Текст книги "Любовь в облаках (ЛП)"
Автор книги: Байлу Чэншуан
Соавторы: RePack Diakov
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 86 страниц)
Не может танцевать? Из-за простуды?
Мин И с лёгким сомнением взглянула на неё – и взгляд её медленно, как тень, скользнул от бледного лица подруги… к животу.
У Чжантай дрогнули ресницы. Она вздрогнула всем телом, будто уличённая, и поспешно натянула на живот одеяло:
– Я… Я… Это… не то, что ты думаешь!
– А я ничего и не думаю, – невинно моргнула Мин И. – Просто показалось, что ты немного округлилась в талии. Наверное, просто поправилась, да?
Для танцовщицы стройность – как второе лицо. А Чжантай всегда держала себя в строгости, следила за собой не хуже жены военного – и вдруг вот так внезапно расплылась? Это уже было подозрительно.
Мин И мельком вспомнила простодушную, добродушную физиономию управляющего внутреннего двора – и лишь усмехнулась, ничего не сказав. Потом повернулась к стоящей у стены ширме:
– Это у тебя тут – костюм для выступления?
– Нет, – Чжантай заметно занервничала. – В этом году двор урезал расходы, новые костюмы шить не будут. На завтрашнем пиру все танцовщицы наденут старые платья. А то, что висит тут – это просто моя повседневная юбка… Мои костюмы для выступлений… я их, ну… запачкала.
Мин И приподняла бровь:
Запачкала? Все?
Одно платье – случайность. Все платья – уже явный умысел.
Сквозь смех она глянула на неё, прищурившись:
– Допустим, я выхожу за тебя, поклоны отбиваю и покружусь. А если вдруг господин Цзи узнает, что я зачем-то стояла на сцене, где мне вовсе не место, и решит, что я навязываюсь, надоела ему? Что тогда? Как ты мне возместишь?
Чжантай в отчаянии чуть не упала перед ней на колени, хватаясь за край её одежды:
– Милая сестричка, мы же с тобой обе несчастные. Сегодня ты мне поможешь – а завтра я за тебя в огонь полезу, если надо будет. Долг запомню, точно.
Вот это уже другое дело, – подумала Мин И. Зарабатывать долги – куда приятнее, чем раздавать.
Мин И на миг задумалась, колебалась – и всё же, тяжело вздохнув, кивнула:
– Ладно. Мы всё же знакомы не первый день – не могу же я смотреть, как тебя наказывают. Завтра подменю тебя. Но если что-то пойдёт не так – ты уж не забудь прикрыть меня.
Чжантай закивала с облегчением, с готовностью:
– Не бойся! Пока я и управляющий рядом – никто и глазом не моргнёт. Всё пройдёт гладко.
И действительно – для постороннего взгляда все танцовщицы похожи друг на друга: причёски стандартные, украшения одни и те же, даже наряды, несмотря на небольшие отличия, не бросались в глаза. К тому же в этом году не было чётких требований к костюмам – хоть в повседневной юбке выходи. Мин И могла затеряться в толпе, как рыбка в воде.
Чжантай была уверена в успехе.
Вот только она просчиталась в одном – в лице Мин И.
Каким бы ни был макияж, каким бы нарядом она себя ни прикрыла – эта внешность всё равно притягивала взгляды. Как только группа танцовщиц вошла в зал, на пире кто-то тут же не сдержался и воскликнул:
– Какая красота!
Голоса замерли, зашевелились веера, зазвенели взгляды.
– В последнее время этот ваш фаньсы юэфан просто расцвёл, – лениво протянул Мэн Янцю, служащий в канцелярии судебного управления и по совместительству побочный сын вана Сяня. – Вон та, что Цзи Боцзай увёл в прошлый раз – сама красота, как весенний бутон. И кто бы подумал, что тут ещё остались такие лица.
Он не то чтобы хвалил – скорее, отмечал как коллекционер редкий экспонат.
Как только он открыл рот, несколько членов императорской семьи, сидевших рядом, тоже обернулись и посмотрели на Мин И. Кто-то кивнул, кто-то усмехнулся:
– Вот с такими девушками и удерживаешь сердца сановников. С такими – и наш Му Син не потеряет поддержки.
Для них красота женщины – не чудо, а инструмент. Ни трепета, ни страсти – лишь вопрос: полезна или нет.
