Текст книги "Две войны (СИ)"

Автор книги: dorolis

сообщить о нарушении

Текущая страница: 63 (всего у книги 96 страниц)

Джастин, остановился у ворот, оглядывая высокую стену, отделяющую громадный, роскошный район, предназначенный для проживания высокопоставленных персон столицы, от той, гниющей, мирской нищеты из которой он только что вырвался, задыхаясь от зловония маленьких извилистых улиц, что пробегали, словно вены и артерии, сужались от центральных крупных артериальных стволов, к конечностям, принимая всё более мелкую форму, образуя сплетенную и запутанную сеть. Джастин блуждал в этом ужасном, северном организме, путая дороги, сбиваясь с пути, несколько раз останавливаясь от боли в сердце и уже под вечер, добравшись к пункту своего назначения, он вдруг понял, что все усилия были напрасны, так как у ворот дежурили «синие солдаты». - Стой, кто идет? – гаркнул, при его приближении янки и Джастин остолбенел, подняв руки ладонями кверху, повинуясь приобретенной на войне привычке. - Я по делу… мне надо увидеть одного человека. – Промямлил он и не узнал свой осипший сухой голос, который мог принадлежать разве что старику, но не молодому мужчине. В горле пересохло и он, тяжело сглотнул вязкую слюну. "Кристофер, надеюсь, ты здесь и я не ошибся. Хватит с меня ошибок". - Знаешь что, убирайся-ка ты лучше, шваль. – Сказал ему тот же солдат, все еще держа в руках револьвер, наведенный на Джастина, вынуждая того стоять на расстоянии нескольких футов. - Таким как ты на территорию вход запрещен. - Вы что, спятили тут все? Я же вроде ясно выразился, мне необходимо попасть туда! – Не выдержал Калверли, вздрогнул от гнева, когда, прищурившись, он разглядел, что это обычные рядовые, которые имеют наглость хамить ему, старшему лейтенанту и Джастину, стоило больших усилий вернуться обратно в реальность и посмотреть на себя со стороны. Измученный, серый, в изодранной одежде, выглядевший настолько ничтожно, что, даже, не имел определенного возраста, чужак, с южным акцентом, разве мог он теперь иметь право называться офицером? Но было поздно и произнесенные слова раскаленным свинцом застыли между ним и солдатами, один из которых, видимо самый находчивый, быстро рыкнул ему в ответ: - Я сказал убираться, иначе всажу в тебя десяток пуль. - Шваль, недостойна такой щедрости. – Оскалился Джастин, выпрямившись и издевательски отсалютовав янки. - Дай мне револьвер, и я продемонстрирую тебе, как можно раздробить череп, ограничившись одним выстрелом. - Ах ты тварь! – Взревел солдат, сделав угрожающий выпад в сторону Джастина и тот, уже приготовился было показать наглым мужланам, что значат слова настоящего офицера. Пусть он и бывший каторжник, пусть прибывающий на пенсии, даже больной и усталый, но рука его сжалась в кулак с такой силой, что хрустнули суставы пальцев и подобный удар мог бы сломать противнику челюсть, если бы тот осмелился приблизиться к нему. - Брось дурить! Это же бунтовщик-Дикси. Что взять с этих выродков? – крикнул другой солдат, пытаясь образумить своего взбешенного товарища, но его слова потонули в громких выстрелах, раздавшихся настолько неожиданно, что Калверли свалился на землю, даже не успев сообразить, как ему повезло, что ноги его не держат. Раздался чей-то крик - яростная и непререкаемая команда и уже несколько человек в синей форме, держали неконтролируемого сослуживца, отобрав револьвер и заломив тому руки, пока Джастин поднимался с земли, оттряхивая пыль с разбитых коленей. - Что, был приказ открыть огонь или вы перепили, кретины несчастные? – Чей-то голос грозно разогнал солдат в одну шеренгу из испуганно застывших синих пятен, маячивших перед слезящимися от пыли глазами Джастина и, как только взгляд его прояснился, он смог разглядеть эполеты младшего лейтенанта на плечах у своего спасителя и тут, неожиданно, удивление переполнило его и Джастин вскрикнул, почти не веря: - Джим? Джим Бивер? Офицер оторвался от своих солдат, которым, видимо, грозил настоящий выговор и повернулся к Джастину, медленно расплываясь в улыбке, с какой обычно встречают братьев или лучших друзей - тёплой, радостной и изумленной. - Неожиданная встреча, старший лейтенант Джастин Калверли. – Прогремел низкий голос Бивера, наполненный пламенным, активным, энергичным, но