Текст книги "Любовь в облаках (ЛП)"
Автор книги: Байлу Чэншуан
Соавторы: RePack Diakov
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 86 страниц)
Он нахмурился, резко осадил лошадь и окликнул одного из прохожих:
– Вперёд что случилось?
Тот, вытирая пот со лба, в спешке ответил:
– Пожар! Большой пожар, уже два часа как полыхает! Только сейчас начали сбивать пламя. Братец, если свободен, помоги – рук не хватает!
Не Сю похолодел. Направление… было пугающе знакомым.
Не Сю нахмурился. В этом городе всегда строго следили за огнём – особенно вблизи официальных резиденций, где даже в полдень нельзя было просто так зажечь свечу. Так с чего вдруг среди бела дня вспыхнул пожар? И главное – как его могли не потушить два часа подряд, да ещё у чиновничьей усадьбы?
Он пришпорил коня, двинулся в сторону клубящегося чёрного дыма – хотел посмотреть, чьё же это горе. Но стоило ему разглядеть вывеску у ворот – и сердце его ухнуло:
Поместье Цзи.
Поместье Цзи!
Холодный пот выступил на лбу. Он словно очнулся от забытья, тут же спрыгнул с лошади и бросился вбок – через служебный вход в дом.
Внутри был хаос. Дым валил клубами, по двору сновали служанки и пожилые тётушки с вёдрами, кто-то кричал, кто-то кашлял, кто-то упал и снова поднялся. Даже тётушка Сюнь была в саже с головы до ног, лица не разглядеть – и всё равно, увидев его, сразу схватила за руку:
– Живо к господину! Пусть вызывает ведомство по тушению пожаров Пинхуо-сы из внутреннего двора! Огонь слишком силён, водой не потушить! Ещё немного – и всё сгорит дотла!
Не Сю кивнул, отдал приказ гонцу бежать к Цзи Боцзаю, и только тогда спросил, сбивчиво:
– А… как вообще загорелось?
Старуха развела руками, лицо у неё было растерянное:
– Кто ж знает?! Всё было спокойно, обед подали… И тут люди из судебного управления пришли, говорят – хотят допросить Мин И. Она, чтобы не дать повода для кривотолков, повела всех слуг в передний двор. А в этот момент – в заднем крыле, где склад, вдруг вспыхнуло пламя.
Тётушка Сюнь, рассказывая, чуть не прослезилась:
– В том хранилище сколько добра было! Всё до последнего сгорело, ни щепки не уцелело!
Не Сю внутренне вздрогнул, брови сдвинулись. Он невольно повернул голову и посмотрел на фигуру, стоявшую у края двора.
Она была в лёгкой юбке Таохуа-лунъу-фэнвэй – цвет персика в тумане, подол, как хвост жар-птицы. В руке у неё был веер туаньшань, с вышитым узором «рассыпающихся цветов и скипетра жезла жуйи». Стояла на самом краю толпы, будто бы чужая среди своих, подняв лицо к клубящемуся над крышами чёрному дыму.
Отражение дыма глубоко запало в её зрачки – чёрная глубина, в которой не было видно дна.
Будто почувствовав чей-то взгляд, она обернулась. Взгляд её был лёгким, почти рассеянным, но всё же поймал его. А потом – раз, и на лице появилась невыразимая скорбь. Она поманила его пальцем:
– Не Сю, иди сюда. Познакомься с господином из судебного ведомства – скажи-ка ему, во сколько серебра наш склад обойдётся?
Глава 32. Сыту Лин
Несясь по двору, Не Сю лишь тогда заметил, что у скопившейся толпы стоит ещё один человек.
Юноша четырнадцати-пятнадцати лет, в длинной одежде цвета зелёного финика, украшенной узорами, с толстой тетрадью записей в руках. Черты лица ясные, утончённые, взгляд чист и светел, а вся фигура словно озарена сиянием.
Он тоже обернулся вслед за взглядом Мин И и, слегка кивнув, заговорил сдержанным голосом:
– Сколько это стоит?
Оказалось, это был Сыту Лин – недавно назначенный в судебное ведомство новый коронер и заодно дознаватель.
Не Сю поспешно подошёл и поклонился:
– Господин, этот склад использовался нашим господином для хранения даров от да сы и прочих родичей по клану. Там хранились весьма ценные вещи. Точной суммы назвать нельзя, но список подарков сохранён – можно свериться.
