Текст книги "Две войны (СИ)"

Автор книги: dorolis

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 96 страниц)

"Даже если этот парнишка исключение из правил и не настолько мерзок как его соотечественники - это ничего не меняет. Он здесь, чтобы выполнять приказы Эллингтона, и ничего более". - Ладно, рядовой Дерек Маррей. – Резко сказал Джастин, осмотрительно понизив голос: - Finita la comedia (5). Веди меня уже к своему капитану, не тяни время пустыми разговорами. - Он сказал через двадцать минут. – Растеряно отозвался тот. - Ещё десять осталось. Чем больше Джастин смотрел в это лицо с пухлыми, почти детскими щеками, большими наивными глазами и обиженно сжатыми губами, тем меньше ему хотелось продолжать общение с этим солдатом, будто он боялся замарать этого человека одними своими словами. "Боже, ребенок, что мне прикажешь с тобой делать?" - Великолепно. Теперь я знаю, сколько мне отведено. – С сарказмом сказал Калверли. - Я просто хотел сказать, что восхищен вами. – Вдруг выдал рядовой, съежившись под пристальным взглядом Калверли, который после такого заявления застыл соляным столбом. - У нас в штабе только и говорят о том, что вы единственный, кто выжил на допросах капитана. "Это не так. Не единственный". – Вспомнив рассказ Крысы о своем предшественнике, у Джастина похолодело на сердце. - Было б, чем гордиться. – Тихо сказал он, потянув носом горьковатый запах тлеющей листвы, которую утром сгребли пленники. - Почему он оставил тебя в живых? Такого раньше не было. – Продолжал допытываться мальчишка, неловко переминаясь с ноги на ногу, будто вёл обычную беседу с товарищем, а не разговор с буйным пленником. - Обычно капитан говорит, что убийство – дело пыльное и после него всегда охота выпить: вина например, а уж когда он напивается, так будь уверен - двое или трое ложатся в могилу рядом с предыдущим. "Обнадеживает". Джастин устало закатил глаза, но небо оказалось таким же пустым и безжизненным, как и земля. Колючий ветер швырял листву, содранную с деревьев, словно кожу с тела зверя, который теперь протяжно выл и скулил перед приближающейся кончиной - неминуемой, как приход зимы. Не только одного его обдавало холодом: нос солдата покраснел, щеки покрылись розоватыми пятнами. Мальчишка неожиданно вспомнил, что он солдат Артиллерийского двадцать третьего полка Главного Командования и выпрямился, будто наперекор бушующей стихии, гордо положил руку на эфес сабли, накрест которой висел револьвер дулом вверх. Он явно не ожидал, что Джастин вновь заговорит: - Если тебе интересно, - где-то грянул одинокий выстрел, и Джастин замер на миг, пока не вспомнил, что убийство в Вайдеронге – обычное дело. - То Эллингтон выбил из меня весь дух, выпотрошил, вывернул наизнанку, а затем опять впихнул всё обратно и хорошенько взболтал, так, что у меня по венам говно вместо крови потекло. Можешь считать, что я отыгрался за троих в полной мере. - Дикси, слушай, извини. Хорошо? Я действительно сглупил, если решил, что ты будешь говорить со мной на эту тему... – Рядовой явно не находил нужных слов и это казалось чем-то непривычным. Джастин привык иметь дело с людьми считающими, что многословие – признак подвижного, живого ума. По большей части это совершенно наоборот: рефлекторная уловка организма, с целью снять с себя мыслительное напряжение, как считал Калверли. Пустые разговоры, также как упражнения - разогревают мышцы, так и неосмысленные слова, на время способны разогреть чувство отвлеченности от реальности, придают уверенность в себе, показывают свою неуязвимость – "ты мыслишь, ты существуешь", – всегда любил повторять брат. Джастин привык к этому: так легче забыть о своей боли, изношенности тела и о своей предопределенной гибели. Сейчас Джастин не желал забывать о том кто он и где находится - это могло закончиться слишком плохо. Это могло приблизить его конец, ведь потеряй он бдительность - и всё пропало. "Не доверяй никому". - …но я действительно безгранично тебя уважаю, и ты кажешься мне хорошим человеком, - хвалебную оду прервал раздраженный голос конфедерата, которому надоели пустые