Текст книги "Любовь в облаках (ЛП)"
Автор книги: Байлу Чэншуан
Соавторы: RePack Diakov
сообщить о нарушении
Текущая страница: 72 (всего у книги 86 страниц)
Цзи Боцзай плотно сжал губы. Долго шёл рядом в молчании, только шаг за шагом провожая её по улице. И лишь спустя целый квартал, как будто всё обдумав, вдруг тихо вздохнул и мягко коснулся её ладони.
Мин И дернулась, хотела отдёрнуть руку – но он удержал. Она не стала спорить и просто позволила ему идти, держась за неё.
– Ты умеешь вспоминать старое, – проговорил он почти шёпотом, голос был негромкий и глухой. – Но и у меня свои воспоминания есть. Мы с тобой – квиты. Просто теперь… Я больше никого не хочу, кроме тебя. А ты – подумай, не хочешь ли тоже выбрать только меня?
Слова эти были сказаны так тихо, что в шуме улицы их услышали лишь двое. Но в них – ни тени привычного холодного спокойствия. Только тихая, искренняя просьба, мягкая, как дыхание.
Мин И опустила взгляд. Она вспомнила, как когда-то сама мечтала о таких словах – давно, в прошлом, когда ещё верила, что он исполнит её надежду.
Жаль… тогда он не оправдал её ожиданий.
Мин И с лёгкой улыбкой посмотрела на него и сказала:
– Я бы и хотела согласиться… Но вот Чжоу Цзыхун тоже ничего.
Цзи Боцзай побледнел. Сердце его сжалось от внезапного укола, и, уже не скрывая раздражения, он резко схватил её за руку:
– Что в нём такого хорошего?!
– Ну, например, он не хватается за меня с такой силой, – с прищуром посмотрела она на его пальцы, вцепившиеся в запястье.
Цзи Боцзай замер, а затем поспешно ослабил хватку, сбитый с толку. Сердился, обижался – и всё равно не знал, что с ней делать.
А где-то вдалеке, из окон чайного дома, девушки продолжали следить за ними.
Тот, кто ещё минуту назад казался неприступным, хладным, будто сошедшим с высот небес, теперь шагал задом наперёд по мостовой, не сводя взгляда с идущей перед ним девушки – точно не хотел упустить ни единого её движения.
Сказать честно… кто бы не захотел себе такого мужчину?
Но, увы – шесть городов, три жены, четыре наложницы… Такая ветреная традиция укреплялась столетиями. Здесь считалось чудом, если мужчина хотя бы улыбался женщине – и уже за это его величали заботливым и нежным.
А вот такой, чтобы за руку держал и сам шёл за тобой… откуда ж ему взяться?
При этой мысли девушки вдруг вздохнули с лёгкой жалостью – к своему да сы.
Он ведь не был, как этот чужак, – не хватал на улицах людей, не распоряжался, словно хозяин мира. Да сы был молчалив… но по-своему – мягкий.
Да сы с самого начала ясно дал понять: он возьмёт лишь одну сы-хоу. Даже в заднем дворе почти не держал женщин – только необходимых для обрядов и хозяйственных нужд.
Жёны знатных родов Фэйхуачэн, конечно, выступали против возведения Синь Юнь в сан сы-хоу – но не потому, что та вела себя неподобающе. Нет… Истинная причина была в другом: ей слишком повезло.
Сама по себе – уже удача. Но стать не просто сы-хоу, а единственной женщиной в заднем дворе? Когда у всех – три жены, четыре наложницы, а у неё – никого рядом? Чистая, спокойная жизнь, без интриг, без борьбы за внимание?
Кто, глядя на такое, не испытает зависть?
Потому они и решили – сделают всё, чтобы лишить её власти. Поначалу – обойдут, потом подчинят, и рано или поздно заставят принять в задний двор своих племянниц, дочерей, родственниц… Пусть научится жить как все.
Но все эти тщательно выстроенные планы рассыпались в прах, когда на сцене внезапно появился высокопоставленный гость, и сам Император объявил, что лично прибудет на церемонию.
В день возведения Синь Юнь в сан сы-хоу Мин И получила редкое разрешение – присутствовать в её покоях и причесать невесту к церемонии.
