Текст книги "Любовь в облаках (ЛП)"
Автор книги: Байлу Чэншуан
Соавторы: RePack Diakov
сообщить о нарушении
Текущая страница: 69 (всего у книги 86 страниц)
И действительно, человек напротив, услышав её, мгновенно изменился: брови смягчились, во взгляде вспыхнуло почти нежное тепло.
– Правда? – спросил он негромко.
– А разве я смею лгать императору? – с лукавым смешком отозвалась Мин И. – Будь у вас поменьше власти и влияния – я бы давно утащила вас в свой внутренний двор.
Цзи Боцзай всмотрелся в неё пристально, и вдруг шагнул вперёд. Его лицо оказалось опасно близко, голос – низким, почти шёпотом:
– А ты думала, почему в моём дворце пожар полыхнул месяц назад?
Мин И замерла, не успев осознать смысл слов. Попыталась отступить, но он уже обвил её талию рукой, не давая отступить ни на шаг:
– Я давно уже во внутреннем дворе, госпожа да сы. Но почему вы всё ещё не перевернули мою табличку?
…Пожалуй, для начала кто-нибудь из Управления должен осмелиться вписать твоё имя на зелёную табличку, – с досадой подумала она, промолчав.
Мин И ловко выскользнула из его объятий, отступила на два шага и с усмешкой принялась мысленно укорять себя: всё-таки не хватает ей ещё ловкости и изящества в этом искусстве флирта. Посмотри-ка, как действует он – шаг вперёд, взгляд в упор, шепот у самого уха… И всё выходит так гладко, так безупречно. Учиться ей, ох, как ещё надо. И упражняться, упражняться.
С легким вызовом она приподняла бровь и посмотрела ему прямо в глаза:
– Потрудитесь, Ваше Величество, вписать своё имя на табличку – и я переверну её уже сегодня ночью. Правда… – она лениво протянула слова, словно пробуя их на вкус, – последнее время мне по вкусу мужчины вроде Чжоу Цзыхуна: кожа у них мягкая, стан тонкий, движения лёгкие. А вот вас, боюсь, я просто не проглочу.
Выражение лица Цзи Боцзая потемнело на глазах – тень, будто набежавшая от грозовой тучи, легла на черты его лица.
Мин И рассмеялась, весело свистнула, развернулась и, не оборачиваясь, пошла дальше, оставив его за спиной, будто дразня одним своим отдаляющимся шагом.
Цзи Боцзай остался стоять, как вкопанный. Некоторое время он не мог даже пошевелиться – словно воздух вокруг сделался вязким, тяжёлым.
– Ваше Величество? – с тревогой подступил Не Сю, поддерживая его за плечо.
Только спустя долгое молчание, с трудом переведя дух, Цзи Боцзай обернулся, глядя в сторону, куда ушла Мин И. Губы его побелели, голос прозвучал глухо:
– Не Сю… Скажи, я… раньше и сам был настолько несносным?
Не Сю выдавил неловкий смешок:
– Вы и госпожа Мин всегда были достойными противниками. Ни в чём друг другу не уступали.
Хоть таких слов он и не говорил прежде госпоже Мин, другим – да, бывало, и не раз. В былые годы все знатные девушки Му Сина были без ума от его облика – и до бешенства ненавидели его язык. Невозможно было устоять ни перед одним, ни перед другим – и причина тому была самая настоящая.
Цзи Боцзай глубоко вздохнул и с горькой усмешкой проговорил:
– Что ж… считай, я расплачиваюсь по счетам.
Если она всё ещё готова дать ему шанс – хоть один, единственный – чтобы он мог подарить ей ту самую свадьбу, которую она заслуживает… тогда всё остальное – уже не важно.
Раньше он терпеть не мог даже мысли о браке. В его глазах женитьба была цепью: как будто живого человека приковывали к каменному столбу, лишая всякой свободы. Ни шагу в сторону, ни собственного дела… Даже если просто заглянешь в цветочный дом выпить чашу вина – вернёшься и получишь полный набор: слёзы, скандал и угрозу броситься в пруд. Одна мысль об этом вызывала удушье.
Но теперь… теперь он вдруг понял: брак может быть дивной вещью. Это значит – она всегда рядом. Что он может просыпаться и видеть её лицо, засыпать с её дыханием рядом. Сидеть с ней за одним столом, встречать с ней зиму и лето, весну и осень.