Мин И, услышав это, с силой втянула в себя воздух:
– Дары от да сы и уважаемых членов рода? Это же нешуточное дело!
Сказав это, она тут же сдвинула брови и строго посмотрела на Сыту Лина:
– Сжечь то, что было пожаловано да сы, – это ведь уже преступление.
Сыту Лин с трудом сдержал улыбку:
– Старшая сестра Мин, да ведь не я же поджёг!
– Не вы? А кто же тогда, мы? – Мин И даже топнула ногой. – Явились ко мне, когда господин не дома, и ещё потребовали именно меня видеть – разве не вынудили меня собрать всех слуг, чтобы избежать подозрений? А в это время – бац! – загорелся склад, и ни один человек не заметил! Разве это не явная уловка «вывода тигра из гор»?
Сыту Лин поспешно замотал головой:
– Это же мой первый визит, я и не знаю, где у вас тут склад. Как же мог преднамеренно его поджечь? К тому же, я сегодня как раз пришёл посмотреть, что там за вещи. Если уж на, то пошло, то подозрения больше падают как раз на вас, старшая сестра Мин.
Мин И в полном изумлении широко распахнула глаза и даже ткнула пальцем себе в нос:
– На меня?! Я всё утро просидела в Лючжаоцзюне, тётушка Сюнь может подтвердить! Только когда вы явились, я и вышла во двор. Я даже близко к складу не подходила – с чего бы мне быть подозреваемой?
– Ой, сестра Мин, неужели забыли? – Сыту Лин чуть склонил голову набок и с невинным выражением добавил: – Вы ведь владеете юань…
Но договорить он не успел – Мин И тут же зажала ему рот ладонью.
Не Сю и тётушка Сюнь одновременно опешили, а она, слегка смущённо улыбнувшись, что-то пробормотала себе под нос.
Они стояли далеко и не расслышали, а вот Сыту Лин – услышал. Она сквозь зубы процедила:
– Разве вы не обещали держать это в тайне?
Сыту Лин моргнул и напрягся, вспоминая.
Тот день в поместье вана Гуна… Она одна уложила целую толпу здоровенных мужчин, а потом упала перед ним на колени, благодаря за спасение… Кажется, на протяжении всей сцены они так и не обсуждали, что это – секрет.
Ну да ладно. Сестра Мин такая красивая, да ещё и с первоклассной юань – можно и сделать вид, будто он обещал.
Мин И убрала руку и, чуть поклонившись, с извиняющимся выражением проговорила:
– Только что муха пролетела. Прошу прощения, если обидела господина.
Сыту Лин покачал головой:
– Сестра Мин, не стоит быть такой вежливой. Если сестра Мин говорит правду, остальное не имеет значения.
– Я говорю правду, – с тяжёлым вздохом произнесла Мин И. – Когда господин Сыту пришёл, тётушка Сюнь обедала со мной. Откуда мне было знать, зачем вы пришли? И уж тем более я не могла бы без причины сжечь весь склад. Все в поместье знают, как я бережлива и люблю серебро – разве стала бы я зря портить такое добро?
Сыту Лин задумчиво кивнул – в её словах и правда был резон. Он на мгновение задумался, а затем сказал:
– Тогда дождёмся, пока огонь утихнет, и посмотрим, что там.
– Мудро, господин, – Мин И грациозно склонилась в поклоне и велела принести кресло, чтобы он мог присесть.
А чуть поодаль, несколько слуг, толкаясь локтями, перешёптывались с любопытством:
– Этот мальчишка-то сколько ему лет? А уже чин имеет?
– Так это же тот самый Сыту Лин, гений расследований! Из простолюдинов, силой юань не владеет, зато голова – светлая. Говорят, господин Чжао очень его ценит и во всём полагается на него.
– Вот как…
Мин И стояла рядом с Сыту Лином, на лице у неё сохранялась спокойная и вежливая улыбка, но внутри всё кипело. Мысли бурлили, как весенние воды после паводка.
Как так совпало?! Тот юный учёный, которого она тогда схватила за шиворот, чтобы «назначить виновным» ради спасения своей шкуры… оказался этим самым Сыту Лином?
Такой человек, как он, если узнает, что она владеет силой юань… Если проговорится, неужели Цзи Боцзай пощадит её? Смущённая, она провела ладонью по виску, стараясь унять тревожные мысли.