слова: - Так скажи мне, как многоуважаемому господину: в твои ежедневные обязанности входит вылизывание чьих-то задниц или это твоя личная инициатива, Дерек? Джастина, в некотором смысле, развлекал подобный разговор, и он мог позволить себе попаясничать. Он понимал, что боль, стыд и страх были отброшены ненадолго, как у накрашенной проститутки из бара «У Перси». Дерек стушевался, но быстро нашелся с ответом: - А твоя лучшая часть, похоже, не задница, а язык, хотя, как я погляжу, разница не столь велика. Однажды кто-нибудь захочет вырвать его и запихать тебе в глотку. Ты всегда хамишь малознакомым людям? - Только по-прежнему плотно сжатые губы выдавали бушующий в нем гнев. - Нет. - Пожал плечами Калверли. - Только лицемерам и дуракам - ни тех, ни других я не переношу, потому что первые мне лгут, а вторые пророчат момент с языком. Тебя к кому отнести? - Что Эллингтон в тебе нашел, Дикси? - После минутной паузы, спросил Маррей, неосознанным жестом положив руку на револьвер. "Правильно. Не забывай, что я твой враг". - Кроме задницы и языка? – насмешливо протянул Джастин, любуясь гневом молодого человека. - Абсолютно ничего. - С тобой невозможно говорить, лейтенант! – воскликнул рядовой и решительно двинулся к штабу, ведя за собой лошадь, - будто в грязи извалялся за эти пять минут. У тебя редкий талант. - Я думал, что человек по уши увязший в грязи не может замараться больше прежнего. – Джастин последовал за парнем, уныло прикидывая, что на этот раз задумал этот ублюдок Эллингтон. Маррей не полез в карман за очередной колкостью, но по его лицу было ясно, что он расстроен и пребывает в недоумении. "Мальчик, поверь, тебе не стоит связываться со мной. Я не тот человек, которому сопутствует удача. Ты не должен со мной говорить". – Размышлял Джастин, тяжелым шагом следуя за солдатом. - "Мне кажется я сумасшедший. Да, определенно, это так, иначе бы я не пошел на компромисс с совестью. Я бы давно убил капитана и сам бы слег в могилу. Если бы мне достало смелости совершить задуманное! Дерек Маррей, я совершенно не тот человек, которым следует восхищаться". Джастину казалось, что по пятам за ним следует дьявол, который подталкивает его в спину раскаленным кнутом. От него невозможно спрятаться, скрыться, остается только слушать его злорадный хохот, который исходит из ртов стоящих неподалеку янки, его реквием, который он напевает себе под нос, воем охранной собаки, бродящей по территории. Южанину казалось, что весь мир ополчился против него, и даже холодный ветер причиняет ему неудобство, а земля вытягивает силы каждую ночь. Джастин чувствовал, что люди странным образом пялятся на него: конфедераты в недоумении, янки с сарказмом и ненавистью. "У меня, что, бельмо в глазу?" – Джастин вновь разразился кашлем и Маррей сочувственно оглянулся на пленника: Калверли не заметил этого взгляда. Из-за спины грохнул басовитый хохот, и он, оглянулся, сразу наткнувшись взглядом на троих дневальных. Грубые, неотесанные мужланы, глядя на которых можно было бы охарактеризовать всех северян в целом. Такие как они, будут клясться своей грошовой честностью и настойчиво долбить всем встречным, что уж лучше работы, чем у надзирателя концлагеря - в мире не найти, ведь южане - эти ползучие, пресмыкающиеся и презренные черви - не заслуживают прощения за свой бунт против Вашингтона. Джастин ускорил шаг и нагнал Маррея. Всю дорогу от лагеря до штаба они прошли молча и уже стоя у огромной двери, ведущей в комнату Эллингтона, солдат снова заговорил: - И всё-таки, Джастин. Я сказал правду, от чистого сердца, без дурного умысла. Я понимаю, что у тебя нет причин мне доверять, но если что-то понадобится – обращайся, сделаю. - Тоже по доброте душевной и без злого умысла? – сощурился Джастин, внутренне содрогаясь от ужасного предчувствия, охватившего его у входа в эту преисподнюю. - Браво, я аплодирую стоя. Такое юное дарование тухнет на войне. Неразумные обещания бесхитростного юнца, подкрепленные малой долей уважения и в большей мере запыленные иллюзией справедливости. Он, сумев состряпать речь из клочков своих