Текст книги "Любовь в облаках (ЛП)"
Автор книги: Байлу Чэншуан
Соавторы: RePack Diakov
сообщить о нарушении
Текущая страница: 62 (всего у книги 86 страниц)
– Добавить… людей?.. – переспросил он, будто не поверив.
– Сколько поколений городских правителей вступало на трон – и каждый устраивал Большой выбор в заднем дворе. Неужто мне одной нельзя?
– Но… – Шэ Тяньлинь развёл руками и с натянутой улыбкой выдохнул, – вы ведь… женщина.
Мин И удивлённо взглянула на него:
– И что с того, что я женщина? Разве у меня меньше юань? Или я ниже в чине?
Разумеется, ни того, ни другого у неё не отнимешь. Но всё же… женщины никогда не устраивали отбор в собственный «задний двор». Прецедента попросту не было. И дело даже не в общественном мнении – хотя и оно взбунтуется, – а в том, что Цзи Боцзай наверняка не оставит это без вмешательства.
– Я учредила девичий учёный зал, разрешила женщинам поступать в Юаньшиюань, – спокойно продолжила Мин И, – всё это для того, чтобы мир понял: женщины с мужчинами – равны. Всё, что дозволено мужчине, дозволено и женщине. Мужчина может сам выбирать себе супруг, так почему женщина не может? Мужчине дозволено иметь трёх, четырёх жён – и женщина тоже может.
– Учитель боится, что если балка вверху крива, то и всё строение перекосится? – Мин И прищурилась с лёгкой насмешкой. – Но ведь я, та самая балка сверху, вполне себе ровная.
Шэ Тяньлинь долго молчал, остолбенев. Но в глазах его медленно появилось что-то, похожее на восхищение. – Хорошо. Я отдам распоряжение. Но, да сы, ты должна понимать: если даже я, твой учитель, усомнился – то что говорить о прочих? При дворе тебе будут противостоять яростно. Готовься.
Мин И кивнула.
Цзи Боцзай пришёл в себя спустя три дня тяжёлой горячки. Придя в сознание, он первым делом повернул голову к краю ложа – и увидел только Не Сю.
В его взгляде промелькнула тень – он молча сел и ровным голосом спросил:
– А остальные?
Не Сю подал ему чашу с чаем, склонившись:
– Наставник Цинь и господин Мэн сейчас заняты – идёт строительство Юаньшиюаня для шести городов. Господин Луо заходил сегодня – вы ещё спали, он немного посидел и ушёл. Господин Фань вроде бы положил глаз на одну девушку мастера шэньци, вот и добивается её – говорит, времени на визиты нет. А господин Чу отправился на встречу с посланником из Му Сина. Обещал заглянуть позже.
Не Сю перечислял имена одно за другим, а Цзи Боцзай всё больше хмурился.
– А ещё кто? – спросил он, глядя в пространство.
– Ещё… тётушка Сюнь за порогом, шьёт что-то… – пробормотал Не Сю неуверенно.
– Не Сю. – В голосе Цзи Боцзая появилась резкость, холодок раздражения. – Ты ведь знаешь, кого я имею в виду.
Не Сю опустился на колени. Он хотел что-то сказать, но слова застряли в горле. Молчал, колебался, пока, наконец, не выдавил:
– Господин… новость о вашей болезни я никому не велел передавать. Побоялся, как бы это не вызвало волнений. Потому, наверное, наверное, во внутреннем дворе попросту не знают.
То есть… за все эти дни она ни разу даже не заглянула.
Цзи Боцзай глубоко вдохнул. Пытался сказать себе, что не важно. Что это в её характере – обижаться в молчании, гордо отвернувшись, не делая ни шагу навстречу. Она всегда была такой. Гордая, несгибаемая, с огнём в крови и льдом в сердце. Да и, в конце концов, он уже однажды извинился. Мужчине не пристало снова и снова склонять голову.
Но… а вдруг… вдруг она и правда ничего не знает?
Цзи Боцзай долго молчал, глядя куда-то в сторону, за тонкую ширму, где шевелилась тень. Потом, словно взвесив что-то в себе, бросил:
– Сходи во внутренний двор. Передай ей пару слов.
Не Сю неловко поёрзал, криво улыбнулся, как человек, знающий слишком многое, чтобы соврать – и слишком мало, чтобы обнадёжить:
– Боюсь… сейчас не самое удачное время.