Когда прибыли люди из Пинхуо-сы – управления по тушению пожаров, пламя всё ещё бушевало. Благо, те были мастерами юань: они сгустили силу в плотные волны, словно прижимая ею пламя к земле. То, что водой не тушилось, под напором энергии постепенно стихло.
Всюду раздался гул – в усадьбе начали подсчитывать потери. Но Сыту Лин действовал быстрее всех: сразу повёл своих людей к месту пожара и приказал оцепить склад.
Не Сю стоял позади Мин И, заметно нервничая: – Барышня, всё ли в порядке?
Мин И даже не обернулась: – Не волнуйся.
Эти два слова – «не волнуйся» – прозвучали настолько спокойно и уверенно, что тревога Не Сю словно сама собой улетучилась. Он не стал больше расспрашивать, просто отдал распоряжения остальным слугам ждать в переднем дворе.
Примерно через полчаса Сыту Лин вернулся и доложил Мин И: – Почти всё в складе сгорело дотла. Уцелели только ящики с тканями – их обшили досками с огнестойкой пропиткой, поэтому уцелели.
Мин И с явной мукой в голосе всплеснула руками: – И всё? Остались только ткани? А золото, серебро, украшения?
Тётушка Сюнь усмехнулась: – Большинство даров от да-сы и знатных родичей – это старинные вещи, антиквариат. А более приземлённые дары вроде золота или серебра туда вовсе не складываются.
Мин И скривилась, пробормотав себе под нос: – Золото-серебро, значит, не сокровища, а вот тряпки да бумажки – сокровище… Ну, хоть убыток меньше.
Пока она говорила, Сыту Лин всё это время внимательно наблюдал за её лицом, за каждым движением, каждым мигом.Но, увы… Как он ни всматривался, в ней не было ни капли фальши – будто она и правда ни сном ни духом не ведала, что там за ткани были в тех ящиках.
Склонив голову, он задумался, затем снова заговорил: – Вообще-то, я пришёл сегодня и по другому делу. Хотел бы спросить: видела ли сестра Мин когда-нибудь юбку цвета мулян-цин?
Мин И бросила на него недоумённый взгляд: – Нет. Я уже отвечала на это господину Чжао. У такой, как я, низкорождённой танцовщицы, откуда может быть подобная редкость?
– Разве господин Цзи не мог подарить?
Мин И фыркнула: – Господин же сам говорил, мулян-цин – редкость. Неужели господин стал бы разбрасываться такими вещами ради меня?
Сыту Лин, будто невзначай: – А я слышал, что сестра Мин – любимица.
– Любимица?.. – уголки её губ дрогнули с легкой насмешкой, но тут же опустились, в глазах промелькнуло что-то влажное. Она молча повернула голову, указала пальцем на галерею у двора: – Такой пожар в доме, а я всё ещё здесь, под крышей… Идите-ка поищите, где сейчас господин Цзи. Он даже не пришёл посмотреть, жива я или нет. Вот вам и «любимица» …
Сыту Лин был ещё слишком юн, не знал ни любви, ни страсти, но, услышав её слова, невольно нахмурился и обернулся к Не Сю: – А куда делся господин Цзи?
Не Сю явно начал раздражаться: – Господин Сыту расспрашивает уж слишком много. Путь и дела господина – не те вопросы, на которые слуги вправе отвечать.
– Сейчас идёт расследование, – сказал Сыту Лин сухо и, повернувшись к помощнику, который стоял позади него, приказал: – Пожалуйста, пригласи господина Цзи вернуться.
Тот молча кивнул и отправился прочь.Сыту Лин снова посмотрел на Мин И: – Если господин Цзи действительно не дарил вам танцевальную юбку цвета мулян-цин, тогда откуда у вас была та, в которой вы пришли на внутренний пир у родичей?
Мин И нахмурилась: – А кто вам сказал, что я вообще была на том пиру?
Сыту Лин тяжело вздохнул и протянул ей копию письменных показаний.Мин И лишь мельком взглянула на документ – и тут же побледнела.Глаза её наполнились слезами, губы задрожали: – Что она там говорит?..
– Чжантай дала признательные показания, – спокойно ответил Сыту Лин. – В день того злополучного пира, по её словам, Сюй Лань злоупотребил властью и велел вам пойти вместо неё. – Зачем же вы солгали, сестра?
