Текст книги "Две войны (СИ)"

Автор книги: dorolis

сообщить о нарушении

Текущая страница: 38 (всего у книги 96 страниц)

- И там остатки вашего Эскадрона. - В глазах Эллингтона застыли злость и неудовлетворённость, а сам он побледнел от ярости, но голос его оставался пронзительно холодным и подчеркнуто отвлеченным. - Мы проиграли, это конец. Они уже ничего вам не сделают. Если к концу недели ты займешь нашу столицу, то сможешь объявить на международном конгрессе о конце гражданской войны. "…и отпустить меня. Я хочу вернуться домой". Казалось, Алекс смотрел на него откуда-то издалека, будто не слушая, совершенно не понимая всю боль, звучащую в его голосе, умышленно не глядя в каре-зеленые глаза, не замечая, как силы стремительно покидают его. Джастину захотелось вздохнуть, чтобы избавиться от мучительной боли в левой стороне груди, ему отчаянно нужно было вдохнуть, но воздух вокруг загустел, словно плавился, как марево над землей в знойный день. Он едва сдержал себя, однако он не помрачнел, не изменился в лице, но стараясь не выдать охватившую его дрожь, сжал руки в кулаки, ожидая ответа. - Нет, пока держится Джорджия, я не созову конгресс, даже если мои ребята будут свободно гулять по Ричмонду. – Протянул Эллингтон решительным, небывалым тоном, с полным сознанием того, что делает. - Не делай напрасных попыток. - Это безумие, Алекс! Я умоляю тебя остановиться, ты же убьешь невинных людей. Джастин чувствовал тупую боль от осознания того, что он не в силах что-либо изменить, - это была слепая боль горести, какую ощущает раздавленная улитка в саду, лишившись своего панциря, и этому моллюску остается только безысходность, - высыхать под жесткими лучами солнца. Именно чувство свершившейся беды всё острее и острее овладевало его сердцем, накрывало влажным одеялом, рождающееся в душе состояние безысходности и беспомощности, слабости перед несокрушимой силой. - И это должно меня остановить? – Он насмешливо посмотрел на Джастина, скривив полные губы в едкой улыбке, и сложил руки на груди. Калверли побледнел, у него похолодело в груди и в животе, а сердце забилось, точно во всем теле сразу и показалось, на миг, что он оглох от шума крови, бурлящей в жилах. - Ты просто спятил. - Злость туманила разум, боль тугим свинцовым комком собралась в горле, но он почти с наслаждением видел, как меркнет ненавистный оскал на лице капитана и только через несколько быстрых секунд, Калверли понял, что с ним что-то происходит и резко кинулся к нему. Эллингтон качнулся было вперед, но в последний момент схватился за стул и отшатнулся обратно, в этот миг Джастин подхватил его под руки и облокотил спиной о стол, придерживая за плечи. Он побоялся разжать пальцы, но поспешил ослабить хватку, будто бы Алекс был столь хрупким, что мог развалиться на части под его руками. - Алекс, что с тобой? – голова капитана безвольно упала на грудь, и он тихо простонал что-то неразборчивое, но от его болезненного голоса у Джастина подкосились ноги. - Ты пугаешь меня… Позвать Эдгара? - Нет, не надо. - Глухо произнес тот, в сложенные ладони, закрывая слезящиеся глаза и судорожно вдыхая носом воздух. Джастин, хотел было возразить, что помощь лечащего доктора необходима, так как сам он ни черта в этом не смыслил и порядком растерялся, одолеваемый своим испугом, но вдруг рука Эллингтона, с неожиданной силой, схватила его за предплечье: - Останься. Казалось, что его сломанное дыхание, как будто проникало в Джастина, и тот поспешил словить его, приблизившись к низко наклоненному лицу. - Алекс? О, черт, у тебя кровь идет! - через пальцы просачивались маленькие багровые капли, скатываясь по кистям за рукава рубашки, и Джастин едва смог отвести окровавленные ладони от лица Эллингтона: словно все мышцы его тела разом одеревенели. Леденящее светило холодного разума, сейчас же, зажглось в зеленых глазах, и Джастин увидел, как светлеет взор северянина, встретившись с его обеспокоенными глазами, как безумие медленно сползает и растворяется у них под ногами. Джастину казалось, что Алекс сидит на костях своего умирающего безумия, зная, что из праха вновь возродится болезнь. Столь же неожиданно, как и