Текст книги "Любовь в облаках (ЛП)"
Автор книги: Байлу Чэншуан
Соавторы: RePack Diakov
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 86 страниц)
– Говорят, господин может выпить море, – с лёгкой усмешкой произнесла она, поднося к его губам чашу с вином. – Вот я и приготовила немного, чтобы наш вечер стал ещё более приятным.
Лицо её в свете свечей было поистине завораживающим. Яркие губы – сочные, нежные – плотно сомкнуты на краю чаши. Он не удержался – наклонился ближе.
Выпив вино, он не оставил без внимания ни капли, даже та, что осталась на её губах, не ускользнула от него.
Цзи Боцзай повидал в жизни немало женщин – знойных, изысканных, покорных – но такой, как Мин И, у него ещё не было.
Она была сладкой. Настоящим мёдом. Губы – мягкие и сочные, словно налитые солнцем ягоды, податливо распахивались под его поцелуями. Кожа – гладкая, шелковистая, с тонким ароматом цветущего жасмина. А тело… изящное, трепетное, живое – она вздрагивала в его руках от каждого прикосновения, прижималась теснее, сжалась и таяла, как воск под огнём.
Он поднял её, лёгкую, как шелковая вуаль, и опустил в объятия парчового одеяла.
Под занавесями, пропитанными винным духом и её телом, ночь текла медленно, жарко, в раскалённых прикосновениях. Он уже не мог понять – кружит ли ему голову вино, или жар её дыхания, запутавшегося в его шее.
Звёзды мерцали, перемещались, и каждый их сдвиг будто сопровождался её глухим, сладким стоном. Она пела телом – и он, впервые за долгое время, слушал это пение до самого рассвета.
Мин И, хоть и чиста, как утренняя роса, оказалась не без тайн – мягкая, пластичная, она знала, как дотронуться, как выгнуться, как зацепить ноготком, чтобы заставить его задержать дыхание. Ему не хотелось отпускать её, не хотелось возвращаться в реальность – он держал её всю ночь, прижимал крепко, как нечто дорогое, редкое, почти невозможное.
Утром она лежала у него на груди, щёки румяные, ресницы влажные. Её тело, тёплое и беззащитное, уютно устроилось на нём, словно создано быть именно здесь – в его объятиях.
Он смотрел на неё, и вдруг ему расхотелось вставать. Расхотелось быть тем, кто уходит. Хотелось остаться.
Но снаружи, через плотные шторы, донёсся голос тётушки Сюнь:
– Господин, повозка из усадьбы гуна прибыла.
Мин И вздрогнула, проснулась. Влажные глаза – всё ещё затуманенные сном и прошедшей ночью – испуганно встретились с его взглядом.
Он склонился к ней, провёл пальцем по её носику – так, как гладят ту, кто уже стала частью тебя:
– Я просто съезжу… и сразу вернусь. К тебе.
Она надулось, недовольно сморщив носик, и с детским упрямством натянула на голову парчовое одеяло.
Цзи Боцзай усмехнулся, наклонился и, сквозь ткань, легко поцеловал её в макушку, а потом встал, оделся и широкими шагами вышел за дверь.
Очевидно, в хорошем настроении – насыщение делало своё дело – он вошёл в зал сияющий, как весеннее солнце, и тут же вызвал дружеские насмешки:
– Это ж какую небывалую драгоценность заполучил наш господин Цзи, что ходит теперь такой счастливый?
– Ты бы видел! Вчера он лично вёз ту красавицу в повозке – и красотой она, право слово, могла целый город свести с ума!
– Город – это хорошо, а неужели господин Цзи теперь и впрямь решил остепениться?
За столом сидели в основном знатные отпрыски – сыновья влиятельных кланов и сановников, давно привыкшие к жизни в праздности и вольности. Цзи Боцзай не стал держаться с ними свысока – опустился к трапезе, лениво обнял стоящую рядом с ним служанку, и с лёгкой усмешкой бросил:
– Так, свеженького попробовать.
Среди гостей был и господин гун Ци – он покачал чашу и, словно в шутку, заметил:
– Ты ведь собираешься стать сыцзи[1], а всё ещё вот так бесчинствуешь – нехорошо!
Он говорил вполголоса, с усмешкой, но в зале тут же настала короткая тишина – бокалы замерли в воздухе, и все, чуть подавшись вперёд, заговорили с живым интересом:
– То есть… всё уже решено?
