Текст книги "Любовь в облаках (ЛП)"
Автор книги: Байлу Чэншуан
Соавторы: RePack Diakov
сообщить о нарушении
Текущая страница: 70 (всего у книги 86 страниц)
– Он сходит с ума с самого дня твоей свадьбы, – торопливо проговорил Янь Сяо. – Мы больше не можем его сдерживать. Наставник Цинь сказал, что его злоба накапливается день ото дня. Боимся, что он дойдёт до резни. Остановить может только ты.
Если бы он только посмотрел внимательнее, то заметил бы, как побелело лицо Мин И. Но Янь Сяо был слишком захвачен страхом – он лишь указал вперёд, на фигуру, затянутую чёрной юань в самом сердце поля боя.
Ни слова не сказав, Мин И активировала щит и одним движением взмыла в воздух, направляясь прямо к нему.Голова врага с глухим стуком покатилась по земле. Меч в руке Цзи Боцзая был уже изрублен в зазубринах – клинок треснул у самой кромки. Он тяжело дышал, грудь ходила ходуном. Почувствовав за спиной движение, резко развернулся – глаза налились кровью, и он вслепую взмахнул мечом в ответ.
Острие остановилось всего в одном цуне от плоти.
Он с силой остановил руку. Меч задрожал.
Перед ним стояла Мин И.
Она смотрела на него с глубоким волнением, морщась от вида: крови на нём было слишком много. Его одежда, когда-то цвета небесной глины, теперь стала почти чёрной, насыщенной алыми пятнами. С подола капала кровь – тонкими, нескончаемыми нитями.
Убийственная ярость, застыла у него на лице, дрогнула – и начала медленно рассеиваться. Его дыхание стало спокойнее, взгляд прояснился, лезвие меча тяжело опустилось, уткнувшись в землю.
– Зачем ты здесь? – хрипло спросил он.
– По приказу, – спокойно ответила Мин И, извлекая из рукава сверкающий военный жетон. – Я прибыла с подкреплением в сто тридцать тысяч человек. Прошу позволения отдать их в ваше распоряжение, Ваше Величество.
Цзи Боцзай бросил на неё взгляд, короткий, ледяной. Затем – на символ полномочий, что лежал в её руке. Помолчал, отвернулся и вновь сжал рукоять меча:
– Оставь себе.
Глава 204. Я больше не хочу тебя отпускать
– Это против всех правил, – нахмурилась Мин И.
После объединения Шести городов каждому да сы, по имперскому указу, было дозволено иметь под началом не более пятидесяти тысяч солдат. Эти сто тридцать тысяч, которых она привела, изначально принадлежали самому императору. Её право распоряжаться ими – чистой воды формальность. С чего бы ему отдавать их ей?
Но Цзи Боцзай даже не взглянул на неё. Без единого слова он вновь шагнул вперёд, и меч в его руке продолжил кромсать врагов, словно ни раны, ни усталость, ни разговоров с ней не было вовсе.
Мин И уловила движение – тень врага сзади. Не колеблясь, она метнулась вперёд, заслонив его от удара. Не говоря ни слова, с раздражением засунула военный жетон обратно в карман – раз он отказывается, настаивать нет смысла. После чего, не теряя времени, тоже ринулась в бой.
Цансюэ, несмотря на прежнюю славу, оказалась слабой. Стоило прорвать городскую стену – и знатные дома один за другим падали ниц, сдаваясь без боя. Некоторые, желая выслужиться, даже сами предлагали показать дорогу во внутренний двор.
И всё же кое-кто во внутреннем дворце, продолжал упорно сопротивляться. Но спустя всего двадцать с лишним часов – Цзи Боцзай с грохотом выбил последнюю створку дворцовых врат.
Он был выжат до последней капли. Раненый, истощённый, с обломанным мечом в руке, он тяжело опустился на порог разрушенного главного зала. Спина сгорбилась, дыхание было прерывистым, но голос – всё ещё твёрдый.
– Знаешь, что ты должна сделать прямо сейчас? – спросил он, не оборачиваясь.
Мин И приподняла бровь:
– И что же?
Он ответил спокойно, словно это был самый обыденный выбор:
– Убить меня.
– ……
Она молчала. И в этой тишине сквозь запах крови и дыма просачивалось нечто более тяжёлое – не приказ, не упрёк, а невыносимо тихая просьба.