Но даже с этим холодным взглядом, даже в их циничном мире – красота Мин И не могла остаться незамеченной.
Один из гостей вдруг поманил пальцем:
– Подойди.
Мин И замерла, на секунду растерявшись, но потом быстро опустила голову и лёгкими, почти бесшумными шагами подошла вперёд, опустилась на колени и почтительно склонила голову.
Мужчина уставился на её платье, и в его взгляде на миг промелькнуло нечто похожее на воспоминание.
– Интересная у тебя юбка, – тихо произнёс он, поглаживая край своей чаши. – Этот цвет… Давно не видел такого оттенка.
Он наклонился чуть ближе, втягивая запах ткани и времени.
Глава 20. Юбка цвета мулян-цин
Мужчина перед ней был сдержан, но осанка – словно вырезанная из мрамора. В его чертах – острая точность, как у оружия, выточенного до блеска: высокий лоб, холодные глаза с тонким прищуром. В волосах уже пробивалась седина, но это придавало ему не слабость, а некое особое величие. Он был облачён в золотисто-алый ритуальный халат с вышитым ликом Будды, в руках сжимал чётки из тёмно-зелёного нефрита. На вид – лет сорок с небольшим, но в его взгляде в какой-то миг мелькнуло нечто такое… что напоминало мальчишескую влюблённость.
Мин И вдруг осенило. Её охватило острое предчувствие – именно этот человек был той самой целью, ради которой Цзи Боцзай прислал её на пир.
Высокопоставленный чиновник – его родной брат. Ван Цинь Ци Бо.
Он почти не появлялся на подобных торжествах. Раз в год, на великом пире для членов императорской семьи, его можно было выманить из тени. Что же задумал Цзи Боцзай? Зачем послал её – именно сюда, именно к нему?
Но прежде чем она успела продумать хоть один возможный ответ, тонкие пальцы Ци Бо уже скользнули по подолу её юбки, коснувшись её лёгкой ткани с таким вниманием, будто он читал на ней письмо:
– Мулян-цин[1]… Это редкий оттенок. Подделать его могут все, но с тех пор, как в дворцовой мастерской по изготовлению одежды сменили мастеров, этот цвет почти исчез. Его уже не вытягивают таким чистым.
Он поднял голову, взгляд зацепился за её лицо – и на одно короткое дыхание в его глазах промелькнула растерянность, будто он увидел нечто, что потрясло его до глубины души:
– Как тебя зовут?
Неужели… он хочет забрать меня себе? – мысль ударила в голову Мин И, как леденящая волна.
Она моментально собралась, опустилась на колени, вытянулась в почтительной позе и торопливо проговорила, склоняя голову:
– Подданную звать Чжантай. Эти дни страдаю от простуды, боюсь, не смогу подать вина достойно. Прошу прощения, у вашего высочества.
Обычно танцовщице не позволялось отказываться – тем более, если звал такой человек, как ван Цинь, родной брат высокопоставленного чиновника. За подобное дерзкое поведение можно было дорого заплатить. Но Мин И не могла рисковать. Отказать – риск. Но если кто-то узнает, кто она на самом деле, – Цзи Боцзай не оставит её в живых. Это была смертельная игра.
К её удивлению, Ци Бо не разгневался. Он спокойно похлопал по мягкому сидению рядом:
– Можешь просто сесть здесь. Пить не обязательно.
Мин И несколько раз моргнула, не веря в свою удачу, но всё же, сохраняя покорную позу, медленно пододвинулась ближе и опустилась на колени, заняв указанное место.
Пир начался. Зал наполнился светом и звуками: тонкие мелодии, журчание вина, шелест шёлка – всё смешалось в пёстрый узор. Сегодняшние танцовщицы были как цветущий сад – кто в алом, кто в бирюзе, кто в золоте. Все были заняты собой. Никто не следил, кто куда сел и, кто с кем говорит.
И потому то, как ван Цинь почти не скрываясь смотрел на неё, не вызвало подозрений. Никто не обратил внимания. Никому не было дела. Но взгляд его был таким пристальным, будто он смотрел сквозь ткань, кожу, плоть – прямо в суть того, кем она была.
Но Мин И быстро всё поняла.
Ци Бо в первую очередь обратил внимание не на её лицо, не на черты – а на юбку. На тот самый наряд, который Цзи Боцзай лично выбрал для неё.