Когда Синь Юнь увидела её, глаза тут же наполнились влагой. Она едва не расплакалась, но Мин И, приложив руку к её плечу, мягко прижала её к креслу:
– Лицо у тебя и так красиво накрашено, – сказала она. – Если сейчас расплачешься, всё смажется. А как же тогда твой да сы – не испугается ли ночью?
Щёки Синь Юнь вспыхнули румянцем:
– Ты и сейчас смеёшься надо мной!
– Я просто… рада за тебя, – ответила Мин И, поглаживая подол багряной свадебной одежды, сотканной из тончайшего шелка. В её глазах промелькнула тень зависти, не обжигающей, а тихой, тёплой. – Выйти замуж за того, кого по-настоящему любишь… Это поистине великое счастье.
Зная, через какие невзгоды прошла Мин И, Синь Юнь мягко сжала её руку.
– Ты – по-настоящему хороший человек, – тихо произнесла она. – Уверена, ты получишь всё, чего по-настоящему хочешь.
Мин И посмотрела в медную полированную зеркальную поверхность. Отражение свадебного убора, алый цвет на щеках Синь Юнь, тишина комнаты… Она слегка приподняла бровь – и вдруг рассмеялась:
– Только теперь то, чего я хочу, уже не из числа обычных желаний. Теперь это – нечто большее. И возможно, чтобы добиться этого, мне придётся отдать всю вторую половину жизни.
Многие, услышав такие слова, не поняли бы, о чём она говорит. Но Синь Юнь знала.
Она помнила, как в те старые дни, когда они вдвоём жили в том крошечном дворике Му Сина, день за днём работая над отливкой артефактов, Мин И впервые заговорила об этом. О мечте.
Она говорила, что однажды женщины смогут без страха выходить на улицы и заниматься торговлей. Что смогут зарабатывать сами и содержать себя. Что не будут зависеть от мужа. Что смогут сидеть за одним столом с мужем – как равные. Что однажды – даже смогут войти на государственную службу или поступить в Юаньшиюань.
И ведь в городе Чаоян уже начали происходить такие перемены.
Там женщины стали во главе. Большинство торговых артефактов, что использовались для обмена между городами, ковали именно они. Женщины обретали богатство, независимость – и, когда выбирали себе супруга, уже не чувствовали себя обязанными унижаться.
Именно поэтому женщины других городов завидовали им – по-доброму, с восхищением.
Но пока этого было недостаточно. Цинъюнь состоял ещё из пяти других городов.
Синь Юнь вздохнула:
– Чжэн Тяо был прав… Я многое у тебя переняла – научилась кое-чему из ремесла, даже стала чуть смелее… Но вот твоей широты духа – не переняла.
Мин И рассмеялась:
– А зачем перенимать? После сегодняшнего дня ты – мать одного из городов, пример для всех женщин Фэйхуачэн.
Синь Юнь опешила.
До этого момента она была целиком поглощена собственной радостью – ей казалось, что главное счастье в том, чтобы стать супругой Чжэн Тяо. Она не задумывалась о том, что теперь – в этой внутренней резиденции, в стенах дворца – от неё могут ждать чего-то большего.
Слова Мин И стали для неё пробуждением. Она – сы-хоу. Она не может просто сидеть и жить без забот, под тенью мужской защиты. Она должна что-то делать.
В Фэйхуачэн, как и в других городах, знатные семьи следовали укоренившейся традиции: три жены, четыре наложницы. В семьях попроще – и вовсе редко находилось место хоть одной жене. Может быть… может быть, она сможет начать с этого. С того, чтобы поискать путь, способ изменить сложившееся.
Снаружи зазвучали колокола – церемония начиналась. Мин И шагнула вперёд и лично вывела её за порог.
Родители Синь Юнь некогда возлагали на неё большие надежды.
Но всё переменилось в тот день, когда она отказалась передавать родне сведения о Чжэн Тяо. Дом посчитал её предательницей. Все связи были разорваны.
И потому сегодня, в такой важный день, провожать её к алтарю могла только Мин И – как старшая сестра, ставшая ей ближе крови.
Но, по иронии судьбы, именно присутствие Мин И заставило всех знатных дам, ожидавших во дворе, выпрямиться, опустить взгляды и в спешке опуститься на колени в знак уважения. Ни следа от прежней ленивой надменности.
