Текст книги "Герой не твоего романа (СИ)"
Автор книги: lovely dahlia
сообщить о нарушении
Текущая страница: 91 (всего у книги 100 страниц)
– Напомни мне, зараза, почему я вообще с тобой дружу? – вздохнул Кюхён, выкидывая записку в мусорное ведро.
Вся компания прибыла в Индию на британском самолете, но теперь уже и Британия не была уверена в своем желании получить назад проигравшую сторону. Пересекать границу следовало далеко не законным способом. Разгуливая по аэропорту, «сикхи» думали, что им делать. Камуфляж все же лишним не был: тут и там появлялись полицейские, которые пристально вглядывались в каждого азиата. Одного, например, остановили и увели на допрос, хотя он был монголом не выше ста шестидесяти сантиметров ростом и никак не моложе пятидесяти лет.
Чанмин купил для всех кофе, и компания, расположившись за круглым столиком подальше от болтающихся на посту полицейских, стала разрабатывать план. Судя по новостям в интернете, загадочный человек, похитивший лидеров Сопротивления, появился снова. Он выступил с посланием прямо в Вестминстерском дворце, в Зале заседаний Палаты лордов. Все, кто пытался ему помешать, даже не могли приблизиться к зданию, техника уничтожалась еще в пути – он словно был накрыт защитным куполом, делавшим его неуязвимым. Человек представился как Ким Хичоль, честно сообщил, кто он такой, провозгласил по всему миру власть своего Совета и объявил несогласных личными врагами. Он собирался править разумно и справедливо, но лишь после того, как все государства раз и навсегда перейдут под его контроль. До сей поры великий вампир позволял людям самим определиться с выбором, однако разочаровался в них, увидев, сколько последователей нашлось у парочки патологических придурков. Судя по всему, смертных требовалось направлять в верное русло твердой рукой. А придурков, кстати, ждала казнь. Они оба находились в плену, сбежать не могли, пытаться освободить их смысла не было. Первым проводить в последний путь предстояло Пак Ючона. Правда, этот дурак всего лишь шел за главным врагом Совета и сам по себе, в силу своего плачевного интеллектуального развития, опасности не представлял. Хичоль намеревался поступить благородно, в духе старинных традиций: вместо простого убийства он даровал доблестному офицеру честный поединок. Правда, со своим слугой Хангеном. Битва должна была состояться в Париже, на площади Шарля де Голля, поближе к Триумфальной арке. Все желающие могли прийти и посмотреть.
– Значит, он еще может выжить, если победит, – тихо сказал Джеджун. – По идее. Хичоль ведь не станет убивать победителя, нарушая слово?
– Не станет, – согласился Чанмин-вампир, поглаживая искусственную бороду, – только Ханген еще никогда не проигрывал. Я не то чтобы низкого мнения о майоре, но шанс у него – один из ста. Рассчитывать он может только на Юно.
Минни снова зашмыгал носом, стараясь не плакать и не развозить по лицу густую черную подводку. Если Джеджун был для него старшей сестрой, то майор – братом. Кто еще стал бы звать его «Пуговичкой»? Это прозвище всегда ужасно раздражало, но теперь макнэ ощутил, как сильно стал бы скучать по нему. И по самому глуповатому военному, разумеется.
Чанмин-вампир проверил свое оружие под широкой сикхской рубашкой. «Трансвеститы» так же пошарили под складками разноцветных женских нарядов.
– Все готовы идти до конца? – спросил «отец семейства», хмуря пушистые накладные брови.
– Да, – кивнул Джеджун, задорно усмехаясь. – Мы угоним самолет.
– Что? – настоящий Чанмин испуганно выпучил глаза. – Хён, ты совсем сдурел? Это же терроризм! Это, блин, еще хуже, чем жениться на пике популярности! От своей репутации потом вообще не отскребешь!
– Но нам нужен самолет, – коварно улыбнулся вампир. – И мне нравится ход мыслей твоего хёна. – Он весело потрепал Джеджуна по щеке. – Я сам думал в точности о том же самом, дорогая женушка. У гнусных предателей и подлых дезертиров мысли сходятся.
– Укушу, – предупредил Джеджун, покосившись на руку вампира.