– Что значит «неудачное время»? – хмуро переспросил Цзи Боцзай, брови его сдвинулись к переносице. – Она даже с вами не хочет говорить? Настолько злится на меня?
– Да не в этом дело… – Не Сю изо всех сил старался подобрать слова, словно лавируя меж острых камней. – Во внутреннем дворе… сейчас идёт отбор. Если я туда наведаюсь, госпожа Мин подумает, будто это вы послали меня всё остановить. Возникнет недоразумение… к чему лишние обиды?
– Отбор? – переспросил Цзи Боцзай, губы тронула ироничная полуулыбка. – Ах да, выбор для внутреннего дворца. Ну, прислуга там действительно нужна – без евнухов и служек тяжко, пусть выбирает. Я-то тут при чём?
Он даже усмехнулся – коротко, с оттенком равнодушия. Но в комнате повисла напряжённая тишина. Воздух, казалось, стал плотным, как перед грозой.
И вдруг – словно в его сознании что-то щёлкнуло. Он резко повернул голову, глаза прищурились:
– Подожди. Она… кого именно выбирает?
Глава 183. Мужчины внутреннего двора
Не Сю опустил голову и не осмелился ответить.
Цзи Боцзай вдруг понял. Она хочет наполнить свой внутренний двор?..
Женщина… и откровенно устраивает отбор наложников?
Невозможно. Абсурд! Кто вообще способен смириться с тем, чтобы женщина, не таясь, держала возле себя толпу ухажёров? Даже не в нём одном дело – да какой уважающий себя мужчина согласится участвовать в таком?
– И что, её приближённые… эти военные, учёные, чиновники – они и правда согласны с этим безумием? – он покачал головой, в голосе звучало искреннее неверие.
На этом месте Не Сю, напротив, повеселел и даже усмехнулся:
– Согласны? Да вы что! Да там на утреннем совете чуть не началась потасовка! Больше семидесяти человек окружили госпожу Мин и хором читали ей морали – о благопристойности, долге, добродетели, о женской сдержанности… а вы угадайте, что она сделала?
Он с трудом сдерживал смех.
– Она спокойно выслушала всё… а потом вынесла вызов. Самый настоящий. Сказала: «Раз все должности в этой стране достаются сильнейшим в юань, пусть всякий, кто против – выходит и сражается со мной».
И добавила, мол, «с незапамятных времён в природе побеждает сильнейший. Кто сможет меня одолеть – тому я подарю десять тысяч цзиней золота. Но если никто не сможет, значит, я сама вправе выбирать, кого желаю».
Цзи Боцзай остался безмолвен.
…Сравнивать уровень юань с чиновниками, которые годами только сидят за столами и приучены к поклонам да отчетам? Это было попросту нечестно.
Он и не стал спрашивать о результате – исход был очевиден. Кто, кроме него самого, способен победить её?
Не Сю между тем продолжал:
– Да и в отличие от прежних правителей, которые силой затаскивали девушек в свои покои, госпожа Мин делает всё по-иному. Если кто-то из молодых господ ей приглянется – она сама идёт к нему, спрашивает: «Согласен ли ты вступить во внутренний двор?» Согласен – идём. Не согласен – и на том спасибо, никого не принуждает.
Что ж… значит, пока он лежал в горячке, она все эти дни провела… выбирая мужчин.
Превосходно. Просто прекрасно.
У него заходила грудь, дыхание перехватывало от злости. Цзи Боцзай хрипло рассмеялся – смех был резким, будто обнажённым лезвием:
– Ну и?.. Кто-нибудь согласился вернуться с ней?
Не Сю, слегка нахмурившись, принялся загибать пальцы:
– Похоже, уже человек двенадцать.
Молчание. Затем глухой голос Цзи Боцзая:
– Мужчины, цепляющиеся за женскую власть… что хорошего можно ждать от таких?
– Вот уж нет, – с уважением протянул Не Сю. – Сами не ожидали. Среди этих двенадцати есть и потомок известного рода учёных из Чаояна, и юноша, чей уровень юань позволяет поступить в Юаньшиюань… И даже кто-то из Му Сина прибыл. Все с достойным происхождением и, что удивительно… один другого красивее.
Госпожа Мин, как оказалось, и впрямь питает слабость к красивым лицам. Те, кого она выбрала, каждый по-своему хорош собой. Пусть, возможно, ни один из них не обладает тем величием и изысканной грацией, что отличают Его Величество… но и далеко от этого не ушли.
