сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 96 страниц)
Джастин лениво поднял глаза и с напущенным безразличием посмотрел на вошедшего.
Костерман нервничал, об этом свидетельствовали мелкая россыпь пота на высоком лбу, дрожащие руки, сжатые в кулаки, взмокшие у висков темные волосы и беспокойное метание по палатке.
«Значит, прорвались… Блокаде конец. И нам тоже. Вот черт…» — Джастин обессилено облокотился на спинку стула.
— Что вы ищете, майор? — Джастин, не двинувшись с места, наблюдал за поисками Клифа. — Простите, чудо-веселящего табачка у меня уже нет. Последний вчера с солдатами в засаде пригубил... Дефицит, знаете ли.
— Слушай сюда, остряк недоделанный, — рявкнул Клиф, резко выпрямившись, — то, что мы с тобой друзья, не дает тебе права отвиливать от своего долга! Я даю указания — ты их выполняешь, все просто. Так что хватит молоть чушь, быстро хватай свой взвод за яйца и живо к равнине, шагом марш! И не дай боже я узнаю, что янки подошли ближе пяти километров к нашему лагерю — я тебя четвертую, к гребаной матери!
Джастин нехотя поднялся на ноги и невозмутимо сказал, хотя показушное спокойствие стоило ему невероятных усилий, но соблюдать уставные правила официального тона уже не было желания:
— Если бы ты, как я вчера предложил, отправил отряд к югу от равнины, они бы не подпустили янки к лагерю и на десять миль. А вот теперь я должен рисковать своими людьми, чтобы ты, идиот безмозглый, успел собрать остатки армии и быстро ретироваться к лесу. Долбануться можно... Я должен сейчас вести своих парней в самое пекло, спасая твою драгоценную шкуру!
— Тебя еще забыл спросить, как и что мне делать! — прорычал Костерман, швырнув в Джастина перевязь. — Быстро собирайся, и чтобы через десять минут тебя и твоего взвода здесь не было.
— Да без проблем! — взорвался тот, пристегивая к черной кожаной перевязи карабин. — Когда нам всем пустят кровь на той проклятой равнине, они доберутся и до тебя. Так что не спеши жопу рвать — далеко не убежите со своими раздолбаями. Все равно мы в одной лодке, так и на дно пойдем все вместе!
Джастин со злостью смотрел в лицо обмершего от ужаса майора, который, вроде соляного столба, застыл, будто не понимая слов Калверли.
На мгновение Джастину показалось, что друг просто тронулся. Грохот ближнего боя становился все отчетливей, и Костерман вдруг словно очнулся от ступора.
— Быстро к равнине, — почти спокойно, с каким-то туповато-растерянным видом скомандовал он. — Нам нужно время, чтобы санитарные повозки ушли к дороге. Фронт подошел слишком близко… слишком.
Создавалось впечатление, что майор говорит сам с собой, тихо и безэмоционально, на миг став похожим на мраморную статую, хладнокровную и пустую.
Джастину стало не по себе, словно бы он смотрел в лицо бездне, пустоте.
— Сколько дать тебе времени, Костерман? — охрипшим голосом осведомился Джастин, вздрогнув от очередного грохота, подхваченного ветром за восемь километров от лагеря.
— Сколько сможешь. — Через секунду майор исчез из палатки.
Джастин с силой пнул стул, и тот с грохотом свалился на землю. Как они могли так попасть?! Что теперь делать? Раненых две сотни человек, а до дороги три часа езды. Он не сможет удержать блокаду, скорее земля с орбиты сойдет раньше, чем Джастин остановит войско проклятых янки, которые, как саранча, прибывают из-за холма Гвен.
Быстро взяв себя в руки, он достал свою саблю, два охотничьих ножа и направился в загон за лошадью.
Джастин прекрасно знал, что сегодняшний день обернется не просто настоящим провалом. Он чувствовал, что его конечный пункт назначения уже близок и вряд ли ему удастся пережить сегодняшнюю бойню. По дороге Джастин то и дело оглядывался, ища глазами Криса или Норманна — ему было необходимо присутствие друзей, их поддержка, вечные шутки и самоуверенность, — но все было безуспешно: в лагере царил настоящий хаос. Одни бегали и метались, помогая друг другу переносить раненых на повозки, другие уже собирались на построение, готовили своих коней и выдвигались к равнине ровными рядами, в две колонны, шествие замыкала сотня пеших бойцов резервного состава.
