Текст книги "Герой не твоего романа (СИ)"
Автор книги: lovely dahlia
сообщить о нарушении
Текущая страница: 68 (всего у книги 100 страниц)
Монах и вампир стояли в тишине замершего времени минут тридцать. Кюхён начал тихо говорить что-то по-китайски, и едва не рассмеявшийся Чанмин с трудом удержался от просьбы молчать. Бормотание длилось минут пять, и потом все помещение озарил яркий свет, словно исходивший от каждой поверхности. Он затянул Чанмина в себя, а когда вампир очнулся, то снова был на кухне, и Кюхён продолжал читать некие молитвы, держа его обеими руками за голову.
– Я думал, вы тут самовозгорелись, – сказал Хичоль, который ворвался на кухню, несмотря на просьбу не беспокоить. – Свет такой был… Я аж испугался.
– Все, на большее я не способен, – признал Кюхён, отпуская вампира. – Попробуй сделать что-то, запрещенное господином. Например, уйти в блок другой группы…
Чанмин быстрым шагом направился к Донхэ, который развлекал себя тем, что завязывал занавеску в узел и развязывал ее. Остановившись перед «принцем», который тоже перестал заниматься ерундой и вопросительно смотрел на него, Чанмин собрался с силами, улыбнулся и ударил пленного кулаком по голове, да так, что тот упал на пол и какое-то время не мог подняться.
– Кю, сработало! – воскликнул Чанмин, заключая следовавшего за ним монаха в объятия. – Я больше не обязан охранять этого мальчишку! Можно тебя поцеловать?
– С ума сошел? – испугался Кюхён. Правда, зря: Чанмин радостно чмокнул его в щеку.
– Хи, у тебя самый крутой бойфренд на свете!
– У Хинима – все самое лучшее, – кокетливо ответил Хичоль.
– Самый крутой бойфренд – у меня, – сонно отозвался из гостиной Джунсу, задремавший на плече майора. – Если бы он меня еще хоть разок трахнул…
– Су, ну хватит, ну трахну, обещал же, – пробурчал Ючон. – И вообще, это же как-то особенно должно быть. Ну, ты же у меня не как все. В смысле, я тебя люблю и с тобой встречаюсь, раньше так не было. Давай подготовимся. Ты вот чего хочешь?
– Твой. Член, – хихикнул художник, призывно кладя ладонь на только что названный орган собеседника и сжимая его. Ючон убрал его руку и взглядом указал на профессора.
– Су, я серьезно. Может, тебе что-то этакое надо. Хер уж знает. В ванне, со связыванием… Я слабо разбираюсь.
– Просто секса хочу, тупица!
Чанмин отпустил Кюхёна и, не зная, как еще выразить благодарность, тихо предложил:
– Слушай, насчет Хичоля… Ты ему нравишься, это точно, не надо загоняться. Хочешь, я с ним поговорю о его чувствах? Он мой слуга. Прикажу – правду скажет.
– Я не знаю, любит ли меня Хичоль, – спокойно улыбнулся монах, – и не думаю об этом: иногда любовь приходит уже во время отношений, когда люди лучше узнают друг друга. С точки зрения Хичоля, отношения еще не начались, так как мы не спали вместе, поэтому судить рано. Я сказал это, чтобы твой настрой стал серьезнее, а то ты про уши лисиц шутил.
– А-а-а, – удивленно протянул Чанмин. – Хитрая задница…
Вампир пошел в спальню Джеджуна, где кровати снова предусмотрительно сдвинули. Ему хотелось поскорее сказать, что он стал в еще не понятной мере свободен. Но Джеджун крепко спал, закутавшись в одеяло, и будить его было бы жестоко; Чанмин просто юркнул к нему, обнимая лежащего на боку омегу сзади, и решил положить одну ладонь на его живот, чтобы мысленно напомнить ребенку о себе (или, скорее, себе о ребенке), но, потянув руку, наткнулся на чье-то тело. Совершенно лишнее.
– Ты что тут делаешь?! – закричал Чанмин, откидывая одеяло в сторону. Его двойник лежал рядом с Джеджуном, закутавшись по самую макушку.
– Я сплю! – еще громче него ответил макнэ, садясь на кровати. – Спал, пока ты не пришел!