– Хён, напомню. – Настоящий Чанмин не оставлял надежду воззвать к здравому смыслу коллеги. – Мы и так уже испоганили свой имидж в край. Нам что следовало делать, не будь всей этой хренотени? Записать альбомчиков в двух разных группах, добросовестно отслужить, вернуться к еще не страдающим от старческого склероза поклонницам и снова записать альбомчиков. Мы же скандально сошлись, выпустили на сцену совершенно посторонних людей, сами полгода пинали балду с наркоторговцами, потом демонстративно послали в жопу собственное правительство, присоединились к повстанцам… А теперь еще и самолет угоним в костюмах сикхских женщин? – Чанмин широко развел руками. – Да после такого можно не просто со сцены уходить, а из страны валить к чертовой матери!
– Чанмини, лапушка, – Джеджун заискивающе похлопал глазами, – ну это же будет так здорово! Один самолетик!
– Сейчас нужно покинуть терминал, – стал вполголоса давать распоряжения вампир. – Прорываемся к любому самолету, ожидающему рейса. От погони отстреливаемся. Все – только по моей команде.
– И в Африку, – подхватил радостный Джеджун. – Спасать нуну!
Чанмин-вампир приложил палец к губам.
– Я в туалет, – устало вздохнул Кюхён. Все устремили на него недовольные взгляды, и он поспешил оправдаться: – Просто пописать, честное слово, а не линять от вас. И в женский я пойду, в женский!
Кюхён вернулся через пять минут и выглядел таким взволнованным, словно в туалете встретил с десяток привидений.
– Это уже не певец, – сообщил он, садясь за столик.
– О, святой отец, – обрадовался настоящий Чанмин. – Как тебе прикид? Мне кажется, должно прийтись по вкусу. Женское, но все-таки не вульгарное.
– Слушай, чего пришел-то? – помрачнел вампир. – Вы уже виделись с герцогом? Ты передал ему амулет?
Кюхён удрученно помотал головой. Накидка соскользнула с волос, но он тут же вернул ее обратно.
– Нет, мы не встречались, – признался монах. – И не встретимся. Хичоль держит их с майором в совершенно другом месте. Я знал о том, что так будет, но не мог связаться с вами раньше… Все это – моя вина. – Казалось, Кюхён вот-вот заплачет и сдерживается лишь потому, что не считает себя достойным сострадания. – Все еще можно исправить, я вам объясню. Сейчас нам следует лететь в Австралию. Мы находимся где-то в пустыне, но я издалека почувствую собственное тело, так что поиск сложности не составит. Нам нужно спешить. Мы должны прибыть на место вовремя, когда Хичоль будет присутствовать на казни майора Пака. До тех пор я больше не вернусь в свое тело, и надеюсь, что у меня хватит сил, а они уже на исходе.
– Вот тебе и Африка, бестолочь. – Джеджун толкнул вампира в бок.
– Так Ючона убьют? – дрожащим голосом спросил Минни, судорожно вцепившись в материю своей юбки. – Может, мы лучше полетим в Париж? Ты маг, ты можешь защитить его! И мы попробуем напасть…
– Нет, – перебил его Кюхён, вставая из-за стола. – Вы должны вызволить Джеджуна с ребенком и Настю, а для этого будет только одна возможность. Сколько времени лететь до Австралии?
– Часов двенадцать, – сообщил вампир, с раздражением подергивая бороду и присматриваясь к циферблату часов на своем запястье. – Успеваем до окончания казни, только если лететь прямо сейчас. Ох, майор Пак, если ты намереваешься откинуть свои внеземные коньки, то лучше тебе как можно дольше этого не делать!
– Идем! – позвал товарищей Кюхён, резко разворачиваясь и взметая таким образом подол широкой юбки.
До самолета все угонщики добирались по воздуху, повиснув на Кюхёне, как виноградины на ветке. Опускаться, оставаясь незамеченными, им помогла черная дымка, которой монах окружил всю компанию. Правда, приземлился он не очень удачно, потому что прекратил полет, едва земли коснулись ноги «виноградин»; те благополучно отпустили его, и он шлепнулся на асфальт.
