сообщить о нарушении
Текущая страница: 66 (всего у книги 96 страниц)
- Голод мне уже не страшен, как и насилие. Но их ты не тронешь, они вне твоей досягаемости. – Воскликнул Джастин, желая, сейчас же, вырвать глаза этой, наглой, жестокой химере, но тело ослушалось его и рука, дрогнув, ослабла, не дотянувшись до лица Гейта, а упала тому на плечо, сжав пальцы вокруг его шеи.
Так бывает, когда тело умирает, а его чувствительность исчезает, и нет больше никаких представлений и, следовательно, мыслей - только голые инстинкты, подающие импульсы в тонкие пальцы, с силой, вцепившиеся в кожу.
Крис схватил кисть Джастина и тот, даже не сомневался, что при желании, Гейт сломал бы ему руку, но он всего лишь слушал венозный сдавленный стук под огрубевшей кожей.
К действительности, Джастин вернулся только когда услышал хриплый смех и полупрезрительное восклицание:
- Пока что. Ты, сейчас же, напишешь своей семье, чтобы они приезжали в Вашингтон, а я позабочусь, чтобы им оплатили билеты на поезд, встретили и сопроводили сюда, пока мы с тобой будем заняты работой.
- Нет, я ничего не буду писать. – Хрипло возразил Джастин, но старый холодный страх жил внутри него, он понимал, что змеиные глаза наблюдают за ним; ему даже казалось, что он чувствует, как холод этого взгляда проникает сквозь его тело - как лезвие ножа сквозь тонкую бумагу. - Ты думаешь, что сможешь меня шантажировать, когда они будут здесь? Только через мой труп. Ты их не получишь, Кристофер.
- Они мне и не нужны. Я получу тебя. - С ухмылкой торжествующей власти, сказал Крис, заклеймив Джастина отпечатком нового удара, который вышиб воздух из легких. - Если ты сегодня не пошлешь домой пригласительное письмо, то они получат извещение о твоей смерти. Лично от меня… Тебе как нравится: умереть от гриппа, или от тифа? А может, остановка сердца? У тебя ведь не все в порядке с сердцем, так ведь, Джей? Будет вполне правдоподобно звучать.
- Ты ненормальный? - забившись в глубину своей излюбленной пещеры, спиною к свету, не отрывая глаз от темных недр глаз напротив, спросил Джастин, упиваясь отчаянием, словно терпким вином, что есть силы раздирая собственную грудь дикой, немой злостью. – Ты же видел, что мама убита горем потери Джеффа и отца, если ты ей напишешь... Не смей этого делать, иначе она не переживёт. Что станет с Меган и Женевьев?.. Ты понимаешь, что это сумасшествие, чистейший бред?!
- Тогда сделай так, чтобы твоя семья жила долго и безбедно, здесь, рядом с тобой, в безопасности и недосягаемости правительства. - Есть что-то в нем, что странным образом противоречит смыслу произносимых слов, но Джастин теряет эту зацепку, как и самообладание и, почувствовав свое бессилие, перестаёт отпираться. - Как гарантия твоего слова. Ведь ты никуда не сбежишь.
- Куда мне бежать? - Трезво и спокойно сказал Джастин, не для того, чтобы увеличить свои страхи и свою меланхолию, но, чтобы привыкнуть относиться к ней должным образом и уберечься от ложного ужаса, который, пытался внушить ему этот коварный враг его спокойствия.
- Хватит прикидываться. Твои мысли написаны на твоем лице, взгляни в зеркало! – Гейт развернул Джастина лицом к трюмо, сжав руки на его плечах, наклонился ближе к его щеке, вглядываясь в смутно вырисовывающееся в сумерках отражение и слегка толкнул, заставив Джастина повернуть к зеркалу голову, которую, тот упрямо наклонил, глядя себе под ноги.
- Думаешь, я так глуп и не понимаю, что как только ты получишь деньги, то исчезнешь, как роса на солнце? Меня тебе не удастся провести, Джастин.
Джастин хотел оттолкнуть его от себя, но держащие его руки оказались слишком сильными для его исхудавшего тела и Калверли обмяк, оставив любые попытки вырваться из этих теплых кандалов. В зеркале блеснули темные всполохи веселых глаз, скрытого в тенях лица, и это была глубокая пучина, похоронившая Джастина на своем мрачном, ужасном дне.