Юбка цвета мулян-цин – этот оттенок был в моде три года назад, когда на Турнире «Собрания Цинъюн» появилась одна женщина – госпожа Мэн из рода придворных, управляющих дворцом из города Му Син. Тогда она предстала перед всеми в длинной, струящейся юбке именно этого цвета. Была она холодна, как лунный свет, изящна и недосягаема. Её образ стал легендой – и мода на мулян-цин разлетелась по всем Шести городам.
Но потом с госпожой Мэн что-то случилось. Её имя опорочили, род – пострадал, и с тех пор этот цвет стал почти табу для знатных домов. Больше никто не смел его носить.
Но Цзи Боцзай знал. Он знал, что Ци Бо всё ещё не забыл.
Значит… всё это было задумано заранее?
В этот момент сзади донёсся спокойный голос евнуха:
– Ваше высочество, пора принять лекарство.
Ци Бо вздрогнул, вернулся из воспоминаний в реальность. Окинув взглядом пробу отрав, убедился, что всё в порядке – и выпил отвар.
Аромат трав мгновенно наполнил воздух. Горький, терпкий, обволакивающий. Мин И вдруг почувствовала, как у неё закружилась голова. Голос вокруг стал чуть приглушённым, будто зал покрыла невидимая завеса.
Она машинально опустила глаза… посмотрела на юбку… на ткань цвета прошлого…
И в следующее мгновение что-то щёлкнуло в её сознании. Всё стало на свои места.
Это не просто платье. Это – ключ. Приманка. Нить, за которую Цзи Боцзай тянет, чтобы дёрнуть за что-то внутри этого мужчины.
Глаза Мин И чуть сузились. Она тут же извлекла из рукава тонкий шёлковый платок и, изобразив лёгкий приступ кашля, прижала его к лицу – скрывая выражение и… прикрывая дыхание.
– Ваше высочество… подданная и вправду плохо себя чувствует, – слабо прошептала Мин И, голосом, чуть охрипшим от якобы болезни. – Вы сами всё ещё принимаете лекарства… а вдруг заразно? Прошу вас… позвольте мне удалиться пораньше.
Ци Бо слегка нахмурился, поставил пустую чашу на поднос, снова коснулся её подола – будто не хотел отпускать, будто чувствовал нечто хрупкое, зыбкое, что вот-вот ускользнёт. Наконец, тяжело вздохнул:
– Ты добрая… Прямо как она.
Почему-то Мин И сразу поняла, кого он имеет в виду под этим «её».
Она никак не выдала своего понимания. Лишь послушно, кротко улыбнулась, как и положено скромной девушке, и медленно поднялась на ноги.
По протоколу, все, кто приближался к члену императорской семьи, на выходе должны были пройти досмотр. Она безропотно позволила евнуху обыскать себя – внешне спокойная, внутри же всё ещё напряжённая, словно струна. Наконец, получив разрешение, она плавным движением склонилась в поклоне и вернулась в строй танцовщиц.
Но стоило ей занять своё место, как справа послышался яд:
– Ах, вот ты где… а я-то уже подумала, что Чжантай вдруг обрела особую благосклонность и ухватила господина вана за рукав, – с ядовитой улыбкой прошипела Жун Синь, одна из других танцовщиц. – А оказывается, это ты. Что, господин Цзи так быстро тобой наигрался и сплавил подальше?
Её голос был сладок, как перезревший фрукт, но колол, как шип.
На слова Жун Синь сразу обратили внимание окружающие. Все взгляды – холодные, прищуренные – обратились на Мин И.
Эта женщина всегда отличалась острым языком, а ещё – болезненной завистью. Любила жалить, особенно тех, кто стоял выше.
Мин И не собиралась устраивать сцену. Она просто мягко улыбнулась – и ничего не сказала. Ни слова. Ни тени обиды.
Пускай злость Жун Синь разбивается о её молчание, как волна о гладкий камень.
Но, видно, Жун Синь сегодня была особенно на взводе – то ли от зависти, то ли от бессилия. Едва открыв рот, останавливаться она не собиралась:
– Я-то уж думала, ты ухватилась за какую ветку повыше, коль по всему городу слухи, будто тебя сам господин увёл к себе… Ан нет! Вот ты где, как и мы все – снова подливаешь вино.