довольно беспокойным тоном. - Засранец, будь ты трижды не ладен, живой! Живой, вот черт! Джастин был несказанно счастлив, почувствовать это знакомое, перегарное дыхание, когда мужчина с набрякшим, отекшим лицом, обнял его, с такой отцовской нежностью и трепетом, в той же спокойной и беззаботной манере, что была ему свойственна, когда Калверли общался с ним на фронте. - Хреново ты дрессируешь свой пучеглазый выводок, Джим. – Сказал Джастин, когда тот разжал объятия, самодовольно покосившись на бледных, словно холст, солдат, с выпученными от недоумения глазами. - Или стрельба по беззащитным людям теперь разрешена? - Что ты хочешь, эти дармоеды всю войну проторчали в госпиталях с отравлением нечистой водой или жопы грели, в личном составе командования. Ни хрена не знают, ни черта не умеют. – Извергая каждое слово в порыве жуткого раздражения, Джим, словно речь шла о прокаженных, скривился, как будто разглядывая застывших подчиненных под лупой, разбирая на отдельные атомы и молекулы. - И кто же подсунул тебе, старина, такой чудесный набор зелени? – Ухмыльнулся Джастин, почти проникшись сочувствием к младшему лейтенанту, на лице которого отразилась настоящая усталость и Джим, с особым выражением, словно произнося запечатленную на языке фразу, отрывисто пробормотал, как если бы ему не хватало дыхания или слов: - Тот на кого я работаю. Теперь я командующий личной охраны малого совета и догадайся, кто за этим стоит? Джастин не мог не понять, к чему клонит Бивер, а в его серых глазах развернулось целое пространство, в котором ясно звучал немой ответ и Калверли понимающе кивнул. - Гейт всегда жил на широкую ногу, я не удивлен, что он тебя оставил себе в охранниках, кто еще сможет прикрыть его тощую задницу, кроме тебя, Джим? "Значит, все это правда. Наверное, солнце село сегодня на востоке, а море побагровело - ты не соврал мне Кристофер. Ты и вправду сколотил состояние". Это объясняло многое и в первую очередь доказывало то, что Джастин - чертов параноик, который, вместо того, чтобы открыть рот и воскликнуть восторженное согласие на предложение бывшего друга, повел себя, как обиженный ребенок, делая странную паузу и колеблясь из-за своей глупости и сомнений. А теперь он - оборванец, скитающийся по ненавистному городу, словно заблудший призрак в поиске возможности закончить свои незавершенные дела. Слова дошли до языка слишком поздно и Калверли боялся, как бы он не упустил свой единственный шанс, и чувство опустошенной растерянности поднимается в нем, как ледяная мутная вода в колодце, готовая перехлестнуть через край. - Хватит льстить мне, сынок. – Засмеялся Бивер и Джастин улыбнулся в ответ, так, словно он и правду говорил с отцом, таким, какого никогда не знал и уже не узнает, даже в изматывающих кошмарах и призрачных мечтах. - Лучше скажи, какого беса ты тут ошиваешься? Едва на пули не нарвался или у тебя такая привычка дурная, находить себе на причинное место неприятности? – Джим потрепал Джастина по плечу и сразу же посмотрел на свою ладонь, испачканную от одного, лишь прикосновения – пылью и копотью. - А вы что уши развесили, бесовы отродья?! – От неожиданного крика офицера, Джастин вздрогнул; он еще помнил, что такое приказ и как надлежит исполнять его, но то, с какой скоростью исчезли солдаты-янки, поразило его, и Джастин рассмеялся от души, под громкую тираду Бивера. - Быстро вернуться на свои посты и чтобы никакой стрельбы! Иначе будете сами оправдываться перед начальством, почему их покой нарушен. Мне, уже осточертело им задницы вылизывать из-за ваших промахов, сукины дети! Джастин, отсмеявшись, понял, что уже давно так не веселился, но это топтание на месте, не шло в сравнение с его нетерпеливым стремлением прибегнуть к любым средствам и способам найти Гейта и поговорить, сказать, что он переменил свое поспешное, необдуманное решение. Исполненный внутренней убежденностью, без малейшего представления о завтрашнем дне, с необъяснимым хаосом в голове и голодной резью в животе, Джастин выпалил, едва Джим закончил полоскать уши своих солдат нещадным криком: - Мне нужен Кристофер. Я должен его увидеть немедленно. - Исключено. – Покачал головой Джим, оглядываясь на громадные ворота за его спиной, словно остерегаясь быть