Глава 33. Искренний юноша, ах…
Мин И пошатнулась от шока, словно слабая ива под порывом ветра, и безвольно повалилась в сторону. К счастью, тётушка Сюнь среагировала молниеносно и успела подхватить её.
Она с трудом пришла в себя, и лишь тогда слёзы, как сорвавшиеся капли дождя, хлынули из глаз:
– Она обещала мне, что никому не расскажет… Она же обещала! – Голос её срывался, тоненький и жалобный.
Слёзы на лице, словно капли росы на лепестках грушевого цвета, тело – хрупкое, как бы готовое сломаться от малейшего дуновения… Кто угодно, глядя на неё в эту минуту, не смог бы не проникнуться сочувствием.
Сыту Лин с пронзительной серьёзностью смотрел на неё:
– Сестра Мин, может, у тебя есть ещё что сказать? Какая-то правда, о которой мы не знаем?
– Молодой господин, прошу разглядеть истину, – пролепетала Мин И, вытирая слёзы и всхлипывая. – Я… Я вместе с Чжантай служила в Сылэфане, обе мы были танцовщицами, да, и общались немного. Потому, когда покинула внутренний двор, всё равно тосковала о ней. Выждала момент, когда у господина Цзи будет особенно много дел, и специально вернулась в павильон повидать её…
– Я тогда и узнала, – продолжала Мин И со слезами, – что она… она беременна. В таком положении ей не подобает танцевать на семейном пиру членов императорской семьи. Да и в Сылэфане тогда было совсем мало девушек, невозможно было уклониться. Только из былой привязанности я и согласилась пойти вместо неё. Она сама меня попросила – и поклялась, что никому об этом не скажет! Ведь… ведь у меня уже есть господин, и, если господин Цзи узнает, что я за его спиной снова вышла танцевать… он обязательно заподозрит меня в неверности. Тогда мне не останется места в этом мире…
Она всхлипывала, плача так, что сердце сжималось:
– Я ведь только от чистого сердца… Почему она предала меня?
То, о чём она говорила, уже было подтверждено и в показаниях Чжантай. Мин И действительно не солгала.
Сыту Лин немного поразмыслил и уточнил:
– А что насчёт платья из мулян-цин?
– Это платье не моё! – быстро заговорила Мин И. – В тот день я выступала вместо Чжантай, а она всегда стояла сбоку. Господин может расспросить других, что были тогда на пиру – столько глаз смотрело. В платье цвета мулян-цин была уж точно Жун Синь.
Мин И вытерла уголки глаз:
– Такое красивое платье… Если бы оно было моим, разве я стала бы от него отказываться?
– Потому что именно эта юбка, – невозмутимо произнёс Сыту Лин, – вполне может оказаться орудием убийства, отнявшим жизнь у вана Пина.
Мин И вздрогнула, в груди у неё больно кольнуло, и она поспешно опустила взгляд.
Какой проницательный юноша… – мелькнуло у неё в голове.
Вот только… Сыту Лину явно хватало таланта, но опыта ему всё же не доставало. Им было слишком легко манипулировать. Достаточно было ей заплакать – и вот уже колебание отразилось в его взгляде.
– Если уж господин так говорит, – произнесла она, всхлипывая и дрожа, – значит, собираетесь обвинить меня? Но я всего лишь танцовщица. Что у меня может быть за вражда с ваном Пином? С какой стати мне рисковать собственной жизнью ради того, чтобы навредить ему?
– Я вовсе не это имел в виду, – поспешно замахал руками Сыту Лин. – Я лишь сказал, что из-за этой юбки могло произойти отравление, но это совсем не значит, что её носившая делала это намеренно. Если вы, сестра, просто расскажете мне, откуда взялась эта юбка, тогда вас эта история не коснётся вовсе.
Мин И замерла, на миг растерянно уставившись на него, а затем моргнула и тихо переспросила:
– Молодой господин хочет, чтобы я оговорила господина Цзи?
Сыту Лин испуганно вздрогнул:
– Н-нет! Я вовсе не это имел в виду!
– Но… – Мин И склонила голову набок с выражением недоумения, в котором было и наивность, и упрёк. – Раз это платье не моё, а господин всё равно требует назвать его происхождение, разве это не значит, что он хочет, чтобы я свалила всё на господина Цзи? Иначе… получается, что убийца – я. Разве не так звучали ваши слова?
