сообщить о нарушении
Текущая страница: 74 (всего у книги 96 страниц)
"Алекс, ты здесь. Нашей войне пришел конец".
- Не надейся найти его самостоятельно, это невозможно. - Сказал тот с ужасающим, почти циничным равнодушием, которое тиранило своей могучей волей бедный мозг Джастина.
- Поэтому я и спрашиваю тебя: где он? – Резко очнувшись, подобрав все чувства в единый острый ком, рявкнул Джастин, готовый вбить слова Роберта ему обратно в глотку, туда, где они и зародились, однако губы его четко произнесли, опасливо, но твердо:
- Ты его глаза и уши, ты докладывал ему обо мне восемь месяцев, а теперь отказываешься сказать мне правду? Отвечай, где он?!
Протяжный крик воспрянул над землей и пронесся в тишине застывшего сонного леса, как угрожающее знамение и Роберт резко стер с лица улыбку, озадаченный бурлящей злостью Джастина, который пожирал его глазами.
- Я не могу ничего тебе сказать. – Отрывисто ответил Роберт, встрепенувшись и пытаясь отогнать несвоевременный приступ неуверенности. - Я принес тебе послание от него, только и всего.
- Портсигар? – Это было, какое-то наваждение и Джастин удивленно моргнул, словно не понимая его слов.
Он подался вперед, сделав твердый шаг по направлению к Роберту, но тот, будто предвидя движение, резко качнулся в сторону, лицемерно и показательно заявив в свое оправдание:
- Он не хочет, чтобы ты искал его, Джастин. Это все, что я должен тебе сказать.
Его пылающее лицо застыло в маске испуга, а глаза блеснули от бурного, лихорадочного порыва, с которым Калверли направился к нему – движение неистощимое, опасное, в самом себе черпающее силы и неукротимо, безумно нарастающее.
- Я должен поверить в слова, которые Алекс никогда бы не произнес? – Джастин знал, что где-то, в его рассуждениях, кроется уязвимое место и отступать он не собирался, ведь поверить в услышанное – все равно, что добровольно шагнуть в пляшущий костер, обречь себя на инфернальные муки, упиваться смертельной отравой пропитывающей душу, как вода пропитывает сахар.
- А есть другие варианты? – Скрывая страх, надменной усмешкой кривятся губы, раздуваются, чувственно вырезанные ноздри.
Джастина, вдруг, обуял какой-то кровавый бред, открылась явь, таившаяся под личиной напыщенных слов этого щеголя.
"Он скажет мне все".
От злости у него стало рябить в глазах и все вокруг приобрело неестественный вид. Огромное молочно-белое озеро, испаряющееся в воздухе над их головами, леса, уходившие ввысь, были похожи на черные скалы, нависшие над руинами, и Джастину становится физически плохо, однако силы наполняют его руки, когда он жестко хватает Роберта за горло. В глазах его вспыхнул мгновенный испуг, почти мольба, Роберт запрокинул голову, от безуспешной попытки глубоко вздохнуть, напряглась его белая шея, по всему телу пробежала дрожь, но Калверли, лишь сильнее сжал пальцы, испытывая блаженство утоленной злости, бессознательной мощи, от страстной тоски по человеческой крови на руках. Роберт извивался, повиснув в его руках, словно гигантский удав с жесткой шершавой кожей, шипя что-то невнятное и всплеск этого садизма, вызванного дикой злобой, быстро сгинул в те глубины, откуда и выполз мигом ранее. Джастин разжал пальцы, опасаясь задушить единственного человека, который может вывести его к Александру Эллингтону, о котором в пору уже было слагать легенды, как о несуществующем шумерском божестве.
Роберт вскинул руки, схватившись за горло, остервенело потирая кожу, словно намереваясь стереть ощущение омерзительных прикосновений, но как только в руках Джастина оказался револьвер, тот замер. Взглянув вглубь каре-зеленых, едва различимых в свете ночных светил глаз и увидев, собственными глазами, самую суть своего поражения, позора и неудачи, Роберт не исключал для себя возможности быть приговоренным к смерти в эту же секунду.
- Вариант такой: я сейчас прострелю тебе обе ноги, или же ты невредимый ведешь меня к Алексу. В противном случае, я оставлю тебя гнить тут, живым, усеяв твое тело лишними отверстиями. Конечно, никто тебя здесь не найдет и даже, не услышит твой вой. - Голосом нетерпеливым, хриплым, резким, но ликующим констатировал Джастин, держа Роберта под прицелом, словно загнанного в угол кабана, хладнокровно и самодовольно разглядывая преображения на его лице.