– Да сы[2] уже подписал приказ, – небрежно кивнул гун Ци. – Осталось только пройти формальности во внутренних канцеляриях. – Он поднял чашу в сторону Цзи Боцзая. – Так что этот ужин – считай моё предварительное поздравление.
– Сразу стать сыцзи – господин Цзи, ваша дорога светла и безгранична! – заговорили один за другим, поднимая чаши.
На бумаге должность сыцзи означала всего лишь «ведающий жертвоприношениями во внутреннем дворце», но все здесь прекрасно понимали: на деле этот пост доставался лишь самым приближённым к да сы. Сыцзи мог вмешиваться в дела императорского рода, давать советы по устройству городов, и по влиянию порой превосходил даже гунов без реальной власти.
До следующего Большого собрания Цинъюнь было ещё далеко, а да сы уже одарил Цзи Боцзая столь высоким назначением – это говорило о безусловной благосклонности.
Цзи Боцзай поднял чашу, чтобы ответить на тост, но в голове почему-то первой всплыла не политика – а образ парадного одеяния сыцзи: парча, украшенная золотом и серебром, шитые тигры, вьющиеся змеи… Ярко, величественно, роскошно.
Он представил, как появится в этом наряде дома – и как широко распахнутся глаза у его маленькой хищницы.
На прошлом пиру, когда она увидела его в обычной одежде чиновника третьего класса, то была так поражена, что почти растаяла. А теперь… Эта парадная форма, кажется, станет её любимым предметом для ухода. Она, вероятно, будет гладить её целыми днями.
Уголки его губ приподнялись, он осушил чашу до дна.
Рядом стоящая служанка тут же ловко наполнила бокал вновь, и, чуть прижавшись к нему, кокетливо прошептала:
– У господина истинно героическая выдержка.
Цзи Боцзай без лишних церемоний усадил служанку себе на колени. Скользнул взглядом – и тут же отметил: до Мин И ей, конечно, далеко, ни лицом, ни притягательностью не дотягивает. Но молоденькая, талия тонкая – для забавы сгодится.
Обняв её одной рукой, он спокойно продолжил беседу с товарищами.
– К слову, место великого сыцзи ведь изначально хотел получить сын старого Цю, – заметил Шу Чжунлинь, лениво обмахиваясь расписным веером. – А теперь – и не слышно о нём. С тех пор как на прошлом пиру произошёл тот инцидент, ворота в дом Цю наглухо заперты. Старик и на утренние совещания теперь не ходит – ссылается на болезни.
– Говорят, испугался, – добавил кто-то.
– Испугался? – Шу покачал головой. – Да он всю жизнь только и делал, что зубы показывал. Уж кого-кого, а его не запугаешь. К тому же, убитые сановники не были к ним близки.
Заговорив об этом, кто-то из собеседников, приподняв бровь, заметил:
– Так убийцу и не нашли?
– Пока нет. – Шу Чжунлинь усмехнулся. – Говорят, уже пытали несколько танцовщиц – трое или четверо не пережили допрос. Но толком ничего так и не добились.
Он кивнул в сторону Цзи Боцзая:
– Хорошо ещё, что у тебя своя защита – а то твоя маленькая красавица точно попала бы под горячую руку.
– Что? – Цзи Боцзай нахмурился. – За то, что танцевала? Разве в этом вина?
– Дело, конечно, не в танцах, – покачал головой Шу Чжунлинь. – Просто среди тех, кто выступал на том пиру, было несколько девушек из уезда Юань. Сыпань сразу определил всех танцовщиц из Юаня как подозреваемых – мол, у них могла быть причина для мести. Потому и приказывал допрашивать жёстко, без жалости.
Он сделал паузу, затем добавил:
– А твоя малышка ведь тоже из Юаня.
Глава 8. Цветущий ловелас
Уезд Юань находился за Южной горой города Му Син и славился кровавым женьшенем. Но рос он в основном на отвесных скалах и обрывах.
С тех пор как придворный лекарь Вэй Хунфэй стал расхваливать чудодейственные свойства кровавого женьшеня, местные власти начали принуждать крестьян рисковать жизнью ради сбора – падали со скал, погибали один за другим. Многие семьи осиротели, распались.
Среди тех танцовщиц, что прибыли из Юаня, почти у всех в семьях были собиратели женьшеня. Потому сыпань и заподозрил, что у них могла быть причина затаить злобу на Вэй Хунфэя.