Что она – с ним. Всегда.
Он уже начал уставать от вина и веселья в посторонних домах. Та жизнь – день за днём, полная роскоши и праздности – стала казаться ему безвкусной, тяжёлой, выматывающей. Сейчас ему хотелось лишь одного: быть рядом с ней. Есть простую домашнюю еду, вместе волноваться из-за каких-нибудь пустяков и так же вместе радоваться, если вдруг судьба принесёт что-то ценное.
Ведь нет ничего горше, чем получить сокровище – и, обернувшись, понять, что рядом никого нет, чтобы этим сокровищем поделиться.
– Ты уверен, что Мин И действительно хочет выйти за тебя? – лениво осведомился Янь Сяо, не отрываясь от растирания лекарственных корней и косо взглянув на него из-под бровей.
Цзи Боцзай с ленцой отряхнул рукав:
– Конечно уверен. Эти несколько рулонов шёлка – я просто подкинул ей повод, дал возможность спуститься с высоты достоинства. А она – тут же согласилась. Хай… мы с ней уже столько лет перетираем друг друга, сколько можно? Само время пришло.
Янь Сяо хмыкнул:
– Забавно. А ведь я помню, как ты клялся, глядя в небо, что никогда в жизни не повесишься на одном дереве.
– Сам ты дерево. Вся твоя семья – роща, – лениво прищурился Цзи Боцзай и, подперев щёку, улыбнулся мечтательно: – А Мин И – она как Чаоян, рассветное солнце. Солнце, которое никогда не заходит.
Янь Сяо: «…»
Спасибо тебе, конечно, что с утра пораньше явился сюда и заставил меня покрыться мурашками с головы до ног.
– А ты с принцессой Хэ Лунь всё уладил? – не отрываясь от работы, вновь поинтересовался Янь Сяо.
Упоминание этого имени не вызвало у Цзи Боцзая ни тени волнения – его лицо осталось спокойным, даже равнодушным:
– Бывший да сы Му Сина скончался ещё в прошлом месяце. Ван Сянь захотел немедля занять его место. Я поставил заслон, и теперь он нервничает до дрожи, слушается каждого моего слова. Не только забрал Хэ Лунь обратно в столицу, но и расторг помолвку. Я устроил так, чтобы её отдали в другой дом.
– Хм? – Янь Сяо приподнял бровь, удивлённый. – Он на это пошёл? Свадебный союз с Хэ Лунь – это же козырь небесной силы. Разве можно так легко от него отказаться?
– А он и не может его разыграть, – Цзи Боцзай усмехнулся. – Наследник вана Пин всё ещё жив. Если ван Сянь вздумает перечить мне – я в любой момент могу поддержать того младшего, посадить на место. И тогда ван Сянь останется ни с чем.
Он ненавидел вана Пин. Никогда не допустил бы, чтобы его сын взошёл на престол. Но как инструмент давления – этот мальчишка был идеальной приманкой, верёвкой на шее вана Сянь.
Янь Сяо с невольным восхищением покосился на него. Цзи Боцзай был и впрямь человек удивительный: с одной стороны – весь во власти чувства, готов ради Мин И идти на многое; с другой – твёрд, расчётлив и безупречно владеющий каждым участком шахматной доски. Словно у него восемь голов, и каждая занята своим делом, но ни одной ошибки – всё продумано, всё держится в равновесии.
Вот уж про него точно не скажешь: “потерял голову от любви”.
– Не стоит столь сильно тревожиться из-за ситуации, связанной с Хэ Лунь, – произнёс Янь Сяо с невозмутимым спокойствием. – У неё уже был избранник, и она не нуждалась в тебе. Её стремление вступить с тобой в брак было продиктовано исключительно желанием обрести власть и честолюбием. Ты столь долго не проявлял к ней интереса, что она сама осознала это. Недавно она даже интересовалась у придворной врачевательницы, существует ли средство, способное имитировать её кончину, дабы она могла покинуть этот «дворец людоедов», как она его именовала.
Цзи Боцзай прищурился:
– С каких пор я вообще придавал значение её делам?
– Тогда с чего каждый раз, стоит её упомянуть, ты становишься вот таким? – с иронией приподнял бровь Янь Сяо. – Не боишься ли, что она попытается отыграться?