- Ты его не найдешь, оставь это! – Охваченный тревогой, глядя в непроницаемую пелену глаз офицера, заявил Роберт, но для обоих, было очевидно превосходства свинца, заключенного в барабане револьвера и молчаливым предупреждением взирающего, через дуло, на вздрагивающего от страха и злости светловолосого человека.
- Хватит! – Отрезал Джастин, понимая, что этот слабохарактерный, скользкий тип хитер и изворотлив, но пока он сотрясается от чудовищного страха в ожидании выстрела – им можно управлять. - Веди меня к нему, иначе я клянусь всеми известными мне богами – я тебя просто пристрелю. Все равно толку от тебя мало.
Это была откровенная ложь, которую, Джастин умело скрыл за стальным блеском своего аргумента, застывшего у него в руке и, торжествуя от осознания тотального контроля, он, полный решимости, толкнул зло сопящего Роберта в плечо, вынуждая сдвинуться с места.
- Он не хочет тебя видеть, Джастин. – Словно, предприняв последнюю попытку вразумить, тихо сказал Роберт, когда Калверли, став за его спиной, взвел курок, на случай, если северянин вздумает бежать, хотя тот и прибывал в откровенном смятении; все говорило за это, за исключением его уст.
- Придется. Где твоя лошадь? – Грубо ответил Джастин, окинув взглядом окрестности, которые пламенеющими проблесками, перемежались с темнотой перед его глазами и перемещались вместе с ними, словно съеживаясь, подобно мыслящему существу.
Конь был стройный, дорогой, длинноногий и видно было, что он, легко умчался бы от всякого врага, если бы этот враг не сидел на нем.
Внешность животного вызывала невольно уважение: высотой в холке более шести футов, он был так силен, как две обыкновенные лошади вместе взятые, а потому, вполне спокойно вынес двух наездников, уместившихся в широком седле. Белая полоса, пересекающая морду, придавала ему довольно глупый вид, хотя, сам по себе, конь оказался вполне разумным; его шаг становился все медленнее и медленнее, животное боязливо ступало по узкой тропе практически в кромешной тьме, царившей в лесу. Несколько раз он споткнулся и, наконец, тяжело застонав, остановился, отказываясь идти дальше. Джастин слез с коня, одобрительно огладив того по шёлковой шее, свободной рукой, одним глазом приглядывая за спешившимся Робертом. У Джастина основательно затекла рука, в которой он всю дорогу держал револьвер, но убрать оружие он не мог, повинуясь внутреннему голосу, предостерегающе визжащему где-то в голове, что белобрысый слизняк может представлять нешуточную угрозу.
- Твой конь хорош, но даже ему не пройти сквозь эти дебри в такой тьме. – Сказал он, глядя, как Роберт поправляет камзол и цепь часов, отрешенно уставившись в одну точку.
- Самое темное время бывает перед рассветом, - вполне мирно заявил Роберт, взглянув вверх, но, не увидев из-за густой кроны деревьев ничего кроме тьмы.
- У меня тоже есть часы, - ехидно отозвался Джастин, скривившись в улыбке, когда Роберт раздраженно перевел на него взгляд. – Я знаю, что сейчас половина пятого. Через тридцать минут выдвинемся, с первыми лучами.
- Ты здесь командир – дело твое. – Пожал плечами тот, подойдя к коню, словно не заметив напряжения во взгляде Джастина, который ощутил горький привкус злого умысла, когда его руки прикоснулись к укрепленной у седла небольшой сумке.
- Что ты делаешь? – Не в силах что-то разглядеть, резко спросил Джастин, медленно сделав шаг к нему, но быстрый удар в челюсть опрокинул его наземь, раньше, чем Джастин успел бы среагировать, даже при хорошем освещении.
Роберт вскочил в седло, но животное упрямо попятилось, как и ранее, не желая идти по темноте и пока он отчаянно хлестал фыркающего и брыкающегося коня, Джастин смог подняться на ноги и схватить поводья, вырывая их из рук Роберта.
Тонкая плеть ошпарила его щеку и подбородок. Джастин вскрикнув, вскинул руки перед лицом, едва успев заметить блеснувший металл в руке Роберта, который, рассекая воздух лезвием ножа, едва не вонзил острие в плечо Калверли, во время отшатнувшегося от испуганно взревевшего коня.