Мин И с сложным, почти растерянным выражением смотрела на его спину – он сидел, будто выточенная из камня статуя, неподвижный, гордый даже в изнеможении.
Она медленно покачала головой:
– Я… не настолько тебя ненавижу.
– А зря, – хрипло усмехнулся он, не оборачиваясь. – Сейчас я слаб, как никогда. Если убьёшь меня – вся страна будет у твоих ног. Ты сможешь выстроить мир по своему образу, сделать его таким, каким захочешь.
Он кашлянул, дважды, глухо, с надрывом, потом снова усмехнулся – с тем же ледяным безразличием, что всегда скрывало в нём бурю:
– Но если ты не сможешь… Тогда ты пропала.
Прошло всего два дня с момента её свадьбы с Чжоу Цзыхуном. Два дня – и терпению Цзи Боцзая пришёл конец. Он больше не мог выжидать. Больше не хотел притворяться великодушным, соблюдать приличия, считать с мнением мира, с нравами, с законами. Всё – неважно.
Если она не убьёт его – он её заберёт. И пусть рушатся храмы, пусть возмущаются придворные, пусть пылает вся страна. Он просто хотел быть с ней.
Ни дня больше терпеть не мог.
Она молчала. Не отвечала. И в этом молчании было куда больше, чем в любых словах.
Цзи Боцзай нахмурился. Потом усмехнулся вновь, на этот раз тихо, с мрачным удовлетворением:
– Что ж… считай, я услышал твой ответ.
Цзи Боцзай отдал строгий приказ: никаких грабежей. Несмотря на то что в Цансюэ запасы были богатыми, военные не имели права брать больше дозволенного. Каждый уносил лишь скромную долю трофеев.
Кроме него.
Он унёс Мин И.
Он не стал дожидаться её возвращения во внутренний двор. Прямо с поля боя, не говоря лишних слов, он поднял её на руки – и увёз с собой.
Не прошло и дня, как он отдал приказ ускорить переселение столицы: Чаоян в срочном порядке начинал переезд на парящий остров. Весь его внутренний двор, весь аппарат управления – всё переносилось туда. А на месте старого Чаояна начинала возводиться новая столица – сердце объединённой страны.
А затем он заперся с ней в комнате. Закрыл дверь, закупорил окна, обвёл всё пространство сетью из собственной юань, чтобы ни ветер, ни звук, ни душа не пробились внутрь. Сам встал у двери, прижавшись к ней спиной, будто отгораживался от всего мира. И смотрел на неё – напряжённый, словно тетива.
Мин И всё это время не сказала ни слова. Но в её поведении не было ни страха, ни гнева. Она прошла в комнату с лёгкостью, села, налила себе чаю, как будто была у себя дома. Ни упрёка, ни дрожи, ни поднятой брови.
И именно это пугало Цзи Боцзая сильнее всего.
– Ты… – он сжал губы. – Ты можешь кричать. Можешь ударить меня. Скажи хоть что-нибудь.
Мин И подняла на него бровь, потом медленно покачала головой.
Затем, спокойно, как будто весь мир вокруг не рушился, спросила:
– На обед будем жарить дикого кабана?
Цзи Боцзай замер, не веря собственным ушам.
Что она имеет в виду?
Неужели… согласна остаться?
Нет. Это невозможно. Он не дал ей увидеться с Чжоу Цзыхуном – она точно затаила обиду. Всё это может быть лишь тактикой – выигрышем времени, притворной покорностью.
С недоверием следя за каждым её движением, Цзи Боцзай всё же отдал распоряжение:
– Приготовьте жаркое из дикого кабана.
Помедлив, добавил:
– Побольше перца.
Мин И, услышав это, усмехнулась, в голосе зазвенела лёгкая насмешка:
– Надо же, Ваше Величество даже вкусы мои запомнил.
Она по-прежнему не выказывала ни малейшего намерения сбежать. Не злилась. Не спорила. И именно это сбивало его с толку. Больше, чем если бы она кричала или швыряла чайник в стену.
Он осмотрелся. Несмотря на то что они были в главном дворце, помещение было не таким уж просторным. Держать человека взаперти в четырёх стенах – даже её – казалось ему мучительно тесным.
Он сосредоточился и расширил сеть своей юань, охватывая теперь не только помещение, но и прилегающий двор.
– Во дворе растёт зелёный бамбук, – неуверенно сказал он, глядя в пол, затем всё же поднял глаза. – Если тебе больше по душе что-то другое, прикажу пересадить.