– Ему неловко быть в одной комнате с герцогом, и он пришел ко мне, – объяснил омега, с трудом открывая глаза.
– Класс! – Вампир перегнулся через Джеджуна, чтобы смотреть «младшенькому» прямо в глаза. – Маленький нюанс: Джеджун рассчитан только на одного Чанмина! Выметайся!
– Он просто спит, ты что? – возмутился омега. – Это же Минни!
– Напоминаю: он биологически старше меня, это взрослый мужик с нормально функционирующим организмом, – сказал вампир, толкая макнэ. – Не позволю, чтобы к тебе ночами жались левые мужики!
– Я его не трону, он же моя нуна! – заявил макнэ.
– Вот именно, – поддержал Джеджун, – и ему нравятся парни, рядом со мной он может лежать спокойно.
– Дже, родная, ты тоже парень, – напомнил Чанмин.
– Я парень? – обиделся омега – правда, в шутку. – Иди отсюда, спи на диване.
– На диване Джунсу об Ючона трется, и если я сунусь составить им компанию – это будет не просто неканонный «тройничок», а полная шизофрения.
– Он моя нуна, – грозно повторил макнэ, обнимая Джеджуна. – То есть как ребеночка ему сделать – так он для тебя омега, а как со мной общаться – вдруг парень?
– Я не это имел в виду. – Вампир, раздраженный, лег рядом с Джеджуном – теперь тот был буквально обложен Чанминами. – Это мой омега, если только он сам от такого статуса не отказывается.
– Куда мы от тебя теперь денемся. – Джеджун повернулся к нему и устроил свою голову у него на плече.
– Но у меня в фанфике не было ниакого, даже самого завалящего Джеджуна, – продолжил Чанмин. – Вообще никого из дезертиров. Мне легко считать его омежкой, я все равно до него ни одного не знал. А у тебя-то Джеджун был!
– Слушай, молчи, – огрызнулся макнэ, – ты в своем фанфике с девчонкой был. С пухлой и страшной. А еще с Юно хёном. И ты пассив, если что.
– Не надо об этом напоминать, мне от него рожать! – страдальчески попросил Джеджун. – Как подумаю, что такое было…
– Джеша, милая, а ты у меня, часом, не гомофобка? – Чанмин ласково потрепал омегу за ухо. Макнэ тут же плотнее прижался к «нуне» с другой стороны. – Да точно не особо толерантная девица. Ты же лесбияночек ЮСу осуждала.
– Спи, – буркнул Джеджун. – Джунсу был моим другом. Конечно, я хотел, чтобы он вышел замуж за альфу, а не тратил время на чокнутого омегу.
– Вот и нуне нечего тратить время на тех, кто не определился: то ли он сильных мужчин, то ли толстушек любит, – хихикнул макнэ.
– Спите оба, – потребовал омега, закрывая глаза.
Макнэ стал упорно сопеть в шею «нуны». Вампир хотел взять его за шкирку и вышвырнуть из постели, но, поразмыслив, оставил все как есть и скоро уснул. Впервые за месяц ему было так спокойно.
Джунсу больше спать не хотелось. Он принес альбом с карандашом и стал рассматривать майора, думая, что можно с ним сделать для придания вдохновляющего образа. А тому явно надоела бессмысленная роль часового, и он дремал, откинув голову на спинку дивана. Художник не сумел справиться с желанием пощекотать его шею и поддался искушению, рискуя спровоцировать типичную для своей полусонной жертвы реакцию на внезапное пробуждение – мгновенную нейтрализацию противника. К счастью, на этот раз Ючон понял, кто его щекочет, и просто выпрямился, довольно улыбаясь.
– Су, ты поспи, – предложил майор. – Скоро опять артистов позорить.
– Не могу спать, когда рядом такой сексуальный мужчина, – томно произнес Джунсу, принимаясь щекотать его шею уже собственным носом.
Майор отстранился от него, но лишь затем, чтобы чмокнуть в губы.
– Боюсь, меня сейчас стошнит, – заметил профессор. – Вы не могли бы придумать менее жестокую пытку? Это даже для Пожирателей Смерти уже перебор. Сам Темный Лорд не позволил бы так издеваться над своими пленными.
– Милый, он намекнул на то, что ЮСу – пакостный пэйринг, – пожаловался Джунсу.