подслушанным. - Прости, Джей, но с шести вечера ворота не открываются никому, у кого нет пропуска. Сейчас уже почти восемь. Завтра я смогу помочь тебе с этим, но сегодня, увы... Возвращайся откуда пришел. Не разгуливай у этого места. Джастин невольно проследил за его взглядом: там, за оградой просвечивалось бурное море огней и дым на небе, справа и слева все богатства этого места пылали огнями, как миллиарды сверкающих гроз. Джастин опустил голову сразу же, от резкой боли в глазах – он никогда не был связан с этим народом, он плакал от горя перед взводом их солдат, которые держали его на прицеле в «лагере смерти», он принадлежал тем, кто пел перед казнью, распевал свою песню, несмотря на отсутствие музыки. Но сейчас, он находился в аду, а воздух ада не терпит гимнов. Северянам удалось раздробить не только их страну, но и страдающую душу своего пленника, почти неживую, в которой, когда-то горел свет – лучезарный и теплый, а теперь, вместо него, там сверкают красные слезы в отблесках суровых похоронных свечей. Джастин смотрит по сторонам и знает, что ему необходимо попасть туда, за пределы тех одиноких ночных улиц, по которым бродит обедневшие безумие - его путь, теперь ведет в место, олицетворяющее собой высший свет - презренный им и желаемый одновременно. Он был готов войти в эти ворота и слиться со всем их вожделением, эгоизмом и всеми грехами, кроющимися по ту сторону, лишь бы выбраться из своего, застоявшегося и гнусного болота. Его удручало благородство, своего нищенства и Калверли не хотел остаться в этой трясине, видя себя заблудившимся в минувших веках. - Джим, я еле дошел сюда, я на нуле. – Опалив легкие коротким, судорожным вздохом, промолвил он. - У меня нет ни цента! Я последние деньги всадил в гостиницу, до которой два часа ходу... И то, за сегодня я не заплатил, мои вещи наверняка уже в канаве. Ради бога, не гони меня! Джастин благоразумно посчитал, что - к чему бороться с собой и сохранять робость в мире, полном отвращения и предательства, гнева и тоски, в то время как, его тяжелая ноша сковывает движения. Он мог сейчас развернуться и уйти, последовать совету Джима и, чтобы крепче спалось, надраться в ближайшем трактире за счет заведения, а под утро свалиться в канаву со сломанной шеей, за то, что не заплатил по счетам. Но бродить в одиночку по здешним дорогам, обремененным своим отчаянием, пустившим корни страдания рядом с собой и волоча их по земле - Джастин не хотел; он чувствовал, как крепнут в нем уверенность и упрямство. Его кровь залила этот край, в свое время, его крики поднимались в небо над этим городом, а люди, живущие здесь, разве могли они почитать святость духа или молиться кому-то кроме языческого зверя? Они придумали себе красивую ложь, они живут в ней, они предложили свои идеалы в обмен на совершенство и теперь окапываются в иссохших гробах, а он, добровольно стоит у ворот их мерзкой опочивальни и порывается попасть внутрь и только Джим отделят его от того, что по ту сторону жизни. - И что ты предлагаешь? – Жалкие слова Джастина, обескуражили Джима, в глазах которого сверкнула, смутно очертившаяся печаль, но, видя, как монотонно роняет секунды тишины застывший, в ожидании Джастин, Бивер с тяжелым вздохом сказал, едва различимо: - Я дежурю до семи утра и не смогу с тобой тут сидеть. - Не надо херней страдать, я, что за собой, не присмотрю что ли? – Все чувства Джастина пришли в волнение и не только его лицо, но и вся худая, угловатая фигура выражали полную, боевую готовность и невозможно было усомниться, что какой-либо аргумент мог бы помешать ему, настаивать на своем и Джим это понял, слегка нервно сказав, все еще колеблясь. - Ты полагаешь, что это хорошая идея, остаться ночевать под забором? Ради всего святого, Джей, уймись, это же глупо… - В семь утра я жду тебя на этом месте. – Огонь дикой радости, маленькой победы, заполонил его тело и свел мускулы, сделал все другие чувства бесформенными, когда Джастин понял, что Джим сдался. - Отведешь меня к нему. - Джастин, зачем тебе это надо? – Это не было продолжением спора, Бивер не настаивал больше на том, чтобы Джастин уходил куда-то на ночевку, словно прочитав в его голове твердость и упорство, которые невозможно искоренить. Видел ли Джим, окружающие