Мин И бросила на него короткий взгляд и спокойно напомнила:
– Ваше Величество, это требует большого расхода юань.
– Не страшно, – тихо ответил он, сжав губы. – Цансюэ теперь снова с нами. До конца года войны больше не будет.
– А как Ваше Величество собирается поступить с жителями Цансюэ? – с лёгким наклоном головы поинтересовалась Мин И, прищурившись.
Вопрос прозвучал почти как проверка. И, словно ученик перед экзаменом, Цзи Боцзай неожиданно напрягся:
– Люди Цансюэ… крепки телом, выносливы. Правда, мужчин слишком много – это создаёт перекос. Но в военном смысле – это ценный ресурс. Можно пополнить армию.
Он продолжал, теперь уже увереннее:
– Большинство мужчин – в войсках. Значит, в городах их останется меньше. Нужно отменить централизованную систему размножения, разрешить свободные браки, принять законы для защиты женщин, а также награждать семьи, где рождаются дочери. Если всё пойдёт по плану, за несколько лет удастся сбалансировать положение в регионе.
Мин И кивнула, молча – задумчиво, будто что-то для себя отметила. Потом вдруг встала.
Цзи Боцзай тут же взвился в напряжении, прижался к двери, перекрыв путь:
– Куда ты?..
Мин И бросила на него ледяной взгляд:
– Вы сами говорили, что во дворе зелёный бамбук. Я просто иду посмотреть.
Лишь теперь он вспомнил, что недавно расширил свою сеть юань и охватил двор – она всё равно не смогла бы уйти. Ощущая, как тело не поддаётся, он отступил, с затаённой тревогой открывая дверь.
Мин И спокойно прошла мимо – и, поравнявшись с ним, вдруг остановилась, чуть обернулась, посмотрела на него в упор.
Всего один взгляд.
Только один – и дыхание у Цзи Боцзая сбилось, как будто что-то схватило его за грудь изнутри.
– Я… я не отпущу тебя, – пробормотал он, прищурившись, будто хотел скрыть неуверенность за напускной угрозой. – Не надейся, не проси. Всё равно не отпущу. Береги силы.
На самом деле – он просто знал: стоит ей попросить… по-настоящему, трижды, с тем выражением, что раньше разбивало его сердце – и он сдастся.
А если он сдастся, то, быть может, больше никогда её не увидит.
Он отвернулся, не в силах смотреть ей в глаза, не в силах вынести этот страх, завуалированный упрямством.
И именно это поведение – эта неуверенность, эта тихая растерянность – развеселили Мин И.
Тот самый Цзи Боцзай…
Тот, кто некогда с безупречной грацией шагал сквозь море цветов, ни единым лепестком, не касаясь сердца – теперь стоит тут, сжавшись от страха её потерять.
Она и не собиралась умолять. Просто прошла мимо него, ступила за порог и направилась к бамбуковой роще.
Зелёный бамбук, уже успевший укорениться и вытянуться вверх, был явно высажен в дни, когда они должны были венчаться. Всё выглядело ухоженно. И в тени под одним из стеблей Мин И заметила нечто, прикопанное в рыхлой земле.
Наклонилась, присмотрелась.
Это были… деревянные кролики. Множество. Большие и крошечные. Неровные, с зазубринами, и тончайшей резьбы, с ушками и лапками. Десятки штук. От грубых заготовок до почти живых.
– Это всё… Его Величество вырезал в те дни… сам, – раздался тихий голос Не Сю, стоявшего в стороне.
Какие именно были это дни – объяснять не требовалось.
Те самые – когда Мин И венчалась.
И если уж Цзи Боцзай в те дни начал вырезать деревянных зайцев, значит, пришлось ему совсем не сладко.
Отведя взгляд от земли, усыпанной кроличьими фигурками, Мин И спокойно взглянула на Не Сю:
– Не надо оправдывать своего императора.
Тот тут же театрально зажал себе рот ладонью, словно клянясь молчать.
Хотя сказать по правде – он бы и рад промолчать. Но с того самого дня, как Мин И вышла замуж, Его Величество ночами не знал сна, сидел в забытьи, молча, подолгу, то вырезал кроликов, то просто смотрел в пустоту.
С тех пор прошёл месяц. Месяц без отдыха, без покоя.
Сегодня – наконец – он вернулся с победой.