– Не, он просто гомиков не любит, – возразил майор. – А мы с тобой не пакостные. Мы типа «Красавицы и чудовища», мультик такой есть.
– Нет, вы два чудовища! – крикнул из открытой спальни Донхэ. – Как в анекдоте. Порно-триллер «Чужой совсем не против хищника»!
– Ючон, фас! – скомандовал художник, указывая пальцем в ту сторону, где находился «принц».
– Да ну его в баню, он себя одного за идеал держит, – спокойно ответил Ючон. – А вот я считаю, что ты офигенно красивый. Вообще красивее всех.
– Да? – Джунсу сел на колени майора, лицом к нему. – А что тебе нравится во мне? – Он стал перечислять, нежно касаясь пальцами всех упоминаемых частей тела: – Я вот в восторге от твоих губ, будто созданных для поцелуев. От широких сильных плеч, от выступающих ключиц…
– Где ядовитая змея Темного Лорда, когда она так нужна? – застонал профессор.
– Хорошо хоть я в другом углу и не вижу их, – присоединилась Настя. – Но спать они своим шуршанием мне мешают.
– Да ты… мне весь нравишься, Су, – замявшись, сказал майор. – Но правда, слезь, тут люди. – Он снял с себя художника, который теперь выглядел, как кот, у которого из-под носа отняли миску со свежей рыбой, – готовился броситься следом за бессовестным хозяином и вернуть лакомство обратно, лаской или выпущенными когтями. – Я пойду на кухню, кофе сделаю.
– Я с тобой, – объявил художник, слезая с дивана. – Все равно заснуть больше не получается.
Майор ушел на кухню, достал из шкафа свою чашку, рассчитанную на пол-литра, и включил электрический чайник. Джунсу закрыл дверь и подошел к нему, встав за спиной и пристально наблюдая за манипуляциями. Шесть ложек сахара – это же надо было… Впрочем, у него ведь все было с размахом: если полюбить – так раз и навсегда, если ударить – так чтобы мокрого места не осталось, а если глупость сморозить… Художнику впервые в жизни захотелось отойти от своего стиля и написать не что-то нежное, воздушное, или, наоборот, печально-утонченное. Захотелось ярких красок и смелых линий. На заднем плане – взрывы, огонь, ползущие танки, а впереди – майор, который уверенно шагает вперед. Одежда – как в момент их первой встречи, но волосы длиннее, в зубах – дымящаяся сигара, в правой руке – винтовка, а левой он придерживает раненого товарища со склоненной головой…
Оказалось, Джунсу рассуждал вслух.
– Нарисуй, ага, – улыбнулся майор, отпивая немного обжигающего кофе. – А знаешь, че это такое будет? – Он пощелкал пальцами, вспоминая. – Как уж это, когда фанаты кого-то рисуют…
– Фанарт? – оскорбился знаменитый художник. – Мне теперь и твой портрет не напиши – решат, что это фанатка одной рукой фотошопила, а второй дрочила на Пак Ючона?
– Ну так. – Майор доброжелательно засмеялся. – А вообще, фиг ли меня рисовать? Ты бы красивое чего намалевал. Ну, там, шайнят с котятами или экзят с розочками.
Джунсу подошел к нему еще ближе, заставив пришельца прижаться к краю стола и положив свои руки на гладкую поверхность. Теперь офицер был в ловушке – между ним и художником осталась лишь чашка с кофе.
– Может быть, любой выбранный наугад участник EXO и красивее тебя раз в десять, – ухмыльнулся Джунсу, понизив голос, – но даже если собрать их всех вместе, в этой куче не окажется столько мужественности, сколько в тебе.
Ючон, не моргая, поднес кружку ко рту и отхлебнул из нее. Слов он не нашел.
– Мой безмозглый супергерой. – Джунсу потянулся к нему и стал шептать, обдавая губы горячим дыханием, но не целуя. Ючон невольно отодвигался от него, наваливаясь на стол. – Мой неотесанный варвар. Мое внеземное наваждение. Солдат моей любви…
У Ючона дрогнули руки, и кружка, воинственно повернувшись в сторону художника, выплеснула на его дизайнерский кремовый свитер часть кофе. Джунсу взвизгнул и отступил, оглядывая пятно.
– Су, прости… – обреченно пробормотал майор.