Цзи Боцзай глубоко втянул в грудь воздух – и тут же закашлялся.
Не Сю поспешил к нему, стал мягко гладить его по спине, успокаивая:
– Господин Янь сказал, что болезнь у вас от изнурения – надо отдыхать, лечиться. Не меньше полумесяца покоя потребуется…
Полмесяца? Да если он будет ждать столько, то к тому времени у него на голове табун проскачет!
Резко сдёрнув халат с вешалки, он, пошатываясь, поднялся с постели, плеснул себе в лицо холодной воды, потом встал перед бронзовым зеркалом и долго вглядывался в собственное отражение.
Нет… он не мог допустить мысли о том, что кто-то способен превзойти его. Всё, что она собрала, – это лишь мишура, дешёвые побрякушки. Они не идут ни в какое сравнение с его истинным нефритом, который затмевает своей красотой всё остальное.
Чаоян стал заметно оживлённее, чем прежде. На улицах стало больше женщин – и больше разговоров, перешёптываний, радостного хихиканья. Все обсуждали одно: кто же станет следующим избранником госпожи Мин?
В тот самый первый день, когда слух о её «отборе» разлетелся по городу, всё было иначе – мужчины чувствовали себя оскорблёнными, считать подобное честью не хотел никто. Попасть во внутренний двор женщины? Есть ли в этом доблесть? Настоящий мужчина, мол, не питается «с чужой руки».
Но уже на следующий день кое-кто начал… случайно появляться на улицах, по которым Мин И обычно проходила. Оказываться «по делу» у входа в государственные здания, куда она могла заглянуть. Просто так, без причины, в надежде встретить её взглядом.
А что? Кому не понравится девушка, у которой кожа – как фарфор, лицо – как с холста, богатство – на вес целой державы, а характер… словно весенний ветер, способный растопить лёд?
Взять хотя бы Чжоу Цзыхуна – юного учёного, ученика великого конфуцианца, из тех, кого прочат в правители. Всю жизнь он был хладнокровным, сдержанным, чуждым всякой сентиментальности. Но после всего трёх встреч с Мин И – он вошёл в её дворец… и остался.
Его наставник, вне себя от гнева, потребовал объяснений. Тот лишь преклонил колени, сложил руки и спокойно сказал:
– Она… нуждается во мне.
А ведь и он поначалу считал всё это нелепым. Девушка, которая выходит и выбирает себе мужчин, – какое же это поведение для дамы благородного рода?
Но стоило ей однажды сесть напротив него, взглянуть мягко, с едва заметной искоркой в глазах, и спросить:
– Почему вы никогда не улыбаетесь?
…И в ту самую секунду Чжоу Цзыхун ясно услышал, как забилось его сердце.
Эта женщина была красива – но не хрупка, не словно нежный цветок на ветру. В её красоте была осанка, стержень, упрямая прямота и свободная душа. Даже когда он впервые отказал ей, она не смутилась, не рассердилась, а просто с лёгкой улыбкой сказала:
– Если я тебе надоела – скажи. Завтра я больше не приду.
Она… надоедала ли? Конечно, нет. Даже если её цель – заманить его во внутренний двор, он не мог найти в себе отвращения. Было лишь глухое ощущение тупика. Если он пойдёт за ней – путь на государственную службу для него закроется навсегда. И от того было немного горько.
Мин И посмотрела на него пристально, но мягко, и произнесла:
– Я не боюсь, что мужчины из моего двора станут влиять на политику. Мы можем по утрам ходить на суд, по вечерам – делить весенние ночи. Каждому – своё место.
От этих слов Чжоу Цзыхун покраснел до самых ушей. Он даже сделал вид, что рассердился, пробормотал, что её речи – вольны и неподобающи. Но стоило ей подняться и сделать шаг к выходу, как он вдруг протянул руку – и, сам того не осознавая, сжал в пальцах край её рукава.
– Я пойду с вами, – тихо сказал он.
Мин И рассмеялась, беззаботно и по-настоящему счастливо. Подняла его с колен, легко обняла, почти на вдохе:
– Я не обижу тебя.
Он задержал взгляд, и голос его прозвучал уже совсем иначе – уязвимо, слабо, почти со страхом:
– Но… у вас ведь будут и другие мужчины, правда?