И если всё будет продолжаться в том же духе… Не Сю начинал бояться, что Цзи Боцзай просто однажды упадёт замертво.
Мин И обернулась – и тут же встретилась с его взглядом.
Он стоял в дверях, сжимающийся в плечах, будто под порывом ветра. Пальцы побелели, как кость, от напряжения. В глазах – несмелость, нерешительность, борьба между стыдом и жаждой обладания. Он понимал, что поступает низко – но и отпустить не мог.
Мин И, чуть склонив голову, не удержалась от насмешки:
– А Ваше Величество всерьёз думает, что, заперев тело, заперли и сердце?
Он побледнел ещё сильнее, губы сжались в тонкую линию, но взгляд остался упрямым, полным противоречий. Он будто приказывал себе не дрогнуть.
И всё же, после короткой паузы, ответил:
– Я не верю… что твоё сердце принадлежит Чжоу Цзыхуну.
Мин И без всякой жалости усмехнулась и лениво протянула:
– Кроме Чжоу Цзыхуна, у меня ведь ещё есть Сыту Лин, есть Линь Хуань, и ещё – целых три десятка человек в заднем дворе. Знаете, у кого из них боевые навыки самые лучшие?
Цзи Боцзай глубоко вдохнул, закрыл глаза и выдавил сквозь зубы:
– Что было – то прошло.
– Чжоу Цзыхун, например, не скрипит зубами во сне, но иной раз во сне начинает декламировать классиков.
Он молчал, сжав кулаки.
– А вот Сыту Лин, наоборот, скрипит, но хоть без снов и бреда.
– ……
– А Линь Хуань… вы бы видели, какая у него талия – тонкая, как ива в ветре. А на пояснице – родинка, смертельная, будто нарочно на погибель дана…
– Довольно! – с силой оборвал он, резко опустив взгляд. Голос у него был холоден, как ледяная кромка:
– Даже если ты скажешь ещё сотню таких вещей – я всё равно тебя не отпущу. Смирись.
Он резко обернулся и, пошатываясь, ушёл в дом, словно, не выдерживая больше её слов.
А Мин И… Мин И беззвучно рассмеялась. Глаза её заулыбались, уголки губ предательски дрогнули – не злорадно, но искренне, как от чего-то дорогого, почти трогательного.
Не Сю, всё это видевший, стоял в полнейшем недоумении.
Он смотрел на неё широко распахнутыми глазами: барышня Мин ведь должна была его ненавидеть… так с чего же тогда – эта улыбка?
Глава 205. Разве это трудно?
Перенос Чаояна продвигался с небывалой скоростью – Цзи Боцзай день и ночь лично следил за всеми этапами. Стоило лишь завершиться строительству нового внутреннего двора на парящем острове, как он тут же издал приказ: всех из прежнего двора переселить немедленно.
– Повелитель, – неуверенно заговорил Не Сю, входя в зал. – Чжоу Цзыхун отказался переезжать. Он говорит, что хочет увидеть госпожу да сы.
Пальцы Цзи Боцзая судорожно сжались на сложенных донесениях от шести городов, а взгляд сам собой метнулся вглубь покоев.
Мин И сидела за низким столиком, просматривая отчёты по восстановлению Чаояна. На лице – ни тени эмоций, но услышав имя Чжоу Цзыхуна, она всё же подняла глаза.
Цзи Боцзай бессчётное число дней держал её в главном дворце, но не смел войти. Каждый вечер он оставался снаружи, подле дверей, как наказанный. Она же вела себя сдержанно, почти смиренно: ела, гуляла по саду, время от времени пыталась разрушить наложенную им сеть из юань.
А вот стоило прозвучать имени Чжоу Цзыхуна – и всё её существо будто бы оживилось. Словно ожил кусочек старой, упрямой Мин И.
И конечно – как же иначе?
Чжоу Цзыхун был её супругом, обрученным по всем канонам, официально признанным союзом. Они действительно были близки, понимали друг друга без слов. И если бы не насильственное вмешательство Цзи Боцзая, сегодня бы она, скорее всего, нежилась бы с ним в павильоне, распивая чай под абрикосами, живя в тишине и согласии.
Цзи Боцзай тоже хотел бы быть великодушным – отпустить её, позволить увидеться. Но он слишком хорошо знал: он удерживал её лишь силой. Стоит хоть на шаг ослабить хватку – и он потеряет всё.