Офицер вздрогнул: холод пробежал по его жилам в тот миг, когда на смену страху и робости пришло жестокосердное безразличие, будто кто-то специально засыпал его душу и сердце сырой от крови землей, в которой лежали мертвецы — его погибшие однополчане. Кто-то похоронил его чувства под слоем пыли и грязи, в которой они все лежали. Джастин снова видел себя стоящим перед безобразной могилой, где были погребены тела его товарищей, их черепа и кости еще покрывали отмершие участки кожи, но они светились, свет шел из сухих глазниц, проходил через ребра и освещал стоящих у этой могилы — Джастина и его солдат, сейчас стройной колонной двигающихся в тот новый бой, который унесет еще сотни жизней. Мертвецы в могиле смотрели на них провалами глазниц и безмолвно звали к себе, уговаривали сложить оружие, лечь рядом с ними, присоединиться добровольно. Джастин перед каждым боем знал, что подобная картина возникнет у него в голове, как и сейчас, хотя его взор по-прежнему провожал колонну кавалеристов. Он хорошо понимал, что в скором времени все стоящие у этой могилы окажутся в ней, будут столкнуты туда; возможно, и он сам, ведь Джастин часто видел себя на самом ее краю — одной ногой в могиле, но каждый раз отступал в последний момент и яма забирала тех, кто стоял у него за спиной, после чего земля скрывала жуткую бездну, и Джастин снова приходил в себя. Живым.
Он хотел увидеться с Кристофером, пожалуй, больше всего на свете именно сейчас; может быть, в последний раз, хотя бы на минутку, просто попрощаться, ведь если сегодня судьба вновь откроет эту зловонную яму и мертвецы заберут его к себе, то Джастин больше никогда не увидит Криса.
Уже у стойла, как всегда не вовремя, захотелось напиться, чтобы избавиться от подкативших к глазам слез страха и отчаянья. Джастин поклялся себе не прикасаться к бутылке, так как именно по-пьяни он впутался в это дерьмо, но мутное опьянение всякий раз оказывалось соблазнительней беспощадно ясной трезвости. Когда алкоголь ударял в голову, когда кровь гнала его по венам, именно тогда мнимое прояснение в мозгах, любая изреченная ленивым языком мысль казалась сногсшибательно глубокой, правильной, а дух непоколебимым. Но это быстро проходило: на рассудок опускались сумерки, тело постепенно сползало в зияющую пустоту, пока сознание не проваливалось куда-то в неизвестность до следующего утра. Сейчас Джастину было необходимо почувствовать все это снова: силу, храбрость и выдержку — в самый ответственный момент его жизни. Но проблема заключалась в том, что он умышленно не брал в дорогу спиртное, боясь напиться и натворить что-нибудь ужасное, подвести всех на таком важном задании. Сейчас, не проглотив ни капли за несколько дней, Калверли стал чувствовать себя настолько паршиво, что уже начал жалеть об этом — лучше бы он все-таки прихватил маленькую флягу с виски, так как хуже, чем сейчас, быть уже не может. Суставы ныли и неприятно гудели, голова не переставая кружилась, еда не имела вкуса, и есть не хотелось вообще. И разве мог он так беспощадно врать себе, прикрываясь Правым Делом, ведь подвести всех больше, чем два дня назад, выступив на собрании со своей пьяной речью, он уже просто не мог.
Кое-как собравшись с духом, Джастин умелым, отточенным движением прикрепил оружие к широкой кожаной петле на ремне седла и погладил черную гриву своего любимого коня.
— Ну что, Гоар, — с привычной нежностью прошептал верному другу Джастин, — придется нам с тобой, приятель, опять спасать задницы этих придурков. Кто бы наши спас, а?
Офицер оседлал коня и с места поднял его в галоп, направляясь за уходящей колонной.
***
— Направо, живее, живее! — Джастин уже четвертый час мотался от ущелья к равнине, не в состоянии одновременно уследить за перемещением первого полка и своим взводом, терпящим колоссальные потери. Вопреки творившейся неразберихе, он все равно продолжал краем глаза наблюдать за другом, когда Крис показывался в поле его зрения, хотя поклялся себе относиться к Гейту не более чем к простому солдату, не ставя его жизнь выше сотен других своих подчиненных. Сейчас, когда они оказались в самом центре сражения, у Джастина уже не было никаких сомнений в том, что им живыми отсюда не выбраться, поэтому он не упускал возможности в последний раз оказаться рядом с другом.
