенном деревообрабатывающем заводе выпускалась продукция для мебельных фабрик соседних штатов, паркетная доска делалась по европейским стандартам, но Джеральд в скором времени решил сделать свое детище производителем эксклюзивной мебели из массива березы и сосны, что не понравилось его партнеру, который, оставив надежды уговорить друга переменить решение, поспешно покинул его. С каждым месяцем увеличивался объем выпуска продукции, однако расходы на приобретение материалов были столь велики, что пришлось вкладывать значительную часть семейного бюджета, и Джеральд Калверли быстро разуверился в своих силах.
К несчастью, на этом проблемы себя не исчерпывали, так как использование исключительно рабского труда при отсутствии квалифицированных рабочих сильно сказывалось на качестве продукции, которая и так не имела спроса, и сотни тысяч, вложенные в завод, не окупились, что привело плантатора в ужас.
Чтобы как-то покрыть долги, которых к тому времени у него стало немало, Джеральд заложил часть своих земельных владений, надеясь, что удачный урожай табака сможет покрыть все счета и вытащить семью из финансового тупика. В следующем сезоне стало ясно, что неестественно засушливая майская погода уничтожила урожай, и Джеральд оказался в безвыходной ситуации. Было распродано почти все, что имелось в распоряжении семьи: дорогой антиквариат, украшения жены, передающиеся в ее графском роду уже много поколений, приданое младшей дочери Меган, несколько породистых лошадей и даже мебель.
Все усилия Джеральда были напрасны: долгов меньше не становилось, зато по Техасу шустро поползли слухи, что некогда одна из самых влиятельных и обеспеченных семей стоит на грани банкротства. Боясь официальной огласки их позора, Джеральд решил, что единственный удачный ход, который поможет им выйти из неблагоприятного состояния, — это свадьба Джастина. Старший сын Джефф к тому времени уже год как был женат, а дочери Меган едва исполнилось одиннадцать, поэтому вся тяжесть ответственности легла на плечи среднего из детей Калверли, которому ничего не оставалось, как подчиниться воле отца и спасти свою семью от нищеты. Конечно, первое время юноша брыкался, как норовистый конь, отказываясь отвечать собственной судьбой за ошибки отца. Однако Джеральд умел надавить так, чтобы присмирить сына, и Джастин с хладным безразличием сдался, понимая, что тянуть с этим нельзя, ведь их положение день ото дня ухудшалось, а сам он был загнан в тупик, разрываясь между долгом помочь своей семье и сохранностью собственной свободы и права на выбор. Быть бедным, считал Джастин, не страшно. Весь ужас положения в том, что нельзя скрыть свою бедность от других. Бедность не порок, нет, бедность — недостаток; к стесненным обстоятельствам его семья привыкать не собиралась, в то время как самому Джастину было глубоко наплевать, отваливаются ли подошвы от сапог, куплена ли его рубашка в доме моды или же на базаре, как и все равно, что у него не изящный шелковый дождевой зонт, а простой, самодельный, из козьей шкуры, лишь бы этот зонт мог служить ему. В конце концов, он как бы сдружился со злополучным новоиспеченным статусом банкрота. В этом отношении его родственники «принципиально» расходятся с ним во мнении, всячески пытаясь скрыть свою только что начавшуюся нужду.
Джеральд быстро нашел для Джастина невесту: англичанку испанского происхождения, девушку из высшей европейской знати — Женевьев Донохью, семья которой была на особом счету в Старом Свете и здесь, в Техасе, считалась весьма уважаемой и почтенной. Лучшей невесты не сыскать — титулованная, богатая, знатная, красивая и очаровательная, что могло быть лучше, учитывая сложившуюся ситуацию? Довольно скоро брачный контракт был составлен, условия были прекрасными, и глава семьи Калверли считал, что им крупно повезло. И мало кого волновало, что Джастин после такого унижения терзался бесконечно долгими ночами, потеряв покой, стараясь не думать о том, что его жизнь еще полгода назад была в его собственном распоряжении, а теперь должна быть продана, заложена, словно лот, пущена с молотка. С тех пор Джастин был сам не свой: в первый раз соприкоснувшись так близко с реальным миром, он вновь захотел позабыть о нем и уйти, чтобы слепыми бессонными ночами накачивать себя то лауданумом, то виски, предаваясь скорби, которая вытягивала из него все соки. То, что неугомонный Джастин пристрастился к выпивке, не вызывало сомнений. Он практически спивался на глазах у отца и матери — последняя, в свою очередь, считала должным не указывать и не лезть в жизнь сына. Он уже оценивался вполне взрослым человеком, с чем не был согласен Джеральд, считая, что у Джастина огромные проблемы. Пьянство, гулянки, проведенные в непристойных барах и салунах ночи, нескончаемые драки, потасовки и прочие глупости, что тот творил, Джеральд переносил очень болезненно, будучи убежденным, что подобное поведение недопустимо ни одному из членов их многоуважаемой семьи. Только Джастина это больше не беспокоило. Его терпение лопнуло. Он был плотно прижат к стене, ему некуда было отступать. Если и есть что-нибудь в потустороннем мире, то он уже готов был отдать все, лишь бы исчезнуть и оказаться где-то в параллельной реальности. Но физически Джастин существовал, хоть дух его ослаб до предела, формально, как свободный человек, заточенный в зверинце.
