Текст книги "Любовь в облаках (ЛП)"
Автор книги: Байлу Чэншуан
Соавторы: RePack Diakov
сообщить о нарушении
Текущая страница: 85 (всего у книги 86 страниц)
Однако вся эта показная бравада Хэ Цзянхэ продлилась ровно до порога двора. Стоило ему выйти из поля её зрения, как он резко свернул в сторону, юркнул обратно и, прижавшись к стене, начал тайком заглядывать внутрь через щель в ограде.
Маленькая упрямая принцесса снова роняла слёзы, одна за другой, словно капли дождя, что стучат по покатой черепичной крыше.
– Ай… – Хэ Цзянхэ прикусил губу, нахмурился и поник головой. – Не перегнул ли я палку?.. Может, сказал лишнего…
Но если не сказать резко, не встряхнуть её, то разве она очнётся от этой слепой привязанности? Он и так уже еле держится под гнётом давления из семьи, а если и её сердце не на его стороне – тогда ему действительно суждено доживать век в одиночестве.
К счастью, принцесса долго не плакала. Спустя какое-то время она всхлипнула в последний раз, утерла лицо рукавом, глубоко вдохнула и медленно выпрямилась. Выражение её лица заметно прояснилось – как если бы она сняла с плеч невидимое, но тяжёлое бремя.
Прозрела?..
Хэ Цзянхэ прищурился, но тут же забеспокоился – сердце щемило, а мысли метались, как птицы в клетке. Какое же решение она примет?..
В последующие месяцы Чанлэ больше не носила Ли Шаолину угощения, не передавала ему новые одежды, не показывалась у ворот академии Юаньшиюань. Но при всём при этом – она всё ещё отказывала себе в еде, надеясь хоть так стать стройнее…
Сердце Хэ Цзянхэ словно подвесили в пустоте – оно дрожало и не находило себе места. Он ворчал и злился, но всё равно украдкой подкладывал ей еду, а по ночам ворочался с боку на бок, не в силах сомкнуть глаз.
В Министерстве ритуалов уже начались приготовления к свадьбе принцессы. А это значило, что она, скорее всего, намеревалась на своём дне рождения вымолить у императора брак по высочайшему указу.
Но вот вопрос: кого она назовёт в тот решающий миг – его, Хэ Цзянхэ, или всё-таки Ли Шаолина?
Слуги, заметив беспокойство, пытались его приободрить:
– Господин, не стоит так тревожиться. Вы – человек добрый, честный, и достоинства у вас выше крыши. Принцесса не может не выбрать вас.
Но кто знает… – Хэ Цзянхэ нахмурился, глядя на собственное отражение в бронзовом зеркале. И вдруг с поразительной ясностью понял, что творилось в душе у Чанлэ.
Когда слишком сильно любишь кого-то – начинаешь искать в себе изъяны, склоняешь голову, боишься, что окажешься недостаточно хорош. В каждом слове, в каждом взгляде ищешь подтверждение, что достоин быть рядом… и нередко теряешь самого себя.
Он-то ещё мог позволить себе эти сомнения – в нём была твёрдость, он знал, когда остановиться. Но она – нет. Её легко затянуть в этот бездонный лабиринт, где на каждом шагу – самообвинение, и выхода не видно.
Потому он и решил: в будущем искать и сомневаться будет только он. А её – он защитит. От всего.
Он поднял глаза к небу.
Да хранят тебя небеса, – взмолился он мысленно. – Пусть завтра, на пире в день её рождения, имя, что слетит с её губ… будет Хэ Цзянхэ.
4. Парочка, что словно праздные облака и дикие журавли
В девятый год после восшествия Цзи Минчэня на трон, густой туман, веками укрывавший границы Цинъюня, внезапно рассеялся. Из его белёсой пелены начали проступать очертания новых островов.
Весть взбудоражила всю Поднебесную. Империя загудела, словно растревоженный улей. Один за другим члены совета подносили доклады, умоляя позволить отправить войска для захвата новых земель – пока враги не опередили.
И сам Цзи Минчэнь не прочь был бы возглавить поход, лично вознести знамя династии над незримыми ещё берегами. Да только не вовремя – Хай Цинли лишь недавно узнала, что носит под сердцем дитя. Он не мог заставить её остаться в столице в одиночестве, не сейчас, когда жизнь их только начинала прорастать в новом ритме.