— Сюда, Кристофер! Быстро! — как только из-за деревьев показался Гейт, Джастин спрыгнул с лошади и кинулся навстречу ему.
Офицер услышал многочисленные выстрелы за спиной, и клубы пыли, поднятые лошадьми, словно тяжелый туман, заволокли все вокруг.
Практически ничего не видя, Джастин продолжал двигаться, чтобы избавиться от преследователей за спиной. Перед ним возникли смутные силуэты, и единственное, что в тот момент имело значение для него, так это то, что солдаты были в синих мундирах.
— Проклятье! — рыкнул себе под нос Калверли, метнувшись было обратно к своему коню, но животное, оставшееся без хозяина, испуганно встало на дыбы, и уже через секунду конь унесся прочь.
Кристофера он потерял из виду окончательно — уже около десяти минут Джастин, рискуя собственной жизнью, яро спасал шкуру друга, попавшего вместе с еще несколькими рядовыми в засаду у леса.
Попятившись спиной, он врезался в кого-то и вовремя успел увернуться от взмаха ножа, со свистом пролетевшего на уровне груди. Такой удар мог бы выпотрошить его, словно зайца, но Калверли, не теряя ни минуты, вслепую пнул нападавшего и с облегчением услышал звон падающего на землю ножа.
Солдат в ту же минуту выхватил из ножен саблю и взмахнул у него над головой. Сабля, рассекая воздух, пронеслась в миллиметре от лица Джастина, и он упал на землю, уворачиваясь сразу от троих синих мундиров, окруживших его. Где-то в десяти футах раздался крик адъютанта об отступлении. Это уже была паника. Массовый страх парализует мысль; во время боя, когда нервы напряжены до невозможности, одного крика, одного труса хватит, чтобы вызвать всеобщую панику, захлестнуть всех волной страха. Джастин знал, что страх на войне присутствует всегда — как верный товарищ, сопровождает и бывалых солдат, таких как он сам; только ему в силу своего опыта известно, чего следует опасаться, как вести себя, ясно, что страх отнимает силы.
Глядя на бегущих юнцов, офицер понимал их страх, он тоже чувствовал его ежесекундно, но умел заглушить, умертвить, заткнуть его вопли на время боя, чтобы пережить все это с мужеством и отвагой. Новобранцы, пригнанные несколько дней назад, бежали в тыл, бросая оружие под ноги врагам, мчались, не разбирая дороги, лишь бы выбраться из окружения. Невозможно было удержаться, и невозможно было удержать побежавших при крике адъютанта «окружили!». Сейчас бежали ополченцы, и Джастин даже не мог злиться на этих парней за слабость — это же необученная толпа, пушечное мясо, которое попало в самый жуткий бой на его памяти. Страх Джастина перешел в отчаянье, отчаянье — в злобу, злоба придала сил.
Калверли зло зарычал, и, вскочив на ноги, выхватил из-за пояса нож, и резанул стоящего впереди солдата по горлу; теплая кровь хлынула ему в лицо. Сделав выпад влево, он схватил валяющуюся неподалеку саблю и махнул ею вправо и влево, отрубив одному северянину то ли ухо, то ли нос и раскроив другому плечо.
На мгновение Джастин застыл, в изумлении оглядывая открывшийся перед ним вид. Теперь, когда пыль немного рассеялась, он, стоя на холме у подлеска, четко увидел трупы солдат, которые усеяли почти всю равнину, превратив ее в сплошное кровавое море из ошметков, отрезанных шашками конечностей и отсеченных голов. Их были тысячи, разные люди из обеих армий — серо-синие солдаты, теперь грудой безликих мертвых тел лежащие друг на друге одним сплошным кровавым месивом. Другой, не менее ужасающий, вид простирался на несколько километров дальше, где диким огнем пылал лагерь южан. Джастин тяжело дышал, не в силах оторвать взгляда от черной, вздымающейся вверх пелены густого дыма и резких, пробивающихся сквозь черную завесу языков страшного пламени, быстро пожирающего их маленький лагерь. Сердце болезненно сжалось при мысли, что Клиф Костерман не успел увести оставшийся отряд и сейчас там вместе со своими солдатами горит заживо, сражаясь в излюбленной манере всех их, южан, — до последнего вздоха и капли крови. Северный ветер так некстати принес удушающий запах гари и пепла, резанув Джастину нос отвратительным запахом тления и обугленной плоти — настолько ужасным и мерзким одновременно, что спутать его нельзя было ни с чем.