Роберт целился в руки и плечи, точно зная, куда бить, чтобы обезвредить противника, но не лишить того жизни: эти приемы знал и Джастин, которого, вовсе не устраивал такой поворот событий. Он быстро поднял с земли револьвер и оглушил округу одиночным выстрелом, ошарашив противника. Джастин моментально сдернул с седла Роберта, который потеряв драгоценную секунду, оказался прижат к земле всем телом Калверли, приставившим к его горлу нож, удачно отобранный у того при падении.
- Еще одна такая выходка и я тебя кастрирую, мразь. – Тяжело дыша, прорычал ему в лицо Джастин, для убедительности сделав неглубокий порез на гладко выбритой щеке северянина, который, вздрогнув, отвел взгляд от его, пылко блестящих, глаз. – Это я оставлю у себя.
Джастин убрал тонкий нож за пояс, не вполне довольный дракой, явно понимая, что он медленно теряет военные навыки, ведь в честном рукопашном бою он бы проиграл Роберту, однако смутную радость ему внушала мысль, что интуиция вновь спасла его. Все оставшееся до рассвета время, Роберт просидел на земле, задумчиво и молчаливо глядя себе под ноги, озадаченный тем, что его планы провалились.
Джастин стоял возле коня, словно сторожевой пес и когда поодаль, на лужайке, среди елей, в теплом воздухе заструился тусклый утренней свет, он приказал Роберту сесть на лошадь. Рыжеватая, как табачная пыль, земля приглушала шаги. Конь, ступая, разбрасывал подковами упавшие шишки, изредка фыркая, но дальнейшая их дорога прошла в напряженном молчании, которое не прерывалось, даже шумом голосов лесных обитателей.
*
Конститьюшн-авеню, Северо-Запад оживало этим утром и, по прибытии в город, Джастин и Роберт быстро затерялись в толпе, в связи с чем, Джастину пришлось в оба глаза следить за своим юрким попутчиком, который, так и норовил исчезнуть из его поля зрения.
Калверли вновь оказался там, откуда, сутки назад начал свой путь к Вайдеронгу – Старый город, место, где творится история головорезов Новой Америки, хулиганов столицы, чья динамичная, хотя, и менее красивая, чем та, что царила в его блистающих районах, жизнь - внушала страх и раздражение жителям Вашингтона.
Джастин шел по улицам и в голове его, билась мысль, что люди здесь, существуют, только ради того, чтобы выжить, и он даже не мог себе представить, какие невзгоды и лишения приходится преодолевать ежедневно этим несчастным: и в подвалах старых пивоварен, превратившихся в бараки, и везде в этом, видавшем виды, трехэтажном, старом районе, заполненном бандами. Никто не изгонял этот сброд из их нор и притонов, ведь дома, уже начали разрушаться и тонуть на недостаточно осушенной, топкой земле у берегов реки Потомак. Малярийные испарения и туман, поднимающиеся с болотистой земли, делали это место негодным к проживанию и опасным для здоровья, и богатые семьи, вроде тех, с кем вел знакомства Джастин, давно сбежали отсюда в другие части города. В заброшенных домах поселялись, в основном, освобожденные негры, бедные ирландцы и немцы, стекающиеся в Вашингтон, Нью-Йорк, на побережье Сан-Франциско и другие города во время войны, большой волной иммиграции, последовавшей после революции и провозглашения республики. Они беспорядочно заселяли трущобы Старого города и вскоре, этот район стал самым «злачным» местом во всем штате.
Тысячи людей влачили жалкое существование в подвалах и на чердаках, основная часть населения была абсолютно нищей и почти полностью погрязла в пороке. Воры и убийцы, спасающие свои грязные шкуры от правосудия в матушке Европе, заполонили улицы старого Вашингтона, принося сюда все то, от чего они пытались бежать в прежней жизни. Не научившись создавать – они разрушали, не привыкшие к честности – они лгали и обманывали, не умеющие трудиться – они грабили и убивали. Человеческая жизнь здесь, не стоила и цента, а смерть – была их вечным спутником.