– А ключевое слово-то – «безмозглый», – вздохнул художник.
Ючон поставил кружку в раковину, как будто наказал ее. Если бы мог, наверное, и сам уселся бы рядом с ней, под струей холодной воды. Однако Джунсу не думал обижаться, ведь это помогало ему воплотить в жизнь свой план. Художник ловко скинул с себя испачканный свитер – он умел снимать любую одежду так, чтобы это выглядело эротично. Судя по тому, как майор сжал пальцами край раковины и вытаращил глаза, у SM были завышенные требования к фигурам айдолов. Ну, или у необразованных повстанцев – заниженные.
– Запомни, любовь моя. – Джунсу сел на стол, пошло разводя ноги. – Я картины не «рисую», не «калякаю» и не «малюю». Я их пишу.
– За… запомню, – пообещал Ючон, не двигаясь с места.
Художник поманил его пальцем, и он, помедлив пару секунд, все же приблизился.
– ДжеМины, значит, в ванной трахаются, бессовестные нашлись, – хищно улыбнулся Джунсу. – Давай переплюнем эту сопливую гетеросексуальную парочку, покажем, на что способны двое уверенных в себе мужчин. Возьми меня прямо здесь. – Джунсу похлопал ладонью по поверхности стола.
– Су, там все слышно, – напомнил Ючон, указывая на закрытую дверь. – Вот ванная-то дальше…
– Я сказал: «здесь», – властно повторил Джунсу, хватая майора за плечи и притягивая к себе. – И сейчас. Никаких отговорок. Только попробуй пойти в отступление, офицер. Учти: тебя ждет заградотряд.
– Су, блин, неудобно же, – пробормотал майор, оглядываясь на дверь. Джунсу он хотел, но заниматься сексом при наличии пленных за стеной не умел. Да и в принципе не очень-то умел, особенно – с мужчинами. А ведь художник был виртуозом интима и наверняка многого ожидал.
– Неудобно, офицер, – хмыкнул Джунсу, – на потолке спать и с Хичолем встречаться, соблюдая целибат. А секс на столе – это классика.
Художник не торопясь расстегнул рубашку майора, которую тот рассеянно скинул на пол. Джунсу крепко обнял его, обхватил ногами бедра и, вцепившись пальцами в плечи, стал целовать, ощущая горьковатый привкус табака. Ладони Ючона легли на его собственную спину, поглаживая чуть выше пояса джинсов. Джунсу нетерпеливо потерся стремительно твердеющим членом о бедро майора, едва слышно застонав от досады – между ними оставалось слишком много материи. Он впервые действительно хотел не обладать кем-то, а отдаться. Полностью, без остатка. Стать частичкой прекрасного в жизни этого сурового, бесстрашного воина. Таять в его сильных руках и чувствовать неудержимую страсть, когда он овладеет его стройным, нежным телом… Джунсу уже не был уверен, что сможет долго растягивать предварительные ласки. Почему-то манила некая грубая спешка. Словно непреодолимое взаимное влечение охватило их в перерыве между боями, и мужественный, хладнокровный офицер, не совладав с желанием при виде такой красоты, прямо на земле взял этого сексуального мирного жителя… или пленника… или, может, это врач в полевом госпитале?..
Ючон тихо хихикнул в поцелуй. Джунсу припал еще влажными губами к его шее и шепотом спросил:
– Что такое? О чем таком подумал, м-м-м?
– Да просто че-то, – теплым, ласкающим тихим голом ответил майор, гладя художника по волосам. Видимо, его что-то позабавило в хорошем смысле. Или, скорее, стало щекотно от того, как пальцы Джунсу вычерчивали замысловатые узоры на его спине. И лучше бы на этом пришелец остановился, но он продолжил все так же нежно: – Ты прям как собачонка, ногу трахать пытаешься. Чихуяхуяшка такая.
Джунсу резко оттолкнул от себя Ючона, но оттолкнуть инопланетянина – задача не из легких, иначе бы сержант Рипли столько фильмов с «чужими» не мучилась. Поэтому Джунсу только затрепыхался, и майор отошел от него, когда понял, что, по всей видимости, его любовные подтрунивания были восприняты как безнадежный слив эротики в самом начале прелюдии.
– Су, да я же не со зла, просто забавно вышло, – виновато и заискивающе улыбаясь, сказал он. – Я ж тебе не в обиду.