Она прищурилась, наигранно улыбаясь:
– А что вы там с его высочеством шептались, расскажи всем? Нам-то тоже интересно, вдруг пригодится.
– Что ж ты молчишь? Или только и умеешь, что перед мужчинами глазки строить?
И с этими словами не только язвила, но и начала толкать Мин И плечом. А затем – будто случайно – ухитрилась вцепиться в её руку. Её длинные, острые, словно когти, ногти впились в кожу с таким нажимом, что Мин И невольно вскрикнула от боли.
Опустив взгляд, она увидела на запястье багровый след – будто след укуса.
В этот момент в ней что-то хрустнуло. Улыбка исчезла с её лица, глаза потемнели.
– Ты что творишь? – её голос был тихим, но в нём звенела сталь.
Жун Синь отшатнулась – не ожидала такой реакции. Но, опомнившись, только громче заорала:
– Ой-ой, нашлась великая госпожа! С нами тут строит из себя героиню, а сама почему тогда в зале молчала? Коли такая смелая – ступай туда, к членам императорской семьи, и там кричи!
Мин И подняла на неё холодный взгляд и, не повышая голоса, ответила:
– А ты-то чего не пошла? Коли уж такая отважная, иди в зал и там когтями маши. Что ж молчала, а теперь на мне злобу срываешь? Трусиха и завистница – и ничем другим ты не запомнишься.
Жун Синь побледнела, её лицо перекосилось от злобы. Она не ожидала, что Мин И осмелится бросить ей ответ прямо в лицо – и тем более так метко.
Жун Синь и раньше не упускала случая уколоть Мин И или Чжантай. В самом начале весны именно она велела выбросить их постели в колодец. Мин И тогда ни слова не сказала, только молча всё убрала, даже не взглянув на обидчицу. Всегда – тихая, покорная, удобная. Все были уверены: она из тех, кто никогда не посмеет огрызнуться.
И вот теперь – стоило ей лишь мельком попасть в поле зрения знатного гостя – и она вдруг заговорила так дерзко? Этот тон, эта осанка – как у выскочки, едва получившей крошку власти. Такому не радуешься – таким хочется дать по лицу.
– Да ты всерьёз думаешь, что вельможи в зале станут тебя защищать? – с ядом в голосе прошипела Жун Синь. – Смеюсь. Тот господин ван и глазом не моргнул, он юбку твою разглядывал, не тебя. Эту юбку на меня надень – и я тоже сяду рядом с ним!
Слова были как нож – но удар пришёлся не столько по Мин И, сколько по ней самой. Она вдруг поняла: да ведь и правда. Не Мин И привлекла внимание – платье. Всё дело в этом особом цвете, в тончайшей ткани. Это не её лицо, не её фигура, не талант – просто случайно попавший на неё наряд.
И тогда в голове Жун Синь промелькнула идея. Глаза блеснули, уголки губ приподнялись. Резко обернувшись, она кивнула тем нескольким девушкам, которые всегда её слушались, – те сразу поняли намёк.
Мин И почувствовала опасность, как только уловила движение в толпе – напряжение в воздухе, молчаливое соглашение.
– Что ты задумала? – голос её стал низким, настороженным.
Жун Синь снова надела свою показную улыбку:
– Сегодня я – ведущая танца. Значит, и наряд у меня должен быть лучшим. А ты, с твоей посредственной пластикой и местом на краю сцены, не имеешь права носить этот цвет. – Она сделала паузу, потом проговорила почти нежно: – Давай поменяемся. По-хорошему.
Мин И нахмурилась и отступила на шаг, голос её был спокойным, но сдержанно твёрдым:
– Сегодняшний порядок ясен: каждая в своей одежде. Так велено.
Но Жун Синь больше не желала разговаривать. Они стояли у бокового входа в большой зал, в маленьком садике за ширмами, скрытые от глаз. До появления высокопоставленных чиновников им ещё предстояло ждать, а пока… сюда никто не заглянет. Никто не узнает, что произойдёт в эти минуты.
– Сдёрните с неё юбку! – резко бросила она.
Всё было отрепетировано. Их приёмы, давление, напор – всё отточено. Одни встали в круг, перекрывая выход, другие уже тянулись к поясу Мин И, пальцы жадно цапали дорогую ткань, задевая бока.