Он потянулся к стопке донесений и резко придвинул их, словно преградой заслоняясь от её взгляда.
– Сегодня… – проговорил он глухо, не поднимая головы. – Сегодня не самый подходящий день для гостей. Лучше тебе отдохнуть.
– С момента возвращения из Цансюэ я отдыхаю уже больше месяца, – приподняла бровь Мин И. – Скажи, сколько ещё должна я отдыхать, прежде чем вновь получу право говорить?
Он не ответил.
С её позиции было отчётливо видно, как его пальцы дрожат на краях свитка. Он сжимал их так сильно, будто бы только эта хрупкая бумага удерживала его в пределах разума.
Мин И смотрела на него, и в глубине души шевелилось почти забытое чувство: удивление. Этот человек, что не боялся ни неба, ни земли, повелитель Цинъюня, к которому стекались дань и поклоны – сейчас выглядел так, будто болен.
А, впрочем, … Он и правда был болен.
Слова Янь Сяо всплыли в памяти: он уже более двух месяцев не знает сна, с каждым днём его мучают всё сильнее головные боли. Из двенадцати часов дня – десять он проводит в немом страдании, но даже при этом не позволяет себе лечь. Не позволяет себе сдаться. Не позволяет – отпустить.
Она чувствовала его присутствие каждый вечер – стоило закрыть глаза, и за дверью, невидимым стражем, замирал он.
Просыпаясь утром, она снова ощущала тот же ровный поток духовной силы – неизменный, как рассвет.
Он не покидал её ни на мгновение.
Не караул, не долг, не приказ – просто он сам, без сна, без отдыха, будто боялся, что, отвернувшись, больше её не увидит.
Мин И не раз пыталась поговорить с ним спокойно, без обвинений, без обид. Хотела разобраться, поставить точки, может быть – проститься. Но каждый раз, стоило ей открыть рот, он глухо, сдержанно, с тем упрямством, которое невозможно поколебать, говорил:
– Я не позволю тебе уйти.
Он будто стал другим – напряжённым, сломленным изнутри. Та свадьба… она ранила его слишком глубоко.
Она вздохнула, устало опершись подбородком на ладонь, и, глядя на тиснёный узор его свитка, тихо спросила:
– Ты и правда так боишься потерять меня?
Цзи Боцзай на миг застыл.
Губы его плотно сжались, плечи едва заметно дрогнули.
Тишина была долгой, тягучей. Мин И уже решила, что он промолчит, как всегда – но вдруг, почти неслышно, он выдохнул, всё ещё прячась за свитком:
– Угу…
– Что? – она нахмурилась, не расслышав.
Он глубоко вдохнул, будто набираясь сил, словно этот ответ срывал с него последнюю броню, и произнёс:
– Я боюсь снова тебя потерять.
Слова были хриплыми, срывающимися, будто каждая буква проходила сквозь нож.
И сердце у неё дрогнуло. Совсем немного – но дрогнуло.
Мин И молчала. Затем – улыбнулась.
Она тихо воскликнула – «Ай-я!» – с притворным изумлением, как будто услышала нечто невероятное, и, сменив руку, продолжила подпереть подбородок, не отводя взгляда от него:
– Властитель Цинъюня, склоняющий голову передо мной… Не боишься потерять лицо?
Но для Цзи Боцзая, который ночами сгорал от снов, где она принадлежала другому, – лицо, гордость, честь стали делом второстепенным. Всё, что имело значение, – она рядом или нет.
Он слабо кашлянул, стиснул виски, будто пытался унять бурю, что бушевала в черепе:
– В любом случае… только не ходи к нему.
– Даже на один короткий взгляд? – с прищуром уточнила Мин И.
– Ни одного взгляда, – пробормотал он, сжавшись, как зверь, пойманный в капкан, – даже одного недостаточно, чтобы сойти с ума.
Он сжал голову руками, словно та могла вот-вот лопнуть от боли, а душа – от ревности.
Мин И молча смотрела на него, как на больного, которого и жалко, и оттолкнуть нельзя. Затем, всё же поднявшись, шагнула к нему.
Цзи Боцзай, будто зверь, почуявший приближение опасности, напрягся до предела. Глаза, чернеющие от тревоги, метнулись вверх, к ней – и замерли.
А она… просто села рядом. Рядом – и спокойно, без слов, протянула ладонь и коснулась его виска.