мыслей, хотя, по существу, это лишь шутовской плащ, сшитый из разноцветных лоскутов, преподнёс глупые слова Джастину, выдав желаемое за действительное – в реальности он знал, что тот не выполнит только что обещанного, а жить в иллюзиях Калверли больше не мог. Эллингтон был прав насчет этого. Пора проснуться. - Ты редкий засранец, знаешь это? – казалось, что Дерек уже устал спорить: возможно, острота Джастинового языка колола не хуже контрабандистского скорпиона, осыпающего спины южан. - Теперь да. – С напущенным безразличием отозвался Джастин, мысленно пнув скребущуюся на душе кошку. - А раз ты такой праведник, сделай милость: притащи мне сегодня чистой воды и ломтик белого хлеба, может, я и поверю в твои добрые намерения. Дерек Маррей поджал губы и постучал в дверь коротким стуком. Дверь открыл капрал, пропуская в комнату дневального и пленника, маячившего за его спиной. "Спаси и сохрани". - Капитан Эллингтон, сэр! – отчеканил Маррей, вытянувшись. - Заключенный Джастин Тристан Калверли по вашему приказанию прибыл. Капитан сидел за столом, он имел столь же надменный вид и выражался столь же высокопарно как и пять дней назад, но что-то в его облике разительно выдавало тщательно скрываемое беспокойство, возможно, некая усталость давила на его плечи: - Свободен, рядовой. Капрал, - обратился он к тихо стоящему адъютанту, - отправьте это в главный штаб, лично в руки… - зеленые глаза внимательно впились в сгорбленную фигуру понурившегося южанина; голос Эллингтона содержал лишь едва уловимый намек на то, что говоривший испытывал некую неуверенность, - генералу. "Он по-прежнему считает меня своим врагом, - понял Джастин и вскинулся, ощутив небывалый прилив сил, - значит, у меня есть шанс". Капрал взял переданное ему письмо и удалился, за ним последовал Дерек, и дверь закрылась, оставив Джастина наедине с Алексом. - Объясни, какого черта ты не поселился в бараке, Джастин? – Он поднялся из-за стола и медленно расстегнул маленькие пуговицы на мундире. – Я не переношу эту вонь, учти, в следующий раз ты будешь наказан. За мной. Джастин уже пять дней спал на гнилой соломе, укрываясь тем же заплесневевшим одеялом, которое нашел в первый день пребывания в Вайдеронге. Окружающие его люди, практически потерявшие человеческий вид, уже больше походили на свиней, а выгребные ямы с разлагающимися трупами разной давности, источали зловоние разносившиеся чуть ли не на километр вперед, хотя Джастину казалось порой, что этот запах пропитывает каждую клетку его тела. От него несло мертвечиной, но он умудрился принюхаться к этому и сейчас, находясь в идеально чистых покоях, он явственно почувствовал запах смерти, и желудок сразу скрутило. Подавив приступ тошноты, Джастин прошел в уборную вслед за Алексом. Пар, поднимающийся от горячей воды, заволакивал комнату: ванна находилась в футляре из дерева, рядом с ванной — камин с сушилкой для полотенец. В прошлый раз он почти и не обратил на это внимание. - Снимай свои тряпки и кидай их в котел. - Эллингтон указал на маленький, ничем не приметный котелок в самом углу комнаты, почти полностью скрытый густым белым паром. Представив, что ему придется мыться при этом человеке - ведь тот явно не был намерен покидать уборную - Джастин почувствовал охватившее его нутро омерзение. "Что он там не видел?" – вопрошал про себя Калверли, глядя, как выпаривается его задубевшая от грязи одежда. Он опустил на котел крышку и оглянулся, боясь снова увидеть знакомый пошлый блеск в его глазах. "А я-то, думал, что меня привели сюда, чтобы переломать все кости". - Что дальше? - При этих словах у Джастина ёкнуло сердце и начало бешено прыгать в груди, руки зачесались, сжимаясь в кулаки, но он вовремя одернул себя, вспоминая, что стоит абсолютно нагим перед своим врагом. Более-того – он пленник и каторжник, он раб и животное, и эти роли ему надо исполнять каждый день до того момента, пока не наступит его черед сесть в первых рядах и пустить шоу на свой лад, а до этого времени он будет играть свою роль. - Разве это не очевидно? – вскинул бровь Эллингтон, приглашающим жестом указывая на полную