Пусть в Му Сине у Синь Юнь не осталось родни – в Чаояне она была не одна.
И когда владыка Чаояна лично явилась на церемонию как представитель её «девичьей семьи» – кто осмелился бы проявить неуважение?
У алтаря собрались все министры, и места перед ритуальной сценой оказались заняты до отказа. Даже те, кто недавно «болел» и отказывался участвовать – теперь стояли прямо, словно древки копий, всё время косясь в сторону того, кто сидел сбоку, в тени – Цзи Боцзая.
От него, как всегда, исходило напряжение – холодная аура, пронзительная и тяжёлая, как предгрозовое небо.
Было трудно не думать: пришёл ли он ради того, чтобы начать ссору?
Но стоило сы-хоу появиться… как всё в нём словно растворилось.
Тьма рассеялась. Даже воздух вокруг него стал мягче.
К нему тихо приблизилась владыка Чаояна и, склонившись, негромко спросила:
– Церемония длинная и помпезная. Император желает наблюдать до конца?
Цзи Боцзай кивнул на соседний стул:
– Садись, будем смотреть. Всё равно делать особо нечего.
Мин И спокойно села рядом, не делая из этого церемонии.
И тут началось зрелище, которое надолго запомнилось присутствующим чиновникам.
Они с изумлением наблюдали, как их император, обычно сдержанный до ледяного безразличия, вдруг сам подаёт сидящей рядом женщине чашу с чаем… то тарелку с ломтиками дыни… то спрашивает, не хочет ли она сладостей… то – не холодно ли ей…
Так вот оно как, – мысленно ахнули они. – Не пустыми же были слухи, что император попал под чары ведьмы!
Если бы это была какая-то посторонняя, можно было бы возмущаться. Но беда в том, что эта “ведьма” – Мин И. Женщина, с которой не так-то просто тягаться.
Кто бы ни пытался её очернить – тщетно: ведь Чаоян, которым она управляла, пусть и был после переселения выстроен заново, но сейчас стремительно нагонял по процветанию даже сам Чжуюэ.
Что тут поделаешь… – подумали чиновники. Лучше уж закрыть глаза и делать вид, что ничего особенного не происходит.
В это время в храме прозвучало три удара церемониального гонга.
Перед предками, в одеждах из алого кэсы, вышитых драконами и фениксами, Синь Юнь и Чжэн Тяо встали лицом друг к другу.И в тишине, неторопливо, совершили три поклона – небу, земле и друг другу.
Глава 210. Один муж – одна жена
Именно со свадьбы Синь Юнь и Чжэна Тяо началась новая мода в Фэйхуачэн: при сватовстве женихи стали давать клятву взять в жёны лишь одну женщину – на всю жизнь.
Разумеется, на такие клятвы решались в основном выходцы из бедных семей. Им и без того было трудно добиться брака, а порой, добившись успеха, они выгоняли жену, что поддерживала их в нищете, и брали новую, знатную. Теперь же, чтобы убедить семью невесты, они писали обеты на бумаге: если впоследствии осмелятся взять наложниц или бросить жену после обретения богатства – всё нажитое имущество отойдёт женщине.
Такой подход пришёлся по душе многим женским дворам, и потому некоторые дочери знатных домов, рождённые не от главной жены – стали сами искать себе мужей среди выходцев из бедных семей, лишь бы те были толковыми и… обещали верность.
Когда это движение набрало силу, юноши из великих родов – не на шутку взбунтовались.
– Все эти “всю жизнь с одной”, “один на двоих путь” – не более чем сказки для бедняков, чтобы обольстить наивных девушек из хороших семей! – возмущались они. – Разве может мужчина всю жизнь с одной женщиной прожить?
Но вот беда: стоило им заговорить – и в их собственных домах жёны начинали смотреть с завистью на чужих женщин, которым такие мужчины действительно попадались.
С такими настроениями… как тут жить спокойно?
Некоторые сановники пытались было пожаловаться во дворце, но с удивлением обнаружили: с тех пор как да сы женился, он действительно не проявлял ни малейшего интереса к другим женщинам, а с сы-хоу у него сложились по-настоящему тёплые, крепкие отношения.
Поняв, что на этом пути ничего не добиться, чиновникам оставалось только проглотить обиду и возвращаться домой, где их ждали ссоры, упрёки и нескончаемые капризы.