– Ты слишком утомлён, – тихо сказала Мин И. – Поспи немного.
Тёплые подушечки её пальцев скользнули по его виску, как мягкое дыхание весеннего ветра. Цзи Боцзай, потерянно вглядываясь в её глаза, вдруг почувствовал: боль, что сверлила череп уже несколько дней, словно притихла, отступила, оставив лишь тихое эхо.
Но даже так – он упрямо покачал головой:
– Ты хочешь дождаться, пока я усну, а потом сбежать к нему. Я не позволю.
Мин И громко вздохнула и закатила глаза:
– А вчера, напомни, кто разрушил твою сеть юань?
Он опустил глаза, сжал пальцы. И кивнул.
– Если бы я хотела сбежать, – её голос стал холодным и резким, – я могла сделать это тогда. Несколько мгновений – и я бы исчезла. Но я осталась. Почему, как думаешь?
Словно простая истина вдруг обернулась загадкой, Цзи Боцзай застыл, не находя слов.
– Спи, – устало бросила она. И, не дожидаясь ответа, мягко потянула его за плечо, укладывая голову ему на свои колени. – Вот так. Теперь, надеюсь, ты убедился: я не собираюсь никуда убегать.
Она смотрела на него сверху вниз, чуть хмурясь, как мать на капризного ребёнка, что слишком долго боролся со сном.
Цзи Боцзай, услышав в её голосе нотки раздражения, послушно закрыл глаза. И в тот же миг, как будто по волшебству, сон нахлынул на него, словно приливная волна, и накрыл с головой. Он почувствовал, как усталость отступает, а сознание погружается в долгожданную тьму.
Ему снился их свадебный день. Нет, не их общий, а два – раздельных. Словно две повозки с алыми покрывалами разминулись на узкой дороге: одна увозила его в одиночество, другая – её в чужую жизнь. Он тянулся, но тропы уже разошлись, как нити на лопнувшем шелке, и больше не сходились.
Во сне он видел, как у Мин И родилась дочь – милая, с яркими глазами и чертами лица, вырезанными с лица Чжоу Цзыхуна. Девочка смеялась, цеплялась за подол матери, и та – та смотрела на него с холодом в глазах, медленно, чётко выговаривая:
– Цзыхун лучше тебя. В тысячу раз лучше.
Потом – пустота. Он искал её в каждом переулке Чаояна, в изысканных садах Му Сина, в заснеженных улицах Фэйхуачэна и ледяных чертогах Цансюэ. Искал – и не находил. Нигде.
Этот сон был длинным, как вечность. Он бежал, пока не сбился с ног, пока сердце не начало выть от усталости. И тогда, на краю ледяного обрыва, он оступился и полетел вниз – в чёрную бездну.
И кто-то поймал его.
Чьи-то тёплые ладони обхватили его дрожащие пальцы, чей-то голос, знакомый до боли, раздался с привычной насмешкой:
– И ты после этого смеешь звать себя первым лекарем шести городов? Бессонница и кошмары – и ты ничего не можешь с этим сделать?
– Госпожа моя, – с тоской протянул Янь Сяо, – у него болезнь не тела, а сердца. А от такого даже я бессилен.
– В другой раз надо было просто вливать ему в глотку сонное зелье и не спорить, – недовольно фыркнула Мин И, не отпуская его руки.
Янь Сяо нервно дёрнул уголком губ.
– Кто в этом мире, скажи мне, осмелится вливать лекарство в горло самому Императору? Мы, простые смертные, ни храбрости не имеем, ни такого умения.
Мин И покачала головой, взяла с края стола чашу с тёмным, густым отваром и, ничего не говоря, наклонилась к кровати, где лежал всё ещё мечущийся в бреду Цзи Боцзай.
Но стоило ей повернуться, как их взгляды встретились.
Он приоткрыл глаза. Слабый, затуманенный, словно пробудившийся на миг из тяжёлого кошмара, он тихо сжал её руку – будто только что вырвался из долгой, чёрной ночи, и теперь, наконец, снова нашёл её.
Мин И, не изменившись в лице, сухо бросила:
– Открой рот.
И он послушался. Ни единого вопроса, ни капли подозрения. Она велела – он открыл. Она поднесла – он пил, большими жадными глотками, не задумываясь, горькое ли это лекарство или смертельный яд.
Когда чаша опустела, он вновь сжал её ладонь в своей – на миг, едва заметно – и снова провалился в сон, на этот раз крепкий, спокойный, без слов и образов.