– Нет, – отрезал Цзи Боцзай холодно. – Просто каждый раз, как вижу её, перед глазами встаёт та проклятая свадьба.
Свадьба – и без того дело утомительное, обставленное тысячей ритуалов и суеты. А если невеста – не та, кто в сердце… всё превращается в сплошную муку. Пусть моментами и трогательно, но, если по ту сторону занавеса стоит не Мин И – всё это теряет смысл. Пышные церемонии, ливни благословений, шелка, алые свечи – всё тускнеет, как потускневший сон.
К счастью, у него всё ещё оставался шанс всё исправить.
– Ты только не забудь прийти, – сказал Цзи Боцзай, передавая приглашение Яню Сяо. – Я оставлю тебе место в почётном ряду.
Янь Сяо бросил взгляд на красную открытку, посмотрел на указанную дату и хмыкнул:
– Умеешь же выбирать, – усмехнулся он. – За два дня до выступления в поход. Расписались – и сразу вместе на поле боя. Даже возвращаться ей не придётся в свой внутренний двор смотреть на ту толпу мужчин.
Словами он, конечно, утверждал, что не ревнует Мин И к её «трем дворцам и шести покоям», и вроде бы принимал это как неизбежное – всё же вина была за ним. Но если уж на, то пошло… Янь Сяо был уверен: сколько бы Цзи Боцзай ни строил из себя хладнокровного императора, за закрытыми дверями он не один десяток уксусных кувшинов перебил.
Удивительно только одно – как он вообще всё это выдержал.
Глава 202. Великая свадьба
Шутки шутками, но Янь Сяо всё же принялся помогать с подготовкой к великой свадьбе Цзи Боцзая.
Император, надо отдать ему должное, не поскупился – казна трещала по швам. Ярко-алые свадебные иероглифы «счастье» покрыли тончайшими слоями сусального золота, их наклеивали по всему дворцовому пути – от ворот до самого центрального чертога. Слуги сновали туда-сюда, прижимая к груди охапки алых лент, шёлка и парчи. Лучшие гончары и плиточники спешно обновляли облицовку Дворца Сюаньсингун, художники, сжав в пальцах тонкие кисти, заново прорисовывали цветочные орнаменты на колоннах, балках и резных карнизах.
Перед главной залой уже выстроили груду свадебных даров, приготовленных Цзи Боцзаем. Уж он-то громко твердил, что не признаёт народных традиций с выкупами и вымышленным богатством, но стоило дело коснуться Мин И – приготовил ровно шестьдесят шесть паланкинов с дарами. У других – половина была бы для вида, пустая позолота и показуха, но Янь Сяо, откинув угол одного из алых покрывал, невольно задумался – кажется, этот упрямец и вправду вытащил из своего личного тайника всё, что мог.
Одна лишь золотая утварь – более пятидесяти предметов. И каждый увесистый, ни одного бутафорского.
С чувством, в котором смешались и удивление, и недоумение, и невольное восхищение, он закончил инвентаризацию и отправился во внутренний двор Чаояна.
Во внутреннем дворе Чаояна тоже царило оживление – подготовка шла полным ходом, суета стояла весёлая и вдохновенная. Швеи торопились как могли: золотые иглы в их пальцах мелькали так быстро, что казалось, они ткут не свадебное платье, а само время. Из драгоценного шёлка с кэссы-узором дракона и феникса спешно шили свадебные одежды.
Мин И как раз примеряла наряд.
В бронзовом зеркале отражалась женщина с волосами цвета воронова крыла, с чертами, утончёнными, как аромат весенней орхидеи, и станом столь изящным, что ладони было бы довольно, чтобы обнять её талию.
В этот момент вошёл Янь Сяо. Поклонившись по обычаю, он бросил взгляд на платье и с приподнятой бровью заметил:
– В спешке часто случаются ошибки… Кто это выбрал для платья узор дракона?
По традиции узор «дракон и феникс» имел чёткое значение: мужчина – дракон, женщина – феникс. Символ равновесия, небесного союза.
Мин И, смеясь, опустилась в кресло и жестом предложила ему чаю:
– А я, как-никак, полноправная госпожа целого города. Разве недостойна драконьего узора?
– Достойна, ещё как, – усмехнулся Янь Сяо. – Только боюсь, когда вы с Боцзаем пойдёте к алтарю, это будет похоже не на свадебную церемонию, а на клятву кровного братства.