Район был заполнен спекулянтами, которые спешили поспеть с одного аукциона на другой, а по убогим улицам, как символы лучшей жизни, гарцевали на белых лошадях мужчины в ярко-красной одежде и с такими же флагами, выкрикивая объявления о начале очередных земельных торгов. На каждом углу, где бы они ни остановились, их сразу окружали толпы любопытных страждущих, которых, казалось, охватила неведомая эпидемия – освобожденные рабы, ирландцы, цыгане, все готовы были отдать последние деньги, за малейшую надежду на возможность выбраться из замкнутого круга нищеты и убожества.
Пока Джастин и Роберт двигалась по улицам, из распахнутых дверей их все время окликали организаторы аукционов, предлагавшие участки для ферм и другие земельные лоты, предостерегая при этом, что цены постоянно растут. Из других дверей доносились крики и хохот шлюх, которые, уже с утра, завлекали прохожих в свои крошечные комнатушки. Они отличались друг от друга, только цветом волос и губ, или пышностью платья, а в остальном сливаясь в серую массу, одутловатостью пропитых лиц и потухших глаз.
Джастин едва разбирал слова Роберта, который, склонившись к нему, перекрикивая уличных музыкантов и торговцев, начал рассказывать про некоторые особенности Старого города. Когда-то, развеселый квартал питейных и увеселительных заведений на любой вкус, харчевен и доходных домов, в начале войны, превратился в большую и практически неконтролируемую колонию, состоявшую из множества притонов и ночлежек в которых селились воры, бандиты, проститутки и жулики всех мастей.
Большей частью это были копеечные трущобы, потому, чаще всего, в этих кварталах селились, сбиваясь стаями, иммигранты, а так же, только что сошедшие в порту моряки.
Бандиты «высшей пробы», как выразился Роберт, вальяжно гуляют по Вашингтону и катаются в экипажах - днем, бездельничают в опере - вечером и, возвращаясь в Старый город, мошенничают и убивают, на своих грязных улицах - ночью.
Методы борьбы с преступностью ограничивались расклейкой на перекрестках огромных плакатов, которые предупреждали горожан, что нарушение закона грозит неизбежными штрафами и, что половина этой суммы будет выплачена доносчику. Те преступники, которые не имели денег на выплату штрафов, просто заковывались в цепные кандалы с чугунным шаром на конце и в таком виде отбывали трудовую повинность по уборке и ремонту городских улиц. Иногда, за особо тяжкие преступления, их кидали в тюрьму Литл-билл, если у тех, конечно, не находилось покровителя способного заплатить штраф.
- Долго еще? – нетерпеливо спросил Джастин, когда очередная телега, прокатившись мимо них, подняла брызги грязи облепившей его ноги.
- Нет. – Коротко ответил Роберт, уверенно пробираясь сквозь людей, столпившихся на площади Конститьюшн-авеню, где, на возвышении, стоял огромных размеров человек, который, раскрасневшись, выкрикивал, непроходимой живой стене из людей, стоящих внизу, на площади, о злодеяниях совершенных этим утром в Старом городе.
- Что тут происходит? – Джастин попытался остановиться, чтобы лучше рассмотреть то, что творилось в нескольких десятках футах от него и удовлетворить свое любопытство, но Роберт, вырвавшись вперед, даже не подумал замедлить шаг.
Джастин, которому, при входе в город, пришлось спрятать револьвер, чтобы не нервировать здешних жителей, не успел схватить того за рукав рубашки, чуть не упустив его, жалея, что нельзя сделать предупредительный выстрел.
- Это виселица… – Вдруг, увидев как солдаты, облаченные в синюю форму полицейских, ведут двух мужчин с завязанными за спиной руками, изумленно прошептал Джастин и, с силой вцепившись в светлые гладкие волосы Роберта, вынудил того, вскрикнув, остановиться. – Хватит бегать от меня, иначе исполню свою угрозу. – Дернув Роберта на себя, прорычал ему в лицо Джастин, разжав пальцы и раздраженно отшвырнув. - С простреленной ногой будет сложнее передвигаться.
- Сука, ты все равно не выстрелишь при людях. - Зло сплюнув, огрызнулся Роберт, схватившись за голову, там, где ожогом горела кожа от жестких пальцев Джастина.
- Не думаю, что в этой дыре кто-то сильно удивится разборкам двух джентльменов. – Парировал Джастин, еще раз взглянув на двух приговоренных к смерти, которым, издевательски медленно, надевали грубые, серые мешки на головы, забирая у осужденных последнюю возможность, взглянуть на грязные улицы их жестокого мира.