К трапу уже приближалась толпа пассажиров, и скоро «сикхское семейство» влилось в общий поток. Они долго стояли в хвостовом отсеке, ожидая всеобщей рассадки, и лишь когда определили свободные места, то заняли их. На этот раз тяжело пришлось «близняшкам»: рядом с ними сидел болтливый молодой австралиец, которого явно заинтересовали эти юные, трепетные и почти одинаковые создания. Чанмины знали английский из рук вон плохо, поэтому лишь застенчиво улыбались, укрывались накидками и хлопали длинными накладными ресницами. Но австралиец скоро стал переходить грани дозволенного и додумался погладить одну из «близняшек» по ноге. Вампир, сидевший довольно близко к ним, увидел это, подошел к наглецу и предупредил, грозно почесывая бороду:
– Это мои любимые дочери, Зита и Гита. Ты хочешь проблем?
– Нет, – испуганно пискнул австралиец, вжимаясь в обивку кресла и складывая шаловливые руки на коленях. – Простите, сэр. Простите, Зита и Гита.
«Девушки» окончательно закрутились в свои накидки, оставив снаружи только глаза, но ими продолжили бессовестно манить перепуганного иностранца.
Захват самолета произошел уже над Новой Зеландией. «Сикхи» достали оружие, взяли в заложницы симпатичную стюардессу, и Чанмин-вампир объявил, что вот-вот состоится аварийная посадка. Всем пассажирам предстояло уйти, а самолет после этого собирался снова подняться в небо. Один стюард вспомнил все, чему его учили, и попробовал завести диалог с террористами, выяснить их требования. Тогда Чанмин сорвал с головы тюрбан и отлепил бороду, переполошив пассажиров еще сильнее, чем пока он оставался обыкновенным угонщиком самолетов. Одни начали выкрикивать слова поддержки, другие – обещать, что Совет скоро мокрого места от него не оставит. А какая-то австралийка, сделав логические выводы, узнала в сикхской даме недавно полюбившегося айдола, робко подняла руку, подозвала к себе Джеджуна и попросила автограф. Артист с удовольствием согласился и даже старался, как мог, писать по-английски.
– Хён, самолеты так не угоняют, – сказал потом настоящий Чанмин. – Где ты видел, чтобы террористы автографы раздавали? Ты им еще «киёми» покажи, дурилка!
– Ты просто обиделся, что не у тебя попросили, – фыркнул Джеджун.
Все пассажиры высадились в небольшом новозеландском городке, чемоданы из багажного отсека были выброшены. Вампир занял место пилота и без труда поднял самолет в воздух. Рядом с ним сидел сосредоточенный Кюхён, который неотрывно смотрел прямо перед собой и сосредоточил все свои духовные силы на поиске сигнала от собственного тела.
– Казнь должна была начаться, – прервал затянувшуюся тишину Чанмин. – Лишь бы только успеть… Если Хичоль вернется в свое логово прежде, чем мы доберемся до него, он там просто всех уничтожит.
– Да, такая вероятность есть, – грустно признал Кюхён. – Но ты о ней не думай. Думай о том, что скоро обнимешь Джеджуна и ребенка.
– Они пока только вместе обнимаются, – поправил его Чанмин, чувствуя, как при мысли об омеге теплеет на сердце.
– Нет, уже нет, – улыбнулся Кюхён. – Малыш родился раньше срока, но мы его выходили. Это омега. Джеджун назвал Алексом, как просила покойная Сильвия.
Чанмин отпустил штурвал и зажал рот рукой. На него нахлынуло сразу слишком много чувств. Хотелось не то засмеяться от счастья, не то разозлиться, что он в который раз узнал об изменениях в жизни Джеджуна последним. А может быть, хотелось закричать от ярости, поняв, какой большой была вероятность не успеть вовремя и потерять теперь уже двоих своих омег.
– А ребенок… на меня похож? – наконец смог выдавить что-то осмысленное Чанмин. – Или больше на Джешку?
– Идеальный вопрос, – осуждающе покачал головой Кюхён. – Понятия не имею. У меня же нет глаз.
– Ой, прости, Кю, – как-то не слишком виновато отозвался Чанмин. – Ну, ты тоже меня пойми. Голова кругом. Я стал отцом… У меня… по сути, дочка. А я ни сном, ни духом…
– Радуйся, что не присутствовал при родах, – посоветовал Кюхён. – А ведь это, как говорил Джеджун, сейчас модно. Извини за то, что напоминаю, но омеги немного странно размножаются.