Мин И только усмехнулась – по-настоящему, холодно и даже… с насмешкой. Лёгким движением она подняла ладонь:
– Не рвите. Я сама. Материя дорогая – если порвёте, никто носить не сможет.
Руки танцовщиц замерли. Все обернулись на Жун Синь. Та фыркнула, словно ей испортили удовольствие:
– Только попробуй что-нибудь выкинуть. Мне не до шуток.
Шутки? – Мин И внутренне фыркнула. Первая в жизни просит у меня платье и думает, что я стану с ней играть?
Она быстро и без лишних слов сняла с себя лёгкую верхнюю юбку и метнула её Жун Синь, будто бросила под ноги:
– Лови. Только имей в виду – это платье не такая уж простая штука.
В её голосе звучало предупреждение – и что-то ещё. Тонкая, хищная уверенность.
Жун Синь восприняла её слова как насмешку – будто Мин И намекала, что та недостойна носить столь дорогую ткань. Вспылив, она сорвала с себя собственную юбку и с вызовом швырнула ей в лицо:
– Ты смогла надеть – и я смогу! Думаешь, я хуже?
Приняв юбку и переодевшись с торжеством, она больше ни на что не смотрела. Мин И, напротив, промолчала – как будто и не произошло ничего. Просто встала в строй, как всегда, с опущенными глазами и лёгкой полуулыбкой. Всё, как в сотни других выступлений: зайти в зал, исполнить формальный танец, выйти вместе со всеми.
Никакой лишней эмоции.
Однако, когда они уже покидали танцевальную площадку, произошёл досадный инцидент. Жун Синь «невзначай» оступилась и упала прямо перед креслом, в котором восседал Цинь Ци Бо. Выражение её лица было исполнено такой боли и раскаяния, что, казалось, она кричала: «О, как же неловко!»
Ци Бо, похоже, был не в себе – лицо бледное, рука вяло держит лоб. Будто вино ударило в голову. Но когда он увидел знакомую вспышку мулян-цин у себя под ногами, его глаза расширились. Он встрепенулся, сразу же велел евнуху помочь ей подняться и усадить рядом.
Жун Синь ликовала.
Получилось. Она повернулась и метнула в сторону Мин И взгляд торжества и злорадства: Видела? Я теперь – рядом с ним. Стоило только надеть это платье.
Мин И не ответила. Её лицо оставалось спокойным, даже рассеянным. Но она всё же мельком посмотрела в сторону Ци Бо – и сразу заметила, как бледнеют его губы.
Не сказав ни слова, она опустила голову и растворилась в ряду прочих танцовщиц, покидая зал.
Глава 21. Слаженные партнёры
В этот раз на внутреннем пиру члены императорской семьи собрались вместе, чтобы воздать хвалу великому будущему города Му Син и восхвалить трудолюбие и мудрое правление великого управителя Да Сы. Гости и хозяева расходились в хорошем расположении духа, пир завершился на высокой ноте, в атмосфере всеобщего удовлетворения.
Но вот когда все начали расходиться, Ци Бо, пошатываясь, поднялся на ноги – и цвет его лица из бледного внезапно стал пепельно-синим.
– Господин ван, осторожно, ступеньки! – с радостной улыбкой поддерживала его Жун Синь, мысленно уже рисуя себе картины будущей славы и возвышения. Она была слишком занята собственными мечтами, чтобы обратить внимание на то, как необычно выглядит Ци Бо.
И когда тот, оступившись, начал заваливаться вниз, она даже не попыталась удержать его – только вскрикнула, когда его тело потянуло её за собой. Потеряв равновесие, она тоже с глухим стоном грохнулась на ступеньки.
А Ци Бо, словно потеряв сознание, покатился по ступеням, с громким стуком и криками потрясая всех, кто оказался поблизости.
– Господин ван! Скорее, поддержите господина вана!
– Господин ван!
Семь-восемь евнухов бросились бежать вниз по ступеням, но, когда добрались до подножия лестницы, Ци Бо уже лежал без движения. Ярко-алая кровь медленно сочилась из раны на его голове, впитываясь в бледно-серую плитку под ним.
Жун Синь смотрела на всё это, дрожа, не в силах вымолвить ни слова. Лишь спустя мгновение она выдавила из себя пронзительный, надрывный крик:
– А-а-а!!