- Ты глуп, если полагаешь, что я стану твоим рабом. – Ответил Джастин и, вздрогнув, умолк, почувствовав, как левая рука Криса спускается по его спине, вдоль позвоночника, очерчивая пальцами его выпуклые контуры, пока ладонь не упокоилась ниже его поясницы.
Вторая рука медленно скользнула вдоль скулы, пальцы невесомо прошлись по неровности, не по возрасту, старящего его шрама. Было ли это - почетное увечье смелого мужчины, боровшегося за жизнь в самом кошмарном месте на земле, или обычное позорное клеймо униженного человека? Почтения ли, или презрения достойны ранние морщины и шрамы на его теле - Джастин не знал, но то, с какой легкой, непривычной нежностью, Крис провел пальцем вдоль этой полосы, было чарующе и завораживающее противно, но Джастин ловит, едва ощутимое, удовольствие от этих касаний и не может найти себе оправдания. Гейт, движимый, не до конца вытравленной из души, лаской, гладит рубец, будто бы, это был амулет, затерянный, много веков назад в далеких странах, но сохранивший свою ценность, за счет оберегаемых внутри тайн. Пальцы, нежно и бережно обходят шрам и замирают на губах, словно словив тяжело выдыхаемый воздух.
Джастину не нужно смотреть в зеркало, он и так знает, что Крис пылает, стоя за его спиной: он чувствует его возбуждение в штанах и свою нервную дрожь по спине, неровное колебание воздуха у своей шеи, и утопающие в его оцепенении, слова, сзади:
- Ведь я купил тебя. - При звуках его голоса, все вокруг трепещет и замирает. - И неважно какой ценой, - монетой, или страхом, но попробуй сказать, что это не так?
Джастин не знал, что тут можно возразить: это было подобно тому, как представлять что-то, не имея органов чувств, так же нелепо, как сказать, будто слепой от рождения, способен иметь представление о цветах и красках. Он жил в серости, слепой зависимости от денег - в ней ему доведется и умереть.
*
Крис исполнил свое слово, и по дороге в этот элитный клуб, рассказал Джастину о предстоящей работе. Он объяснял Джастину, который, ровным счетом, ничего не смыслил в политике, или финансах о том, как удачливый предприниматель, Джон Рокфеллер, из Нью-Йорка, одним из первых понял, что будущее за жидким топливом и, сначала, вложил деньги в быстрорастущий нефтеперегонный завод, а затем создал свою компанию. В отличие от мелких предприятий, десятками возникающих по стране - «Standart Oil Company», о которой шла речь, плотно укоренилась на внутреннем и внешнем рынках страны. Рокфеллер, быстро скупив 22 из 26 нефтеперегонных заводов, мгновенно стал монополистом в своем регионе и Крис, обнаруживший на одном из приобретенных им участков земли нефтяное озеро, решил присоединиться к этому зарождающемуся гиганту. Он, всегда, тонко чувствующий выгоду в том, или ином деле - сделал ставку и не прогадал. (20)
Англия, вступившая в войну на стороне Юга, также пострадала экономически от северян, и соглашение на поставку нефти в Великобританию было подписано, сразу же по окончанию войны. Гейт сказал, что, непосредственно, он и его человек из Оклахомы, участвуют в переговорах с Англией, как южные представители, но, недавняя болезнь его партнера, привела к тому, что он теперь едва справлялся со всеми документами и другой работой, не имея времени и сил выехать за границу. Гейт бросил все силы на поиски себе в помощники подходящей кандидатуры - надежного человека, который смог бы работать днями и ночами, поднимая страну из кризиса. Для Джастина было бы удивительно узнать, что искушённый во всевозможных махинациях и финансовых трюках, Кристофер, помешанный и законченный материалист, отважился на такой риск, как принять на работу, такого политического моллюска, как Калверли, но, учитывая их последний разговор - все становилось на свои места. Джастин нужен был ему рядом, всегда под боком, чтобы можно было взять, когда захочется, а работа – прикрытие для самого Криса и безотказное повиновение со стороны Джастина. Письмо Гейт передал с лакеем на почту, сразу же, как Джастин закончил выводить последние корявые строчки, своими, не слушающимися, после резаной раны, пальцами. Зная, что оно уже на пути в Техас, Калверли, не осмеливался, даже думать о том, чтобы перечить Крису, который мог сдержать своё обещание и воплотить угрозу в жизнь - соткать эту невидимую пелену смерти вокруг его близких. Однако он мог выражать своё недовольство и в более вкрадчивой форме, чем прежде, но, как и раньше, упрямо.