– Ты полный идиот, – зашипел Джунсу, спрыгивая со стола. – Если тебя с такого на «ха-ха» пробивает, что дальше начнется? К твоему сведению: это не случайно было, я так демонстрировал свое желание, думал, ощущение моей эрекции тебя возбудит… А хрен мне! – Художник широко развел руками, будто показывая размер полученного «хрена». – Тебе поржать захотелось!
– Су, я не знал, что это типа ласки такие, – совсем стушевался майор. – Я думал, ласкают руками, ну, губами там, но не этим же местом…
– А порно для кого снимают, а? – Джунсу решительно взял с пола свой испачканный свитер, как бы давая сигнал об окончании операции. – Для милипусенького Чанминчика? Посмотрел бы хоть несколько фильмов! А то, по собственному опыту, думаешь, что поцеловать и погладить по голове перед тем, как сунуть, – это уже высший пилотаж.
– Да я ж не виноват, что так сложилось, война же, – выдал свое традиционное оправдание майор, шмыгнув носом и отводя взгляд. – Если перепадет чего на пять минут – и то хорошо.
– Только не надо опять про войну, – презрительно скривился Джунсу, отмахиваясь свитером. – Уверен, полковник Чон мог в любой позе довести девчонку до оргазма. Ты просто подкатывать не умеешь и в постели ноль, да еще и выглядишь хуже всех своих сослуживцев. Конечно, тебе давали редко и только те, от кого все остальные в отряде отказались. А я что, на уровне этих несчастных и должен терпеть твои жалкие пародии на секс? Ну уж нет. Хватит с меня этой ерунды. Ты хуже Кюхёна. Тот хоть и вцепился мертвой хваткой в свою просроченную девственность, но зато романтичен. Ты же что одетый, что раздетый – один и тот же трухлявый пень. На тебе даже опята расти не станут.
Майор, внезапно озверев, набросился на Джунсу и повалил его на пол, крепко прижимая запястья к кафелю. Он рявкнул так, словно перед ним были выстроены проштрафившиеся рядовые:
– Заткнись, Су! Я, блядь, устал слушать, как ты меня опускаешь! Считаешь таким говном – с хуя ли надежду давал?! Я уже смирился, что ни хера от тебя не получу, так чего тебе в жопу стрельнуло?!
– Я… – начал художник. Майор не дал ему ничего сказать, ожесточенно и совсем не страстно поцеловав, точнее, даже укусив нижнюю губу. На ней выступила кровь, но Ючон и не подумывал ее слизывать. Приподнявшись, он одной рукой прижал оба запястья Джунсу к полу над его головой, а второй стал быстро расстегивать ремень и джинсы.
– Трахну тебя сейчас, сука, – прорычал он, – и катись, если встать сможешь.
Майор дернул джинсы вместе с трусами вниз, ухитрившись сорвать их и при этом не отпустить руки Джунсу. Резким движением он задрал одну ногу художника вверх и снова навалился на него, в спешке расправляясь со своими брюками. На его стороне была превосходящая в сотню раз физическая сила. Он мог просто взять этого строптивого нахала, делать с этим телом все, что заблагорассудится, пока не надоест, и оставить его лежать здесь, измученного, плачущего от боли и унижения…
Ючон отпустил Джунсу, сел на колени и отвернулся, опустив голову.
– Ты чего остановился? – недовольным тоном спросил художник, поднимаясь.
– Прости, Су, я психанул, – тихо ответил майор. – Со мной редко, но бывает. Я бы тебя не обидел, честно. Не повел бы себя, как мой папаша.
Джунсу беззвучно выругался.
– Ты дебил, – сказал он настойчиво. – Ты полное ничтожество. Можешь только в морду дать, а поиметь не в состоянии… – Ючон продолжал виновато глядеть в пол. Выдержав небольшую паузу, художник продолжил нараспев: – Ты страшный, и даже с макияжем айдола смахиваешь на гориллу с накладными ресницами. Твои мозги состоят…
Майор поднял голову и радостно улыбнулся.
– Су, так ты специально, да? Ты меня разводишь? Тебе по кайфу это было?
– Иногда ты все-таки соображаешь, – вздохнул художник.