Джастину стало плохо. За спиной слышались оглушающие вопли и крики солдат, холодный лязг ножей и сабель, выстрелы мушкетов и револьверов. Но все это меркло, исчезало и истончалось, как за прозрачной, но плотной, звукоизолирующей пленкой, непрошибаемой, как каменная стена... Джастин, шатаясь на подгибающихся ногах, совершенно потерял ориентацию в пространстве и видел перед собой лишь пылающий лагерь — ему на миг показалось, что он четко слышит стоны и отчаянные крики горящих заживо солдат. В этот момент все перестало иметь значение, поэтому резкий удар ножом под лопатку Джастин не сумел отразить и упал в ноги своему противнику, глухо застонав от резкой колющей боли, отдающей прямо в сердце холодными как лед тисками.
Мутным, нечетким взглядом ему удалось выловить из наступающей на сознание темноты знакомый силуэт, принадлежащий его лучшему другу, которому, видимо, удалось вырваться из засады у леса, и теперь он изо всех сил несся к Джастину.
Калверли не видел, что случилось дальше: мир словно поблек за секунду, а в уголках глаз красными пятнами запульсировала кровь.
Кристофер что-то закричал, падая возле раненного друга, и, стараясь не касаться глубокой раны на спине, предпринял попытку поднять почти бесчувственного парня. Резкий вой заглушил слова Кристофера и окончательно затмил творившийся вокруг них хаос громким пронзительным выстрелом. Со свистом в нескольких футах от них пронеслось пушечное ядро, выпущенное артиллерией северян. В следующую секунду Крис отчаянно затряс друга, пытаясь заставить того открыть глаза, а после, не получив ответа, упал на Джастина всем телом, закрывая его от кусков посыпавшейся на них сухой почвы. От удара ядра в шести футах от парней земля задрожала и пустила толстые трещины, медленно оседая в образовавшийся ров. Джастин, почувствовав, что земля под ним уходит, резко распахнул глаза, но тотчас был вынужден их закрыть из-за посыпавшегося в них песка и мелких частичек грунта.
— Гейт... — прохрипел он, изворачиваясь под другом, — вставай... Крис?
Разум, затуманенный нестерпимой болью, немедленно вернулся к нему, и, не успев договорить, Джастин резко перевернулся набок, уворачиваясь от выстрелов со стороны леса, откуда слышались командные выкрики офицеров янки.
Гейт не подавал признаков жизни, и Джастин, прилагая невероятные усилия, медленно приподнялся и попытался отползти за ближайшее дерево, при этом мертвой хваткой вцепившись в мундир контуженого друга и таща его за собой. Как только спасительная тень нависла над ними, он прислонил Криса спиной к дереву и, поняв, что сам остался безоружным, острым взглядом приметил двуствольное дробовое ружье, валяющееся у тела одного из солдат в пяти ярдах от них.
Дышать было невозможно из-за поднятой тысячами ног и лошадиных копыт пыли, поэтому со слезящимися глазами, кашляя и задыхаясь, Джастин кое-как подполз к солдату, с ужасом понимая, что молодой человек еще жив и судорожно глотает пыльный воздух, цепляясь за жизнь, как утопающий за спасательный круг.
— Боже... — Джастин вырвал из ослабевших, окровавленных пальцев солдата оружие и уже было пополз обратно к Крису, стараясь не поднимать головы и двигаться как можно осторожнее, как тут рука рядового схватила его за штанину.
Рука, с силой удерживающая лейтенанта, удивила и в одночасье испугала того до жути — последняя соломинка, за которую с невероятной силой хватается этот молодой боец, поразила Джастина, но помочь он уже ничем не мог. Джастин вырвался из его рук, отползая назад, не сводя изумленного взгляда с парня. Тому было не больше семнадцати... и он умирал, мучаясь в предсмертной агонии, как герой, как солдат, павший на поле боя. Нет, не так... Как ребенок, ушедший на очередную грандиозную вечеринку, но так и не вернувшийся домой после фейерверка.
«...ради этого мы боролись?! — пронеслось в голове у Джастина, пока он, прижимая к груди оружие, полз к бесчувственному другу, сжимая до боли зубы, чтобы сдержать пронзительный крик. — Неужели мы хотели именно этого?!»
— Крис! — Джастин, нервно трясясь, дернул друга за рукав мундира. — Ну же, дружище... очнись. Я рядом.