Многих мучил вопрос – с чего вдруг всё это началось? Откуда такая волна?
А Мин И, сидевшая в звериной повозке, летящей в сторону Чжуюэ, лишь улыбалась, не отвечая.
Её свадебный подарок Синь Юнь был весьма необычен: сто поэм, написанных знаменитыми учёными и поэтами, восхваляющих её достоинства, редкое обаяние, а заодно и Чжэна Тяо – за то, что остался верен себе, что поставил свою супругу с собой на одну ступень, что уважает её, как равную.
Стихи восхищались тем, как они идут рука об руку, и утверждали: подлинная любовь такова – если однажды сердце разойдётся в стороны, сперва будет развод, а уж потом – новый союз. Никогда – двойное ухаживание и двуличие.
Когда сы-хоу и да сы города подают такой пример – как простому народу не захотеть последовать?
Тем более, что в городах мужчин всегда было больше, чем женщин. И привычная одному мужу – множество жён модель приводила к тому, что женщины уходили только в знатные дома, а у выходцев из бедных семей не оставалось шансов на продолжение рода. Постепенно все начали понимать: один муж и одна жена – это… справедливо.
И пока новая волна ещё только нарастала, Мин И ловко закрепила её законом – добавив пункт об одной жене в общие регламенты шести городов Цинъюнь.
Сама же, держа за руку Цзи Боцзая, прижала его ладонь к печати соглашения Цинъюнь.
Её жест, по всем правилам этикета, был чересчур вольным – даже слегка дерзким. Но Цзи Боцзай, вопреки ожиданиям, не рассердился. Наоборот – губы его тронула лёгкая, почти невольная улыбка.
– А это, выходит, ты теперь просишь меня о чём-то? – с ленивым прищуром спросил он.
Мин И ответила с совершенно серьёзным видом:
– Что ты, нет и в мыслях. Я ведь только для твоего же блага стараюсь: если в шести городах браки станут равными, а потомство – стабильным, у императора будет долголетнее правление и мирный народ.
Сказано было складно и разумно. На деле же – она просто не хотела оставлять ему ни малейшего шанса.
Цзи Боцзай тяжело выдохнул и, после короткой паузы, сказал:
– Завтра в час мао (5-я утра) будет «Серебряный диск, затмевающий солнце». Я приказал поставить жаровню в комнате, чтобы было тепло…
Мин И подняла бровь:
– С чего бы это – смотреть на луну из комнаты? Раз уж приехали сюда, ясно же, что надо на крышу – там весь смысл.
Он замолчал. Долгое, густое молчание повисло между ними. Потом он отвёл взгляд и, словно сдавшись, пробормотал:
– Ну, иди. Смотри с крыши. Я останусь в комнате.
Что это с ним? Вдруг на ровном месте – как будто обиделся?
Мин И не могла понять, почему он так упрямо хочет остаться в помещении. Но и подстраиваться под его странные настроения она не собиралась. Раз так – пойдёт сама.
«Серебряный диск, затмевающий солнце» – редкое зрелище, доступное только в Чжуюэ: когда восходит утреннее солнце, а луна ещё не скрылась, и огромный лунный диск нависает над горизонтом, отражая свет столь ярко, что кажется, будто он сияет сильнее солнца.
Раньше, когда они приезжали в Чжуюэ, всё было связано с состязаниями – не до того было, чтобы любоваться местными красотами. А теперь, наконец, появилась передышка.
Цзи Боцзай сам предложил ей полюбоваться знаменитым небесным явлением, сам привёз… но вот на крышу с ней идти отказался.
Мин И стояла на кровле, покрытой черепицей, и вглядывалась в даль, где угасающее солнце вело неравный бой с ярким серебряным диском луны. Чем более величественным было это зрелище, тем более оно вызывало в ней чувство досады.
Наверняка он опять за своё – решил сыграть в «оттолкни, чтобы притянуть», нарочно показывает холодность, чтобы я сама пришла к нему… Хитер, как всегда.
Но в это самое время внутри дома Цзи Боцзай, сидя у стола, молча выпивал большую чашу горького настоя, которую только что принесла служанка.
Он всё ещё был не в форме.