Уши Сыту Лина моментально вспыхнули, он замотал головой с удвоенной энергией:
– Нет-нет, я такого не говорил!
– Значит, молодой господин просто хочет затруднить мне жизнь… – Мин И снова разрыдалась, в голосе дрожала обида. – Даже если забыть, кому на самом деле принадлежало это платье, в такие платья из мулян-цин раньше переодевались все. Кто бы мог подумать, что в нём может быть яд? Если бы знали, давно бы запретили, почему тогда его вообще позволили надеть на внутренний пир?..
Она рыдала жалобно, несчастно, слёзы лились нескончаемо, и казалось, весь облик её вопрошал о несправедливости. Сыту Лин покраснел до корней волос и заметно растерялся.
Он обнаружил, что сок, впитавшийся в ткань из листьев мулян-цина, вступает в реакцию с древесными грибами мусюй. Из этих грибов обычно готовили целебный отвар, который очень любил ван Пин. В результате этой реакции образуется сильнодействующий яд. Он просто хотел разобраться в этом вопросе, но не ожидал, что это приведёт к проблемам с Мин И.
С той самой встречи у вана Гуна Сыту Лин считал Мин И необыкновенной девушкой. Она обладала юань, но никогда не кичилась этим, использовала силу лишь ради самозащиты. Более того – все заслуги тогда отдала ему, а потому он удостоился похвалы от самого Цзи Боцзая.
Возможно, для Цзи Боцзая те слова не значили ничего особенного, были брошены между делом. Но для Сыту Лина эта похвала стала путеводной звездой – она и помогла ему позже поступить в судебное ведомство. Он был ей искренне благодарен. И никогда, ни на миг не думал по-настоящему обвинять сестру Мин или господина Цзи. Просто Чжантай указала на Мин И, и ему пришлось прийти лично, чтобы прояснить всё.
Кто бы мог подумать, что его искренность только навредит, да ещё и так напугает сестру Мин…
Сыту Лин долго стоял в замешательстве, прежде чем скомандовал тётушке Сюнь:
– Поддержите сестру Мин, помогите ей.
Он поднял глаза, в которых блестели слёзы:
– Я не это имел в виду… – голос его дрогнул. – Смерть вана Пина, скорее всего, и правда – случайность. Но, как бы там ни было, всё нужно разложить по полочкам, только тогда можно будет донести о случившемся наверх. Сейчас ваши слова, сестра Мин, не совпадают с тем, что говорят Жун Синь и Чжантай, я…
Он стиснул губы, изо всех сил сдерживая слёзы, опустил глаза. Пальцы неловко теребили край рукава. Вся его поза – взъерошенного и сбитого с толку юноши – была такой трогательной, что у Мин И невольно защемило сердце от угрызений совести.
Ну и, взрослая женщина, что ж я делаю… дразню, пугаю мальчишку, – с запоздалым стыдом подумала Мин И.
Слегка усмехнувшись себе под нос, она вытерла последние слёзы и мягко сказала:
– Молодой господин, прошу понять. Если это дело дойдёт до огласки, боюсь, господин Цзи просто выгонит меня со двора.
– Это… – Сыту Лин замялся.
– Платье ведь точно не моё. И к господину Цзи оно отношения не имеет. Коли нет точных улик, не мог бы молодой господин… проявить милость и отпустить меня с миром?
Сыту Лину стало тяжело на душе. Но он понимал: Сестра Мин и правда попала в трудное положение. Хотела помочь подруге, а в итоге оказалась замешанной в дело о смерти, к которому не имела ни малейшего отношения. Если говорить о невиновности – то больше всех невиновна была именно она.
После долгой тишины Сыту Лин наконец выдохнул:
– На сегодня хватит. У вас и так несчастье в доме, Сестра Мин… вам лучше сейчас успокоиться и прийти в себя.
Мин И кивнула, а потом тихо, слабо спросила:
– А с Чжантай… в судебном ведомтсве всё ли в порядке?
И после всего она всё ещё о ней беспокоится? – Сыту Лин слегка нахмурился.
– Она… не знаю, что именно с ней произошло, – медленно ответил он. – Но ведёт себя нестабильно. В зале ожидания кричит, беснуется, а сегодня даже попыталась удариться животом о край стола…
Мин И побледнела, вскинулась:
– Могу ли я… навестить её?