– Ну… – Чанмин живо представил себе эту картину и криво улыбнулся. – Я же люблю его. Как-нибудь перенес бы это зрелище без инфаркта.
Тем временем настоящий Джеджун бегал по салону и коряво воспроизводил индийские танцы, пока его младший коллега тоскливо представлял себе увольнение из SM после окончания войны, а Минни чуть слышно всхлипывал и мысленно умолял герцога с майором выжить.
РЕЗИДЕНЦИЯ ХИЧОЛЯ
Хичоль покинул свой подземный дворец, чтобы мешать хорохорившемуся в центре Лондона Николасу. Как только он ушел, Хёкдже отправился к монаху. Тот был не один – играл в «дурака» с Джеджуном. Знаки на картах были выпуклыми, поэтому Кюхён на ощупь определял, что есть у него в распоряжении. Сначала такие манипуляции отнимали много времени, но теперь ему достаточно было один раз внимательно провести пальцами по поверхности карты, и игра шла довольно живо.
– Кажется, я выиграл, – сказал монах, побив короля Джеджуна и показав пустые ладони.
– Отлично, – с притворной досадой вздохнул омега, собирая все карты с покрывала: они играли, сидя на кровати. – Это уже третий раз подряд. Меня обыгрывает слепой воспитанник монастыря, которого я сам же и научил правилам.
– Азартные игры – мужское дело, – важно заметил Кюхён, подняв указательный палец.
– У нас на кону что-нибудь есть? – Джеджун стал тасовать карты. – Ничего. Какой же тогда азарт? Просто мне никогда не везло в играх. Какими бы они ни были. – Он положил колоду на покрывало, заправил пряди волос за уши и улыбнулся, вспомнив давнее прошлое. – Помню, в детстве, еще в начальной школе, наши омеги любили играть в семью. Раз в месяц мы разбирали себе альф из класса, которых потом представляли своими мужьями и отцами своих кукол. У альф, естественно, разрешения никто не спрашивал. – Джеджун с нежностью засмеялся: все, что касалось детей, теперь казалось ему особенно трогательным. Алексу ведь тоже предстоял долгий путь взросления. Только его ждали приглашения играть в «войнушку», а не в «дочки-матери». – Распределяли мы их с помощью жребия. Писали имена на бумажках, потом бумажки складывали в пакет и тянули. Но альф было на двоих меньше, чем омег, поэтому на двух листочках было написано: «Нет мужа». И что ты думаешь? В общей сложности альф распределяли всего раз десять, и за это время муж мне достался только однажды. Это был толстый и очень капризный ребенок, который плакал по любому поводу, а обидеть его могли даже худенькие, слабые омеги. Тогда-то я впервые и подумал, что с личной жизнью, наверное, у меня будут проблемы…
– И сам себя негативно настроил на много лет вперед, – вынес вердикт Кюхён. Джеджун открыл рот и втянул в легкие воздуха, чтобы выступить в свою защиту, но монах успел перебить его: – Вот не надо сваливать все на автора, которая писала плагиат на российскую мелодраму.
– Ну уж нет, – возразил омега, снова взяв в руки колоду, – я всю жизнь себя одного обвинял и ругал. Ни за что не откажусь от возможности привязаться к кому-то другому.
Дверь отворилась, и в комнату монаха без стука вошел Хёкдже. «Принц» жестом поманил Джеджуна к себе; омега послушно подошел, аккуратно убрав карты в ящик тумбочки.
– Тут сейчас гости будут, выйди, – попросил Хёкдже, взглянув на дверь. Затем он пристально посмотрел на монаха, который напрягся, как это всегда бывало, если заходил кто-то из вампиров. Он был очень слабым, болезненно бледным. Жить ему вряд ли оставалось долго. Николас, лишившись неожиданно полученных власти и авторитета, наверняка растерял бы всю нежность и сначала бы в бешенстве овладел своей игрушкой, а затем осушил до последней капли крови, желая хоть так снова почувствовать себя всесильным. Хёкдже было его по-настоящему жаль. Он не убивал брата, не сражался с отцом. Так же, как омега, монах числился в команде герцога лишь по факту и не заслуживал своей страшной участи. Но его Хёкдже не мог и не собирался защищать. Зато в его компетенции было сделать роскошный предсмертный подарок несчастному. И он снова открыл дверь, впуская гостя.