Оставалась лишь одна дорога – выбрать военачальника, достойного повести армию.
Но кого бы он ни рассматривал, каждый казался ему недостаточно искусным, недостаточно решительным – просто недостаточным. Так он день за днём откладывал решение, не спеша с выбором.
Старший наставник Цинь, не выдержав, пришёл к нему с досадой:
– Если вы и дальше будете подбирать кандидата, равного вашему мастерству… Тогда придётся звать отца-императора!
Цзи Минчэнь только поморщился и отмахнулся:
– Отец ещё год назад писал, что нашёл в Синьцао способ строить дома из бамбукового волокна. Сейчас он с упоением возводит там целый квартал. Сомневаюсь, что его вообще можно уговорить вернуться.
Хотя Цзи Минчэнь и говорил с видом беззаботным, в тот же вечер он всё же тайно отправил тёмного разведчика – разыскать ту парочку, что ныне живёт, словно беззаботные боги, забывшие про мир.
Разведчик был человеком искусным, повидавшим многое. Но отца-императора он прежде не встречал и знал о нём только из слухов. А слухи были зловещи: жестокий, решительный, непобедимый. В былые времена на поле боя он якобы сражался, словно сто воинов в одном теле, и убил больше людей, чем съел за жизнь риса.
Поэтому разведчик, крепко сжав в руке жетон с печатью, всё время вглядывался в лица самых свирепых, хмурых и подозрительных жителей. И, с каждым шагом, всё громче ругал себя про себя: Как я вообще согласился на такое задание? Найду – не найду, ещё вопрос, а если найду, и отец-император окажется не в духе… что тогда? Он ведь может меня и прикончить.
Синьцао, город гигантских растений, жил по своим причудливым законам. Здесь буйно разрасталась зелень, переплетаясь с жилыми кварталами. Дома были самые невероятные: одни висели на крепких ветвях, как гнёзда редких птиц; другие скрывались в дуплах вековых деревьев; третьи же, стоявшие на земле, часто бывали безжалостно опрокинуты – растения, проросшие из-под фундамента, с лёгкостью валили целые строения, как злые духи природы.
Разведчик обошёл весь город вдоль и поперёк, выискивая взглядом лица, что могли бы принадлежать человеку с кровавым прошлым. Он несколько раз попадал под горячую руку – его били, гнали, плевались вслед. Но ни один из встречных не узнал жетон, ни один не откликнулся – а значит, отца-императора среди них не было.
И вот, когда разведчик уже почти отчаялся, вдруг рядом кто-то окликнул его:
– Эй, парень! Подсоби-ка!
Он обернулся – и глазам своим не поверил: небольшую деревянную хижину поддело снизу какое-то вновь проросшее гигантское растение, приподняв постройку в воздух. А рядом с ней стоял приветливый на вид мужчина средних лет, что возился с верёвками, пытаясь привязать дом к толстой ветви, будто так и надо.
Разведчик тут же бросился на помощь, ловко подхватил свободный конец и помог закрепить всё как следует.
– Уважаемый, – обратился он после, обеспокоенно оглядывая перекошенное строение. – Ваш дом уже почти в воздухе висит, здесь ведь жить опасно… Может, всё же переселитесь в другое место?
Мужчина лишь отмахнулся, уверенно произнеся:
– Привяжем покрепче – и жить можно.
Одет он был в простое полотняное одеяние, без всяких украшений, но в его чертах сквозила некая внутренняя ясность и достоинство, будто он не из простолюдинов – а отшельник, обжитый в духовных путях.
Разведчик невольно задержал на нём взгляд. И в груди защемило: Вот до чего может довести нищета… Наверняка некогда был достойным человеком, а теперь ютится в доме, что вот-вот обрушится. Разве такому по сердцу этот быт?
Подумав немного, он сунул руку за пазуху, достал крохотную золотую фасолину – денежный слиток, не слишком большой, но ценный.
– Мне, в любом случае, предстоит задержаться в этом городе, – сказал он. – Возьмите, уважаемый. Купите себе дом получше, побольше. А заодно – пустите меня в нём пожить на пару дней. Что скажете?