По правилам, свидетели не должны были видеться между собой до окончания разбирательства – чтобы избежать сговора. Но Сыту Лин ясно видел: она не собиралась уговаривать Чжантай, просто волновалась за неё.
Немного подумав, он всё же кивнул:
– Через пару дней.
– Благодарю, молодой господин, – Мин И почтительно опустилась на колени, искренне поклонившись.
Сыту Лин больше не задерживался. Лишь велел слугам вынести из дома обугленные, почерневшие после пожара сундуки.
Не Сю стоял рядом, с тревогой наблюдая за происходящим. Ему не нравилось это. Он уже хотел было вмешаться, но Мин И чуть заметным движением приподняла руку и остановила его.
– Госпожа? – встревоженно позвал он.
– Я всё сожгла, – спокойно произнесла Мин И. – В этих сундуках не было тканей, подаренных ваном Гуном. Они просто хотели запугать вас, сыграть на показ.
Не Сю опешил.
Солнце клонилось к закату, ветер разгонял сизый дым над обугленными развалинами. Мин И стояла в сумерках, опустив голову, задумчиво молчала. Слёзы исчезли, с её лица исчезла и прежняя хрупкость. Больше она не выглядела, как слабая ива под ветром – теперь в ней чувствовалась твёрдость гибкого молодого бамбука, не поддающегося буре. В глазах, похожих на глаза феникса, отражался мерцающий свет уходящего дня.
И тут до Не Сю внезапно дошло – почему в последнее время его господин изменился, почему перестал бывать у легкомысленных девушек, перестал предаваться пустым увлечениям.
Когда опустилась ночь, тётушка Сюнь специально подошла к Мин И и сказала:
– Сегодня не стоит ждать господина. Он не вернётся.
Мин И кивнула. Но всё же, как и всегда, аккуратно уложила волосы, привела себя в порядок – и направилась к повороту дороги.
Тётушка Сюнь нахмурилась всё глубже:
– Зачем вы так, девочка?
Днём стояла лёгкая жара, но с закатом уже подул прохладный ветер. При её слабом здоровье простоять на ногах ночь – чистое мучение.
Мин И не обернулась:
– Таков был приказ господина. Прошу, тётушка, соберите побольше людей. Пусть будет на что посмотреть.
Глава 34. Некоторые перемены
Тётушка Сюнь так и не поняла: в чём толк устраивать всё это «зрелище»? Что тут может быть хорошего? Только даст людям повод судачить, будто Мин И впала в немилость.
Но Мин И на своём настаивала. С особым тщанием убрала волосы, переоделась – и отправилась к повороту, как делала это всегда.
Сегодня в поместье вспыхнул пожар, и без того хватало шепота и пересудов. А тут ещё у дороги – красавица, словно спустившаяся с небес, стоит одна-одинёшенька, как из картины сошедшая. Проходящий мимо народ останавливался, перешёптывался, не сдерживая любопытства.
– Кто это?
– Кажется, любимая наложница господина Цзи…, наверное, из-за пожара ей теперь предстоит отвечать. Вот и вышла ждать, чтобы попросить прощения.
– Жалко… Если уж в доме есть дочь, то лучше бы уж совсем не становиться ничьей наложницей.
Говорили, сочувствовали – но всё равно не могли оторвать от неё глаз.
Красавица – как нефрит, как снег. Стоит вся такая чистая, прелестная, ждёт, будто вся надежда её держится на том, что кто-то вернётся. С таким лицом, с такой стойкостью… разве можно не вернуться?
…а вот Цзи Боцзай – мог. Он не вернулся.
Он стоял на балконе павильона Хуа Мань Лоу, где под самой крышей мерцали подвешенные золотые фонари, и, держась за руку хуакуй[1], с усмешкой бросал пригоршни бэйби вниз.
Золотисто-жёлтые свадебные монетки, перевязанные тонкой алой нитью, даруемые в честь радости красавицы хуакуй.
Внизу всё смешалось в суету – торговцы, простолюдины, нищие и зеваки толпились, наперегонки рвались к земле, ловя монетки с криками и весёлым визгом. А потом, запыхавшись, с завистью поднимали головы к балкону, откуда на них смотрели недосягаемые господа.