После последней серии боёв раны так и не зажили по-настоящему. Да и бессонница, вызванная внутренним расколом духа, отнимала силы. По словам лекарей, то, что он ещё может держаться на ногах – уже чудо.
Если он и дальше будет вести себя безрассудно, не укрываться от ночной стужи, не оберегать себя от ливней и сквозняков – он просто не доживёт до конца поездки по Шести городам.
А он не собирался падать по дороге.
Он знал, если рухнет – Мин И, возможно, с облегчением и даже с радостью повернётся к нему спиной и уйдёт… прямиком к Чжоу Цзыхуну.
Сдержав тяжёлый вдох, он прищурился, глядя в сторону окна.
С его стороны окна обзор был частично закрыт карнизом, и видно было лишь луну, огромную и почти осязаемую. Но когда небо стало понемногу светлеть, с крыши донёсся радостный вскрик Мин И.
Её голос прозвучал неожиданно – звонкий, живой, с едва заметной, сладкой вибрацией. Такой он слышал лишь в редкие моменты.
Когда-то, ещё будучи вынужденной жить под личиной юноши, она привыкла говорить с пониженным, сдержанным голосом. И только в истинных порывах счастья – звучала так, как сейчас.
На губах Цзи Боцзая невольно появилась улыбка.
Он кашлянул пару раз, отрывисто, с усилием, и тут же велел Не Сю собрать нужные лекарственные травы.
– Мне нужен кровавый женьшень, – сказал он, почти шутливо.
Но всё было не так просто: кровавый женьшень рос только на опасных утёсах, его сбор был сопряжён с риском для жизни. С тех пор как Шесть городов объединились, приказ строго запрещал заставлять крестьян собирать его для чиновников, а значит – и закупка через ямэнь больше не позволена.
Чтобы достать корень, нужно было послать кого-то в Му Син и надеяться, что найдётся торговец, готовый рискнуть.
Ощущая, как тяжесть подступает к векам, он не стал дожидаться – просто лёг и почти сразу провалился в сон.
Глубокой ночью он едва ощутил чью-то прохладную ладонь, скользнувшую по лбу.
– Горит… – прозвучал еле слышный шёпот.
Через мгновение на лоб легла влажная ткань – мокрый платок, остужающий жар.
Наверное, тётушка Сюнь, – мелькнуло у него в полудрёме.
Мин И теперь занята другим. Её сердце не со мной – значит, ей и дела нет до того, болен я или нет.
Когда он проснулся и открыл глаза, первым делом посмотрел вбок.
Мин И совершенно спокойно сидела за столом, не торопясь ела завтрак.Увидев, что он открыл глаза, даже метнула в его сторону взгляд – в котором читалась молчаливая укоризна, будто хотела сказать: «И как это ты только сейчас проснулся?»
Цзи Боцзай облегчённо выдохнул.
Он поднялся, привёл себя в порядок и, как ни в чём не бывало, сел рядом.
Завтрак снова был удивительно лёгким и постным. Он невольно всматривался в её лицо, удивляясь – с чего это у неё вдруг так резко изменились вкусы? Но Мин И ела так же спокойно, уверенно, не проявляя ни раздражения, ни желания начать разговор.
Значит, всё же обиделась за вчерашнее…
Он вздохнул, опустив голос:
– Дела во дворце немного накопились… Что если с оставшимися городами повременить? Поехали через два месяца, хорошо?
Мин И черпнула ложку супа, не поднимая головы:
– Я слышала, что в изначальном маршруте императора значился новый Чаоян. Выходит, теперь и туда не собираешься?
Пальцы Цзи Боцзая сжались, почти непроизвольно.
Он и правда собирался туда. Хотел лично сопровождать Мин И, чтобы она могла увидеться с Чжоу Цзыхуном. Тогда – в ту ночь – она выглядела очень несчастной, и он всерьёз подумывал: пусть будет так, как она хочет. Хотел позволить ей выбрать свой путь.
Но… за два месяца так и не смог примириться с этой мыслью.
Он не хотел видеть, как Мин И улыбается другому мужчине.Совсем не хотел. Ни малейшего желания.
Но Янь Сяо прямо сказал ему в лицо:– Если ты так поступишь, это будет мелочно. Мин И это точно почувствует. Пока она не знает – ничего. Но если узнает, что ты сознательно не повёз её туда – решит, что ты играешь с ней. И вот тогда точно обидится.