Настоящий Хичоль не знал, куда Хёкдже потащил его после ухода отца. Даже когда он оставил его у двери в комнату Кюхёна, айдол все еще не понимал, почему им разрешили встретиться где-то, помимо обеденного зала. Но, увидев монаха, артист просто не смог стоять на месте и подбежал к нему, садясь рядом и хватая за руки. Хичоль уже давно не пересекался с ним, и это жалкое зрелище поразило его в самое сердце. Правда, одновременно в этом присутствовало и нечто прекрасное. Монах был уже не человеком, а каким-то эфемерным существом, находящимся на тонкой границе миров живых и мертвых. Даже повязка на лице будто символизировала неспособность видеть все земное, то, от чего он постепенно удалялся. Хичоль хотел обнять его, но не решался это делать. При своей прописке в постели злодея он не мог позволить себе проявлять прежние чувства. Поэтому айдол просто гладил его пальцы и ладони, подыскивая какие-нибудь слова.
Первым молчание нарушил Хёкдже. Он прокашлялся, привлекая к себе внимание, и сказал:
– Слушай, Хичольда, тут вот какое дело-то. Кю принадлежит Нику и уже пообещал ему отдаться – ну, мужик реально долго ждал, заслужил. Только у этого придурка пунктик есть. Зажопил, так сказать, свою девственность от нашего Ника, хочет ее любимому отдать, а любимый у него вроде как ты. Ну, и я вот решил… – Хёкдже постарался сделать беззаботное выражение лица, словно совершал этот благородный поступок от скуки, ради развлечения: – Папа ушел сдирать шкуры с волчары и гуманоида, тебе все равно делать нечего. Приласкай его, что ли.
– В смысле? – непонимающе переспросил Хичоль. – Сексом с ним заняться?
– Бинго, дебил, – пробурчал Хёкдже. – Давайте, пользуйтесь случаем, пока я добрый. Папе – ни слова.
«Принц» прислонился спиной к двери и выжидающе уставился на пару. В течение минуты ничего не происходило, а потом Хичоль вкрадчиво спросил:
– Ты чего, мальчик мой, пялиться собрался? Одурел? Если я делал это при слуге твоего папаши, то лишь потому, что Ханни тоже участвовал!
– Прости, но я при тебе не смогу, – смущенно сминая пальцами покрывало, добавил Кюхён.
– Да ты и без меня не сможешь, спорим на три щелбана, – усмехнулся Хёкдже. – Ладно, пойду. Как закончите – стучи в дверь, Хичольда, тебя выпустят. Только в этой комнате же все равно есть камера, ну, не я посмотрю, так охранник…
– Охранник хоть советы давать не будет, – заметил Хичоль. – Слушай, честно, просто представь себе, как ты Дже тискаешь, а твой папка стоит рядом, лицо себе фейспалмом разбивает и говорит: «Ну, кто так целует, ты же его любовник, а не золотистый ретривер!»
– Да понял я! – огрызнулся Хёкдже, распахнув дверь. – Удачно потрахаться, у вас около часа!
«Принц» ушел, и в коридоре зазвучали его постепенно стихающие шаги; Джеджун, все это время ожидавший у входа в комнату, поспешил следом за ним.
Хичоль молча уставился на свои колени, по которым стал стучать пальцами, словно по клавишам фортепиано. Ситуация была просто образцом неловкости и абсурда. Жестокий злодей находился в одном шаге от абсолютной победы, все, кем он дорожил, должны были вот-вот погибнуть, а от него требовали переспать с полуживым возлюбленным, чьи чувства он предал. Да в такой ситуации, наверное, только у герцога получилось бы что-то похожее на эротику!
Кюхён, не дождавшись никаких действий, сам потянулся к нему. Проведя подушечкой большого пальца по губам, поцеловал их. Из глаз Хичоля потекли слезы. Этот парень так беззаветно любил его, так сильно хотел быть с ним после всего случившегося… Разве он стоил такой искренней привязанности? А если стоил, то почему вынужден был наблюдать издалека, как этот человек умирает?