Мужчина молча смотрел на крошечную золотую фасолину у него в ладони, величиной с ноготь. Ничего не говорил.
Разведчик подумал, что тот, должно быть, не узнал драгоценность, и поспешно пояснил:
– Это золото. Намного ценнее, чем серебрянные – этой крупицы хватит, чтобы купить небольшую усадьбу.
Но тот всё равно молчал, как будто не слышал вовсе.
Тогда разведчик, не дожидаясь, шагнул вперёд и сам вложил фасолину в его ладонь:
– Не бойтесь, это даром. Не обман, и не прошу ничего взамен. Просто пустите пожить на пару дней – мне нужно найти одного человека, будет удобнее, если есть крыша над головой.
Он сказал это искренне, с теплом, а потом, чтобы развеять возможные сомнения, схватил мужчину за рукав и повёл вниз по стеблю растения, к ближайшему дереву, где виднелся один из домиков – как гнездо, вросшее в крону.
– Я и сам рос в бедности, – вдруг заговорил он, глядя перед собой. – Родители мои – всё в шалаше жили, сами смастерили. Думали: вот сын вырастет, добьётся – тогда уж и дом будет. А как я, наконец, выбился в люди… мать слегла и умерла от болезни, а отец долго тосковал, да так и ушёл вслед за ней. И большого дома я для них так и не успел купить.
Он сжал кулаки, в голосе прозвучала горечь.
– Вы, по виду, почти ровесник моего отца… – он чуть отвернулся, чтобы скрыть волнение. – Так пусть будет, будто я долг свой исполнил, сыновний.
Он, конечно, не солгал – одна золотая фасолина действительно стоила в Синьцао немало. Её вполне хватало на просторный, прочный и обустроенный дом, укрытый в ветвях высокого дерева, с удобным входом, окнами, и даже крышей, защищённой от буйной растительности.
Но когда они с мужчиной подошли к купленному деревянному дому, тот, вместо радости, остановился у порога и почему-то не спешил заходить внутрь.
Разведчик решил, что понял всё сам.
– Никогда ещё не жили в таком хорошем доме, верно? – с понимающей улыбкой он приобнял мужчину за плечи и мягко подтолкнул внутрь. – Тут, глядите, целых три комнаты. Потом, как найдёте себе спутницу жизни – можно одну комнату отдать под детскую, а другую оставить для гостей.
Молчаливый отшельник наконец открыл уста. Его голос был тих, но в нём звучала невозмутимая уверенность:
– Спутница у меня уже есть. Только она не старая.
Разведчик удивлённо моргнул, а затем, осознав неловкость, смущённо рассмеялся:
– Ай, виноват. Тогда, может, мне стоит пойти и пригласить её сюда? Где же она сейчас?
– Кто-то выдрал зелёный лук, что мы посадили за домом, – спокойно ответил мужчина. – Она пошла разобраться. Скоро вернётся.
Разведчик озадаченно нахмурился.
Но ведь они теперь совсем в другом месте… Сможет ли она их найти?.. – закралась в его голове тревожная мысль.
Но и вправду прошло не так уж много времени, как к дому подошла женщина. В руках у неё была охапка свежего лука, а на лице – явное раздражение. И, шагая по направлению к дому, она сердито ворчала:
– Притащили мне связку лука – и думают, дело с концом. Да мне что, лук был нужен, что ли? Мне справедливость нужна!
Разведчик не успел даже подняться с места, как вдруг тот самый молчаливый отшельник, что до этого и шага не делал зря, вдруг сорвался с места и в одно мгновение оказался у неё. Он двигался так быстро, что глаз за ним не уследил. Уже в следующий миг он с улыбкой принимал охапку из её рук.
– Госпожа хочет не лука, а справедливости, – сказал он с таким тёплым и ласковым видом, будто всё на свете стало на свои места.
– Вот именно! – возмутилась она, кивая. – А они, знай, твердят, что, мол, дети шалят, мол, «не со зла», и думают – я проглочу!
– Кто?! Кто это сказал?! – Отшельник вдруг переменился: встал, как гора, с руками в боки, и гневно сверкнул глазами. – Ты для меня тоже девочка, разве не так? А раз вы оба дети – почему это ты должна уступать тому, что родился в чужом доме? Пошли, разберёмся!