После долгой тишины Цзи Боцзай молча потянулся к её руке, забрал из пальцев ложку, аккуратно налил суп и поставил чашу перед ней:
– На обратном пути… заедем. Посмотришь на город.
Мин И удивлённо приподняла брови, потом… вдруг рассмеялась.
Ну и гадкая же я всё-таки, – подумала она. Будто нарочно ищу, где бы его ткнуть, где бы он задергался. Чем сильнее он мёрзнет внутри, чем больше колеблется – тем мне веселее.
Но вот ведь странность – даже в таком состоянии, даже измотанный душевно, он всё равно собирается поехать с ней.Похоже, вся жизнь Цзи Боцзая отныне принадлежит только ей. И выбраться он уже не сможет.
Ай-яй-яй… вот и докатились, господин Цзи. Колесо судьбы обернулось, и теперь ты сам попался.
А он сидел перед ней, не понимая, отчего она так улыбается. Думал, что это – радость. Чистая, искренняя, потому что вот-вот увидит Чжоу Цзыхуна.
И потому лицо его стало тёмным, как туча перед грозой.
– Радоваться будешь… когда увидишь его, – пробурчал он сдавленным голосом.
Мин И не унималась и поддразнила:
– А что, даже просто думать об этом и радоваться – уже нельзя?
Он опустил веки, не удостоив её ответом. Спина его оставалась выпрямленной, как всегда – осанка воина, в лице – холод и молчаливая гордость, неприступная, как утёс под зимним ветром.
Мин И же, напротив, с отличным настроением доела завтрак. Затем бросила взгляд на его тарелку, где ещё оставалась недоеденная еда:
– Всё доедай.
Вот же девчонка! – подумал он мрачно. Разозлила меня – и ещё смеет приказывать.
Казалось бы, после всего этого он должен был вспылить.
Но Цзи Боцзай, сжав пальцами тёплую чашу, посидел немного в тишине, а потом – просто взял и доел всё, что осталось, под её пристальным взглядом, не сказав ни слова.
Глава 211. Новый Чаоян
Новый Чаоян был выстроен на удивление быстро. Когда Мин И прибыла туда, основные кварталы главного города уже начали обретать узнаваемые очертания.
Теперь жилые районы распределялись гораздо разумнее:
– в отдалённых поселениях каждая семья получала по десяти му земли,
– в ближних – по одному му,
– а даже в черте самого города, в каждом дворике обязательно находилось место, где можно было посадить немного бахчи или овощей.
Земля здесь была плодородной, и что ни посеешь – всё давало рост, сочный и сильный.
Не то что прежние каменистые почвы, на которых за целый год выращивали лишь тощие стебли и мелкие корнеплоды.
Мин И шла по улице и замечала, как на лицах горожан отражалось настоящее оживление и надежда.
Перед лавками, где продавались семена, уже выстроились длинные очереди, а на рынках – наконец-то – появились свежие овощи, ещё пахнущие утренней росой.
– Подождите ещё один год, – шёл рядом с ней Чжоу Цзыхун, глаза его мягко светились, – и мы уже будем есть рис, который вырастили сами.
Сейчас Чаоян, даже если не сумеет в предстоящем турнире Собрания Цинъюнь попасть в число трёх лучших, больше не будет стоять на грани гибели. У него – будущее.
Мин И улыбнулась и спросила:
– А как насчёт бойцов, которые будут участвовать в этом году? Отобрали подходящих?
– Как раз хотел доложить да сы, – с лёгким наклоном головы сказал Чжоу Цзыхун и протянул ей сложенный свиток. – В этом году бойцы подобрались… весьма интересные. Прошу взглянуть.
Мин И развернула бумагу – и глаза её засверкали.
Среди имён – Нань Син.
Это имя отзывалось в ней тёплым, почти болезненным воспоминанием.
Нань Син…
Одна из тех детей, кого она когда-то вырвала из пепла Цансюэ, из того обречённого, рухнувшего города.
В отличие от ласковой Бай Ин и послушной Фу Лин, Нань Син была тиха и холодна, как вода, прошедшая через лёд.
Она не искала объятий, не плакалась по ночам. Но обладала поразительным даром к управлению юань и упорно, без жалоб, шла вперёд – училась, тренировалась, терпела боль.