– Зачем ты плачешь? – спросил Кюхён, отрываясь от поцелуя. – Я очень счастлив сейчас. Пожалуйста, давай притворимся, что все хорошо, хотя бы ненадолго. Мне так тебя не хватало…
Хичоль прижал к себе монаха – осторожно, будто боясь задушить или переломать ему все кости неосторожным движением.
– Мне тоже тебя ужасно не хватает, – честно сказал он. Каждое слово давалось с трудом. – Но разве можно просто забыть, где мы находимся и что творится?
– Пожалуйста, – в отчаянии попросил Кюхён. – Пожалуйста, побудь со мной…
Хичоль погладил его по спине. На сексуальный объект этот бедолага походил меньше всего. Но если ему так хотелось, айдол собирался выполнить его желание. Несмотря на то, что сейчас их близость могла быть наполнена только горечью, а никак не страстью.
– Ты правда хочешь того, о чем говорил Хёкки? – на всякий случай уточнил Хичоль, гладя монаха по щеке.
– Да, – твердо ответил тот. – Ты же сам обещал, что я сделаю это с тобой.
– А ты сейчас… сможешь? – недоверчиво спросил айдол. – Чисто физически?
– В смысле?
– В смысле, у тебя встанет? Ты выглядишь очень слабым…
– А… – Кюхён застыл, размышляя. – Не знаю. Не думал об этом. Будет обидно, если не получится. Но мы же попробуем? Ты можешь сам сделать это со мной. Если не против.
– Типа мне активом быть? – перевел Хичоль. И что, скажите на милость, было лучше: лечь под человека, которому место в реанимации, или самому обесчестить его? Первое казалось нелепым, а второе – форменным издевательством, на уровне обливания котят кипятком или избиения младенцев. Тем не менее, Хичоль решил ласково успокоить Кюхёна: – Я могу, конечно, если ты этого хочешь. Раньше так делал, можешь на меня положиться. – Последнее прозвучало слишком неэротично, и Хичоль решил хоть как-то добавить интима, снова поцеловав монаха. Тот отвечал не так неуклюже и по-дурацки, как прежде: успел потренироваться на Николасе. Можно было бы приревновать, если бы на это оставалось хоть какое-то моральное право.
Забыть обо всем и просто нырнуть в омут страсти не получалось совершенно. Хичоль прижимал к себе Кюхёна, целовал его, зарывался пальцами в сильно отросшие волосы, но получал в ответ не больше эмоций, чем мог бы добиться таким образом от настоящего макнэ. Или, скорее, еще меньше – артист бы хоть в конце концов не выдержал и по голове съездил. А о том, что этот парень еще не умер, свидетельствовали только размеренные удары сердца в груди и тихое дыхание.
– Кю, я тебя насиловать не буду, – обиженно пробормотал Хичоль, устав от попыток расшевелить себя и монаха. – Ну, пожалуйста, будь немного поживее, а то я либо расплачусь, либо усну!
Кюхён как будто лишь теперь понял, что секс предполагает какую-то вовлеченность с его стороны, всполошился, схватил Хичоля и упал спиной на кровать, роняя айдола на себя. Тот пришел в замешательство: а что это, с точки зрения монаха, вообще было? Порыв страсти, наверное?
– Ты мне доверяешь? – едва слышно спросил Кюхён, начиная лихорадочно расстегивать пуговицы на рубашке возлюбленного.
– Доверяю, – ошарашено пробормотал Хичоль, – а ты мне?
– Не сказал бы, но, видно, такова судьба, – со странной полуулыбкой ответил Кюхён, резким движением стаскивая рубашку с плеч артиста.
Хёкдже взял Джеджуна за руку и повел следом за собой, на первый этаж. Видимо, в молодом вампире проснулся вуайерист: он держал путь в кабинет охраны, откуда можно было наблюдать за комнатой Кюхёна. Джеджун возмутился, увидев в полутьме множество экранов и найдя среди них тот, на котором обнимались несчастные влюбленные. Они что, подглядывать собирались?
– А разве не прикольно? – с озорным блеском в глазах спросил Хёкдже. Охранник деликатно покинул помещение, оставив «его высочество» наедине с «фавориткой». – Вот ты представляешь себе, как эти двое будут трахаться? Я – нет.