Мин И мягко улыбнулась, отвела взгляд – не глядя на него, тихо спросила:
– Послезавтра начинается поход. Господин тоже идёт?
– Разумеется, – кивнул Янь Сяо. Затем, чуть помедлив, добавил: – Подготовка к выступлению держится в строжайшей тайне, потому и решили использовать вашу свадьбу как прикрытие. Не знаем, не будет ли тебе это неприятно. Его Величество велел передать: если ты хоть на миг почувствуешь неудовольствие – всё можно пересмотреть, ещё не поздно.
– Когда всё уже дошло до этого момента – что тут менять? – спокойно ответила Мин И, взмахнув рукой. – Я ведь с самого начала рождена для войны. Так пусть же война станет моим свадебным даром – как раз кстати.
Её твёрдость и спокойствие ощутимо развеяли напряжение. Янь Сяо невольно выдохнул – легче стало на душе.
И всё же… где-то в глубине у него оставалось беспокойство, глухое, безымянное.
Действительно ли Мин И простила Цзи Боцзая?
Цзи Боцзай стоял перед бронзовым зеркалом, разглядывая себя в свадебном облачении с вышивкой дракона. Он сдвинул брови, с лёгким недовольством пробормотал:
– Всё как-то в спешке… Наряд недостаточно пышный, не тянет на императорский.
Хотя говорил он это с пренебрежением, уголки губ всё же предательски приподнялись, а в глазах плескалась почти мальчишеская радость – светлая, тёплая, едва сдерживаемая.
Старшая служанка, тётушка Сюнь, не удержалась от улыбки:
– При такой осанке и облике, как у Вашего Величества, даже самая скромная одежда – уже величие несравненное. Кто ещё сравнится?
Он, конечно, только этого и ждал.
Цзи Боцзай довольно кивнул и, не торопясь, начал вновь и вновь рассматривать каждую складку, каждый шов, словно в этом ритуале пытался обрести внутреннее равновесие.
– Я уже всё проверила, – напомнила тётушка Сюнь. – Ни единой нитки лишней.
Он молча кивнул, губы сомкнуты, взгляд опущен. Пальцы всё вертели подол, выискивая несуществующие изъяны. И только спустя время он тихо, почти шёпотом, признался:
– Тётушка… мне страшно.
Человек, который и при обрушении горы Тайшань не дрогнул бы лицом, – и вот он, дрожащим голосом говорит о волнении.
Тётушка Сюнь то ли хотела рассмеяться, то ли прослезиться. Она ещё раз пригладила ему волосы, поглядела на его сжатые в кулаки руки – и уже представляла, каким каменным будет его лицо во время церемонии, как он изо всех сил будет сдерживать всё, что кипит в груди.
Сегодня был назначен день великой свадьбы.
Во внутреннем дворе Чаояна всё было распланировано до мелочей: сначала Мин И должна была совершить церемониальный объезд в свадебной колеснице, после чего – у главных дворцовых ворот – выйти из неё, чтобы сам Его Величество принял подношения и проводил её к месту оглашения титула.
По установленному распорядку Цзи Боцзай должен был появиться у ворот только в первую четверть часа часа петуха. Однако с самого утра он уже был на ногах – надел праздничное облачение, привёл себя в порядок и… с тех пор метался по дворцу, не в силах найти себе места.
Тётушка Сюнь больше не могла на это смотреть. Наконец, когда стрелка часов пересекла середину часа обезьяны, она велела слугам проводить Его Величество к дворцовым вратам.
На улицах Чаояна царило настоящее ликование. Свадьба градоначальницы – событие значимое. Да ещё и такой, как Мин И: женщина, что не щадила себя ради города, ради каждого жителя. Горожане сами вышли на улицы, посыпали дорогу алыми лепестками и бумажками, отгоняющими злое, бросали в свадебную повозку медные монеты – не из неуважения, а как знак благословения, древний обычай пожелания богатства, счастья, долгих лет.
Цзи Боцзай наблюдал за процессией издали. И чем ближе подъезжала та ало украшенная колесница, тем больше расправлялись его плечи. Его невеста – его женщина – любима всем городом. И как же гордо это осознавать.
Но…
В следующий миг он вдруг почувствовал – что-то не так.
Сейчас стоял только час обезьяны – до назначенного времени оставался целый час. Так почему же свадебная колесница уже подъехала к воротам дворца?