Хуакуй с румянцем горделиво прижималась к груди Цзи Боцзая и, томно водя пальчиком у него по груди, кокетливо мурлыкала:
– Господин и впрямь великодушен…
Он рассмеялся негромко и, продолжая держать её нежную кисть, ответил:
– Раз уж я сегодня в числе победителей, не оставлю тебя без должной награды.
И вновь – целая пригоршня свадебных монеток полетела вниз, рассыпаясь сверкающей россыпью в ночи.
Обычно на подобные сцены простолюдины смотрели со стороны – всё-таки деньги от хуакуй в квартале цветов считались «нечистыми». Но Цзи Боцзай швырял столько, что под конец даже прохожие не выдерживали – кидались подбирать монеты, забыв о суевериях.
Так история о том, как почтенный господин Цзи «сорвал хуакуй», прокатилась по городу с оглушительным шумом.
– Господин, в поместье пожар уже потушили. Сейчас подсчитывают ущерб, – Не Сю подошёл к нему сзади и тихо спросил: – Не желаете вернуться и взглянуть?
Цзи Боцзай отбивал пальцами ритм по перилам, вполголоса насвистывая мелодию, и ответил без всякого интереса:
– Не вернусь. Пошли туда мастеров по глине и кирпичу. Когда всё починят – тогда и приеду.
Даже хуакуй Цинли не смогла удержаться, чтобы не взглянуть на него с удивлением:
– Господин… у вас же дома…
– Пустяки, – он легко приподнял её подбородок, – сейчас важна только ты.
Опустив глаза с кокетливой застенчивостью, Цинли слегка пихнула его и шепнула:
– Позвольте мне сначала умыться и переодеться.
Цзи Боцзай с усмешкой отступил в сторону, провожая её взглядом. Когда лёгкая вуаль платья скользнула по его ладони, на коже остался еле уловимый, щекочущий след.
Он тихо усмехнулся. В его глазах мерцало ленивое равнодушие.
На балконе поднимался ветер. Толпа, набросившаяся было на монеты, уже разошлась, и улица постепенно стихла. Где-то вдали, в сторону улицы Эрцзю, мерцал слабый огонёк – то вспыхивая, то затухая, не давая рассмотреть, что там происходит.
Цзи Боцзай внезапно спросил:
– Она… что-нибудь сказала?
Не Сю почтительно склонился:
– Госпожа Мин велела передать, что сундуки с тканями, подаренными ваном Гуном, сгорели дотла. Сказала, чтобы мы не тревожились.
Поджог – способ грубый, но… временами самый действенный.
В глазах Цзи Боцзая мелькнула насмешка, уголки губ чуть дрогнули:
– А как же она это провернула?
Ведь Сыту Лин уже тогда был в поместье. Устроить поджог, не оставив следов, да ещё и так, чтобы никто не заподозрил – было непросто. К тому же при умышленном поджоге почти всегда используют масло или спирт, а запах и следы легко остаются. Но прошло уже столько времени – и никакой огласки. Никто ничего не раскрыл.
Не Сю покачал головой:
– Я прибыл слишком поздно и сам не видел. Тётушка Сюнь сказала, что и она не знает, как загорелось. Все тогда были во внутреннем дворе, и вдруг в кладовой вспыхнул огонь. Поджигателя не нашли. После пожара люди из судебного ведомства всё осмотрели – никаких следов умышленного поджога, только заключение: в такую жару, мол, случается.
Кладовая ведь была выстроена в сухом и прохладном месте – от жары она бы сама по себе не вспыхнула. Значит, она точно что-то подстроила… какой-то хитроумный механизм, незаметный для чужого глаза.
Но тогда – откуда она узнала, что сундуки с тканями от вана Гуна собираются проверять?
В глазах Цзи Боцзая мелькнула тень сомнения… а затем – лёгкое веселье.
Он всегда питал слабость к умным людям. Но особенно – к тем, кто был не только умен, но и красив. А особенно – к тем, кто был умен, красив и при этом всё ещё держал его в сердце.
– А что ещё она сказала? – вдруг спросил он, лениво щёлкнув ногтем по перилам.
Не Сю удивлённо поднял глаза:
– В каком смысле?
– Я не вернулся, – протянул Цзи Боцзай, – разве она не передала никаких слов для меня?
Наверняка ведь должна была… Должна была хоть немного обидеться, хоть каплю – спросить, почему он не вернулся. Или хотя бы – не появился ли у него кто-то другой?