Мин И молча поставила пустую чашу и, поднявшись, потянулась с ленивым изяществом. Она сделала шаг к выходу, когда Янь Сяо, всё это время, стоявший в оцепенении, внезапно пришёл в себя и с ужасом бросился вперёд, преграждая ей дорогу.
– Г-госпожа, прошу! – у него даже голос сорвался. – Ты не можешь уйти сейчас! Если он очнётся, а тебя рядом не окажется – он нас всех живьём похоронит!
– Не переживай, я недалеко, – Мин И махнула рукой, шагнув к выходу. – Учитель сейчас у стен дворца. Похоже, хочет меня видеть.
Янь Сяо замер в нерешительности, глядя ей вслед.
– Я вернусь через полчаса, – не оборачиваясь, бросила она и с ленивой грацией исчезла за порогом, словно выходила не из заточения, а из чайной после беседы.
За пределами дворца, у северной стены, сдержанно мерцал поток юань – сдержанно, но достаточно явно, чтобы было ясно: это зов.
Мин И с ловкостью ускользнула через ту самую щель в каменной кладке, которую Цзи Боцзай, в своём волнении и стремлении к контролю, как-то не заметил. Отряхнув пыль с рукавов, она неспешно направилась к тому, кто ждал её в тени бамбуковой рощи.
– Учитель, – мягко окликнула она.
Шэ Тяньлинь поспешил ей навстречу, взгляд полон тревоги. Он обежал её взглядом с ног до головы, словно боялся увидеть следы сражения или принуждения.
– Как только почувствовал, что его юань ослаб – сразу пришёл. Как ты? – голос его был обеспокоен.
Мин И лукаво улыбнулась, повернувшись вокруг своей оси:
– Как видите, цела и невредима.
С её лица не сходила лёгкая, беззаботная усмешка, и вид у неё был скорее у гостьи на приёме, чем у пленницы.
Шэ Тяньлинь приподнял бровь:
– Ты… не хочешь возвращаться в Чаоян?
Глава 206. Дары для Эрши Ци
– Ещё до отъезда я всё распланировала, – с лёгкой улыбкой и ноткой удовлетворения в голосе проговорила Мин И. – Все важнейшие вопросы, касающиеся основ управления городом, как и прежде, будут сопровождаться докладными свитками, что направляют мне. А что до повседневных дел – ими займутся шесть управлений, каждый по своей части. Сыту Линь будет следить за порядком в городе, а Чжоу Цзыхун возьмёт на себя роль советника и помощника. Что уж говорить, мне действительно повезло – оба достойны звания «опора города».
Но это действительно везение?.. Или всё же холодный, продуманный расчёт с самого начала?
Шэ Тяньлинь слегка приподнял бровь, и в его взгляде на миг промелькнуло озарение. Он вдруг осознал – с самого начала все её выборы были куда более дальновидными, чем казались на первый взгляд. Да, поначалу она обращалась к мужчинам из скромных семей, но ведь каждый из них был признанным достойным мужем, мудрым, образованным, уважаемым.
Особенно Чжоу Цзыхун – прямой ученик великой академии конфуцианского учения, некогда отвергнутый из-за старого конфликта с кланом Янь. После падения Янь, многие старейшины при дворе вновь приглашали его к службе, но он так и не вернулся – сердце его остыло к дворцовой суете и власти.
Мин И же поступила иначе. Вместо долгих уговариваний, она просто ввела его в свой задний двор. Назначила на должность, вручила полномочия, доверила город – и тем самым заставила его заботиться. Не из долга. А из чувства, что уже невозможно игнорировать.
– Ай, ты это… ребёнок с головой, – с облегчением выдохнул Шэ Тяньлинь, наконец отводя взгляд от высокой дворцовой стены. – Выходит, я зря переживал. Ну, а теперь ты что собираешься делать?
Мин И, глядя на него, спокойно улыбнулась:
– Хочу пожить… свободнее.
Свободнее? – он чуть не переспросил. Она же была заточена в самой сердцевине дворца, под замком у человека, способного перевернуть весь мир ради неё… Какая тут свобода?
Шэ Тяньлинь был в замешательстве. Но, видя, с каким спокойствием и уверенностью говорит его ученица, махнул рукой – стало быть, всё действительно под её контролем.