прежде, но, сбрасывая со своих плеч бледный саван эгоизма, Алекс вновь ощущал дрожь от горячего потока крови в своем, ожившем теле, и Джастину до боли в пальцах захотелось обнять его. - У тебя кровь идет носом, - повторил лейтенант, дотронувшись до красной дорожки, проложившей свой путь вдоль губ Алекса. Джастин знает, на каком-то интуитивном уровне, что он единственная опора Алекса и стоит ему отступить сейчас - Эллингтон упадет, и вряд ли он сможет подняться снова. Поэтому, обнимая его за пояс, притягивает к себе так близко, что запах пота и каких-то трав, которыми вечно поит его Тиммонз, становится почти неразличимым; вместо этого, давно привычного и почти полюбившегося запаха, Джастин чувствует металлический привкус на своих губах, не сразу понимая, что касается легким поцелуем его подбородка. Калверли глубоко презирал и вместе с тем обожал этого человека, какая-то тайная сила толкала его к нему постоянно, каждый день, какой-то гибельный порок заставлял постоянно искать глазами фигуру капитана, чтобы, хотя бы мельком, увидеть то совершенство, которое таит в себе столько смертельных изъянов. По его глазам, Калверли видел, что тот Александр, которого он узнал при их первой встрече, который истязал его в сыром подвале, который изнасиловал его тело и надругался над его душой – покидал того Алекса, - чье присутствие было так же привычно, как северный ветер за окном. Было ощущение, что вместе с кровью он не только теряет силы, но облегчает преисполненное злобной горечи сердце. Зеленые глаза сверкают, как маяки над пучиной, почти не освещая темные просторы, но, убеждая в существовании опасных скал, на которых они воздвигнуты. В них плещется нечто смутное и зыбкое; бурное море, полное обломков кораблекрушения, где изредка темно-зеленые волны, накатывая на берег, показывают Джастину что-то, о чем он, казалось, уже забыл за эти несколько недель полного отчуждения между ними: нежность, привязанность, вину и… страх. Калверли видел, что зубы у него были крепко стиснуты, и он не мог говорить, что он в смятении; Эллингтон терзался самой ужасной мукой, какую только можно испытать, самой нестерпимой болью. Он закинул голову вверх, втянул кровь носом, старясь ее остановить. В следующее же мгновение, Алекс судорожно хватается за Джастина, и тот чувствует, как его пронизывает смертельный холод, в изумлении глядя, как Алекс бьется в судорогах и оседает на пол. Калверли поспешил подхватить его, и первое что пришло в голову, это - отнести почти бессознательное тело на кровать. - Алекс, ты меня слышишь? – Джастин, с предельной осторожностью, уложил светловолосую голову на подушки и склонился, слушая каждый вдох, сопровождаемый влажным хрипом. Казалось, он придет в отчаяние, если потеряет хотя бы одно легкое дыхание; тем временем его руки шарили по шее Алекса, нащупывая пульс. Подступающая паника грозила уничтожить его сознание и самоконтроль, стоило ему только ошибочно предположить, что Алекс перестал дышать, но, услышав новый хрип, вырывающийся из его рта, он ощущал горячий поток облегчения на своих щеках. - Здесь… - вкладывая в слово последние силы, прошептал Эллингтон, вытянув руку по направлению к тумбочке у кровати. Джастин дернул ручку, вырвав из тумбочки полку, из которой по полу разлетелись какие-то бумаги, печатка, и связка ключей, но главное, - из нее выпал маленький пузырек, который тотчас оказался у него в руках. Там было немного порошка, и Джастин, не думая о том, что это, и как принимать препарат, вытряхнул почти всё на дрожащую ладонь. - Ну, давай же, Алекс… прошу, выпей это. – Бормотал он, прижимая стакан с лекарством к его губам, но тот, уже был на грани обморока, и его голова мирно повернулась на бок. - Алекс, твою мать! – Джастин несильно, но настойчиво встряхивает его за плечи и только когда тяжелые веки поднимаются, открывая мутные глаза, понимает, что он проглотил лекарство, и протяжно застонав, сокрушенно ложится рядом с ним, обнимая одной рукой за шею, а второй нервно поглаживая светлые мокрые волосы. * - А вообще, когда такое было последний раз? – Джастин чувствовал себя не лучше мертвеца, разве что, вопреки естественным законам, - теплым, а