Шествие, сопровождавшее процессию, ещё секунду назад шумело вовсю: звенели гонги, гремели барабаны, звучала флейта, разносились радостные выкрики. Но стоило им издалека заметить уже ожидающую у ворот фигуру – все звуки мгновенно стихли, музыка замерла, будто сама растерялась. Люди переглянулись в растерянности.
Две стороны двигались навстречу друг другу всё ближе. Очнувшись, Цзи Боцзай шагнул вперёд, улыбнулся, распахнув руки, как будто и вправду собирался принять самое драгоценное подношение:
– Хорошо, что я не выдержал и вышел пораньше. Иначе ты, явившись так заблаговременно, застала бы пустые ворота – и кто тогда тебя бы встретил?
В повозке повисла короткая пауза. Затем одно из окон плавно отъехало в сторону.
Мин И приподняла голову и взглянула на него. Сегодняшний Цзи Боцзай – он и вправду выглядел как сошедший с небес правитель: лицо словно выточено из нефрита, губы лёгким алым акцентом, брови, будто вырезанные кинжалом, и в глазах – как в зеркале прудов Му Сина – звёзды, разбросанные по ночному небу, и ни одна не потухла.
Мин И, подперев щеку рукой, лениво улыбнулась:
– Утро или вечер – что за разница? Я ведь пообещала вам надеть эту драконье-фениксовую кэссы. Вот и исполнила своё слово.
Улыбка на лице Цзи Боцзая чуть дрогнула, будто её поддел лёгкий порыв неуверенности. Он замер – что-то не так.
На её лице не было ни тени стеснительной радости, ни торжественной трогательности, что, казалось бы, должны были озарить невесту в день свадьбы. Вместо этого – выражение, слишком ему знакомое.
Слишком… знакомое.Такое выражение лица…
Он видел его не раз. В зеркале. В своем отражении.
Да, именно так он смотрел на других, когда ловко водил за нос, наблюдая, как жертва сходит с ума, не понимая, в чём подвох. Насмешка, усталость, лёгкая жалость – и довольство охотника, поймавшего наивного зверька.
Цзи Боцзай почувствовал, как кровь в жилах замерла, застыла от ледяного осознания.
– Что ты… хочешь этим сказать? – голос его сорвался, хриплый, едва различимый.
Мин И изящно взмахнула рукавом, будто отгоняя пыль с плеча.
– Мы и правда надели эти драконьи и фениксовые кэссы, так что я своё обещание сдержала. А теперь… прошу, уступите дорогу. Мне пора возвращаться во внутренний двор – у меня свадьба.
Что-то тяжёлое, как камень, рухнуло ему в грудь. Боль разлилась внутри, давя, не давая вдохнуть. Он стоял в немом оцепенении, сердце стучало, но не билось.
– Ты… – он сглотнул, горло перехватило. – Возвращаешься… замуж выходить?
– Разумеется, – спокойно, почти ласково отозвалась Мин И и, с лёгкой грацией повернувшись, чуть сдвинулась в сторону, позволяя ему заглянуть внутрь повозки.
Там, в её тени, сидел Чжоу Цзыхун. На нём был свадебный наряд с узором феникса из кэссы, а его край был аккуратно завязан с её подолом – обрядовый узел единения. Лицо его было склонено, взгляд опущен, руки сложены – он сидел рядом, тихо, сдержанно, как подобает жениху перед алтарём. Один – в драконьем узоре, другой – в фениксовом. Пара. Совершенная, яркая, неоспоримая.
Цзи Боцзай засмеялся. Смех был тихий, но в нём звенела горечь, почти ломота.
– Значит, твоя великая свадьба… с ним?
– Чжоу Цзыхун нежен со мной, внимателен, он бережёт меня, – с тихой, но непреклонной уверенностью сказала Мин И. – Почему это не может быть он?
Только теперь ярость, медленно проклюнувшаяся изнутри, нахлынула на Цзи Боцзая с силой опоздавшего шторма. Глаза его потемнели, голос стал холодным, как закалённый клинок:
– Значит, всё это время… ты просто играла со мной?
– Ваше Величество, не надо так драматизировать, – Мин И усмехнулась, и в её глазах полыхнуло облегчение, почти торжество. – Какая же это игра? Вы сам всё надумали. Я ни разу не обещала вам стать вашей женой.