– Эй-эй! – Женщина с хохотом и лёгким испугом тут же вцепилась в его рукав, придерживая его. – Да перестань ты, я ж просто поворчала немного… Мы ж соседи теперь, не хорошо это – если ты его прибьёшь, кто тогда рядом с нами жить согласится?
Он поразмыслил – и, кажется, согласился с её доводами. Спокойно положил лук обратно.
Женщина, наконец, обернулась – и только тут заметила, что в доме сидит посторонний. Молодой человек с лицом, на котором застыло изумление.
– А это кто? – прищурилась женщина, недоверчиво оглядывая молодого человека.
Отшельник поспешно объяснил:
– Добрый человек. Увидел, как наш дом дерево вверх поддело, да и взял – заплатил золотом, чтобы нам купить новое жильё. Вот, живём теперь в этом дереве.
Женщина затаила дыхание. Серьёзно?.. Кто вообще просто так раздаёт золото незнакомцам? Глаза её сузились, и она вперила взгляд в мужа – с тем выражением, которое всегда предвещало бурю.
Он тут же поднял руки в знак мира:
– Клянусь, не бил, не запугивал! Он сам сказал, что мы бедно выглядим, и настоял – мол, иначе совесть его замучает!
– ………
Разведчик слушал весь этот разговор, чувствуя, как у него в голове поднимается плотный туман. Что вообще тут происходит?.. Но одно становилось всё более ясным: что-то в этой паре – не то. Совсем не то.
– Вы… выходит, не в нужде живёте? – осторожно спросил он.
– Вряд ли можно сказать, что в нужде, – лениво отмахнулся мужчина и, копаясь в одежде, достал из рукава целый слиток золота – с ладонь размером. С небрежностью, достойной вельмож, он протянул его разведчику. – Мы твою доброту запомним, но забирай это. А то моя госпожа ещё подумает, что я тут честных людей граблю.
Слиток, с глухим стуком упав в ладонь разведчика, чуть не сломал тому запястье. Он остолбенел: глаза метались то к мужчине, то к женщине, то обратно на золото. В голове у него раздался немой крик.
А женщина между тем внимательно на него смотрела. Несколько мгновений – и вдруг её глаза сузились ещё больше.
– Ты из внутреннего дворца, верно? – тихо спросила она.
Разведчик вздрогнул. В их ремесле самое страшное – быть разоблачённым. А у него на теле – лишь простая чёрная одежда, никаких знаков, никаких символов. Как… как она догадалась?
– Произношение у тебя, и впрямь, со внутренним дворцом роднится, – добавил отшельник, лениво, будто замечая мелочь.
В груди у разведчика похолодело. Он понял: его догадка была не просто тревожной – она становилась пугающей. Кем же они тогда на самом деле являются?..
Он медленно опустил руку за пазуху и достал императорский знак – небольшой предмет, хранившийся в государственном архиве, доверенный ему самим Цзи Минчэнем. Он молча протянул его вперёд:
– Осмелюсь спросить… узнают ли уважаемые это?
В ту же секунду, будто сговорившись, двое перед ним – самая обыкновенная, с виду, супружеская пара – одновременно закатили глаза.
– Снова Минчэнь что-то выкинул? – в унисон сказали они.
– Только Минчэнь мог додуматься – дать в руки имперского посланца свою старую пелёнку и считать это достойным знаком власти! – усмехнулась она. – Ему бы царствовать, а не в люльку обратно.
– Угу. Надо же было так умудриться… – отшельник театрально вздохнул. – Ты, кстати, потом напиши ему – объясни, что знак для особых поручений полагается делать из серьёзной вещи. Нефритовый подвес, например. Или золотую печать. А то выходит, что у всей династии уже и лица нет – раз с пелёнками носится.
– Слушаюсь, госпожа, – покорно кивнул разведчик, словно под гипнозом.
А сам стоял, каменея на месте, как изваяние. Они переговаривались, подшучивали, бросали друг другу взгляды, как старая супружеская пара – а он всё смотрел и всё больше понимал: перед ним – легенды. Те самые.
5. Не позволяй титулу сковывать дух
В жизни каждого человека бывают моменты поистине особенные. Ну, скажем, когда ради сыновнего долга перед отцом-императором покупаешь… дом на дереве.