в остальном ему было смертельно плохо. Лишь одно не давало унынию и обреченности полностью завладеть всем его существом, - взгляд, кинутый на капитана, который уже вовсю метался по замку, опять носился с распоряжениями и всеми силами прятался от отца. Он был жив, хотя и не особо здоров, но, все же, поднявшись через восемь часов с кровати - резко переменился и Джастин понял, что таким болезненным способом его тело выворачивало из себя корень безумия, что пугало еще больше; было совершенно ясно, что Алекс борется с собой ради Джастина, и это была самая худшая рана, которую оставил ему капитан и именно поэтому он сейчас выпытывал у Тиммонза ответ. - Давно. Года два назад, может три, у меня записано дома в его карте. – Сказал Эдгар, махнув какому-то солдату, проходившему мимо их стола и, удостоверившись, что все вокруг заняты своими делами, перегнулся через столешницу и зашипел: – Кто просил тебя давать ему опиум (9), Господи, да еще и тройную дозу? Что ты себе думал, Джастин? Мне пришлось его откачивать теином (10), кретин! Ты хоть представляешь себе, что чуть было не произошло по твоей вине? – Внезапно, спокойствие покинуло доктора, и он закончил фразу с таким отвращением, что лицо его перекосилось и стало злым. - Честно говоря, я вообще ни черта не понимаю, объясни нормальным английским языком! – Джастин, не намеренный терпеть подобный унизительный тон в свой адрес, быстро распалился и, с юношеской непосредственностью, добавил: - А что мне еще оставалось делать? - Позвать меня! А вместо этого ты чуть его не угробил. - А нахрена ты это ему прописал? – Калверли никогда не умел сдерживать порывы сердца, а выпитое горячее вино играло в его крови; то была одна из тех минут опьянения, когда все, что видишь, все, что слышишь, говорит о преследующей боли и напоминает о пережитом страхе, когда дыхание Алекса, в любой миг, могло оборваться. - Ты что думаешь, что твои порошки помогут ему? Правда что ли? Это бред, Эдгар. - Может быть, ты можешь помочь ему? Нет? Тогда, будь добр, не учи меня, как работать. - Из его рта вырывается, точно у осипшей вороны, одинокий шипящий звук и Джастин резко осекся, почувствовав, эту злость, при этом сам, едва сдерживаясь от желания ударить или оскорбить его - такого рода неистовые поступки всегда бесполезны и глупы, если речь идет о друзьях, а Джастин считал Тиммонза другом, хотя и очень своеобразным, но единственным. - Сколько там лет ты его лечишь, напомни? – возразил Калверли, чувствуя где-то внутри знакомое кипение, и этот внезапный прилив заставил его яростно выпалить: - Я думаю, что ты исчерпал свой запас средств, так что осуждать меня – ты не имеешь права. - Feci, quod potui, faciant meliora potentes (11). – Откинувшись на спинку стула, фамильярно сказал Эдгар, взмахнув руками, будто испытав упоительное расслабление; кажется, врачу надоело спорить и он вновь обрёл привычное спокойствие и самообладание. - Сделаю, уж будь уверен. – Джастин отодвинул опустевшую тарелку и раздраженно оглядел малый обеденный зал, где кроме прислуги, ушедшей на обеденный перерыв, было несколько десятков солдат прибывших из Луизианы: эти парни, возомнившие себя героями, без устали крутились вокруг служанок и, довольно часто, бывало, что их наглость переходила все границы. Джастина они откровенно бесили, а в силу своего идиотского, совсем не геройского поведения, они напоминали изрядно потрепанных индюков с контужеными мозгами. Эти парни превратили себя в героев нецензурных частушек и шуток, которые будут рассказывать девушки-служанки своим подругам вечером в субботу, когда отправятся в город проводить свои выходные. Калверли ухмыльнулся, наблюдая за тем, как женщина средних лет ударила тряпкой распустившегося юнца, протянувшего руки к ее черным кудрям. - Эти дамочки могут за себя постоять, да? – Словно прочитав его мысли, сказал Эдгар, и Джастин заставил себя поверить, что между ними все порешалось и злость медленно начала уползать туда, откуда и появилась. Несколько дней Джастин практически не виделся с Алексом, так как в гарнизоне царила поистине праздничная атмосфера, больше похожая на массовую сцену в пьесе, проходившую под аккомпанемент