Ючон вскочил на ноги и, зажмурившись, обнял Джунсу, чуть не придушив от нахлынувших чувств.
– Сушка меня не презирает, Сушка просто придуривался, – счастливо произнес он. – Люблю Сушку!
– И баранку, и пончик, – засмеялся художник. – Ну подоминируй еще, мне нравится.
Майор вернул Джунсу на стол и тоже разделся. Художник с досадой отметил, что его просьба сделать депиляцию интимной зоны была в очередной раз бессовестно проигнорирована, однако решил оставить едкие комментарии при себе – потом сам влезет к нему в душ с бритвой и ультиматумом. Но это была, конечно, не единственная проблема. От инопланетного агрессора вновь не осталось и следа, майор сделался младшим по званию и ждал указаний. Художник мысленно напомнил себе, что Хичолю придется еще тяжелее, позлорадствовал и пошел любовнику навстречу. Тот выполнял приказы без промедления и с энтузиазмом. Сказано оставить засос на шее – дал фору любому пылесосу средней ценовой категории; потребовали грубовато схватить за волосы – чуть не выдрал целый клок; попросили облизывать соски – только удивился, что «мужику это тоже может нравиться», но добросовестно обслюнявил. Джунсу, в принципе, остался доволен. Майора сложно было назвать необучаемым: пару раз последует инструкциям, а на третий уже все сделает сам и проявит инициативу.
– Эх, Су, какие же классные у тебя булки, – восхитился Ючон, поглаживая ладонью одну ягодицу художника.
– Очень эротично, – усмехнулся Джунсу, тем не менее, довольный похвалой. – Ты как рот откроешь – так все портишь. Без разговорчиков в строю, офицер.
Художник положил руки на плечи майора и притянул к себе для долгого, горячего поцелуя. Все-таки они были созданы друг для друга, в каждой своей ипостаси. И неважно, что Пак Ючону и Ким Джунсу вообще женщины нравятся, – их никто не спросил.
Майор отстранился и развел ноги художника в стороны. Джунсу в предвкушении закрыл глаза и стал дышать глубже, стараясь не напрягаться (впрочем, он и без того был спокоен, как удав).
Ючон замер, сосредоточенно изучая открывшийся ему вид.
– Не пролезет, – уверенно констатировал он, почесывая затылок. – Дырка совсем маленькая.
Джунсу так и сел на столе, обреченно уставившись на стоящего перед ним пришельца. Можно было многое наговорить, но у художника уже не осталось ни сил, ни желания выдумывать новые изощренные оскорбления.
– Пролезет, – сказал он просто. – Я отвечаю.
– Со скрипом, – улыбнулся майор. Он взял Джунсу за плечи и снова уложил его на поверхность стола.
– Элементарное правило: чтобы не скрипело – надо смазать, – хитро прищурился художник, хватая правую руку майора с целью облизать его пальцы. Но не успел он засунуть их в рот, как майор остановил его, шлепнув по губам.
– Я руки лет сто не мыл, – объяснил он смущенно.
– Так помой, умник. Мы на кухне. – Джунсу жестом указал на раковину, где находилась в изгнании кружка.
Ючон тщательно вымыл руки с мылом, и теперь художник мог самозабвенно обсасывать его пальцы, доводя партнера до точки кипения явной аналогией с оральным сексом. Когда Джунсу решил, что имитации достаточно, майор поколебался пару секунд, и он все-таки не выдержал: с каких пор у повстанца наблюдается брезгливость, уж не испортила ли его изящная корейская эстрада? Ючон заверил любовника, что просто боится сделать что-нибудь неправильно, и наконец приступил к растяжке. Джунсу стонов не сдерживал: привык вести себя, как в порно, хотя первые ощущения к этому не слишком располагали. Он сам объяснял, как нужно двигать пальцем, где искать простату – этот великий любовник и у женщины-то клитор бы не обнаружил. Слюны, впрочем, скоро стало не хватать, особенно когда поступило распоряжение добавить второй палец. А смазку, конечно, Джунсу в кармане не носил. Художник попробовал терпеть, но выходило не очень хорошо – он морщился и издавал уже не самые удовлетворенные стоны. Майор заметил это и немедленно прекратил наступление.
– Тебе больно, – обеспокоенно сказал Ючон. – Говорил же, что не пролезет.