Её голос пронёсся по внутреннему двору, разрезая тишину ночи, перескакивая через стены и, словно тень, коснулся крыши качающейся повозки за оградой.
Внутри повозки Мин И лениво разглядывала собственные пальцы, точно перебиравшие края шёлкового рукава.
– Господин и впрямь щедрый, – сказала она с лёгкой насмешкой в голосе. – За такую пустяковину – пять золотых слитков.
Цзи Боцзай сидел напротив, вглядываясь в её лицо в полумраке. Услышав это, он сразу понял: она злится.
Он протянул руку и мягко обвил её тонкие, прохладные пальцы своими:
– Если ты недовольна, И`эр, я могу добавить ещё.
– Дело не в том, сколько вы дадите. – Она опустила ресницы. – Мне только хочется знать: если бы я не распознала, что та юбка не терпит вашего снадобья, если бы не поменялась с той дурой – скажите, Господин, вы бы стали спасать меня?
Её голос звучал тихо, но в каждом слове сквозил холод, словно тончайший лёд на поверхности родника. За этой мягкой манерой таилось нечто гораздо большее, чем просто обида – это была ясная, опасная осознанность.
Он смотрел на неё, и в уголках его глаз мелькнула усмешка.
– Я бы не позволил тебе умереть, – ответил он спокойно. – Даже если бы для этого пришлось перебить всех во дворце.
Яркий, ослепительный мулян-цин, оттенок редкий, благородный. Его красят настоем безвредной травы – душистой магнолии, аромат которой остаётся в волокнах. Надев такую юбку, будто входишь в цветущий сад – свежий, опьяняющий, притягательный.
Но кто бы мог подумать, что именно этот аромат вступит в конфликт с лекарством, что пил Ци Бо? Когда запахи смешались, они превратились в яд.
Удивительно изящный способ убить: даже если кто и заподозрит неладное, всё можно списать на несчастный случай – ведь никто не знает, что именно было в той чаше с лекарством.
Мин И была бы восхищена… если бы только речь шла не о ней самой.
Она смотрела в темноту повозки с полуприкрытыми глазами. Всё это – изощрённо, тонко, почти безупречно. Но что, если бы она и впрямь оказалась жертвой этой «тонкости»? Что, если бы яд сработал на неё? Что, если бы кто-то раскопал правду и потянул за её подол?
Она резко выдернула пальцы из его ладони. Выражение на лице – равнодушное, почти ледяное.
Цзи Боцзай без слов притянул её к себе, обнял, провёл рукой по её спине, словно успокаивая дикого зверька.
– А как ты думаешь, зачем я приехал за тобой сам? – прошептал он, мягко, с той особенной интонацией, от которой у неё всегда по коже шёл ток.
Он достал из-за пояса маленький фарфоровый флакон и поставил перед ней, на подушку.
– Я уже приготовил противоядие, – сказал с лёгким вздохом. – И, если бы что пошло не так, я бы всё равно вытащил тебя. Хоть из самого ада. Ты правда не веришь мне, И`эр?
Мин И молча подняла руку, провела подушечками пальцев по его вороту – и в следующий миг на её пальцах остался тонкий, едва заметный след чужой пудры. Она стёрла его с ткани, словно невзначай.
И ничего не сказала.
– Верно, – голос её был тих, почти шёлковый. – Как раз возвращались от господина Янь, случайно проезжали мимо… Услышали, что у меня всё прошло удачно, и соизволили подбросить до повозки, да?
Мин И стерла подушечкой пальца алый след с ткани и вздохнула.
– Все твердят, что господин – редкий красавец, луноликий и холодный, как снег с горы. Только вот кто бы мог подумать, что когда вы раните, то даже кровь не идёт. А боль всё равно режет до костей.
Голос её дрогнул. Нос стал розовым, в глазах заблестели слёзы. Она отвернулась – тонкая, красивая линия шеи напоминала поблекший лепесток, срезанный под утро.
Раньше, если бы кто-то осмелился капризничать, Цзи Боцзай не стал бы тратить на это и полвзгляда. Что такого – немного чужих духов на воротнике? Кто-нибудь прижался – не он же просил. Но сейчас, глядя на то, как Мин И гордо отворачивается, и сдерживает обиду, что-то внутри него болезненно сжалось.
Может, это не было любовью. Но точно было желанием – удержать.