Так, и на этот раз, нацепив скрывающие их лица маски и пройдя, в это кошмарное место, Джастину захотелось не просто возмутиться, но и закатить настоящий скандал Крису, однако он ограничился коротким:
- Мне не нравится это место. – C выражением холодной неприязни и остатками нарочитого восторга от увиденного, негромко произнес Джастин, когда они с Крисом уселись в удобные кресла. - Это мерзко, даже для тебя.
- Отвыкай от забегаловок типа бара «У Перси» - низший класс, теперь я это понимаю и тебе пора бы. - Его голос фальшивит уже целый век, а то и дольше; в конце концов, Джастин, уже давно утратил способность воспринимать его напевы всерьез и этот разговор - единственное, что не дает ему погрузиться в свою больную скорбь и ущемленное самолюбие.
Конечно, будучи человеком начитанным и просвещенным, Джастин знал, что подобные этому, тайные, закрытые клубы, существовали повсеместно, по всей Европе и, окидывая взглядом представшую перед ним картину, он даже вспомнил, как про нечто похожее, рассказывал ему Крис, еще пять лет назад, когда он только вернулся из поездки к родственникам в Лондон. Но Джастин – беззаботный пьяница, никогда не интересовался такими извращениями, в его жизни все было предельно просто - бутылка вина, красивая шлюха и хорошая компания, являлись для него гарантами отлично проведенной ночки. Даже в страшном сне, он не мог предположить, что человек в здравом уме, может добровольно погрузиться в пучину подобного богомерзкого разврата. Клуб, «Адма» (21) - был центром его сосредоточения, вульгарная роскошь которого, скрывающаяся от благопристойных горожан, в неприметном здании, находилась всего в получасе езды от Флюке-Брайн грей, в нескольких минутах ходьбы от центра города. Помойная яма, полная гнуснейших тварей и непотребностей, затаившаяся у всех на виду, но в недосягаемости для простых смертных - лишь для тех, кто располагал средствами и не имел души, скрывая под масками свою дьявольскую сущность.
Оказавшись внутри, Джастин понял, что название, соответствует своему пышному содержимому, ведь северные обладатели огромных состояний вложили в него все свои стремления и способности к порокам. Здесь, разврат, не знающий границ, подогревался жестокостью и грязными представлениями, хотя, казалось бы, благородное происхождение и, по большей части, пуританское воспитание, должны были избавить этих людей от подобного, но в этом месте не оставалось никаких условностей и границ – нравственных, или религиозных - все было смешано с вином и спермой. Парадные лестницы были украшены зеркалами, мраморными статуями, мебелью в восточном стиле и коврами, с разбросанными на них подушками, на которых, в опиумной эйфории, лежали полуобнаженные девушки и юноши, предоставляющие себя на обозрение и выбор клиентов. Крис провел ошалелого Джастина мимо них, но тот успел кинуть изучающий взгляд на юных обладательниц свежести, грации, телесной красоты - столь легкомысленно расточающих эти божественные дары. Мужчины, с опиумным дурманом в глазах, затмили его любопытство женской природой, завлекая испить все удовольствия разом. Помимо молодых мальчиков тут находились и юноши постарше, которым была отведена более, значимая роль: они встречали гостей во второй зале, провожая их к столикам и шоу начиналось, как только в помещении гасили верхний свет, оставляя интимный полумрак. Существа неземной природы и красоты, пускались в самые постыдные и поразительные танцы порока, юноши и девушки, в соответствии с предпочтениями гостей, ублажали их, сначала телесным вихрем сладострастных движений, а затем, переходя к большей откровенности, уже удаляясь с клиентами на второй этаж, в закрытые комнаты.
Джастин, неотрывно наблюдал за этим демоническим праздником, с каким-то, отрешенным, чувством жалости и отвращения, вглядываясь в лица жриц Афродиты и служителей Венеры.
Он, с затаенным, мучительным наслаждением, не отрываясь, смотрел на мальчика, что, прихотливо изгибаясь, танцевал перед ними. Джастина завораживала красота блестящего от масла, лишь чуть прикрытого легкой вуалью на узких бедрах, тела, что, ловило блики свечей. Его притягивало это мужественное и надменное лицо, с большими черными глазами и красивыми темными бровями, эта улыбка, что обнажала ровные белые зубы. Джастин почувствовал глубоко засевшее любопытство и глаза медленно спустились к паху мальчишки, а невесомая ткань, ничуть не скрывала его возбуждения.