– Все нормально, – ответил Джунсу, – мне просто не очень приятно, потому что смазки мало. Найди тут что-нибудь подходящее.
– Один момент. – Ючон метнулся к холодильнику и, не раздумывая, извлек оттуда… майонез.
Джунсу застонал еще громче, чем прежде, и закрыл лицо руками.
– Еще бы кетчуп взял, гений чертов, – негромко произнес он. – Я тебе гамбургер, что ли – между булок майонез-то пихать?
– Прости. – Ючон бросил упаковку обратно на полку и захлопнул дверцу. – А что тогда?
– У нас есть взбитые сливки, – соблазнительно водя рукой по своему торсу, предложил художник.
Ючон взял банку, потряс ее и выдавил на ладонь молочное лакомство.
– А вот разница-то какая, – покачал он головой.
– В самой сути, – объяснил художник. Он зачерпнул указательным пальцем немного сливок и вытер их об грудь майора. – Мне приятнее быть твоей пироженкой, а не сэндвичем.
Теперь растяжка пошла легче. Пока майор разрабатывал задний проход Джунсу, тот вновь притянул его к себе и целовал, закинув ноги ему на спину и лаская одной рукой оба члена, прижав их друг к другу (у Ючона наверняка были какие-то соображения по этому поводу, но он догадался молчать). Скоро майор сам понял, что подготовки достаточно, и приготовился войти. Джунсу взглядом указал на брошенные джинсы и тихо потребовал взять оттуда презерватив. Ючон выполнил просьбу, но пристыженно напомнил, что на самом деле ничем не болеет.
– Я принципиально занимаюсь только безопасным сексом, – улыбнулся Джунсу. Он отнял у майора упаковку, разорвал ее и стал самостоятельно облачать своего рыцаря в «боевые доспехи». С депиляцией, пожалуй, можно было и подождать. Сколько он перебрал таких, с ног до головы ухоженных… А заросли напоминали о том, что перед ним – настоящий мужчина. При том, что майор теперь часто бывал накрашен, это не могло помешать. – Готово.
Майор стал вводить свой член осторожно, буквально по миллиметрам; Джунсу понял, что успеет поспать в процессе, и приказал добавить страсти. Тогда Ючон, определенно не знавший понятия «золотая середина», резко проник в него, обрадовался, что художник не протестует, вышел и снова повторил атаку. Но Джунсу не издавал никаких звуков вовсе не потому, что пребывал в нирване – просто от боли он на короткое время онемел и даже забыл, как дышать. Однако скоро шок прошел, он громко заныл и уперся ладонями в грудь майора.
– Идио-о-от, – прохныкал Джунсу. – Я ведь живо-о-ой…
Ючон застыл, не зная, что ему теперь делать. По его мнению, он заслуживал расстрела без суда и следствия.
– Прости, пожалуйста, – пробормотал он, наклоняясь к лицу художника. – Ты плачешь, да?
– Нормальная реакция на то, что меня пытаются изнутри порвать, – сказал Джунсу, пытаясь взять себя в руки. – Вот ты точно Чужой, узнаю повадки! Подожди немного, дай привыкнуть, потом двигайся в нормальном темпе…
Ючон поцеловал губы, а затем глаза Джунсу. Для него это была такая невообразимая нежность, что художник растрогался и немедленно его простил.
– Все в порядке, так и должно быть, – ласково произнес он. – Ты только чуть поаккуратнее, ладно?
– Ага, – согласился майор.
Сначала Джунсу терпел с трудом, но Ючон действительно старался больше не перегибать палку, да и хватило его опять не так уж надолго. В том, как пришелец боялся причинить ему вред, он видел что-то бесконечно приятное, и хотя боль так и не прошла совсем, художник чувствовал себя хозяином положения. Только вскрикни – и майор придет в ужас, зацелует всего, станет извиняться. «Цербер на поводке,» – придумал довольный Джунсу, рукой помогая себе самому кончить.
Майор еще какое-то время не выходил из тела художника, обнимая его, прижатого к столу. Так, наверное, и заснул бы в дурацкой позе, если бы Джунсу не пожаловался, что ему неудобно и вообще хочется помыться, потому что сливки все же сладкие и одно место может, как родители в детстве пугали, «слипнуться». Ючон надел брюки, взял Джунсу на руки и понес в душ, глядя на него, как счастливый муж на юную жену после первой брачной ночи.