Цзи Боцзай замер. Он открыл рот, но не нашёл слов. Тишина, тянущаяся между ними, была гуще, чем гнев, горше, чем ревность.
И глядя на неё, такую ясную, спокойную, он вдруг… понял. Всё.
Мин И была из тех, кто, как и он сам, никогда не прощает. Обиду она не забывает, и отплатить за неё – вопрос не мести, а справедливости. Он когда-то подарил ей ложную радость, жестокую иллюзию – и теперь она вернула ему то же самое. Монета к монете.
– Виноват был я, – хрипло произнёс Цзи Боцзай, горло сжало, как будто в нём стояла сталь. – Я дал тебе повод отомстить. Но если ты отплатишь сполна… ты простишь меня?
– Простить?.. – Мин И задумалась. – Возможно… отпущу. Мы с вами, по сути, и не были так уж глубоко связаны. Пусть этот день всё и завершит – и расплатимся сполна.
Если её обида и правда сможет рассеяться, – пусть даже ценой его собственного унижения, – Цзи Боцзай готов был принять. Пусть горько, пусть душит, пусть каждое слово ранит – он сам заслужил это. Он сам всё разрушил.
Но…
Глядя на неё в повозке, с этим тихим, почти мирным выражением лица, с Чжоу Цзыхуном рядом, он вдруг осознал: она не просто играет, не просто возвращает долг.
Если она выйдет за Чжоу Цзыхуна… то, в отличие от него самого, не прогонит, не забудет, не бросит. Она будет рядом. Они будут вместе – по-настоящему.
Вместе будут делить еду. Засыпать под одной завесой. Радоваться. Горевать. Жить.
Глава 203. За всю жизнь сердце может дрогнуть лишь однажды
Он изо всех сил пытался убедить себя: отпусти её. Всё уже и так ясно. Даже если он силой удержит её здесь, заставит остаться – она не пойдёт с ним до конца, не вступит в брак, не разделит обряд.
Но ноги не слушались. Кажется, его тело само отказывалось отступать. Он стоял, словно врос в землю, замерший рядом с их свадебной повозкой. Праздничное одеяние на нём, сшитое в спешке, раздувал ветер – и узор золотого дракона, такой же, как на её одежде, теперь казался не символом союза, а насмешкой.
Цзи Боцзай медленно поднял руку – и бросил Чжоу Цзыхуну боевой вызов.
Мин И тут же побледнела. Не колеблясь ни секунды, она тоже сложила печать, посылая вызов в его сторону. Грудью встала между ними – словно боялась, что он хоть на волосок заденет её возлюбленного.
Он усмехнулся – не злобно, скорее горько:
– Думаешь, даже вдвоём вы меня победите?
Мин И тоже улыбнулась. Но её улыбка была тиха, как осенний ветер, и в ней не было страха, только решимость:
– Я и не думаю побеждать. Я лишь хочу умереть с ним вместе.
Цзи Боцзай: «…»
Он опустил глаза. Пальцы едва заметно дрожали – и он спрятал их в рукавах, будто пряча от мира слабость. А когда снова поднял голову, его лицо было безупречно спокойно:
– Раз ты так хочешь… Что ж, я исполню ваше желание.
Из-за его спины взвился в небо чёрный дракон. Древний Дракон, символ императорской власти, вырвался наружу с рёвом, что потряс землю и небо.
– Ваше Величество! – раздался голос Янь Сяо, и в следующий миг он уже оказался рядом, крепко схватив Цзи Боцзая за руку. – Трижды подумайте!
– Подумать о чём? – голос императора прозвучал холодно, будто упавший клинок.
– Впереди война, нельзя, чтобы с госпожой Мин случилось хоть что-то! – с тревогой выпалил Янь Сяо. – И… к тому же… вы только посмотрите. Здесь, вокруг – столько глаз. Все смотрят.
Да…
Все смотрели. Весь Чаоян собрался, чтобы стать свидетелем его позора.
И она – она, которая знала его лучше многих – и всё равно позволила этому случиться. Позволила ему стоять так, на виду, с обнажённым сердцем.
Цзи Боцзай опустил ресницы, взгляд потух. Силы, ещё недавно бушующие в нём, вдруг будто развеялись. Он медленно отозвал чёрного дракона, и в голосе его послышалась незнакомая усталость:
– Хватит…
Мин И нахмурилась, глядя на него – и, поколебавшись, тоже убрала свою боевую печать:
– Так… Его Величество позволит нам уйти?