– В таком случае, тебе бы стоило быть осторожнее, – тихо заметил гун Ци, взглянув на него.
Но Цзи Боцзай лишь усмехнулся:
– Если уж и ненавидеть, то в первую очередь – местных чиновников. С какой стати им затевать целую операцию, чтобы убить именно Вэй Хунфэя? Да и в тот вечер погиб не только он – так что версия явно притянута за уши.
– Гляжу, ты совсем разум потерял от её красоты, – хохотнул Лян Сюань. – Ну, да ничего. На твои похороны мы все придём – в твой седьмой день. Посидим, выпьем, помянем – как-никак, друзья были.
– Да иди ты, – фыркнул Янь Сяо, качая головой.
За столом снова поднялся весёлый гомон, хихиканье и поддразнивания. Цзи Боцзай же ничего не сказал – с ленцой поднёс чашу к губам служанки на коленях, напоил её крепким вином – одну, потом вторую. Только после этого, будто бы невзначай, обернулся к Шу Чжунлиню:
– А ты откуда знаешь, что та, кого я увёз, родом из Юаня?
Шу Чжунлинь нисколько не стал юлить:
– Господин Цзи, вы сами не представляете, в каком вы теперь положении. Стоило вам покинуть дворец в тот вечер – все семьи с приличными воротами уже навели справки, кто та девица, которую вы увезли. Мы ведь прекрасно знаем ваши вкусы – надо же заранее приглядеть подходящих, чтобы потом было что достойное поднести.
Он усмехнулся:
– У нас дома мой отец уже подобрал трёх или четырёх – все как на подбор, под стать той вашей прелестнице.
– Это правда, – поддержал Янь Сяо, закидывая в рот арахис и жуя, – даже мне известно. Та твоя красотка – деревенская девчонка из Юаня. Два года назад её отец сорвался со скалы, и она, оставшись без поддержки, перебралась в столицу. Нелёгкую жизнь тянула, пока, наконец, не попала тебе на глаза.
Сказав это, Янь Сяо на мгновение задумался, а затем добавил:
– Если вдруг когда-нибудь она тебе надоест – просто скажи.
Цзи Боцзай бросил на него ленивый взгляд:
– Даже не надейся. Она уже давно – моя.
– Ну что ты, – фыркнул тот. – Я ж не то имел в виду. Просто… жалко девчонку. Вдруг потом окажется, что ей и деваться некуда. Я уж подумал – взять её, сделать при себе служанкой, книгами заниматься пусть бы стала…
Вот ещё.
Цзи Боцзай тихо хмыкнул, с усмешкой.
Мин И, со своей страстью к золоту, давно уже готовила себе путь вольной жизни. Даже если он когда-нибудь и устанет от неё, выпустит из дома – она точно не пропадёт. Денег у неё к тому времени хватит, чтобы самой стать хозяйкой, а не снова служанкой.
Он только подумал о ней – и тут же почувствовал, как внизу живота шевельнулось желание. Мысль о её изгибах, о мягком теле под его руками снова разожгла кровь.
Он потянул к себе служанку, притянул ближе, и стал играть с ней – как будто та могла хоть отдалённо напомнить ту, другую.
Когда Мин И проснулась и села в постели, всё тело отзывалось лёгкой истомой – приятной, но ощутимой. Она смущённо позволила служанкам помочь ей подняться и отправилась в купальню, опираясь на их руки. Потом, заливаясь румянцем, приняла из рук тётушки Сюнь свежую одежду и прошептала, опустив ресницы:
– Я сама переоденусь…
Подобная стыдливость уже ни у кого не вызывала удивления. Тётушка Сюнь лишь мельком глянула на оставленные на теле девицы следы – особенно густо усеявшие шею и плечи – и, не сказав ни слова, жестом велела остальным выйти.
Как только за ней захлопнулась дверь, румянец на лице Мин И исчез бесследно.
Она потёрла уставшие ноги, затем устроилась перед зеркалом у туалетного столика и, распевая вполголоса весёлую песенку, начала расчёсывать волосы.
Ну что ж, девицы из внутреннего двора не обманули. Когда говорят, что «и телом щедр, и в деле искусен» – это как раз про Цзи Боцзая. Он действительно дал ей вкусить прелести постели… Она с лёгким удовлетворением подтянула уголки губ. Не зря выбрала его первым мужчиной.