ванну. Очевидным было, что вторым приглашением станет пуля. - Если бы я пожелал изваляться в помойной яме, я бы сделал это и без твоего участия, но мне нужен ты на сегодняшнюю ночь. Не заставляй меня повторять дважды: мне противен этот запах и мне противен ты, пока он от тебя исходит. "Это почище, чем получить здоровую порку от контрабандиста". Джастин опустил в горячую воду сначала одну ногу, затем вторую; по телу пробежала сладкая, неописуемая дрожь наслаждения, когда натруженные непрерывной работой мышцы, наконец, получили возможность расслабиться, выкинуть боль из ноющих воспаленных суставов. Это было равносильно падению в глубокую бездну умиротворения и невесомости, где материя недействительна и разум главенствует над телом, изнывающим от усталости. Ежели человек чего-либо страшится, то он целиком поглощен этим чувством, поэтому страх так и не оставил Джастина, навязчиво крутясь где-то на задворках испытуемой эйфории. Он покосился на Алекса, который, к его великому изумлению, закатал рукава рубашки и опустил руку в помутневшую от грязи воду. Влажная ладонь скользнула вверх по спине, и Джастин вмиг сжался, подобрался, готовый отшвырнуть от себя ублюдка, но даже вздумай он сопротивляться — не хватило бы сил. Силу из него выбили плетью, выморили голодом, сняли с кожей. Эллингтон смыл с его спины остатки земли, и улыбнулся, хотя Калверли понимал, что тот ожидает от него полного повиновения и в случае отпора скушает Джастина с потрохами и пустит его кости на зубочистки. Эта улыбка могла принадлежать лишь безумцу. - Мне нравится, когда ты боишься, – сказал Эллингтон, запуская руку в его спутанные волосы, выбирая мелкие частички земли и опилок, - ты становишься таким уязвимым, хрупким. От привычного хамства и наглости не остается и следа. Такой милый, застенчивый. Не офицер, нет - мальчик. Как же мне нравится, когда ты дрожишь, вот как сейчас – безудержно, всем телом. Ты даже не представляешь, что со мной делаешь. Он наклонился ближе и провел рукой по щеке, смывая грязь, опустился на шею, проведя пальцами по синякам, оставленным после их последней встречи. "Я тебя убью. Я тебя убью, Александр Эллингтон…" – Джастину было противно слушать эти низкие речи, этот яд, вливающийся ему в уши, но хуже всего было осознание того, что он действительно боится. Страх затмевал разум, мешал сосредоточиться на плане побега, мешал найти один из тысячи возможных способов убийства. Не то чтобы Джастин отменил свое грозное решение, нет, он лишь собирался с мыслями и силами для осуществления своей мести, но сроки его уже поджимали. Он даже не знал какое сейчас число, а брат мог погибнуть в любой день, если Морган не вышлет помощь Луизиане. Джастин не знал, что происходит на южном театре сражений, но что-то ему подсказывало, что только он в состоянии вытащить брата из той западни, в которую Джефф угодил. Только на кого можно было рассчитывать ему самому, дабы спастись от каторги – Джастин не знал. Он ломал себе голову, придумывая, как бы вдвойне покарать проклятого капитана-янки за все его гнусности, за тот позор, которому тот подверг его. Джастин старался выдумать какой-либо новый неимоверно хитрый ход, который погубил бы не только тело Эллингтона, но и душу. Этого изверга нужно было уничтожить полностью, в отместку за все загубленные человеческие души, но сейчас чувствуя горячие руки, скользящие по чистой коже, Джастин опять понимал, что не может этого сделать. Он не готов. Эти пальцы не грубо, но настойчиво поглаживая соски, оставляли ожоги вокруг затвердевших бугорков, очертили нечеткий рельеф впалого живота, сильно сжав напряженные руки Джастина, направил те к его паху. Он вздрогнул, почувствовав сквозь толщу воды, прикосновение к своей плоти: Эллингтон заставил его обвить член, положив сверху свою руку. Джастин невольно задержал дыхание, инстинктивно подавшись чуть назад в попытке отстраниться, расплескав воду, но не достигнув желаемого: Эллингтон сильнее надавил на его руку и Джастин охнул, невольно сжав свой орган. - Давай. - Прошептал Алекс, вытаскивая руку из воды. - Сделай это для меня.