Он поднял голову. Глаза, в которых раньше плескался лёд, теперь были мутны – не слезами, нет, а чем-то глубже – поражением.
– Когда я готовился к своей свадьбе… – хрипло начал он, – ты возненавидела меня за то, что я скрыл от тебя правду. А теперь, когда ты выходишь замуж – я ненавижу тебя за то, что ты даже не пыталась её скрыть.
Он медленно выдохнул, голос стал громче, ровнее, но в нём звучала бесконечная горечь:
– Мин И, во всей этой жизни… я, Цзи Боцзай, полюбил только одну. Только тебя. Хотел провести с тобой остаток дней. Спать рядом. Умереть рядом. Быть с тобой и в жизни, и в смерти, и за её пределами. Никогда не покидать.
Он вложил в эти слова свою юань, энергию сердца, и голос его прокатился по всему Чаояну, разнёсся над крышами, над улицами, над толпой – как клятва, как обет, как обнажение души.
Мин И вздрогнула. Сердце резко сбилось с ритма, она вытаращила глаза на него:
– Ты… с ума сошёл?
Он, гордый, несгибаемый, с характером, что не склоняется ни перед кем – и вдруг выкрикивает подобное на весь город? Он, для кого честь – броня, а лицо – последний бастион?
Как он вообще мог… позволить себе такое?
– Если сейчас не скажу, – тихо произнёс Цзи Боцзай, – то больше не будет шанса.
Он смотрел на неё с какой-то усталой ясностью, с той тяжестью, которая приходит к человеку, прошедшему точку невозврата.
– Ты упрямо выходишь замуж за того, кого на самом деле не любишь. Я не могу тебя остановить. Но я буду ждать. Буду ждать столько, сколько понадобится, пока ты не отпустишь прошлое… и не захочешь дать мне ещё один шанс.
На соседнем сиденье рука Чжоу Цзыхуна, лежавшая на колене, едва заметно сжалась в кулак.
Мин И прищурилась, голос её стал холодным, как лёд:
– Благодарю за великодушие, Ваше Величество. Но Чжоу Цзыхун – именно тот, кого я люблю.
– Я не верю, – хрипло усмехнулся Цзи Боцзай. – Я знаю, как ты любишь. Я был тем, кого ты когда-то любила. Я видел, чувствовал это. То, что ты испытываешь к нему… максимум – интерес.
Он шагнул назад и, не сказав больше ни слова, уступил дорогу. Свадебная колесница тронулась с места.
Мин И резко захлопнула окно, словно желая отсечь всё, что только что было сказано. Потом уставилась в одну точку – на узор золотого дракона, вышитый на рукаве её свадебного платья.
Да, всё произошло так, как она хотела. Сегодня Цзи Боцзай испытал ту самую беспомощность, то же унижение и разочарование, что некогда довёл до неё. И обида, засевшая глубоко внутри, словно уголь, наконец догорела дотла.
Но… почему-то не было ни удовлетворения, ни радости. Пусто.
– Госпожа, – вдруг нарушил молчание Чжоу Цзыхун, голос его был негромким, но ясным. – Вы… действительно решили выйти за меня просто ради того, чтобы отомстить ему?
Мин И вернулась в себя, отвела взгляд и, глядя вниз, мягко сказала:
– Если говорить честно… сказать, что вовсе не ради этого – не получится. Всё-таки обида во мне была. Но и утверждать, что вся свадьба – только ради мести… тоже будет неправдой.
Чжоу Цзыхун кивнул, губы его были чуть побелевшими – так плотно он их сжал:
– Вы знаете… человек со временем становится всё более алчным. Когда-то я думал, что уже само по себе счастье – то, что вы согласились жить в моём Ицигэ. Потом я считал, что это великое счастье – то, что вы согласились выйти за меня замуж. А теперь… теперь я хочу, чтобы в вашем сердце не было места никому, кроме меня.
Мин И обернулась к нему. Он слегка улыбнулся, опустив ресницы:
– Любовь, она не так совершенна, как многие думают. В ней есть не только возвышенные чувства, но и проявления жадности, собственничества, ревности и обиды. И я ничем не отличаюсь от других. Я тоже способен на такие чувства.