Хотя… кто знает, может, это просто ей пока сравнивать не с чем. Если выпадет случай проверить – сравнит. А там и решит, кто лучше.
Заплела волосы в аккуратный высокий пучок, надела нижнюю рубашку цвета алого лака – и не спеша приводить себя в полный порядок, тихонько приоткрыла окно и выглянула наружу.
Двор у него был просторный, а ей обычно дозволялось гулять только в пределах павильона. Так что, не теряя ни минуты, Мин И воспользовалась моментом – перемахнула через ограду и скрылась из виду.
Двигаться было не слишком удобно, тело всё ещё отдавало слабостью, но она ведь не вчера начала – годы, проведённые в осторожности, научили её быть ловкой и тихой. Уклониться от служанок и тёток было несложно. И вскоре она уже проскользнула в его личный кабинет.
Цзи Боцзай, как известно, был мастером боевых искусств. В его библиотеке хранилось множество трактатов и пособий по техникам культивации. Мин И пролистала несколько свитков, но нужного так и не нашла. Уже собиралась уходить, как вдруг услышала шаги и голоса за дверью.
Вздрогнув, она мгновенно отреагировала: одним лёгким прыжком взлетела наверх и юркнула на потолочные балки. Её нижняя рубашка была цвета ярко-красного лака – и идеально сливалась с такого же оттенка балками, скрывая её от постороннего глаза.
– Господин, осторожнее… – в дверях показалась служанка, поддерживающая Цзи Боцзая. Он еле держался на ногах, пошатывался и чуть не спотыкался, опираясь на неё.
Цзи Боцзай, с затуманенным взглядом и всё ещё улыбаясь, пробормотал:
– Ты, оказывается, умеешь… даже гуна Ци умудрилась перепить.
– Я ведь не первый год служу в усадьбе гуна, – с розовыми щеками проговорила служанка, усаживая Цзи Боцзая в кресло. – Знаю, что у господина гуна слабость к смешанному вину – вот и воспользовалась. Всё ради господина.
Сказав это, она не ушла, а наоборот – мягко прижалась к нему, заглядывая в глаза и мурлыча:
– Можно сказать, ради вас я предала своего прежнего господина.
Цзи Боцзай хмыкнул с усмешкой. Его тонкие пальцы лениво скользнули по её щеке, будто подавая знак. Та восприняла его правильно – вмиг задышала чаще и тут же прильнула к нему, возбуждённо склоняясь ближе.
Мин И, затаившись наверху, сжала губы.
Вот же… настоящий ловелас. Хорошо хоть, что она заранее знала, что он за фрукт. Не стала вестись на его красивые речи – а то сейчас бы, пожалуй, и впрямь стало обидно.
Ещё вчера спал со мной, а сегодня уже лапает другую. И это – не успев даже протрезветь.
Да у свиней и то совести больше – не сеют подряд всё, что движется.
Она закатила глаза. Всё бы ничего – но теперь надо выбираться. Она оценила пространство – а вот тут проблема: кабинет был не таким уж и большим, а эта парочка устроилась прямо под её балкой. Стоило пошевелиться – и они её сразу заметят.
– Господин, неужели уже забыли про ту красавицу из своей усадьбы? – с игривым упрёком промурлыкала служанка. – Говорят, она небывалой красоты…
Цзи Боцзай, усмехнувшись, рывком развязал пояс на её талии и пробормотал:
– А ты – тоже красива.
– Ах, господин, ну вы прямо ужасный! – жеманно запротестовала она, отталкиваясь от его груди, но при этом не особо сопротивляясь. – Так скажите же: кто из нас красивее – я или она?
Ты красива, ты великолепна, ты вся сияешь – прямо всей роднёй в обморок можно упасть от красоты…
Мин И, услышав это с балки, скривила губы и закатила глаза. Потом вообще зажмурилась – лучше уж не видеть.
Но вопреки её ожиданиям, Цзи Боцзай не поддался на провокацию. Его голос стал холоднее:
– Сравнивать и ревновать – скучно.
Служанка явно не ожидала, что с такой фразой он вдруг оттолкнёт её. Испуганно замерла – и тут же склонилась с покаянием:
– Рабыня была глупа, больше не посмею. Господин, не гневайтесь…
– Видно, ты тоже под хмельком, – лениво произнёс он. – Ступай пока в задний двор, пусть тебя устроят. Если будет время – я сам найду тебя.