– Я оставлю тебя всего на один год, – наклонив голову, мягко произнесла Мин И, глядя Чжоу Цзыхуну в глаза. – Спустя год, если ты захочешь остаться – останься. Если же нет – можешь жениться на другой, я не стану тебя удерживать.
Иными словами, она не скрывала: да, у неё будут и другие мужчины. Но и он – свободен выбирать свою судьбу.
Чжоу Цзыхун вдруг ощутил раздражение, почти досаду:
– Тогда… вы ведь не любите меня. Просто… нравлюсь?
Мин И коснулась его лба, мягко разглаживая морщинку между бровями, и улыбнулась:
– А если ты сумеешь – заставь меня полюбить тебя.
Её пальцы скользнули по его щеке – так легко, как ветер касается лепестка. А потом она отступила, приподняла подол своего платья и, обернувшись, махнула рукой:
– Иди во внутренний двор. Через пару дней я приду.
Чжоу Цзыхун не мог сказать, что был удовлетворён… И, пожалуй, именно эта внутренняя неустроенность, эта щемящая горечь – и подтолкнула его. Уже в тот же вечер он собрал вещи и перебрался в её дворец.
– Сестра Мин … она по-настоящему очаровательна, – мечтательно произнёс Сыту Лин, опершись подбородком о ладони и наблюдая за тем, как Мин И проходила мимо окна.
Фу Юэ рядом нахмурился и ответил сдержанно, почти укоризненно:
– Этого всё ещё недостаточно, чтобы попасть в её внутренний двор в Чаояне.
– Раз они могут, почему я – нет? – Сыту Лин приподнял бровь, в глазах мелькнуло озорство. – Мне кажется, сестра Мин всё же любит меня больше, чем остальных.
– Она не любит вас, – невозмутимо возразил Фу Юэ, взгляд его был холоден, голос – ровен. – Она относится к вам как к младшему брату. Знает, что вы не хотите возвращаться в Му Син, и потому использовала этот предлог, чтобы оставить вас здесь.
Улыбка с лица Сыту Лина тут же сползла:
– Ты, как всегда, всё портишь.
– Да, господин, – только и вздохнул Фу Юэ.
Сыту Лин махнул рукой, давая понять, что не собирается продолжать бессмысленный разговор, и, перескочив через порог, весело поскакал к двери – открывать Мин И.
Мин И, едва войдя, не сказав ни слова, налила себе чашу чая и залпом выпила. Потом, с улыбкой в уголках губ, взглянула на Сыту Лина:
– Вещи собрал?
– Всё собрал. Могу идти с сестрой хоть сейчас, – с сияющей улыбкой ответил он, показывая острые, как у тигрёнка, белые зубы. – Только вот… во внутреннем дворе у всех есть звание, есть положение. Какой титул вы мне собираетесь дать?
Мин И с улыбкой склонила голову:
– Все начинают с титула «наложника», но для тебя, Сыту Лин, сделаем исключение. Я пожалую тебе звание супруга. Как тебе такая честь?
– Благодарю сестра за особую благосклонность, – Сыту Лин с совершенно серьёзным видом исполнил учтивый поклон, как подобает во внутреннем дворе.
Мин И не сдержала смеха – он был лёгким, звонким, почти девичье-юным. Но вскоре лицо её вновь стало серьёзным.
– Раз уж ты не хочешь возвращаться в Му Син… захочешь ли остаться в Чаояне и помочь мне? В суде сейчас нехватка людей, а я не могу рисковать, доверяя пост посторонним.
– Раз сестра обратилась ко мне – как могу я отказаться? – Сыту Лин кивнул, потом прищурился: – Только ведь в правительстве ещё хватает людей… с его стороны, верно? Если они начнут ставить мне палки в колёса, вы же вступитесь за меня?
Мин И мягко хлопнула его по плечу:
– Не бойся. Делай, что должен, а обо всём остальном – я позабочусь.
Сыту Лин расплылся в улыбке и, не колеблясь, раскинул руки, заключая её в крепкое объятие.
Ещё совсем недавно подобный жест считался бы непростительным вольностью, но Мин И за последнее время успела привыкнуть. Она даже не удивилась – только ласково потрепала его по голове и повела к повозке. Вместе они вернулись во внутренний двор.
Глава 184. Что великой женщине муж – беда ли?