Но вот, музыка оборвалась, и танцоры покинули зал, а все взгляды обратились к сцене, где начиналось главное действо этого театра абсурда и непристойности.
При первых аккордах, зазвучавшей с новой силой музыки, занавес распахнулся, открывая декорированный лес, с застывшими, прикрытыми, только зелеными побегами и кое-где, листьями - фигурками людей, изображающих мифических существ. Музыка набирала обороты и вот, фигурки задвигались в танце беззаботного веселья, жителей призрачного леса. Следуя музыке, эти, непристойные наяды, с цветами в волосах, опускались на колени, развратно раздвигая стройные ножки и сладострастно изгибаясь, после чего, красивые ноги снова смыкались и танец возрождался вновь. В вихре причудливого действа, девушки объединялись в пары, целуясь, они медленно и вдумчиво ласкали друг друга, обводили контуры красивых грудей, изящные изгибы стройных бедер, проникая ловкими пальцами в истекающие чресла партнерш по танцу и эта картина, будоражила все потаенные ощущения, затаившего дыхание, Калверли, полыхающего, словно в лихорадке.
К порхающим по сцене нимфам присоединялись лесные духи и их гибкие тела сплетались в страстных соитиях и расходились вновь, свиваясь, полыхающими страстью, клубками, когда уже не совсем понятно, кто и где.
Но, помимо этого, некоторые, изображающие лесных духов юноши, действовали не менее откровенно, но столь же искусно и умело, как отобранные актеры, зазубрившие для своей желанной роли всё, до последнего момента.
Длинноволосый лесной дух, игриво исчезал среди клубов дыма, мерцая, словно короткая искра, отделившаяся от танцующих языков пламени, среди древних и диких лесов, взбудораженных таинством этого действия. Вот, он выплывает из волшебного марева, заходит за спину другого юноши, положив руки на его плечи, пальцы скользят по, покрытой рисунками, коже и мягко спадающим на плечи волосам, пшеничного цвета. Кружась под музыку, к ним приближается еще один дух и свой танец они превращают в новый, бесстыдный спектакль: юный лесной дух, откинув нетерпеливым жестом, по-женски длинные, светлые локоны, опускается на колени перед партнером и принимается облизывать его член, он, с явным наслаждением, ублажает языком влажную головку. Находящийся за его спиной, темноволосый дух, положив руку ему на спину, заставляет прогнуться, велит, хлопком по ягодице, раздвинуть ноги и, склонившись над ним, проводит языком, вдоль позвоночника. Он, беззастенчиво трется своим возбужденным органом о его заднее отверстие, чтобы наэлектризовать зрителей и притянуть к себе немного тепла от этого стройного, такого желанного, восхитительно горячего тела. После этого, он переходит к поцелуям, встает на колени, чтобы чувствовать себя вольготнее и, разводя руками прекрасные ягодицы, как можно шире, проходится по промежности языком, оставляя горячий, влажный след на светлой коже. Плотно припав ртом к его анусу, он смазывает слюной вход и плавно погружает в него пальцы, тем временем, другой рукой, он ласкает свой член, демонстрируя публике собственное возбуждение. Вот, музыка стала тревожной, все отчетливее слышались звуки рога, резкий, пронзительный рев авлоса, а темп все нарастал и, на сцене, появился козлоногий бог Пан, в окружении рогатых сатиров. Наивные обитатели леса кинулись врассыпную. Сатиры с торчащими, возбужденными членами, бегали и, хохоча, ловили заигравшихся нимф, набрасываясь на своих бесстыдно извивающихся жертв, а Пан, ухватил за волосы ближайшего к нему мальчика-лесного духа и, швырнув его перед собой на колени, заставил принять в рот свой огромный, перевитый венами, член, врываясь в горло, перекрывая дыхание. Сзади пристроился, скалящийся белоснежными зубами, сатир. Безвольной куклой, болтаясь между двумя мужчинами, задыхаясь, мальчишка глотал член, пытаясь, при этом, схватить и немного воздуха, а насильники нервными, резкими толчками посылали свои стволы в него, будто стремились встретиться, в глубине его тела.