Он молча притянул её к себе, нежно, почти медленно, как будто опасался, что она рассыплется в его руках.
– Та встреча и правда была случайной, – прошептал он у её уха. – Выпил с ними чаю – и сразу к тебе. Всё уже подготовлено. Мы не поедем во второе поместье, сегодня ты поедешь со мной… в главное поместье.
Мин И приподняла ресницы.
– В…. главное? – тихо повторила она, будто бы не поверила.
– Обещанное – значит будет, – тихо сказал он, щекоча пальцами её щёку. – Золотые слитки я велел тётушке Сюнь сложить в твой сундук, ни одна не пропала. А ещё добавил две – чтобы тебе не так страшно было.
Мин И посветлела лицом, но в голосе всё ещё дрожала тонкая обида. Она потянула его за рукав, как будто не хотела отпускать.
– Раз вы ещё помните про меня, – прошептала она, – значит, всё не зря…
А если б добавил ещё парочку – она бы и вовсе простила его…
Цзи Боцзай не сдержал улыбку и легко поцеловал её в висок:
– Такая ловкая, такая быстрая… А всё равно передо мной – капризная и нежная. Почему, а?
Ведь она провернула всё безукоризненно: и платье на другую надела, и в сторонке осталась. Даже если кто-то и будет расследовать – следы ведут в никуда. Ни к ней. Ни к нему.
Она уткнулась в его грудь, голос её был ленив и томен:
– Разве можно быть одинаковой на людях и перед вами? Даже если я – нож острый, перед вами я всегда повернусь рукояткой.
Он сжал её в объятиях чуть крепче, но в этот раз без привычной иронии.
Мин И закрыла глаза. Она могла бы просто спросить: зачем он её подставил. Но она была умнее.
Она спросила тихо, будто невзначай:
– Скажите, что между вами и ваном Ци? Что за старая рана заставила вас желать его смерти – вот так – изящно, но без пощады?
Ранее Цзи Боцзай говорил, что у него был долг перед госпожой Мэн, и потому он собственноручно расправился с двумя придворными лекарями – мол, отомстил за благодетельницу. Но ван Ци вовсе не был в ссоре с госпожой Мэн. Напротив – всё указывало на то, что он питал к ней искреннюю симпатию. Раз уж он до сих пор с нежностью вспоминал цвет её платья, значит, чувствовал больше, чем просто расположение.
И тогда возникает вопрос: за что же ван Ци был обречён? Какой такой мотив мог быть у Цзи Боцзая?
Мысли вихрем проносились в голове Мин И, но раздумывать было некогда – снаружи раздался окрик:
– Остановить повозку!
Она вздрогнула, инстинктивно прильнула к груди Цзи Боцзая. А тот – будто давно ожидал подобного – спокойно откликнулся:
– Почему преградили путь?
Услышав его голос, патрульные сразу сменили тон на почтительный:
– Простите, господин Цзи, распоряжение из внутреннего двора – всех, кто на выезде, проверять особо тщательно.
Цзи Боцзай кивнул с хладнокровием, как человек, не имеющий причин для волнения. Он первым сошёл с повозки и помог Мин И выйти. И в тот самый миг, когда её рука скользнула в его ладонь, он будто невзначай вложил ей в пальцы крохотный флакончик с лекарством.
Мин И сразу всё поняла – и тут же спрятала его в рукаве, сжала ладонь. Миг – и ни следа.
Несколько стражников тут же взялись за обыск: проверяли повозку сверху донизу, аккуратно выкладывали на землю ароматические саше, кубки для вина, всё – вплоть до мелочей, словно искали сокровища, а не нарушителей.
Мин И сразу поняла: дело плохо. Она резко закашлялась и, будто лишившись сил, привалилась к плечу Цзи Боцзая. Тот тут же поддержал её, в голосе прозвучала тревога:
– Неужели снова нездоровится?
– Угу… – простонала она, поднося пальцы ко лбу, словно мучилась от жара. – По наставлениям господина Яня… мне нужно срочно принять лекарство…
С этими словами она ловко откупорила крошечный флакон и, не мешкая, вылила его содержимое себе в рот.
Один из стражников насторожился, шагнул вперёд, намереваясь остановить её. Но в тот же миг Мин И, будто испугавшись, резко согнулась пополам и начала громко кашлять:
– Кхе-кхе-кхе!..