Да как он вообще осмелился произнести вслух слова «сыновний долг» ?..
Тень – разведчик, посланный с секретной миссией, – побледнел до цвета сухой глины. Он уже мысленно выбрал себе место под надгробие: то, что он сейчас сделал, без сомнения считалось дерзостью, граничащей с мятежом.
И всё же, к его изумлению, те двое не вспылили. Они с нескрываемым пренебрежением отложили в сторону переданный императорский знак, и не стали даже поднимать разговор о дерзости. Отец-император, хмыкнув, просто отвернулся и ушёл… на кухню, будто всё это не стоило внимания. А Мин И, грациозно устроившись в кресле, закинула ногу на ногу и с любопытством спросила:
– Что же произошло такого, что он теперь сам пожаловал к нам?
Голос у неё был мягкий, с едва заметной ленцой – но в нём угадывалась сила, спокойная и несокрушимая. Ни следа той свирепости, которую ей приписывали в слухах. Разведчик был так тронут этим, что заговорил без промедления, честно и без утаек:
– По краям континента Цинъюнь начал рассеиваться древний туман… Там появились новые острова. Его Величество надеется, что отец-император вновь возглавит поход.
Мин И выслушала это и устало закатила глаза:
– Вот уж и вправду жалкое зрелище… Сам взрослый человек, а стоит только запахнуть битвой – так сразу прячется за спиной у старших.
– Его Величество полагает, что лишь отец-император и госпожа Мин способны по силе юань превзойти его, – неуверенно добавил тень.
– Тьфу ты! – Мин И презрительно скривила губы. – Это потому, что он с тех пор как сел на трон, ни разу ни с кем не скрестил меч. Совсем распустился. А вот тот юноша из рода Хэ, по-моему, куда способнее. Красная меридианная нить с рождения – редкий дар. И пусть он стал царственным зятем моего сына, но в тренировках никогда не ослабевал. Помнится, позапрошлой весной, когда мы возвращались, он попался нам на пути.
Из кухни тут же донёсся голос Цзи Боцзая:
– Верно! Стоило только взглянуть – сразу ясно: сила юань в нём крепка.
Разведчик изумлённо поднял взгляд и с недоумением перевёл глаза с одного на другого.
По всем обычаям двор царский сдержанно и даже подозрительно относился к царственный супругам. А тот, кто после брака продолжал усердно культивировать, неизбежно воспринимался как возможная угроза. И всё же… эти двое? Ни тени неприязни. Наоборот – в их голосах звучали похвала и одобрение.
Тем временем Мин И уже поднялась со своего места, прошла к столу и расправила лист бумаги. Взяв кисть, она начала писать письмо. Почерк её был решительным, размашистым. Не отрываясь от письма, она вполголоса пробормотала:
– Отправить младшего Хэ в поход – в этом я не сомневаюсь. Но вот в совете десять, а то и больше, старых министров, что поднимут шум и будут против. Если Минчэнь не справится с ними – пусть сам сдаёт корону. Значит, он всё ещё мальчишка, не император.
На лбу у разведчика выступил холодный пот. Голос его дрожал:
– Госпожа Мин… если царственный зять получит полномочия главнокомандующего, окажется во главе армии… Это действительно может быть опасным для государства.
Человеческое сердце непредсказуемо. И пусть за многие годы между царственным супругом и принцессой царила любовь, но если перед ним открыть такую власть – а вдруг он не выдержит соблазна?
– Думаешь, ему хоть капля этой власти интересна? – Мин И рассмеялась, не отрываясь от письма. – Когда он пришёл ко мне просить руки принцессы, я сама предложила ему в обмен пост великого полководца. Символ военного командования лежал перед ним – он даже не взглянул.
Четырнадцать тысяч отборных воинов. Хватило бы, чтобы взять под контроль столицу, провозгласить себя ваном, а заодно и выбрать жену покрасивее и повлиятельнее. Но Хэ Цзяньхэ тогда не дрогнул ни на миг. Даже не посмотрел вниз. Его лицо оставалось холодным, когда он произнёс:
– С моими способностями, если бы я хотел титулы и власть, мне хватило бы одного-двух лет стараний при дворе. Но сегодня я пришёл к госпоже Мин не за тем, что можно заработать. Я пришёл за тем, чего не добиться даже самыми усердными трудами.