Уже на прощание, будто бы невзначай, он обернулся и спросил:
– Кстати… а что за история с этим Эрши Ци? Он просил передать тебе: «уже всё приведено в порядок, можно использовать в любой момент». Что он имел в виду?
Мин И чуть прищурилась и мягко улыбнулась, как будто услышала что-то особенно приятное:
– Это… хорошая вещь.
В день, когда пал Цансьюэ, Эрши Ци явился к ней.
Он спросил:
– Госпожа не интересуется… почему тогда я не сказал вам правду?
Речь шла о свадьбе Цзи Боцзая. Тогда он, как и все, знал, что происходит. Он даже пришёл, стоял перед ней – и не произнёс ни слова.
Вот в тот момент… Мин И вдруг поняла, какова тишина, в которой звучит истина. И в этой тишине она обрела холодную ясность.
Эрши Ци – единственный человек в этом мире, в чьей верности Мин И не сомневалась ни на миг. Чтобы заставить его молчать, Цзи Боцзай, должно быть, заплатил высокую цену.
Но она и представить не могла, насколько высока эта цена.
– Цзи Боцзай поклялся, – говорил тогда Эрши Ци, – что если причинит вам боль или разочарует, то, по завершении объединения Шести городов, передаст вам командование над всей армией – сто тридцатью тысячами солдат.
Он произнёс это спокойно, как выносят приговор.
– Я прикидывал, – добавил он, – с таким числом можно без труда повернуть войска против его дворца… окружить и уничтожить его.
Мин И дёрнулась, губы её дёрнулись в кривой усмешке:
– И он правда думал, что сможет утаить от меня?
Эрши Ци покачал головой:
– Возможно, он и не надеялся на то, что вы не узнаете. Но он верил, что, стоит ему отдать вам трон Императрицы, вы всё равно не станете взыскивать с него старое.
Мин И фыркнула, отводя взгляд:
– Прямо как ребёнок… Мечтатель.
– Вот и всё. Он проиграл, – спокойно заключил Эрши Ци. – И теперь эта армия – в полном вашем распоряжении.
Мин И не знала, смеяться ей или злиться. Любой другой правитель, имеющий хоть каплю ума, ни за что бы не отдал столь значительную военную силу. Но Цзи Боцзай, едва закончилась битва за Цансюэ, первым делом отдал ей армию. Без страха. Без колебаний.
Как будто его больше волновало не царство, а – она.
И разве это… не безрассудство?
Или же – любовь, граничащая с безумием?
А может быть, всё это – объединение шести городов, кровопролитные битвы, тяготы походов – с самого начала было лишь для неё?
Мин И невольно вспомнила: незадолго до отъезда он как-то спросил её, чего она желает.
А потом – с тем особым, чуть усталым выражением в глазах – сказал:
– У меня больше нет желаний. Тогда я исполню твоё.
Раньше она считала Цзи Боцзая человеком, у которого каждая мысль – расчёт, каждое слово – ловушка. Его стремление к власти, его глубокая замкнутость пугали её. Ей казалось, стоит вновь впустить его в сердце – и она вновь окажется орудием в чьей-то игре.
Но в тот самый миг, в той короткой фразе, она вдруг почувствовала – он словно больше ничего и не желал. Никаких городов, никаких титулов, никакой победы.
Ничего.
Кроме неё.
Он мог бы опасаться её мщения, мог бы ограничить её в правах или сослать далеко – но он просто… вернул её в главную резиденцию. Без сна, без отдыха, словно проживая каждый день, как последний, лишь бы рядом была она.
И в тот момент сердце её дрогнуло.
Но прощение – нет, прощение она не спешила давать.
Столько лет запутанных чувств, сплетённых как узел: месть, обида, нежность и тоска. Ей нужно было время – не для разбирательств, не для ссор, а, чтобы, наконец, узнать, каково это – быть единственной. Не самой сильной, не самой умной, не самой нужной – а просто, безоговорочно, любимой.
Она не скажет ему, что сердце её уже давно начало таять. Пусть покажет, пусть докажет.
А пока… пока она остаётся. Чтобы вкусить ту самую любовь, в которой не нужно ничего заслуживать.
Когда солнце перевалило за середину неба, она проводила Ше Тяньлиня, спокойно и уверенно направилась обратно в главный дворец, прошла знакомыми коридорами, открыла тяжёлую дверь и, не сказав ни слова, вновь села у постели Цзи Боцзая.