Джефф — вот кто был образцом послушного отцу, уравновешенного, ответственного и порядочного джентльмена, в отличие от своего младшего брата. Меган Калверли также была блистательной ученицей и умницей; в свои годы она уже понимала, как важно знать и чтить законы своих родителей. Ими отец мог гордиться, ведь таким, как кто-либо из них, Джастин никогда не станет; они всегда будут радостью Джеральда, а не его унижением и позором, словно тяжкое бремя, оставляя проблески седины на висках. Единственное, что мог сделать Джастин, чтобы хоть как-то оправдать себя в глазах отца, так это стать на «путь истинный» и жениться. Однако, пока брачный контракт еще не подписан и на пальце не сверкает обручальное кольцо, которое навсегда отберет его волю, Джастин упорно продолжал пить и проигрывать последние деньги в покер.
Жизнь его резко изменилась, круто свернув в темные дебри. Сегодняшний день должен был стать началом конца, ведь как только будет объявлено о помолвке, пути назад у него уже не будет и он навсегда останется бродить в этой непроглядной чаще — собственная свадьба представлялась ему не просто кошмарным сном, а настоящей пыткой.
Джастин спустил босые ноги на холодный пол и, стараясь не делать резких движений, чтобы не вызвать тошнотворное головокружение, встал с кровати. Зашнуровав ворот рубахи непослушными пальцами и пошатываясь, кое-как доковылял до лестницы; нисколько не смущаясь своего вида, в одном ночном белье спустился в холл, где суетились черные слуги, покорно склоняя головы перед хозяином. Большой зал поместья уже был украшен многочисленными ленточками и оборочками, столы были сдвинуты, освободив место в центре зала, который уже через несколько часов послужит площадкой для танцев. Висящие на окнах роскошные драпировки бледно-голубого цвета сейчас были широко распахнуты, заливая комнату ярким майским солнцем. Прислуга носилась по дому, вытаскивая из погребов дорогие сорта вин и коньяков, а также доставая из бара ликеры и шампанское для более молодого поколения. Вычищали пестрые лоскутные ковры на натертом до блеска полу. Повсюду слышались голоса и смех слуг, радующихся празднику по поводу помолвки их юного хозяина, звенели приборы и разносился скрежет передвигаемых стульев. Все было организовано так, чтобы ни у одного из приглашенных аристократов и мелких помещиков не сложилось и тени подозрения о подлинной нищете, скрывающейся под всем этим блеском. Спасибо отцу Женевьев за щедрость, ведь все должно было пройти сегодня идеально.
***
Джастин уже более двух часов приветливо улыбался прибывающим в дом гостям, мысленно прикидывая, сколько же ему сегодня надо будет выпить, чтобы хоть немного расслабить каменные от напряжения мышцы лица, успокоить нервное подергивание и желательно вовсе забыться в пьяном бреду, где время пролетает с неземной скоростью. Это было ему практически жизненно необходимо в этот вечер. С самого утра он был несообразительным, раздражительным и беспокойным, порой резким с незнакомыми гостями и грубым со своими друзьями, угрюмым, брюзгливым и придирчивым — словом, в тягость самому себе и всем окружающим. С меланхолией Джастин мог примириться, на дне ее даже скрывается некоторого рода удовольствие — изысканная форма самоистязания. Ощущения, сопряженные с полной подавленностью и недомоганием, отчасти напоминают те, которые вызываются одновременными приступами зубной боли, несварения желудка и жестокого насморка.
На усыпанной гравием подъездной аллее уже не осталось места, чтобы развернуться, из-за количества экипажей и верховых лошадей, которых слуги быстро уводили на конюшню. Джастин так и не увидел среди гостей своего лучшего друга, присутствие которого его успокоило бы. Но Кристофера Гейта не было видно, и оставалось только гадать, почему он сегодня изменил своей пунктуальности.