Сначала её охватило замешательство – вот так всё? А потом радость: меня… оставляют в поместье?!
Это ведь удача – просто небесная.
Служанка тут же поспешно поклонилась, поблагодарила за милость и, нехотя, начала натягивать одежду. Уходила медленно, на каждом шагу оборачивалась, глядя на него с тоской.
Цзи Боцзай лежал в кресле, потирая виски. Ни жестом, ни словом больше не остановил её.
Когда дверь за ней закрылась, он поднял взгляд и бросил короткий взгляд на балку над головой, но тут же сделал вид, будто ничего не заметил, и лениво крикнул наружу:
– Тётушка Сюнь.
– Служанка здесь, – раздался ответ.
– Госпожа И уже проснулась?
– Да, уже переодевается.
Он кивнул, медленно поднялся на ноги, слегка пошатываясь:
– Пойду взгляну.
У Мин И на балке холодок прошёл по позвоночнику.
Серьёзно?! Он же пьян в стельку, и всё равно туда прётся?!
Быстро оглядевшись, она прикинула расстояние, которое он должен пройти по галерее, – и, когда он вышел из кабинета, мгновенно спрыгнула вниз и через окно выскользнула наружу.
В коридор идти было слишком опасно. Она посмотрела на испачканную угловую стену во дворе, стиснула зубы и, не раздумывая, начала взбираться вверх. На крыше, держась за карниз, Мин И быстро побежала по черепице.
Цзи Боцзай уже прошёл галерею – она оказалась за дровяным сараем.
Он вошёл в главный двор – она спрыгнула с противоположной стороны и юркнула за угол у дальней стены.
Он распахнул дверь её комнаты – и, как и следовало ожидать, внутри не было ни души.
Глава 9. Поплачь – и всё пройдёт
Он приподнял бровь, шагнул в комнату, окинул взглядом всё вокруг. Уже собирался позвать кого-нибудь – как вдруг из-за полога кровати донёсся слабый стон.
– Господин вернулся?.. – раздался неуверенный голос.
Полог откинулся, и он увидел: красавица лежала в полусне, тёплая и мягкая, как будто только что выбралась из сладкого весеннего сна. Щёки её пылали румянцем, дыхание было тяжёлым, грудь вздымалась под лёгким халатом.
Он уселся на край кровати, в глазах – неуловимая усмешка. Мельком бросил взгляд на её обувь:
– Тётушка Сюнь сказала, ты уже поднялась?
Она опустила ресницы:
– Стало нехорошо… вот и прилегла ещё на немного.
– Ах вот как? – Он наклонился и ладонью коснулся её лба. – Но почему тогда ты вся в поту? Не заболела ли?
С такой беготнёй – хорошо, что только вспотела…
Мин И сделала пару нарочито сбивчивых вдохов и жалобно прижалась к его ладони:
– Сон дурной приснился… Будто у господина появилась другая, а меня… меня вы бросили…
Цзи Боцзай рассмеялся, мягко:
– Как такое возможно? И`эр у меня одна такая – нежная, прелестная. Кто ещё сможет порадовать меня больше, чем ты?
Если бы не видела только, что сцену в его кабинете – и правда, может, и поверила бы…
Незаметно стерши со лба выступивший пот, Мин И безмятежно улыбнулась:
– Я и знала, что господин самый лучший.
Цзи Боцзай опустил взгляд, разглядывая её, и не мог сдержать лёгкой усмешки.
Девчонка явно владеет боевыми искусствами – но рядом с ним вся превращается в кроткое облачко. Тело – чистое, девственное, а повадки – странные, не совсем подходящие для танцовщицы. Всё это невольно наводило на мысли о той, другой, из внутреннего двора…
Неужели в моём же загородном доме в кабинете припрятано что-то, что заинтересовало самого да сы?
Он быстро убрал мысли с лица, наклонился ближе и выдохнул ей в лицо горячее, пропитанное вином дыхание:
– Раз не хочешь вставать – оставайся, поспи ещё немного.
В этом дыхании, помимо хмельного тепла, явственно чувствовался чужой аромат – резкий, приторный, с ноткой дешёвой пудры. Он вонзался прямо в нос, не давая забыть, что он только что был с другой.