Улицы были широки: здесь с лёгкостью могли разъехаться три звериных повозки. Но стоило повозке Мин И свернуть на улицу Чанъяо, как что-то пошло не так – её транспорт внезапно поджали сбоку.
Она сперва решила, что кто-то не справился с управлением – улица ведь многолюдна, толчея, случайные столкновения… Мин И просто велела вознице прижать повозку ближе к обочине, давая дорогу.
Но стоило отъехать на десяток цуней, как соседняя повозка снова прижалась к ним вплотную. Колёса столкнулись, зарычали, заскрежетали – неприятный, леденящий звук, будто металл скреб по камню.
Мин И нахмурилась, распахнула ставни повозки – и её взгляд встретился с тем, кого она никак не ожидала увидеть.
Цзи Боцзай лениво откинул занавес в своей повозке и, облокотившись на край окна, взглянул прямо на неё.
На нём был тёмно-жёлтый халат, поверх которого лёгким слоем струилась чёрная полупрозрачная вуаль. Рукава мягко колыхались, словно воздух вокруг него дышал. Над бровями – как будто тень далёких гор, в глазах – неподвижная глубина горного озера, а бледные, сжатые губы будто говорили без слов. В этом облике было что-то невыразимо хрупкое, вызывающее невольную жалость.
Мин И за свою жизнь повидала немало красивых мужчин. Но вот этот взгляд – он всё ещё был для неё самым прекрасным.
Жаль… он – из тех, кого нельзя иметь.
– У вашего величества повозка сломалась? – сдержанно спросила Мин И, голос её был ровен, как гладь пруда.
– Угу, – кивнул Цзи Боцзай с самым невинным выражением лица. – Не знаю почему… но она всё тянет к тебе.
Она не ответила. Только вскинула бровь – и тут же сбоку раздался весёлый голос Сыту Лина:
– О, эту фразу я где-то уже слышал! Ах да – именно так его величество говорил, когда ухаживал за госпожой из рода Ли. Весь Му Син тогда только об этом и говорил, как о романтической притче! А вот и теперь, годы спустя… его величество по-прежнему верен своим приёмам. Это вызывает искреннее восхищение.
Цзи Боцзай сразу же помрачнел, едва услышав голос Сыту Лина. А когда из-за плеча Мин И показалось его лицо – в глазах императора похолодело.
– Молодой господин Сыту, – произнёс он холодно. – Что вы делаете здесь?
– Сестра Мин собирает людей во внутренний двор, – невозмутимо ответил Сыту Лин, глядя ему прямо в глаза. – Разве я мог остаться в стороне?
Этот взгляд, это беззастенчивое спокойствие… Цзи Боцзай понял его в один миг.
Он хочет Мин И. И пользуется её доверием, её открытостью, чтобы остаться рядом, чтобы позволить себе слишком многое.
Губы Цзи Боцзая сжались:
– Высокий сановник из Му Син – и во внутреннем дворе Чаояна? Разве это подобает?
– Он будет не только во внутреннем дворе, – спокойно ответила Мин И. – Он займёт пост и во внешнем дворе. Я ему доверяю – и это не зависит от того, откуда он родом. Разве не так же и Вы, Ваше Величество? Вы ведь из Чаояна, но смогли повести в бой войска Му Син.
– Только вот так просто их не повели бы, – с усмешкой вмешался Сыту Лин. – Ваше Величество, разве не так? Ведь чтобы получить военный знак Му Сина, Вы в день свадьбы с принцессой Хэ Лунь дали клятву на глазах у всех – что никогда в этой жизни не оставите её.
– Вот как? – Мин И всплеснула руками. – Что за досада. Надо было мне тогда узнать – пошла бы поглядеть, развлечься.
– Следовало пойти, сестра, – вздохнул Сыту Лин с лёгкой игривой грустью. – Я даже хотел сообщить вам, но все мои гонцы были перехвачены… Ваше Величество лично велел не пускать их к вам. А жаль – такое зрелище было. Я не видел более пышной свадьбы. Весь Му Син пылал от фейерверков и красных бумажных лент. А принцесса Хэ Лунь – десять ли алого шёлка, шлейф платья тянулся за ней, как рассвет над горизонтом. На подоле – сплошь золотые фениксы…
– Шлейф был тяжёлый, но Ваше Величество всё равно подняли принцессу Хэ Лунь на руки – и так, шаг за шагом, перенесли её через порог той резиденции, что пожаловали Вам да сы. Через тонкую вуаль она смущённо улыбалась, а лицо Ваше сияло радостью. Во время поклонов небу и земле, на ваших одеждах драконы и фениксы, вышитые золотом, будто слились в узор – такой паре впору было завидовать…
Сыту Лин говорил с улыбкой, с лёгкой, почти искренней восторженностью – как человек, вспоминающий пышный, запоминающийся праздник.