артиллерийского салюта. Прибывших вместе с Аланом Эллингтоном солдат было слишком много и их пришлось разместить в недостроенных казармах у реки Дорапон, и приостановить строительство железной дороги, чтобы не тревожить покой отважных сопляков, которые вернулись после полутора лет изнурительной войны в Луизиане. Калверли мечтал придушить их всех голыми руками, вырвать вместе с позвоночником чистосердечный ответ, надеясь, что хотя бы один из этих тварей скажет, что случилось с луизианским пехотным полком, где служил его брат. Несколько раз Джастин пытался выяснить это у самого капитана, но Алекс, по-прежнему, отказывался говорить на эту тему, а Тиммонз клялся всеми богами, что ничего не знает и это все больше напоминало Джастину цирк, где он мотается из угла в угол, будто цирковой зверек, над которым все посмеиваются. Эллингтона постоянно окружала большая толпа, которая позволяла себе самые нелепые демонстрации преданности, и Алекс терпеливо слушал их льстивые речи, пока они не начинали восхвалять его дерзновенную смелость, после чего, он, обычно, быстро исчезал из поля зрения веселящейся толпы солдат и офицеров. Они воспринимали его высшим существом, и Эллингтон, следуя своей репутации, склонен был проявлять захватнические инстинкты в своих стремлениях и в убеждениях, по поводу того, чего он может достичь; он становился всё более открыто высокомерным, нездорово амбициозным, агрессивным и требовательным. Он излучал самодовольство, внушаемое ему другими, он все больше пренебрегал людьми, трепещущими в восхищении и слепой покорности перед ним. И только Джастин видел, как на самом деле, тяготит Эллингтона общество отца и сколько сил он тратит на подсчитывание расходов за содержание отцовских солдат. После его припадка, они виделись всего дважды за три дня, и вот сейчас в малую столовую зашел Алекс, собственной персоной, заставив своим появлением всех остолбенеть. Прислуга склонила головы, а солдаты встали «смирно», увидев капитана гарнизона. За Александром в столовую зашел генерал Эллингтон, в сопровождении двоих своих помощников. - И ты утверждаешь, что здесь не нужен ремонт? – недовольно оглядев помещение, спросил мужчина, скептически переведя взгляд на посеревшие от сырости стены. - Я уже сказал - нет. - У Алекса нет ни капли негодования, он спокоен, как всегда бывает при общении с отцом, присутствие которого, действовало на него подавляюще. Генерал Алан Эллингтон - невысокий, жилистый мужчина, с грубой, бледной кожей - такую, у Джастина в Техасе, называли «северной». Пронизывающий взгляд серо-стальных глаз из-под темных бровей, скользил по неподвижным солдатам и служанкам, сально оглядывая девушек, жавшихся к стене под этим оценивающим прищуром. Широкий нос, худые щеки, едва приметный шрам над верхней губой, почти седые волосы, высокий лоб, глубоко прорезанный вертикальными морщинами; внешность этих двоих никогда бы не выдала в них кровных родственников, а единственное их сходство, крылось в тяжести их глаз, одинаково властных и жестоких. - Я доверил тебе центральный гарнизон и вот, что я вижу через два года? Недостроенная железная дорога, которая нам крайне необходима, сотни больных солдат, на которых приходится всего два врача, заброшенный склад, и огромное количество гниющих трупов во дворе. Генерал смерил еще одним взглядом людей в малой столовой и неожиданно его глаза впились в Джастина, который в этот момент, внимательно смотрел на Александра, выстраивая в своей голове предположения о его самочувствии, о котором он не успел осведомиться у него лично. Он слишком поздно почувствовал на себе взгляд Алана, так как был слишком увлечен капитаном, хмуро взирающим на отцовских помощников, делающих записи в своих отчетах: скорее всего, кто-то, вскоре получит выговор за халатность. Калверли резко встретил серый взгляд, всем своим видом демонстрируя презрение и безразличие к персоне генерала. В действительности же, Джастин, еще три месяца назад, почувствовал бы себя на грани обморока, увидев эти глаза, но, живя с Алексом, в которого периодически вселялся бес, он привык ко всему, и воспринял немую угрозу Эллингтона-старшего с полной готовностью.