его непоколебимые образы галлюцинаций, веру в новую жизнь, гнезда пламенных принципов - Джастин не знал, но следующий невнятный вопрос, он слушал внимательно, почти спокойно, так, словно Джим был частью его рассудка, который иногда приходится слушать. - После того, что он… Ну, сделал, тогда. В общем, я не знаю, что за демон в него вселился, но это было... ужасно. Я видел, каким ты был в нашем лагере, я знал, что он с тобой делал каждую ночь. Он совершил чудовищное преступление, он не раскаивается и это безумство порождает ужасы в моем сознании, ты же мне словно сын, Джей. Я не хочу, чтобы, по возвращению к нему, все случилось вновь. Это непростительно, это низко. - Кто говорит, что я его простил? – Джастин откровенно вздрогнул и почувствовал жуткую жажду, как во время лихорадки и безмятежность соскользнула с его лица, в тот же миг. - У лезвия две стороны – друг может обернуться врагом, а враг другом, но никогда лезвие, орошенное кровью, не затупится. Он порежется, снова. Я не буду проливать свою кровь, я напьюсь чужой. Минуя гигантские бастионы своей гордости, Джастин ощущал, как непрестанно вибрирует под ребрами душа, разрастаясь, как опухоль, все громче заявляя о себе с каждым словом, подпитываясь, нарисованной в голове, кровью недруга, оживая под сумеречными волокнами мести, ежесекундно бурлящей в его мозге. Смерть проносится перед глазами Джастина, так явно, что он не сдерживает вздоха, вспоминая как, глядя на засохшие глыбы земли, погубившей их урожай в прошлом году, он держал в руках очередной конверт с деньгами и думал: "Я отомщу тебе и за это унижение, Крис. Жизнь моей семьи и моя собственная зависят от твоих чертовых подачек. Раскаяние, в человеке, всегда предполагает, что до преступления он был честным. Крис, тебе всегда было чуждо чувство справедливости, ты не ведаешь раскаяния, ты никогда не был честен со мной. Я все тебе верну. До последней капли". - Джастин, то, что Гейт сделал, конечно, преступление перед богом и душой, но ты говоришь о мести. Опомнись, если тебе нужно попасть к нему, для того чтобы вонзить нож в глотку – прости, я тебе не помощник. – Злость Джастина достигла критической точки, проникая во все поры сущего, разлетаясь, золотистыми искрами из глаз и Джим рассудил это по-своему, зная характер Джастина и его суть. - Лучше сразу разворачивайся и иди себе, куда глаза гладят. - Я не буду убивать его. – Не испытывая угрызений совести, сказал Джастин, ускользнув, наконец, от источников своих возвышенных бредней и придя в себя, он понял, что старику Джиму не обязательно знать о его сумрачных планах, дерзких решениях, жестоких идеалах справедливости и проснувшихся, после двух лет спячки, смертоносных инстинктах. - У меня другая цель, он все сделает сам. Без моей помощи. Это не месть, Джим, это правосудие. - У тебя нет никакой морали, Джастин. – Теряя свое терпение, воскликнул Джим, услышав едкий короткий смешок, выползший из беспросветной печали: - Мораль – это слабость мозга. Не смотри на меня так гневно, я еще никого не убил. - Надеюсь, ключевое слово «не убил», - огрызнулся Бивер, не слишком довольный, полным отсутствием нравственности у своего приятеля. - Нет. – Осторожно ответил Калверли, зная, что грань между пониманием и отторжением тоньше человеческого волоска, но он знал, что Джим поймет его, возможно, когда-нибудь, представ на суде в свой смертный час, он услышит от друга слова негодования и возмущения, но сейчас Джим был тих и задумчив. "Я столько раз беседовал с призраками своего прошлого существования, что поверил, будто буду счастлив, живя одной мечтой и затерянным идеалом, на родине мрака и вихрей. Но теперь, я знаю что делать". - В семь утра я буду здесь. – Коротко сказал Джим и протянул офицеру руку, которую Джастин охотно пожал. * - Скажи мне, что я не допускаю сейчас самую ужасную ошибку в жизни, - пробурчал Бивер на следующее утро, в назначенное время, растолкав едва продравшего глаза Джастина, заснувшего неподалеку от подъездной аллеи, среди кустов густого папоротника. - Я что гадалка, говорить то, что ты желаешь услышать, Джим? – промычал тот, сжимая, одеревеневшие пальцы ног и сонно проморгавшись, чтобы побудить тело, потерявшее за ночь подвижность к какому-нибудь, осознанному действию.