– Госпожа говорит, что я мягок и деликатен. Но это лишь часть меня. Во мне есть и упрямство, и твёрдость, гнев и несправедливая злость. Всё это тоже часть меня. – Он поднял глаза, в его взгляде не было ни мольбы, ни жалобы – только честность. – Если такой я, без прикрас, всё ещё нужен вам… тогда, госпожа, вы действительно хотите стать моей женой?
Мин И на мгновение растерялась, как будто слова не находили пути к языку. Ещё не успела она что-либо ответить, как рядом послышался тихий, почти само ироничный смех.
– Значит, он всё же был прав, – произнёс Чжоу Цзыхун. – Вы и правда выходите замуж за человека, которого не любите. Вы любите не меня, вы любите мягкость и заботу, но не Чжоу Цзыхуна.
Колёса повозки стучали, катясь по каменной мостовой, мерно и глухо, будто отсчитывая удары сердца. Мин И открыла рот, будто желая возразить – но слова не приходили. Только тишина и смутное чувство беспомощности.
Человеку, быть может, и правда суждено по-настоящему влюбиться лишь однажды за всю жизнь.
А всё, что приходит потом – лишь уступки, компромиссы, согревание углей, которые уже не могут стать пламенем. Она не могла снова подарить кому-то ту самую безрассудную страсть, что отдала когда-то Цзи Боцзаю. Всё было израсходовано. Изжито. И она знала – это нечестно.
Несправедливо по отношению к тому, кто рядом.
Может, если жить, не вдаваясь в суть, всё могло бы сложиться. Тепло, спокойно. Но Чжоу Цзыхун, похоже, больше не хотел спокойствия ценой слепоты. Он не хотел быть «достаточным». Не хотел жить в её полутени.
Свадебная колесница въехала в распахнутые ворота внутреннего двора. Снаружи раздавались крики радости, благословения, восторженные возгласы.
А внутри – в этой тесной повозке, украшенной алыми лентами и золотыми узорами – стояла гнетущая, глухая тишина. Ни один из них больше не проронил ни слова.
День выступления в поход пришёл стремительно, без промедлений. Пока в Цансюэ успели получить хоть какие-то весточки, Цзи Боцзай уже с передовым авангардом добрался до переправы и принял бой.
По всем обычаям, император, едва заняв трон, должен был бы стать сдержаннее: отказаться от безрассудной ярости, не участвовать лично в сражениях – ведь от его жизни зависело само будущее государства. Если с ним что-то случится – рухнет всё.
Но когда разведчики вернулись во внутренний двор с донесением, один из них, белый как мел, только и выдавил:
– Его Величество… сошёл с ума.
Цзи Боцзай напоминал живого владыку подземного мира. Он не просто командовал, он шёл впереди всех. Сражался, словно сам смерть. Рубил врагов, как будто рассекал траву. Даже раны на собственном теле не могли остановить его – он шёл вперёд, пока кровь капала на землю.
Под его напором дух пятитысячного авангарда взвился, как знамя на ветру. Люди, охваченные этой яростью, прорвали оборону, сокрушив городскую башню, которую охраняли двадцать тысяч солдат.
Да сы Цансюэ, который ещё недавно собирался лично потребовать у Цзи Боцзая выдачи виновного торговца, да и высказать всё накопившееся – уже и слова подобрать не мог, увидев, с какой безжалостной силой Император рвётся в бой. И в ту же ночь, не дожидаясь утра, поспешно отправил посла с предложением о переговорах.
– Шесть городов теперь под единой властью, – голос Цзи Боцзая звучал, как раскат грома. – Цансюэ – такая же моя территория, как и остальные. Я пришёл на свою землю – и вы ещё смеете говорить со мной о мире?
Он провёл рукой по лицу, размазывая кровь поперёк щеки, и усмехнулся – жестоко, устало, с яростью, что звенела в каждом слове:
– Ладно. Будем биться. Пока не откроется последняя, самая последняя дверь твоего проклятого города.
В следующую секунду из-за его спины в небо взвился Чёрный Дракон. Его тело пронзило облака, чёрная юань разлилась вокруг, клубясь, словно дым, пропитанный кровью. Тьма начала обволакивать стены и башни города, как надвигающаяся кара.
В это время Мин И, только спустившись с повозки, была тут же схвачена Янь Сяо – тот буквально потащил её к передовой.