– Но ведь это такой интимный момент, – возразил Джеджун, тоже почему-то не отрываясь от экрана. – Они давно любят друг друга. Для Кюхёна это первые отношения, и…
Омега замолчал, увидев, как монах, до этого не подававший признаков жизни, повалил на себя Хичоля. Внутри все сжалось от волнения. Наверное, еще год назад он бы оцепенел и не знал, что делать. Но с тех пор многое произошло, многое изменилось. Нет, Джеджун и теперь не представлял, как правильно поступить, однако бездействовать уже не мог.
– Лично я бы очень расстроился, узнав, что кто-то наблюдал за мной во время такого процесса, – кокетливо засмеялся омега, садясь на край стола, но еще не загораживая прикрепленный к стене монитор.
– Да ведь такое было, – заметил Хёкдже, повернувшись к нему. – Юно трахал тебя, а Чанмин лежал рядом, ждал своей очереди и смотрел.
– И ты считаешь, я не расстраивался? – Джеджун тряхнул головой, поправляя прическу. – Это еще мягко сказано. Только я, вообще-то, говорил про положение Кюхёна. Возлюбленный, принадлежащий кому-то другому, первый опыт в далеко не юном возрасте… У меня было почти так же. И хотелось сквозь землю провалиться, когда я все это на бумаге увидел. Из-за эпизодов с «тройничком» столько переживаний не было.
– Блин, честно, сейчас даже не верится, что у тебя все так поздно случилось, – сказал Хёкдже. Его вниманием уже полностью завладел омега, он даже не смотрел на Хичоля с Кюхёном, которые теперь решительно раздевались, но ласкать друг друга в основном забывали. – Не в том смысле, что ты прошмандовку напоминаешь. Просто классный и милый.
– Спасибо. – Джеджун опустил взгляд, но тут же снова поднял его и улыбнулся. – Эстрада меняет людей. Но еще совсем недавно я был типичной «серой мышкой», и даже ваш слуга соблазнил меня исключительно ради крови.
– Я бы не отказался от такой «мышки», – уверенно заявил Хёкдже. Он подошел к Джеджуну, встал напротив и снял его очки, заставив омегу несколько секунд рассеянно хлопать глазами. – Правда. Я бы тебя и прямо из твоей пыльной бухгалтерии забрал.
– Ты меня тогда не видел, – прошептал Джеджун, опуская ресницы. – Может, оно и к лучшему. Сейчас я себе больше нравлюсь…
Хёкдже положил правую ладонь на затылок омеги и жадно припал к его губам, стараясь этим поцелуем взять верх над немногочисленными прошлыми любовниками. С каждой секундой вампир все крепче сжимал в объятиях изящное, хрупкое тело. Ему было нужно, чтобы Джеджун полностью расслабился и отдался в его власть, принадлежал ему безраздельно, однако по доброй воле, а не как Хичоль – отцу. Хёкдже хотел доказать, что он лучше всех.
Левой рукой вампир стал расстегивать перламутровые пуговицы на кружевной кремовой блузке. Его губы переместились на шею, и он прикусил нежную кожу, но понарошку, не выпуская своих клыков хищника. Джеджун часто дышал, и, к его великому ужасу, для этого даже не понадобилась актерская игра. Фантастический организм уже полностью восстановился после родов и готовился к новым «постельным сценам» – течка неумолимо приближалась; катастрофа еще не случилась, однако бессмысленное и беспощадное желание постепенно нарастало.
Хёкдже, придерживая омегу за спину, опустился ниже, чтобы покрыть поцелуями грудь. Пока его язык и зубы поочередно истязали левый сосок, а рука настойчиво гладила бедро, Джеджун попробовал прийти в себя. Он откинул голову назад и, повернувшись лицом к монитору, попытался разобрать, что на нем происходит. Ему показалось, что парочка благополучно накрылась одеялом, но рассмотреть детали помешала близорукость. Пришлось признать свое поражение, особенно после того, как с губ невольно сорвался стон удовольствия. Хёкдже такая реакция воодушевила, и он снова стал целовать покрасневшего омегу. А тот лишь мысленно умолял судьбу как-нибудь прекратить это и с безысходностью ощущал растущее внутри знакомое тепло.
Некоторые омеги говорили, что секс прямо перед течкой – самый прекрасный. Никаких мучений, только сладкое томительное ожидание… «Вот перед следующей и попробую, как это, – решил Джеджун. – С Чанмином. А не с человеком, который держит его за грязь под ногами!»