Мин И нахмурилась – но тут же расслабила лицо, изогнулась под ним, как тонкий ивовый прутик, и жалобно прошептала:
– Тело всё ноет… во всём виноват господин. Ни о каком сне уже и речи. Лучше я встану и помогу вам умыться…
Маленькая ладошка мягко, но настойчиво отталкивала его от груди. Презрение в этом движении она, конечно, пыталась скрыть – но плохо скрыла.
Поняв, что позволила себе лишнее, Мин И уже хотела сгладить впечатление, но в этот момент он вдруг опустил глаза, посмотрел на её руку – и не рассердился, напротив, тихо рассмеялся:
– Раньше мне казалось, что нет ничего более отталкивающего, чем женская ревность. А теперь вот смотрю – всё зависит от женщины.
Мин И вздрогнула, по спине пробежал холодок.
Что он имеет в виду? На кого я, по его мнению, приревновала? К той, из кабинета? Он что – догадался, что я была там?
Быстрый взгляд на свои вышитые туфельки – и сердце ухнуло вниз. Подошвы были в пятнах от мха, прилипшего с крыши. Зелёные разводы на красной парче не скроешь.
Всё. Конец. Провалилась на мелочи.
Она побледнела и уже мысленно представляла, как он, с его силой, может одним движением сломает ей шею. Боец такого уровня, как он, расправится с ней играючи…
Но мужчина перед ней по-прежнему смотрел мягко, с улыбкой, в которой даже угадывалась нотка нежности. Ни тени гнева. Ни подозрения.
Что происходит?.. Он ведь не простой человек. Неужели его действительно не смутило, что кто-то проник в его личный кабинет?..
Или… он не понял, зачем я туда пробралась?
Мысли метались в голове, одна тревожнее другой. Мин И стиснула зубы, внутренне решилась – и внезапно закрыла лицо руками, подавшись вперёд, как будто не выдержала:
– Господин… я… я старалась…
Голос её дрогнул, и она разрыдалась – горько и с надрывом. Слёзы текли, казалось, сами собой, без фальши, а её тоненькие всхлипывания могли бы тронуть любого, кто был рядом.
Цзи Боцзай опешил:
– Что ты старалась? С чего это вдруг слёзы?
– Я ведь знала… – сквозь рыдания прошептала она. – Знала, что господину не по вкусу ревнивые женщины. Ещё до того, как прийти к вам, я себя настраивала, обещала: что бы ни случилось, что бы ни увидела – нельзя ревновать, нельзя показывать обиду… Но… но зависть – она ведь не слушается. Она, как злой дух, вырывается наружу…
Она отняла руки от лица, и слёзы уже сбежали по щекам, глаза блестели от мокрых ресниц, в каждом движении читалась горечь:
– Я ведь всего лишь полевой цветок, который вы случайно сорвали. Ни на что не надеялась, только мечтала провести рядом с вами несколько дней – оставить о себе воспоминание. А вы… вы уже на следующий день нашли себе другую…
– Я… я хотела сделать вид, будто ничего не знаю… – продолжала она сквозь всхлипы. – Но, господин… Я услышала, что вы вернулись и пошли в личный кабинет. Я подумала – подожду вас там, устрою небольшой сюрприз… Кто же знал, что всё обернётся… вот так…
Она снова закрыла лицо, и плечи её задрожали, будто травинка под дождём – хрупко, беззащитно.
Цзи Боцзай тихо похлопал её по спине:
– Ты пошла в личный кабинет? А почему тётушка Сюнь об этом ничего не сказала?
– У господина высокая должность, личный кабинет – место важное. Простая старушка вроде тётушки Сюнь и слышать не хочет, чтобы кто-то туда лез. А я… – она прикусила губу. – Я была счастлива, польщена вашей милостью. Вот и… возгордилась. Захотелось порадовать вас… тайком… – и снова зарыдала. – Хоть раз.
– Тайком… – задумчиво повторил он. – А где же ты пряталась?
– На балке, – она вытерла слёзы и шмыгнула носом. – Мой отец в детстве учил меня лазить по скалам и собирать травы… Там внутри кабинета стол длинный, а сверху – полки, на которые легко взобраться…
Она всхлипнула и вдруг гневно посмотрела на него сквозь слёзы:
– Я тут вся в слезах, а господин и сейчас допытывается – где я пряталась! Вот оно как – нет у господина сердца к рабе своей!