– А потом был пир… Ваше Величество немного перебрали с вином, и принцесса Хэ Лунь сама вышла за Вами. Они вернулись в комнату, держась за руки. Та нежность между ними… да, то был день, когда, пожалуй, половина Му Син вздыхала от зависти.
Он замолчал, повернулся к Цзи Боцзаю и с самой невинной улыбкой спросил:
– Разве не так, Ваше Величество?
Цзи Боцзай сидел как ни в чём не бывало, словно развалившись с ленивой небрежностью – но рука, скрытая в складках рукава, сжалась до побелевших суставов.
Он не решался взглянуть на Мин И. Не знал, чего боится больше: увидеть боль в её глазах – или не увидеть ничего вовсе.
Когда-то он действительно считал, что свадьба – это просто ритуал. Сделка, договор, формальность. Поклоны, красные одежды – всё это можно разыграть ради выгоды.
Но стоило ему пройти через этот обряд, как он понял, насколько ошибался. Это было не просто действо – это был центр вселенной для той, что стояла рядом с ним. Надежда, счастье, долгожданное признание.
И всё это он не дал Мин И. Зато – отдал другой.Может быть… он всё ещё мог бы подарить ей нечто большее, чем свадебные поклоны. Настоящую церемонию возведения в Императрицы – пышную, без оглядки, искреннюю до последнего вздоха.
Но она – больше не хочет.
– Повозки слишком долго стоят на месте, – спокойно произнесла Мин И. В голосе её не было ни гнева, ни досады – одна только усталая ровность. – Это мешает проезду. Прошу Ваше Величество – проехать вперёд.
– Я… – он сжал губы, пытаясь подобрать слова. – Я никогда… никому не был по-настоящему искренен.
С другими он всегда находил недостатки: одна – недостаточно нежна, другая – слишком покорна. А вот в Мин И всё – восхищало. В ней хороша была даже сила. Даже прямота, даже дерзость.
Любая другая, заупрямившись, быстро бы наскучила. Но не она. Её хотелось… уговаривать снова.
Однако в ответ он услышал только:
– Искренность Вашего Величества – драгоценность редкая. Камень среди облаков, луна на дне колодца. Никому не дано её выпросить.
И с этими словами ставня повозки опустилась, отрезав его от её взгляда.
Цзи Боцзай отпрянул, будто удар получился не словом, а телом. На лице его мелькнула тень досады, он опомнился – и вдруг ощутил злость.
Вот она опять. Прямо при всех, не оставив ему ни малейшей щёлочки, в которую можно было бы спрятать уязвлённое достоинство.
Смотрел на закрытое окно – как на стену.
И сжав голос, почти зло процедил:
– Я и не собирался мириться.
Ответа из повозки не последовало.
Разозлённый, Цзи Боцзай раздражённо взмахнул рукавом и велел трогаться. Его звериная повозка покатилась прочь, исчезая за поворотом улицы.
А повозка Мин И всё ещё стояла на месте.
Мин И молча смотрела на вышивку на подоле своего платья. Словно в этих золотых шёлковых нитях был зашит ответ на то, что она чувствовала и чего не могла объяснить словами.
Сыту Лин, сначала довольный собой, вдруг ощутил неловкость. Поглядывая на неё, он тихо спросил:
– Сестра… вы сейчас… грустите?
Мин И чуть качнула головой, прижала пальцы к губам, голос у неё был хриплым:
– Если бы я сказала, что совсем не грущу… соврала бы тебе.
Он был первым, кто ей действительно понравился. С ним она делила время, дни, кровать. Даже к собаке за это время привязываешься… а уж к тому, кто лежал с тобой рядом – тем более.
Но при всём этом – она не позволила бы себе сломаться. Не перед ним. Не перед кем. Всё, что должно быть прожито, она проживёт наедине с собой.
Сыту Лин сжал пальцы, хотел было прикоснуться – утешить, но в последний миг отдёрнул руку, не зная, как быть.