Вспомнив о том, с каким удовольствием братья издевались над слугой, Джеджун сумел-таки перебороть себя. Теперь уже не так сильно хотелось раздеться и лечь на стол с широко раскинутыми ногами. Правда, легче от этого не стало – хотя бы потому, что настрой Хёкдже нисколько не изменился. Вампир уже расстегнул его брюки и забрался под них рукой, вовсю хозяйничая под тонкой материей нижнего белья. Впрочем, он гладил и сжимал только ягодицы, а переднюю часть омеги совершенно оставлял без внимания. Тогда Джеджун, чувствуя, что балансирует на лезвии бритвы, в нетерпении двинул бедрами и чувственно попросил:
– Потрогай его, пожалуйста…
– Кого? – тут же испугался «принц».
– Ну… – Джеджун стеснительно прикусил губу и, помешкав, указал пальцем на свой пах. – Мой член.
Хёкдже, еще несколько секунд назад излучавший чистую похоть, опасливо опустил взгляд на указанный орган.
– А он разве у тебя не просто так болтается? – с надеждой предположил вампир после мучительных колебаний.
– В репродукции он никакой роли, конечно, не играет, – согласился Джеджун, – но мне приятно, когда его ласкают.
Хёкдже без особой уверенности кивнул, помог омеге приподнять бедра и стянул брюки с трусами пониже. На лице бедного аристократа отразилась вселенская тоска. «А что ты, бестолочь, ожидал тут увидеть? – с легкой обидой подумал Джеджун. – Надеялся, что от силы твоей любви он отвалится?»
Хёкдже твердо решил думать, что видит всего-навсего большой клитор нестандартной формы, и взял бесполезный орган в руку. Омега был немного возбужден, поэтому его член уже начал твердеть и уничтожил все попытки самообмана в зародыше. Хёкдже без энтузиазма поводил рукой вверх-вниз и быстро сдался. Он, безусловно, хотел доставить удовольствие Джеджуну. Даже согласился принимать его таким, как есть. Но реальность выбила вампира из колеи.
– Извини, давай позже, – попросил Хёкдже, не скрывая, насколько ему стыдно. – Я почему-то не думал, что придется с этой твоей фиговиной дело иметь. Ты такая девчонка и с виду, и по характеру… А там – он.
– Ничего страшного. – Джеджун спрыгнул со стола и поскорее застегнул брюки. – Если тебе нужно время, чтобы свыкнуться с мыслью…
– Ага. – Хёкдже обрадовался, поняв, что омега не оскорблен и не отталкивает его. – Просто надо, чтобы в голове уложилось.
– Я подожду. – Джеджун благодарно поцеловал «принца» в уголок губ. – В реальности у всех сначала от меня глаза квадратные, это нормально.
Омега надел очки и перед тем, как уйти, бросил короткий взгляд на монитор. Парочка уже не шевелилась, оба лежали под одеялом, и Кюхён крепко обнимал Хичоля, как будто мешая тому сбежать. Можно было считать миссию выполненной.
Около двери в свою комнату Джеджун ощутил, как у него подкашиваются ноги. Пришлось опереться на стену и постоять на месте, делая глубокие вдохи. Он только что был на волоске от секса с Хёкдже, в шаге от измены! Ему стало невыносимо грустно и больно. Обида на Чанмина прошла, ведь он, по словам Кюхёна, уже спешил к своему омеге. И что супруг мог бы тут увидеть, если бы Хёкдже оказался недостаточно бестолковым и морально приготовился к наличию пениса у своей новой девушки? «Ну что я за человек-то такой, – мысленно отругал себя Джеджун. – Только оставь меня без присмотра – иду по наклонной. Какая-то шалава поневоле, случайная подстилочка!» С чувством отчитав себя, омега смахнул выступившие на глазах слезы и вошел в свою комнату. Он отчаянно надеялся, что подопечные ЧанКю как-нибудь набедокурили, – это отвлекло бы его. Но ребята лежали на заправленной кровати без движения, в одежде, и рука одного была вложена в руку другого, словно таким образом их похоронили. Джеджун в страхе бросился к ним, проверяя пульс. Ничего не ощущалось. Тела еще не успели остыть, но бедняжки были мертвы.