– Когда мы с Чанмином договаривались привести его, – сказала Настя обомлевшему профессору, – нам и в голову не могло прийти, что он станет мужиков трахать. Мы думали, он только убивать умеет.
– Судя по звукам, доносившимся с кухни, художник сейчас тоже чудом выжил, – вздохнул профессор. – Ох Мерлин, как же я хочу обратно к повелителю… Если у него что-то и происходит с Хангеном, я хотя бы об этом не узнаю!
_________
«Я выживу». Песня считается неофициальным гимном лиц нетрадиционной сексуальной ориентации и ВИЧ-инфицированных.
====== Глава 43 ======
Хичоль, вернувшись к Super Junior, первым делом выгнал из своей спальни ожидающего еще с вечера Хангена – тот зажег ароматические свечи, расставил их по всей комнате и лежал на кровати, прикрыв причинное место розовой герберой. Кюхён помог выпроваживать назойливого идиота, и тот затеял выяснение отношений: неужели макнэ пристает к его ненаглядной Золушке? Кюхён спокойно объяснял (уже раз в пятый), что этот Хичоль именно с этим Хангеном никогда не встречался; в тот момент, когда «вселенская звезда» с легким сожалением задувала последнюю свечу, не ожидавший такого поворота событий монах получил кулаком по ребрам. Хичоль подлетел к дурацкому персонажу, уже привычно съездил ему коленом в пах и уволок Кюхёна в спальню, где сам сорвал с него футболку и осмотрел. Переломов не было, но синяка избежать бы не удалось. К счастью, раздетый макнэ Super Junior – это событие из области фантастики, а значит, повреждения все равно никто увидеть не мог.
Отдавать футболку назад Хичоль не поспешил. Он, закончив с пострадавшими ребрами, плавно перешел к плечам, хотя их, вроде, никто сломать не пытался. Монах понял, что это уже не осмотр, густо покраснел и отобрал одежду у наглого айдола, прикрывшись ей.
– Мне сейчас нельзя думать о таком, ты забыл? – Кюхён весьма неубедительно изобразил назидательный тон и отвел взгляд, оценив масштаб своего провала.
– Ой, да я просто кости твои пересчитывал! – засмеялся Хичоль. Он помнил, что из-за «непристойностей» монаху становится хуже, и решил успокоить его разум обидной шуткой. – Еще месяц такой жизни – и тебя можно будет на пропагандистские плакаты совать. «Жертвы голода в Северной Корее».
– Не переживай за меня, я хорошо держусь, – неуверенно улыбнулся Кюхён, вставая с кровати. На ней все еще валялась розовая гербера.
– Кю, а поспать, хоть полтора часика? – нахмурился Хичоль. – Ложись рядом, я буду в двух пижамах и под одеялом. Ты должен отдохнуть! А то вот реально взглянешь на тебя – и хочется взорвать SM за издевательства над несчастными айдолами.
– Меня накрасят, – ответил Кюхён. – Спокойной ночи. То есть… утра уже.
Монах вышел из спальни. Хичоль лег на кровать, не раздеваясь. Заметив герберу, он поднес ее к своему лицу и стал медленно отщипывать лепестки, гадая:
– Боится секса. Стесняется своей неопытности. Тупо меня не хочет. Считает, что это тяжкий грех и гореть ему потом в аду. Все правда ради амулета. Он так истощен, что ему бы покушать и поспать, а не потрахаться. Боится…
Кюхён медленно прошелся по гостиной – обиженный Ханген уже покинул ее, вероятно, готовя план мести. На душе у монаха было неспокойно. Отправившись на кухню, он налил в стакан воды и, сев за стол, начал маленькими глотками пить ее. Глаза слипались, но стоило поддаться искушению и закрыть их, как перед мысленным взором возникал еще совсем яркий образ Хичоля, а на коже вновь ощущались прикосновения его пальцев. Однако думать об этом категорически воспрещалось. Кроме того, монаху было стыдно. Стыдно за то, как пылали его щеки, как вместо абсолютной безмятежности он почувствовал мучительное волнение, смутился… «Любовь должна быть только в сердце, – сказал себе монах, – и в чистых помыслах. А мое тело меня чуть не подвело. От усталости, вероятно…»