– Я… я больше не буду так говорить, – пробормотал он. – Сестра, не грустите…
– Всё уже хорошо, – выдохнула Мин И и смахнула слезу с уголка глаза. Спина её вновь выпрямилась, взгляд прояснился. – Поехали. Поищем Чжоу Цзыхуна. Этот человек – по-настоящему забавный.
– Я тоже… довольно интересный, – пробормотал Сыту Лин себе под нос.
– Что ты сказал? – обернулась Мин И.
– Ничего, сестра, – он выпрямился, вернув на лицо беззаботную улыбку. – Идёмте, пойдёмте уже. В таком внутреннем дворе, где столько мужчин, великая женщина и без мужа горевать не станет.
Мин И рассмеялась – светло, искренне, как будто с её плеч на миг слетела тяжесть. Тут же велела трогаться – и звериная повозка стремительно помчалась в сторону её резиденции.
На самом деле, тех двенадцати, что уже были в её внутреннем дворце, ей казалось вполне достаточно. Но куда там – некоторые чиновники, что с трибун пышно поучали о приличиях и морали, втихаря подсовывали собственных сыновей. И вот так, потихоньку, полушёпотом, число её «спутников» перевалило за тридцать.
– Ты и правда думаешь, что быть жемчужиной – значит быть счастливой? – Мин И вздохнула тяжело, с усталой тоской глядя в никуда.
Рядом стоявшая Бай Ин замерла, не зная, как ответить. Она уже хотела было сказать что-то утешительное, как вдруг Мин И резко развернулась и с самым настоящим восторгом воскликнула:
– Эй! Вы даже не представляете, сколько на самом деле в этом веселья!
Целый двор красивейших мужчин – и все они соперничают между собой ради неё: кто-то в открытую, кто-то исподтишка. Ну скажите, разве это не счастье?
Никого больше не нужно ублажать, ни перед кем не нужно склонять голову. Ей достаточно выбрать, в какой из двориков она заглянет сегодня – и там уже всё будет готово. Всё – ради неё. С улыбкой. С нетерпением.
Конечно, она дала этим мужчинам немало свободы – и потому ни о какой униженной покорности речи не шло. Взять хотя бы Чжоу Цзыхуна: она уже почти дошла до его ворот, а он, как ни в чём не бывало, продолжал сидеть в библиотеке и яростно чертить иероглифы, не выказывая ни малейшего желания встретить её.
Раньше Мин И недоумевала: неужели мужчины действительно такие – чем меньше их добиваешься, тем сильнее в них просыпается интерес? Потому-то и считалось, что “игра в приближение и отстранение” – старейшее и лучшее средство соблазна.
Но когда ситуация затронула её саму… она вдруг поняла: эта непокорность, это внутреннее нежелание угождать – это, чёрт побери, действует. И приковывает внимание сильнее любых комплиментов.
Глава 185. Чжоу Цзыхун
У всех людей есть свои слабости. Когда куда бы ты ни пришёл – тебе с порога подносят чай, встречают с улыбками и готовы ради малейшей милости из кожи вон лезть… тогда особая холодность, подобная той, что исходила от Чжоу Цзыхуна, кажется почти святой.
Он был как лотос, выросший из ила – не замаранный, чистый, но без наигранной жеманности.
Мин И не удержалась и подошла ближе – хотела посмотреть, что же он так увлечённо пишет. На снежно-белой рисовой бумаге рядами ложились энергичные, живые строки, будто лёгкие крылья журавля касались морской глади – каждая черта дышала внутренней силой.
Перо только что закончило один иероглиф.
«Цзи».
Цзи Боцзай.
Мин И сухо хмыкнула, хлопнула в ладоши и произнесла с притворной весёлостью:
– О, какая редкая рука у моего драгоценного подданного. Может, как-нибудь напишешь мне табличку – повешу над своим покоями?
Чжоу Цзыхун поднял взгляд. Он посмотрел на неё долго, чуть прищурившись, потом указал на лежащий перед ним лист:
– Госпожа считает, эта каллиграфия достойна?
– Разумеется, – кивнула Мин И, хотя взгляд её уже невольно скользнул в сторону.
Чжоу Цзыхун улыбнулся – спокойно, даже мягко:
– Тогда пусть снимут с неё оттиск и поставят перед входом в покои госпожи. Как напоминание.
– …Мин И глубоко вдохнула, сдержанно развернулась и постучала костяшками пальцев по краю стола:
– Есть ли резон вступать с ним в скрытое противоборство?