В сердце Чанлэ не было места для него. Это осознание угнетало, но Хэ Цзяньхэ всё равно решил – сначала пусть будет обручение, а дальше… жизнь покажет.
За это решение он поплатился сполна. Старшие из рода Хэ всыпали ему тридцать ударов плетью, а потом бросили в родовое святилище на колени – на два дня и две ночи.
Когда он, пошатываясь, вышел оттуда, с распухшими коленями и кровью на плечах, его слова остались прежними:
– Лишь бы потом вы не вздумали давить на Чанлэ.
Мин И вполне понимала старших из семьи Хэ. Кто бы захотел видеть своего ребёнка – и не просто ребёнка, а с красными меридианами, рождённого с редким даром – в роли царственного супруга? Судьба у царственного супруга незавидная: во дворце, в тени, без будущего.
Но Хэ Цзяньхэ… он ни на миг не пожалел. Позапрошлой весной они с Мин И случайно повстречались на дворцовой дороге. Он шёл рядом с Чанлэ, и в его взгляде, в мягкой линии бровей, в каждом слове – было столько нежности.
Мин И тогда поняла: в юности она сама слишком долго позволяла себе быть пленницей титула. Но теперь… она не даст этому повториться. Она не станет сковывать судьбу Хэ Цзяньхэ ролью царственного супруга. Он не человек дворца. Он – человек поля битвы.
Разведчик, поняв, что госпожа Мин уже всё для себя решила, невольно перевёл взгляд в сторону кухни, где по-прежнему хлопотал отец-император.
Тот как раз вышел, неся блюдо с только что сваренным мясом. Увидев на себе взгляд, он приподнял бровь и, усмехнувшись, бросил:
– Чего уставился? У нас в доме кто решает, ты и так понял. Сказала госпожа Мин – значит, так и будет.
Разведчик: «…»
Если бы не именной знак, он бы и вправду засомневался – туда ли пришёл. Разве мог он ожидать, что перед ним стоит тот самый Цзи Боцзай, о котором ходили легенды как о жестоком, вспыльчивом и беспощадном человеке?
Цзи Боцзай, уловив выражение на лице разведчика, криво усмехнулся и бросил:
– Запомни, юноша: настоящий мужчина свою свирепость должен обращать вовне. Те, кто умеют быть грозными только дома, чаще всего – дрянные люди.
Слова, вроде бы, звучали правильно… но с каким тоном он их произнёс – казалось, что это явный укол в сторону сановника Ли Шаолина.
В своё время ходили слухи, что сановник Ли был любимцем принцессы Чанлэ. Говорили, что она лично ходатайствовала о его назначении, нарушив ради него правила дворцового этикета. Однако, несмотря на это, годы шли, а сановник Ли оставался на своей должности инспектора, не получая ни продвижения, ни славы. Кто знает, если бы не его связи с Чанлэ, сохранил бы он свою должность?
Прошлой весной сановник Ли взял в жёны одну девушку – слегка полноватую, с округлыми чертами. По городским сплетням, относился он к ней сурово: стоило пище быть пересоленной или одежде – недостаточно изысканной, как на лице его появлялось холодное презрение. Но при этом – снаружи, в обществе – он был тише воды, ниже травы: скромен, услужлив, и никогда не позволял себе ни тени грубости в присутствии других.
Когда разведчик услышал эти разговоры, поначалу ничего странного не показалось. Ну что тут такого? Мужчины как мужчины. Все они в чём-то одинаковы…
Но после слов отца-императора в его сознании что-то щёлкнуло. Впервые он подумал: а ведь и вправду… сановник Ли – ничтожество. Ни силы, ни стержня. И вполовину не дотягивает до нынешнего царственного зятя.
– Когда вернёшься, – тихо сказала Мин И, поставив последнюю точку в письме, – передай это Чанлэ.
Она вручила ему свиток, а вместе с ним – небольшой холщовый мешочек с семенами.
– Пусть посадит. Пусть вырастит.
– Слушаюсь, – без тени вопроса ответил он.
Хорошая выучка не позволила ему спросить зачем. Он молча и с почтением принял письмо и мешочек, поклонился… и в тот же миг сорвался в путь – быстрый, бесшумный, как ветер. Снова – в глубину дворцового города.