И теперь – её имя в этом списке.
Это значило, что в столь юном возрасте она сумела пробиться сквозь испытания и отборы, оставив позади десятки, если не сотни бойцов.
Мин И подняла голову, в глазах блеснуло волнение:
– Пойдём. Хочу увидеть её. Сейчас же.
Не дожидаясь ответа, она решительно повернулась и направилась в сторону Юаньшиюаня – института, где готовят культиваторов.
За ней следом выдвинулась звериная повозка Цзи Боцзая.
Но на улице было чересчур людно – толпы праздных горожан, торговцы, ученики, новобранцы, все шумно стекались к ярмарке и площадям.
Повозка застряла в потоке. Пройти вперёд она уже не могла.
А Мин И – даже не обернулась.
Смеясь над чем-то, она шла вперёд с Чжоу Цзыхуном, их разговор перемешивался с гулом толпы, и расстояние между ними всё росло, шаг за шагом.
Цзи Боцзай сидел у окна звериной повозки, молча глядя вперёд. На лице – ни тени эмоций, но в глазах… вены в белках начали медленно наливаться кровью.
Тишина его была не спокойствием, а сдержанной яростью, которую он приучил запирать внутри себя – без слов, без резких движений.
Не Сю, заметив это, бросился вперёд, громко приказывая расчищать путь, а потом вернулся к повозке и склонился, стараясь говорить, как можно мягче:
– Император, не гневайтесь. Госпожа Мин – она ведь впервые в этом городе… радость, восторг, всё же новое. Вот и увлеклась.
– Мм, – отозвался Цзи Боцзай. Он кивнул, но не поднял взгляда. Веки опустились, а уголки губ едва заметно сжались в узкую, напряжённую линию.
Наконец дорогу удалось расчистить, и повозка снова двинулась вперёд.
Но как только она подъехала к главному входу Юаньшиюаня, стало ясно – Мин И и Чжоу Цзыхун уже вошли внутрь, шагая рядом, словно всё вокруг существовало только для их разговора.
– Император, здесь уже нужно выходить, – негромко напомнил Не Сю.
Цзи Боцзай пошевелился, будто хотел подняться… но замер, а потом медленно опустился обратно на сиденье.
– Ладно, – глухо сказал он. – Зайду – только помешаю. Пусть посмотрит, пусть нагуляется. Потом сама выйдет, когда устанет.
Новый Юаньшиюань Чаояна был вдвое больше прежнего.
Всё здание теперь делилось на два крыла – красное и зелёное:
– Красное – для юношей,
– Зелёное – для девушек.
И если взглянуть на двор с высоты…
То можно было увидеть, что в женском крыле учеников даже больше, чем в мужском.
– Всё это благодаря щедрому покровительству да сы, – с лёгкой улыбкой сказал Чжоу Цзыхун, глядя на оживлённый женский двор. – Эти ученицы – девушки, отобранные из числа брошенных детей, которых удалось спасти силами местных ямэней.
Среди них действительно есть те, чьи таланты просто поразительны.Конечно, есть и те, чья одарённость посредственна. Мы направляем их в соседнюю кузницу артефактов шэньци, – он кивнул в сторону здания, стоящего рядом.
Над входом в это здание висела массивная медная вывеска с иероглифом «Мин» – имя Мин И.Именно она основала эту кузницу, и все мастерицы внутри – её ученицы.
Тем, кто не владел юань, поручались простые работы: сортировка материалов, обработка заготовок, шлифовка. Но даже они получали достаточно, чтобы сытно есть, тепло одеваться и за месяц отложить по тысяче-две серебряных.
А те, кто мог управлять юань, жили ещё лучше: они не только обеспечивали себя и свои семьи, но и могли содержать приюты для других брошенных девочек – таких же, какими когда-то были сами.
Среди этих женщин были и такие, кто впоследствии вступили на путь чиновничества, заняли должности.Но даже после утренних заседаний, завершив государственные дела, они возвращались в «Мин-лоу» – ковать новые артефакты.
Именно божественные артефакты, приносящие огромную прибыль, стали для них путём к выживанию.А раз они выжили – они уже не позволят остальным идти тем же одиночным, холодным путём, что прошли сами.Они протопчут дорогу для следующих.