На её бледной коже вспыхнули яркие пятна, в уголках глаз заблестели слёзы, вызванные спазмами. Она изогнулась от слабости и бросила на охранника такой укоризненный, полный страдания взгляд, что тот смутился.
Покраснев, стражник поспешно опустил голову и отступил:
– Простите, госпожа… Простите…
– Простое лекарство от простуды… – с усилием прохрипела Мин И, сквозь кашель передавая стражнику флакон. – Что, и это хотите проверить?
Стражник замешкался, не зная, стоит ли прикасаться. Но прежде чем он успел решить, Цзи Боцзай мягко, но твёрдо опустил её руку:
– Не устраивай сцены. Мы же не одни.
– Я просто боюсь навлечь на вас беду, – выдохнула она, и по щекам тут же заструились слёзы. – А вы… вы только и умеете упрекать меня в капризах…
– Я ведь такого не говорил, – попытался он смягчиться.
Но Мин И будто не слышала, утирая глаза ладошкой и всхлипывая всё громче:
– Вы просто больше меня не любите… Устали, надоела я вам… Вот и хотите поскорее избавиться… а раньше… раньше вы были другим… Так жаль, что я не пошла за господином Янем – он хотя бы был добр!
Слова звучали слишком горько, чтобы быть просто игрой. Цзи Боцзай насупился, глаза сузились:
– Хочешь думать – думай, как знаешь, – буркнул он и решительно отвернулся, взмахнул рукавом и вернулся в повозку.
Стражники застыли в растерянности. А Мин И – будто не на шутку обиженная – всхлипнула и, резко вскинув подол, развернулась и побежала прочь, зарыдав в голос.
Глава 22. Влияние
– Госпожа!
Лекарственный флакончик всё ещё был у неё в руке, и один из стражников тут же рванулся было за ней.
Однако Цзи Боцзай с досадой бросил:
– Никому не идти за ней! Её упрямый нрав давно пора обуздать.
Стражник осёкся.
Как ему сказать этим двум знатным особам, что он, вообще-то, хотел всего лишь заглянуть внутрь флакона – не вмешиваться в их ссору?
Но раз уж эта госпожа решилась принять лекарство у всех на глазах – значит, в нём точно нет яда. А если не яд, значит, проверка не столь уж необходима.
Он проводил взглядом, как Мин И, закутавшись в лёгкий плащ, уже свернула за угол улицы и растворилась в темноте. Стражник, побаиваясь Цзи Боцзая, не решился гнаться за ней. Осталось только сгрузить всё из повозки – ароматические саше, чашки, сосуды – и вручить всё лекарю, которого срочно вызвали для проверки.
Спустя время, пока на алтаре догорали три палочки благовоний, повозка снова тронулась в путь. Проскользнула за поворот, прокатилась ещё немного по широкой правительственной дороге – и вдруг встала у обочины.
Мин И стояла под свесом крыши у колонны. Вокруг – ни души. Она приподняла голову и взглянула на него из-под ресниц, прикрыв губы полупрозрачным рукавом. В улыбке – лукавство хитрой лисички, которой всё удалось.
Он приподнял занавеску повозки, глянул на неё с минуту и, кривя губы в довольной усмешке, неторопливо поманил пальцем:
– Иди сюда.
Лёгкий шёлк вспорхнул в воздухе, оставляя за собой мягкую волну – и вот она уже в его объятиях, будто сама летела к нему.
Цзи Боцзай подхватил её с ласковой силой, пальцами аккуратно провёл по талии:
– Устала, моя умница?
Мин И протянула мурлыкающее «ммм» и с изяществом взобралась в повозку, поправляя полы юбки:
– Раз уж я человек господина, значит, должна думать о господине…
Он обожал в ней эту покладистую смекалку.
Цзи Боцзай опустил голову и поцеловал её. Мин И тихо застонала и тут же обвила руками его шею, притянув ближе. Повозка из тёмного сандала слегка покачивалась, неспешно катясь сквозь серую пыль повседневных переулков, всё ближе к освещённому, роскошному особняку с высокими воротами и яркими фонарями.
А позади – всё громче гудел внутренний город, как улей, в котором только начинался настоящий переполох.
– Кто… кто осмелился? Кто осмелился уже в который раз вершить такое прямо у меня под носом?! – голос его раскатился, как гром.