Чанлэ сидела молча, уставившись на профиль Хэ Цзяньхэ, как зачарованная.
Он становился всё красивее с каждым годом. Раньше черты его лица уже были чёткими, мужественными, но теперь в них появилось нечто иное – благородное сияние, внутренняя ясность. В лучах заката он казался будто покрытым тонким слоем золота, как небесное божество, сошедшее на землю.
Он внимательно вчитывался в письмо, и, кажется, даже не замечал её взгляда. А потому Чанлэ смотрела без всякого стеснения – открыто, с восхищением.
С момента их свадьбы прошло немало времени, и она давно привыкла к его привычкам. Привыкла, что каждое утро он будил её, мягко щипая за нос. Привыкла, что они едят вместе, гуляют вместе, тренируются рядом. И всё же… почему-то только недавно до неё стало доходить: Хэ Цзяньхэ – редкостно красив. И теперь она всё чаще ловила себя на том, что не может оторвать от него взгляда.
Хорошо ещё, что стоило ему чем-то заинтересоваться – как сейчас, этим письмом – он полностью погружался в чтение и не замечал ничего вокруг. Не было риска, что он вдруг поднимет глаза и увидит её вот такой – глупо улыбающуюся, с горящими щеками.
Чанлэ украдкой прикрыла губы ладонью и тихонько засмеялась.
Рядом стояла служанка, и ей с трудом удавалось удержать себя от смешка. Уж она-то видела, как у царственного зятя чуть заметно дрогнули губы в уголках – выдав его улыбку. Хотелось бы ей сказать госпоже: «Кто же так читает письма, чтобы ни разу не перевернуть страницу?» – но она, конечно, промолчала.
Царственный супруг уж слишком легко отправлял служанок в отставку. А она совсем не хотела быть следующей.
Лишь когда Чанлэ вдоволь насмотрелась на него, Хэ Цзяньхэ наконец оторвался от письма. Он нахмурился и сказал:
– Твоя матушка хочет, чтобы я возглавил поход.
Чанлэ кивнула:
– Ну и хорошо.
На лице Хэ Цзяньхэ тут же проступила мрачная тень:
– Я уйду на войну, долго тебя не увижу…, и ты называешь это «хорошо»?
– Но ведь это государственное дело, – спокойно ответила она. – Что тут поделаешь? Всё равно ведь ты вернёшься.
Всё очарование минут назад, вся мягкость в воздухе рассыпались вмиг. Пронёсся резкий порыв ветра, и Чанлэ невольно поёжилась. Она огляделась:
– Август на дворе, а ветер уж такой холодный?
Хэ Цзяньхэ ничего не ответил. Лишь сжал письмо в руке… и развернулся, чтобы уйти.
– Эй? – только тогда Чанлэ очнулась и повернулась к служанке. – Он… он что, обиделся?
Служанка тяжело вздохнула:
– Ваше высочество, вы с царственным зятем – супруги. А если приходит время расставания, то хоть немного, да надо бы погрустить. А вы так легко отпускаете… Вот царственный зять и думает: нет его у вас в сердце. Конечно, он расстроен.
6. Цветы распустились
Чанлэ всплеснула руками, одновременно смеясь и чуть не плача:
– Да мы уже десять лет женаты! Как он может говорить, будто у меня к нему нет чувств?..
Сколько всего было за эти годы, через что они прошли вместе… а он всё ещё способен обижаться, как мальчишка. Как будто время остановилось, и он по-прежнему тот упрямый юноша с холодным взглядом и огнём под кожей.
Служанка посмотрела на госпожу с лёгкой завистью в глазах:
– Это ведь хорошо, государыня.
Да, кто-то во дворце любит перешёптываться – мол, у царственного зятя на уме одни лишь чувства, да страсти. Но она-то знала: именно такие мужчины – и самые надёжные, и самые преданные. За эти десять лет Хэ Цзяньхэ ни разу не позволил себе равнодушия. Забота его была тиха, но постоянна – как родниковая вода. Пусть и ссоры случались – но всякий раз после них их связь становилась только крепче.