Не Сю покачал головой:
– Нет. Ничего такого.
Цзи Боцзай: ?..
Он явно был сбит с толку:
– Почему ничего?
Вернётся он или нет – это одно. Но помнить о нём, скучать – совсем другое. Разве могла она не думать о нём вообще?..
Не Сю покачал головой:
– Слуга не знает, но госпожа Мин всё же пошла ждать вас, как обычно, к повороту. Сегодня там было многолюдно, боюсь, наслушалась пересудов да насмешек.
В его голосе звучало искреннее недоумение – он, как и тётушка Сюнь, не мог понять: зачем? Зачем выставляться на людской смех? Ради кого?
Но Цзи Боцзай, услышав это, вдруг замер – а потом, неожиданно даже для себя, рассмеялся по-настоящему, от души.
– Господин? – Не Сю смотрел на него с изумлением.
Цзи Боцзай опёрся на перила, смеялся ещё долго, в глазах его блестел весёлый свет, словно звёзды плыли по чёрной воде:
– Вот уж действительно… на том пиру я и вправду сорвал жемчужину. И не ошибся, что выбрал её.
Всё произошло так быстро, что даже представить себе было невозможно, как она смогла понять его, находясь на таком расстоянии. Она уловила самую суть, угадала его мысли.
Обычная женщина испугалась бы, растерялась. Но только не она. Лишь она могла сообразить, как надо поступить: нарочно отдалиться, нарочно изобразить себя забытой – чтобы уберечь и его, и себя. Чтобы пережить всё это испытание.
Все эти люди – что копались в делах Мин И – делали это лишь потому, что подозревали: за её действиями стоит он сам. Будто бы именно он подговорил её отравить родича из клана. Но… если между ними и впрямь нет близости, если она в его немилости – тогда даже если это дойдёт до Да сы, всё сведётся лишь к обычному делу: танцовщица, убившая вельможу. Никак не связать это с ним. А не связав – они уже не смогут понять её мотив. А без мотива – и приговора не вынести.
Всё это – просто логика. Вроде бы понятно.
Но женщина… женщина ведь – существо ранимое. Брошенная, внезапно отстранённая, разве не зальётся слезами, не начнёт винить и страдать?
А вот Мин И – может. Ещё как может. И не просто может, а сама делает шаг навстречу: поддерживает его замысел, не дрожит за честь, а наоборот – выставляет себя перед людьми жалкой и униженной.
Ветер пронёсся по балкону, и золотые фонари, что свисали вдоль перил, зазвенели тонко – как звон меди. Лепестковые узоры на вырезанных пластинах трепетали в свете, словно оживали.
Цзи Боцзай, с лёгкой улыбкой глядя на эти узоры, вдруг подумал: а ведь неплохо было бы взять один из этих фонарей… и отдать Мин И.
Вот только по плану он не должен был возвращаться домой как минимум полмесяца.
– Господин, госпожа Цинли уже готова, – доложила подошедшая служанка.
Он медленно отвёл взгляд, коротко кивнул и сделал несколько шагов в сторону комнат. Потом остановился, как будто потерял к происходящему всякий интерес.
– Не Сю… что-то я устал.
Не Сю с первого же слова всё понял и с мученической миной пробормотал:
– Господин… боюсь, такое счастье с хуакуй – не для моего желудка…
– Всего лишь пара глаз и рот, – с лёгкой иронией произнёс Цзи Боцзай, лениво прищёлкнув языком. – Главное – не дать никому усомниться в этом.
Не Сю тяжело вздохнул. Отказаться он не мог – пришлось кивнуть, скрепя сердце.
Цзи Боцзай хоть и был человек ветреный, но к плотским утехам относился без излишней страсти. Особенно с тех пор, как всерьёз занялся практикой – он знал, что излишество мешает культивации. Потому и позволял себе это только в моменты действительно хорошего настроения. В остальное время – дело перекладывал на Не Сю, чтобы сохранить нужный образ.
Но сейчас Не Сю совсем не мог понять: господин ведь сам ушёл из дома, сам сказал, что не вернётся ближайшие две недели… Так почему вдруг не желает и с Цинли провести ночь? Неужто теперь и в трактире собирается только поститься?
Да и сам Цзи Боцзай, если честно, не до конца понимал, что с ним творится.