И потому в последующие столетия Кузница артефактов Мин оставалась не просто на виду – она стояла гордо и незыблемо, как крепость, излучающая свет. Каждый год кто-нибудь из бывших воспитанниц, добившаяся успеха и положения, возвращалась, чтобы отстроить мастерские заново, расширить их, отблагодарить за то, что когда-то здесь ей протянули руку. Но всё это – дела грядущего времени.
А сейчас, в настоящем, девушки в Юаньшиюане демонстрировали такую решимость, что сердце сжималось от гордости. С тех пор как Нань Синь – одна из воспитанниц Мин И – была отобрана в число лучших боевых культиваторов, над академией будто пронёсся горячий ветер. Мин И, стоя на холме, видела, как над зелёным женским крылом вздымалось сине-фиолетовое свечение: плотные потоки юань медленно клубились в воздухе, дышали, пульсировали, как живое сердце.
– В самом городе, – заговорил стоящий рядом Чжоу Цзыхун, – в этом месяце почти не осталось брошенных младенцев. Мы добились того, чтобы семьи начали менять своё мышление. Но в дальних деревнях, в тех, что ещё держатся старого уклада… там девочек по-прежнему выбрасывают, как ненужное.
Он сделал паузу и добавил, глядя ей в лицо:
– Я уже расставил людей. В каждом селе теперь есть наш человек. Если появится хоть одна девочка – её найдут и привезут сюда. Можете быть спокойны, да сы.
Мин И кивнула и улыбнулась, легко хлопнув в ладони:
– Ты… всё такой же. Самый надёжный из всех.
Слова были добрые, искренние – но в них ощущалась сухость официальности. Тон, который не оставляет пространства для душевной близости. Чжоу Цзыхун на миг отвёл взгляд. В груди у него шевельнулась глухая обида.
Так долго не виделись. И вот, когда она стоит рядом – говорит только о деле, о порядке, о городе, о детях. Разве в её сердце не осталось ни крупицы горечи? Ни одного воспоминания, которое всё ещё щемит?
Он ждал. Хотел увидеть в её взгляде хотя бы тень усталости, хоть малейшую трещину – в голосе, в дыхании, в дрожании ресниц. Если бы она всего на миг показала, что ей тяжело – он бы нашёл слова.
Сказал бы: «Пойдём со мной. Я уведу тебя прочь от всего этого. Заберу у Цзи Боцзая. Верну тебе свободу.»
Но Мин И не оставляла ни единой зацепки. Ни следа колебания, ни намёка на сожаление. В глазах Мин И – от начала и до конца – была только радость.
Когда она прибыла, то сразу предупредила: задержаться сможет лишь до конца часа шэнь – не позже. Время поджимало. Чжоу Цзыхун тихо вздохнул и, словно нехотя, произнёс:
– Сегодня сановник Сыту задержался из-за одного дела об убийстве, не смог прийти поприветствовать госпожу лично. Вы не желаете немного подождать его?
Сыту Лин тоже день и ночь помнил о своей старшей сестре Мин, но сейчас у него действительно не было ни времени, ни возможности.
В последние дни в городе участились таинственные убийства, и жертвами становились женщины с врождённым даром к юань.Дело было запутанное, тревожное, и если он не сможет пролить на него свет – как он посмотрит Мин И в глаза?
Он знал: для неё каждая такая смерть – это не просто цифра в отчёте. Это – имя, лицо, девочка, которую кто-то когда-то мог бы спасти.
Но следствие шло тяжело. Одно только вскрытие заняло целый час. Когда он наконец в спешке покинул зал судебных дел и распорядился закрыть материалы, на улице уже опустилась тьма.
Он мчался, прижимая к груди чиновничью шапку, словно боялся, что она сорвётся с ветром. Сыту Лин бежал к Юаньшиюаню, не глядя под ноги, сжав зубы от напряжения.
Слуга Фу Юэ, едва поспевая за ним, с трудом держался на расстоянии:
– Господин… помедленнее хоть немного!
Но замедлиться он не мог.
Он хотел успеть. Хотел успеть рассказать сестре Мин какой он теперь стал. Хотел сказать ей, что дело, которое не могли распутать даже старшие чиновники, – цепь жестоких убийств, – он… он раскрыл за пять дней.