Он слишком сильно любит госпожу. Настолько, что мгновенно чувствует, когда она вдруг становится холоднее, когда невзначай забывает о нём… или просто кажется отстранённой. И тогда он уходит. Закрывается в своем кабинете, как в раковине, и сидит там – день, два. Молча, угрюмо.
Но и к этому Чанлэ за эти годы привыкла. Иногда она просто садилась на ступени у двери и ждала. Не стучала, не звала – просто была рядом. Пока он не выходил. А когда наконец поднимал взгляд и встречал её глаза – всё возвращалось на круги своя, как будто не было ни молчания, ни обид.
Но сегодня…
Сегодня Хэ Цзяньхэ оказался не так прост в утешении.
Только он вернулся во дворец, как император тут же велел явиться к нему и сообщил: сановник Ли Шаолин снят с должности.
Одного лишь упоминания имени этого человека было достаточно, чтобы у Хэ Цзяньхэ внутри всё сжалось. И когда он вернулся – усталый, раздражённый – и услышал от Чанлэ её безмятежное: «Ну и хорошо, что ты уйдёшь», – сердце у него нехорошо кольнуло.
Неужели за все эти десять лет он так и не смог вытеснить Ли Шаолина из её памяти?
Он тосковал по ней, стоит им разлучиться хотя бы на день. А для неё… будто бы всё равно – есть он рядом или нет. Будто его присутствие для неё не необходимость, а случайность.
Он был зол. Раздосадован. И твёрдо решил: из комнаты не выйду!
Сидел за столом, угрюмо размахивая кистью, чернила в керамической чаше казались светлее, чем выражение на его лице.
Вдруг… створка окна тихо скрипнула и приоткрылась.
Хэ Цзяньхэ замер, настороженно обернувшись. И тут он увидел: Чанлэ, пригнувшись, ловко протискивалась внутрь. Глаза её метались по сторонам, а лицо выражало предельную сосредоточенность – точно у заговорщицы в момент тайного прорыва. Подбежав к нему, она заговорила шёпотом, заговорщически прижав палец к губам:
– Я улизнула от принцессы… Никому ни слова, мой господин. Считай, что меня здесь не было.
Хэ Цзяньхэ: «…»
Это что ещё за представление? Теперь и меня решила обмануть?
Она театрально схватила его за запястье и потянула к мягкой скамье у окна, будто передавала особый секрет. Устроившись рядом, снова заговорила вполголоса:
– У принцессы лицо хоть и кругленькое, но кожа тонкая. Ну как ей признаться, что ей невыносимо отпускать вас? Вот она и послала меня – передать её слова.
Сквозь наслоения раздражения, копившиеся у него в груди весь день, внезапно пробился тонкий луч света. Хэ Цзяньхэ прищурился, сдерживая улыбку, и взглянул на неё исподлобья:
– Значит, я всё не так понял? Это не холодность, а… недоразумение?
– Самое настоящее! И огромное, с небо! – весело закивала она, щебеча, как проворная служанка. – Да разве она может быть к вам равнодушна? Просто вы же всё время словесно препираетесь. Если она и скажет вдруг: «Скучаю», «люблю» – вы же тут же поддразните, как обычно. А ей потом как быть? Где лицо своё прятать?
Вздор, – хмыкнул он про себя. Если бы она хоть раз сказала это вслух, он бы ни за что не стал шутить. Он бы каждое её слово, как драгоценность, на сердце положил… если только не лишился ума от удара по голове.
Он взглянул на неё выразительно.
Чанлэ, будто не замечая его недоверия, лучезарно улыбнулась, потянулась к нему и мягко провела ладонью по спине:
– Ну не сердись. Принцесса велела сказать: она может выпросить у матушки указ, чтобы отправиться с тобой в поход.
Лицо Хэ Цзяньхэ тотчас омрачилось. Брови сдвинулись:
– Ни в коем случае.
– Почему? – нахмурилась Чанлэ, губы её скривились в недовольстве. – Ты не хочешь, чтобы я была рядом?
Он посмотрел на неё долгим, тяжёлым взглядом:
– Мы не знаем, что происходит за границей, – сказал он глухо. – И ты хочешь вот так, без подготовки, поехать? А если там засада? Если ты попадёшь в ловушку, а я не смогу тебя защитить… Я не смогу умереть спокойно, зная это.