На всём листе – сплошные опровержения речей, приближённых Цзи Боцзая. Ни одного прямого упоминания его имени, но каждое слово было тонким уколом, каждая фраза – как шёлковая плеть. Если этот текст и правда поставить у её покоев… Цзи Боцзай уже на следующее утро явится к ней с разборками.
– Госпожа думает, я лишь с ним не лажу? – Чжоу Цзыхун приподнял брови.
Красивая, почти изящная складка легла между его бровей. Этот лёгкий изгиб напоминал изогнутые усики мотылька – и, странным образом, вызывал чувство… неловкости. Как будто перед тобой – не обиженный мужчина, а человек, которому просто нельзя делать больно.
Мин И вздохнула и опустилась в кресло, плавно отряхивая подол:
– Всё, что ты написал – справедливо. Но… половина Чаояна по-прежнему под рукой Цзи Боцзая. А в придворных рядах – не один и не два, кто, присягнув мне на словах, за спиной по-прежнему служит ему. Я бы хотела навести порядок. Но такие вещи не делаются за один день.
Чжоу Цзыхун сжал губы, бросил взгляд на неё – на тень усталости под глазами, на чуть поблекший румянец.
В молчании он взял чистый лист бумаги, накрыл написанное, будто пряча острие своего сердца. А потом тихо поднялся и, подойдя к ней, вдруг опустился на одно колено, чтобы оказаться с ней на одном уровне. Его глаза встретились с её – ясные, спокойные, тёплые.
– Последние пару дней плохо спите, да?
Мин И неловко усмехнулась.
Да, она бы и рада выспаться – но дел по горло. Стоит только чуть передохнуть от придворной суеты, как во внутреннем дворце начиналось новое бедствие. Вот и прошлой ночью: собралась заглянуть к одному из наложников – а в его дворце вспыхнул пожар. Шум, крики, суета – до самого рассвета. А рассвет, как назло, снова означал утренний двор и доклады.
Сегодня, прежде чем прийти к Чжоу Цзыхуну, она отправила стражу прочёсывать все окрестности – вдруг где-нибудь ещё пойдёт дым. Даже сейчас, в эту минуту, охрана дежурит по периметру – вся в напряжении.
И всё же… в глазах мужчины напротив мелькнула мягкость. Незаметная, почти неуловимая – как колебание пламени в лампе.
Мин И прищурилась, слегка изогнув бровь:
– Ты что, жалеешь меня?
– У госпожи ведь три дворца и шесть дворов, – сухо заметил Чжоу Цзыхун, поднимаясь с колен. – Разве есть нужда, чтобы жалел я?
Он молча подошёл к постели, расправил одеяло, аккуратно пригладил складки и, сев на край, глянул на неё:
– Идите, отдыхайте.
Мин И, весело кивнув, тут же заскользила к нему, словно счастливая кошка.
В комнате Чжоу Цзыхуна пахло бумагой, тушью и полированным деревом – лёгкий, почти невидимый аромат, который не спутать с ничем. Ни намёка на благовония, ни духоты – только чистый, спокойный запах учёного. У Цзи Боцзая не было такого… у него всегда витал другой – острый, сдержанно-пряный, с оттенком власти и опасности.
А этот… успокаивал.
Мин И устроилась под одеялом. Чжоу Цзыхун остался сидеть у изголовья – молча, будто что-то обдумывая, словно между словами.
Он колебался.Но долго он не колебался. С тихим, почти неслышным вздохом Чжоу Цзыхун лёг рядом с ней, не раздеваясь, просто – рядом.
Мин И зевнула, хотела спросить его, о чём он думает… но веки налились свинцом, и слова остались только в мыслях. Через мгновение она уже погрузилась в дрему.
Она была усталой, но спала неглубоко. Потому сразу заметила, как он осторожно протянул руку и лёгким движением обнял её за спину, будто неуверенно, будто проверяя, позволено ли. Пальцы его мягко и ритмично похлопывали по её плечам, как будто он убаюкивал ребёнка.
Что он себе думает? Что я младенец? – сонно пробурчала про себя Мин И.
Но метод, надо признать, оказался удивительно действенным. Её тревожный поверхностный сон вдруг углубился, дыхание стало ровнее – и вскоре она действительно уснула, как в детстве, впервые по-настоящему отдохнув.