Глядела гордо, как обиженная девочка – с упрёком, и с той трогательной дерзостью, за которую порой и прощают всё. Цзи Боцзай на миг даже растерялся.
Неужели… я и впрямь её неправильно понял?
Он бросил взгляд на её ладони и вдруг спросил:
– У тебя… мозоли были? На этих местах?
Не стоило и упоминать – как только он сказал это, Мин И зарыдала ещё сильнее:
– Конечно были! – всхлипывала она. – Раньше дома я и траву косила, и дрова колола – вся ладонь в мозолях была! А потом, когда попала во внутренний двор, тётушки сказали: «С такими руками тебе никакой знатный господин не улыбнётся!» И велели счищать! Маленьким ножичком, потихоньку, слой за слоем! Это больно было ужасно… Но я терпела. А в итоге что? Всё равно никто меня не выбрал… У-у-у…
Она уже не думала об изяществе. Лицо сморщилось, брови, губы, нос – всё в слезах, всё в горькой, настоящей боли. Смотрела она так жалобно, что любой, у кого сердце не каменное, точно бы всплакнул рядом.
Цзи Боцзай немного помолчал, переваривая её исповедь. Потом, посерьёзнев, мягко проговорил:
– Всё-всё, не плачь больше. Мне… мне ты нравишься.
– Нравлюсь? – фыркнула она, глаза покраснели, голос дрожал. – А чего ж тогда других приводите, а? И так ведь немного прошло… Всего-то день-два… Разве я просила о вечности? Хоть бы месяц мне дали, хоть пару недель пожить с этим чувством…
Выплеснув всё, она тут же почувствовала укол совести – вспомнила о сундуке с золотом и милостях, что уже получила. Поджала губы, голова поникла:
– В конце концов, всё решает господин… Кого жаловать – господину и решать.
С этими словами она медленно отвернулась, повернулась к стене, уткнулась лбом в гладкую штукатурку, а вся её спина будто вздулась от обиды – дышала тяжело, с тихим возмущением.
Цзи Боцзай не удержался – рассмеялся. Его искренне позабавила эта обиженная спинка. Он подался вперёд и, всё ещё улыбаясь, обнял её, подтянул к себе:
– Да что ты, игра – и только. Как можно принимать такое всерьёз? Она ведь из свиты гуна, я обязан был взять её в дом – чисто формально. Но в этом дворе вы только вдвоём. И поверь, она не посмеет тебя обидеть.
Ну вот оно… – мысленно фыркнула Мин И. Сидит за столом, ест из миски – а глаз уже в котёл метнул. Мужчина, когда ему надо, найдёт тысячу оправданий, лишь бы не признать очевидное.
Где-то внутри у неё всё клокотало от едкой иронии, но наружу – только взгляд, полный боли и робкой надежды:
– Правда?.. Господин её только в дом привёл… но… спать с ней не собирается?
Он склонился, провёл рукой по её волосам, приподнял подбородок и мягко сказал:
– Сплю – только с тобой.
Мин И поёжилась от щекочущего прикосновения и, с лёгким хныканьем, отстранилась:
– Господин, вы только обещайте, что больше не станете так ранить моё сердце… Вы не представляете, как мне было больно – когда дверь распахнулась, я на миг подумала, что сердце у меня и вправду разорвётся…
Разорвётся – от страха, – добавила про себя.
Она машинально коснулась груди – даже сейчас сердце всё ещё колотилось. В груди было пусто и холодно от отложенного ужаса.
Хорошо ещё, что Цзи Боцзай падок на красивое личико и сладкие слёзы… Начал задавать вопросы – и остановился. А если бы был подозрительным и вспыльчивым…, да он бы выдернул меня с балки за шкирку и тут же убил. И поделом.
– Сердце у тебя разрывается? – усмехнулся он. – Давай я его тебе помассирую.
Он продолжал убаюкивать её тихими, почти смеющимися словами – не расспрашивал больше, не копал.
Не то чтобы Цзи Боцзай был таким уж простодушным – просто этот загородный дом не был его главным поместьем. В личном кабинете здесь не хранилось ничего важного. Если бы кто и пытался выведать секреты, уж точно не искал бы их в таком месте.
Сейчас его занимало совсем другое: а она правда не владеет боевыми искусствами… или это была ложь?
Глава 10. У избалованных малышей – самая лёгкая судьба
То, что Мин И рассказала о своём прошлом, в целом совпадало с тем, что говорил Шу Чжунлинь: простая деревенская девушка, работала в поле, и мозоли на руках – это вполне объяснимо. Но вот её поведение…, например, как она без приглашения пошла в личный кабинет и пряталась там – казалось Цзи Боцзаю странным. Что-то тут не сходилось.
Он не подал виду. Подозрения оставил при себе, а на лице – только мягкость. Нежно прижал её к себе, поцеловал слёзы на её щеках одну за другой, и ласково проговорил:
– В ближайшие два дня у меня будет много дел. Если тебе что-то понадобится – скажи тётушке Сюнь.
Мин И с красным носом, будто маленький кролик, чуть сдавленным голосом спросила:
– А по вечерам вы тоже… не вернётесь?
– Вернусь, как же не вернуться, – тихо рассмеялся он. – Ты у меня ещё какая хитрая – кто же устоит?
Она вспыхнула, щёки зарделись. Стыдливо фыркнула, сонно зевнула, будто действительно выбилась из сил после плача.
Он всегда был снисходителен к красавицам, особенно к таким – мягким и тонким, как шёлк. Улыбнувшись, он сказал:
– Отдохни ещё немного. Когда обед будет готов, пусть тётушка принесёт тебе прямо в постель.
– Хорошо, – наконец-то, улыбка пробилась сквозь остатки слёз.
Он мягко потрепал её по голове, затем встал и вышел из комнаты.
Гун Ци, как наследный правитель города Му Син, относился к Цзи Боцзаю с осторожностью – опасался его, но в то же время полагался на него. Послав ему ту служанку, он, конечно, хотел посмотреть, как тот себя поведёт. Цзи Боцзай же не собирался ссориться с сильными мира сего – раз уж прислали, надо было принять.
Вот только он не ожидал, что у него дома окажется такая ревнивица.
Ну да и ладно, – усмехнулся он про себя. – Пока новизна не прошла, пусть капризничает. Дам ей ещё пару дней поиграть в обиду.
– Господин, – в это время подошёл один из его приближённых, неотступно следовавший за ним, и тихо сказал: – Сыпань повёл людей к старому поместью Мэнов.
Цзи Боцзай нахмурился:
– Зачем?
– Говорят, молодой господин из семьи Янь устроил грандиозный скандал. Сыпань не знал, как унять его – вот и пошёл искать следы в доме Мэнов.
Семейство Мэн некогда считалось первым кланом города Му Син. Старшая дочь, Мэн Сяньань, была супругой да сы, и даже родила ему наследника. Казалось, их ждёт долгая, благополучная жизнь.
Но… кто-то донёс, будто Мэн Сяньань завела тайную связь с чужаком и опозорила внутренний двор. Да сы пришёл в ярость, приказал казнить супругу, а весь род Мэн сослал в дальние земли.
Старое поместье Мэн, с его изумрудной черепицей и алыми крышами, было слишком роскошным – настолько, что после их опалы никто не осмелился поселиться там. Дом стоял пустым и запечатанным с тех самых пор.
И что они теперь там найдут?
Цзи Боцзай усмехнулся, равнодушно бросив:
– Если что обнаружат – сразу сообщите мне.
– Есть.
Поворачивая за угол галереи, он невольно бросил взгляд в сторону двора, где находились покои Мин И.
– Когда будет время… пусть кто-нибудь проверит эту девчонку.
Задумался, опустил взгляд, и добавил лениво:
– Найдите тех, у кого руки лёгкие.
А то, если она и правда не умеет драться, ещё поранят ненароком – снова расплачется, и мне опять придётся утешать.
Не Сю, немного изумлённый тоном своего господина, искоса взглянул на него. Промолчал, лишь тихо кивнул в знак согласия.
На улице затянуло тучами. В доме, где не горел свет, царила мягкая полутьма.
Тётушка Сюнь тихонько отворила дверь. Решив, что Мин И всё ещё спит, она бесшумно приподняла полог. Неожиданно обнаружила девушку сидящей на постели с покрасневшими глазами, вся та поникшая, будто мир рухнул.
– Тётушка… – при виде неё Мин И скорчила губки, и в глазах снова заблестели слёзы.
Тётушка Сюнь поспешно замахала руками:
– Только не плачьте, девочка, я ж не умею утешать.
Мин И всхлипнула, втянула носом, половину слёз проглотила:
